Участковый

Глава 7

«Да он меня усыпляет, мать его в рыло!»

Эта мысль, тяжелая и вязкая, как смола, с трудом пробилась сквозь густую пелену, обволакивающую мозг.

Мое состояние ухудшалось с каждой секундой. И я никак не мог повлиять на это. Голова стала свинцово-тяжелой. Мне казалось, она вообще с трудом держится прямо. Ее со всей силой гравитации тянуло вниз. Желание прилечь стало просто невыносимым. Хоть куда-нибудь. Например, положить руки на стол и устроится на них, как на подушке.

Веки неумолимо стремились опуститься и больше не открываться. Каждое усилие, чтобы их поднять, отдавалось тупой болью в висках.

В мыслях, как в прогнившем, густом болоте, смутными обрывками плавали слова Семёнова: 'Зайдешь к нему, и вспомнить не можешь, о чем говорил."

Черт, черт, черт! Какого хрена⁈ У меня сейчас было именно такое состояние, как рассказывал старлей.

Я вдруг понял, что не могу вспомнить, каким образом вообще попал в квартиру Бесова. Будто из башки ластиком стерли минут десять моей жизни. А потом ещё и грязной тряпкой поелозили сверху, для надёжности.

Это не обычная усталость. То, что со мной происходило. Это совсем другое. Похоже, фамилия Бесова не зря показалась мне слишком говорящей.

Идиотизм, конечно. Если этот плюгавый сучоныш и правда нечисть, то с фантазией у него явные проблемы. Бесов… всё равно, что почтальон, скрывающий свою профессию, назвался бы Печкиным — сразу подозрительно.

Я изо всех сил попытался скинуть сонное состояние. Однако, ни черта у меня не выходило. Еще, как назло, начала наваливаться совершенно неуместная паника.

Мозг на грани бреда и яви упорно рисовал нелепые картины с участием Бесова. Вот — я вырубаюсь и он расчленяет меня на детали с помощью кухонного ножа. Вот — я засыпаю и он выкидывает мою тушу из окна. Этаж, конечно, первый, ни хрена не случится, но с соседями придётся объясняться.

Самое интересное, Бесов упорно делал вид, будто не замечает моего состояния. Он, как ни в чем не бывало, продолжал говорить, но я уже не слышал, о чем именно. Просто видел, как открывается и закрывается рот Анатолия Дмитриевича, но вместо его бубнежа в моих ушах стоял ровный гул и замедляющееся биение собственного сердца.

Внезапно я почувствовал, как что-то тонкое и твердое упирается мне в район правого ребра. Сначала даже не понял, что происходит, но уже в следующее мгновение сообразил.

Во внутреннем кармане лежал химический карандаш. Я прихватил его из отдела, когда мы с Семеновым уходили. Решил, вдруг пригодится для записей. Причём, прихватил со стола того самого «коллеги», который страдает фанатичной любовью к чистоте и порядку. Вместе с маленьким блокнотиком. А потому карандаш был заточен настолько идеально и остро, что при желании его можно было использовать в качестве колющего оружия.

Рискованный план оформился в голове моментально. Даже странно, что в подобном состоянии я еще ухитрялся думать.

Тело плохо слушалось, но я с трудом, медленно, миллиметр за миллиметром поднял левую руку и сунул ее под пиджак. Осторожно, стараясь не привлекать внимания Бесова, который упорно что-то продолжал говорить, глядя мне прямо в глаза, вытащил карандаш из кармана и безвольно уронил руку на колени, крепко сжимая свое «спасение» в кулаке.

Потом еле заметным движением скользнул рукой под столом и со всей оставшейся силой вонзил острый грифель карандаша себе в бедро.

Резкая, обжигающая боль показалась мне настолько резкой и настолько обжигающей, что глаза на лоб чуть не вылезли.

Адреналин, плеснувший в кровь, наконец, прорвал блокаду. Однако внешне, я очень постарался этого не показать. Наоборот. Широко зевнул, хрюкнул тихонечко, всхрапнул, а затем медленно опустился лицом на стол. Со стороны все выглядело так, будто я уснул.

Моя физиономия одной щекой прилипла к столешнице, поэтому Бесов если что и мог наблюдать, то лишь макушку моей же головы. Он не видел, что на самом деле я прикрыл веки не полностью.

Сквозь крохотные щелочки, прищурившись, посмотрел в сторону серванта, стоящего напротив. У него была зеркальная стенка, а значит, с ее помощью можно попытаться разглядеть, что будет делать Бесов.

И тут меня ждал сюрприз.

В отражении я увидел не спекулянта Бесова. Иллюзия «Бунши» треснула, раскололась и исчезла. Напротив меня за столом сидела карикатурная, тощая, серая тварь, покрытая редкой, жёсткой шерстью.

Шерсть смешно топорщилась во все стороны клочками, будто тварину подстриг пьяный в дрызг парикмахер. Вместо носа имелся розовый, мясистый свиной пятак, который нервно дергался и тёк соплей.

Изо рта, под хищной ухмылкой, выглядывали желтые, кривые клыки. На голове торчали короткие рожки, похожие на недоеденные баранки.

Собственно говоря, напротив меня сидел самый настоящий черт, такой, какими их обычно рисуют в книжках.

— Ну вот, — Прозвучал довольный голос Бесова. Теперь в нем не было и тени прежней робости. Он стал низким, хриплым, преисполненным самодовольством. — Уснул, родимый. Вот ты, конечно, упрямый. Потрясающая сила воли. Давненько мне так напрягаться не приходилось. Еле утолкал тебя, служивый. Ну что, Иван Сергеевич, сейчас мы твою память почистим, как следует. Чтобы ты забыл, зачем приходил. Чтобы ушел отсюда с ощущением полного удовлетворения. Хм… Может каких-нибудь дополнительных воспоминаний тебе оформить… Например, что мы с тобой подружились и стали теперь товарищи не разлей вода.

Бесов встал, обошел стол и приблизился ко мне.

— Ничего, ничего, служивый, ничего…щас я тебе тут всё настрою, — бормотал он.

В отражении я увидел, как его длинная, обтянутая серой мохнатой шкурой рука с коротенькими, скрюченными пальцами потянулась к моей голове.

В этот момент я резко открыл глаза, выпрямился и железной хваткой вцепился в запястье Бесова.

— Лапы прочь от моей башки, тварина путосторонняя! Иначе твой свиной пятак вобью в рыло так глубоко, что ни один доктор потом не выковыряет! — рыкнул я.

Эффект был потрясающим. Бесов замер с открытым ртом. Его глаза округлились от изумления и непонимания, а губы мелко-мелко задрожали.

Самое интересное, что при открытом, прямом взгляде передо мной снова стоял «Бунша», обычный человек, с руками, ногами и нормальным носом. Я быстро посмотрел в сторону серванта, чтоб снова увидеть отражение. Хм… Человек. Прищурился. О! А теперь все отлично! Теперь снова черт!

— Ты… ты как⁈ — выдохнул он. — Ты же спал! Я на тебя самый сильный морок напустил! Лучший сорт! Сон-трава и та легче подействовала бы.

— Спал, — согласился я, не отпуская его руку. — И даже видел сон. Снилось мне, что один черт-неудачник, нарушая «Договор о ненаблюдаемости», вздумал насильственно воздействовать на представителя власти.

— Эй! — Бесов дёрнулся, пытаясь освободить конечность. — Сам ты черт! Хамить не надо! Я — бес! Ясно⁈

— Да хоть чертова бабушка! Ясно⁈ — Рявкнул я в ответ, еще сильнее сжимая пальцы на руке Бесова. — Ну ты и придурок, конечно. Это ж надо, настолько бездарно законспирироваться! Фамилию себе выбрал — Бесов. Ты что, серьёзно? Это всё равно, что аферист назвался бы Жуликовым! Это даже как-то пошло в своей примитивности для представителя нечисти.

Бесова от моих слов буквально перекосило. Он снова попытался вырваться, но я держал крепко.

— Если сейчас откроешь свою пасть и попробуешь снова эти усыпательные манипуляции провернуть, выбью зубы. Все разом. И язык вырву. Чтоб не мог разговаривать. — Предупредил я нечисть.

— О-о-о-о-о… Ну началось. Началось. Люди добрые, что же это делается⁈ Явился тут, за руки хватает, оскорбляет, угрожает здоровью. А фамилия… Ну уж извините. Мы институтов не кончали. Что смог, то и придумал. — Возмущённо вскинулся Бесов, но тут же сменил тон, начал канючить, как побирушка на паперти. — Служивый, не погуби-и-и… Отпусти… Сами мы не местные. Дети мал-мала меньше. Папку ждут, кушать просю-ю-ю-ют…

— Заткнись и сядь. — Велел я, затем выпустил конечность Бесова. Тот моментально отскочил в сторону.– Ты мое предупреждение понял? Попробуешь снова свои бесовские фокусы проворачивать, пришибу.

Анатолий Дмитриевич нахмурился, потёр запястье, хмыкнул, но послушался. Обошел стол и снова уселся на свое место.

— Так… И что мы имеем? — Я оперся локтем о столешницу. После морока нечисти,(так он, кажется, это назвал), организм еще был слаб. Меня все равно тянуло прилечь, но уже без фанатизма. — Бесов, ты нарушил Договор. Причем, не единожды. До меня был старший лейтенант Семёнов. Так ведь? На нем ты тоже сонные фокусы-хренопусы испытывал. А это, Бесов, залёт. Самый настоящий. Как и твое тунеядство. Но о нем чуть позже. А пока, будь добр, отвечай, кто еще из ваших здесь, на моем районе, окопался?

Бесов около минуты смотрел на меня молча, с абсолютно серьёзным лицом. Потом вдруг откинулся на спинку стула и громко, нагло расхохотался.

— Ты чего, служивый⁈ Порядочная нечисть своих не сдает! Ты же милиционер, вот и работай! Я тебе что, справочное бюро?

— Работать буду, не переживай. Всех вас тут на место поставлю. За себя лучше волнуйся. Ты же понимаешь, раз я знаю, кем ты являешься, и упоминаю в нашем чудесном диалоге Договор, то перед тобой не обычный участковый.

— Да понял уже, понял. Ты — Инквизитор. — Бесов последнее слово практически выплюнул. В его голосе прозвучала такая неприкрытая злоба, что я даже на всякий случай немного отодвинулся в сторону. — Вот только я ничего не нарушал! Ясно? Немного на прежнего участкового мороку напускал через оговоры. Так это все ради конспирации. Повадился этот Семёнов таскаться со своими нравоучениями. Одно по одному — иди, говорит, работать на завод. Или на птицефабрику. Нормально? Я же ради этого сюда, в мир Яви прибыл. Чтоб работать! Ага.

— К слову об Инквизиции…– я склонил голову к плечу и прищурился изучая Бесова.

В один момент физиономия «Бунши» поплыла, а нос начал трансформироваться в пятак. Ну точно! Если смотреть определенным образом, можно увидеть настоящий облик этой твари. Но для надежности лучше использовать отражение. Зеркала делают облик нечисти более четким.

— Почему ты назвал меня Инквизитором с таким выражением, будто я совершил что-то ужасное?

Бесов уставился мне прямо в глаза, а потом вдруг снова заржал. На этот раз веселился он долго, чуть живот не надорвал. Смех его был сиплым, как скрежет ржавого железа.

— Ха-ха-ха! Ой, не могу… — Бубнил нечистый сквозь хохот. — Ой, давно так не веселил меня никто… Ахахах! Почему, говорит…Ой, сил нет, сейчас лопну.

Мне пришлось почти пять минут слушать конский ржач и наблюдать, как Бесов прыгает на стуле, корчась от раздирающего его смеха.

Наконец, этот придурок прекратил кривляться, посмотрел на меня и совершенно серьезно сказал:

— Похоже, тебя очень срочно в командировку отправляли, лейтенант-салага! Так срочно, что самого главного не рассказали. Ну что ж… Разбирайся теперь. От меня подсказок не будет. Еще раз повторяю, порядочная нечисть с легавыми не сотрудничает.

Только я открыл рот, собираясь поднажать на Бесова, он вдруг резко сорвался с места, одним прыжком взлетел на стол, рванул рубаху, обнажая впалую грудь, и громко заорал:

— Парнишку терзал озверевший палач! Клещами рвал белую плоть…Давай, начальник, давай! Пытай меня! Ничего не скажу!

— Совсем больной? — Спокойно поинтересовался я. — Цирк этот заканчивай. Усядся, поговорим.

Бесов оскалился, обнажив все тридцать два зуба:

— Ух ты… Не повелся. Ну ладно. Поговорим.

Он спрыгнул со стола на пол, подтащил стул, плюхнулся на него. Потом подался вперед и наглым голосом добавил:

— Попался я. Черт с тобой. Твоя взяла. Вот только проступок мой не особо велик. Повторяю, прямого нарушения Договора не было. Чего тебе надо? Положил глаз на мой товар? Бери! Отстегну десять пачек «Мальборо» и пару кассет «Машины времени». Или наличкой желаете? Отсыплю три сотни, новыми, хрустящими!

— Ты мне что, взятку предлагаешь? — Я удивленно вытаращился на Бесова. — Серьезно? Обалдеть…

Анатолий Дмитриевич не ответил. Он внезапно вздрогнул, напрягся, а потом медленно повернулся в сторону окна, которое находилось ровно за его спиной. При этом вид у нечисти стал какой-то испуганный.

Я передвинулся вправо вместе со стулом. Бесов своей фигурой закрывал обзор, а мне хотелось понять, что там такого необычного он почувствовал или заметил. Да еще и затылком.

На окне, со стороны улицы, сидел огромный, черный ворон. Огромнейший! Просто пернатая зверюга какая-то. Дурацкая птица поворачивала голову то в одну, то в другую сторону и нагло пялилась на меня то правым, то левым глазом. При этом у ворона была такая по-хамски наглая рожа… или морда… Не важно! Он смотрел с издёвкой — вот в чем суть. Будто я — идиот.

— Какая бесячья птица… — Произнёс я вслух.

Затем резко вскочил, в два шага оказался возле окна, распахнул створку и…Шмяк!

Не знаю, что мной двигало. Честное слово. Затрудняюсь объяснить. Но…Я дал ворону такую звонкую оплеуху, что его с подоконника буквально снесло.

Птица, охреневшая от столь неожиданного поворота, возмущенно распушила перья и рванула ввысь, издавая звук, похожий на скрип несмазанной телеги.

Я закрыл окно и вернулся к столу.

Бесов сидел с неестественно прямой спиной, испуганно пялясь на меня круглыми глазами.

— Ты… ты его… ЕГО!…так вот… Затрещиной⁈ — Он мотнул головой, будто не веря самому себе, но тут же осёкся. Заметил мой внимательный взгляд.

— Кого «его»? — Ласково поинтересовался я. — Продолжай.

— Да никого! — Насупился Бесов. — Просто птица. А ты — псих, если с птицами дерёшься. Ясно?

— Ясно. — Согласился я, снова усаживаясь на стул. — Вот только быть психом сейчас лучше, чем спекулянтом. В СССР при такой профнаправленности ты априори заметная фигура. А заметность — это уже угроза конспирации и Договору. Вот как мы поступим, Бесов. Слушай мой приказ и запоминай. У тебя есть ровно двадцать четыре часа, чтобы найти себе официальную работу. Какую хочешь. Дворником, грузчиком, хоть библиотекарем — мне все равно.

— Да за шо⁈ — взвыл Бесов, подпрыгнув на месте. — Я ж не ворую! Веду свой маленький бизнес честно. А работать нам нельзя! Нечисть не пашет на людей! Ты сам-то понимаешь? Где это видано, чтоб бес среди смертных трудился? Мы, знаете ли, слишком духовны для физической работы!

— Твоя «духовность» нам обоим боком выйдет! Так что, либо ты завтра же отправляешься на работу и становишься примерным советским тружеником, либо я пишу рапорт наверх. И тогда твою «лавочку» прикроют вместе с тобой.

Вообще, конечно, я немного блефовал. Потому что не знал наверняка, что будет, если оформлю докладную на Бесова. И могу ли я ее оформить? А если могу, то как передать бумажку Лилу?

Красноглазая кураторша ни хрена не объяснила. Например, что делать, когда нарушитель обнаружен? Так торопилась запихнуть меня в тело Петрова, что весь инструктаж уложился в информацию о «бананах» и КГБ. А самое главное осталось в стороне.

Надо быстрее добраться до спрятанного в ящике стола Договора и прочесть, что в нем написано. Очень надеюсь получить оттуда все необходимые сведения.

Тем не менее, мои слова произвели на Бесова нужное впечатление. Он тяжело вздохнул, его физиономия вытянулась и скривилась в гримасе обиды.

— Ладно, шеф, — буркнул он раздражённо. — Выйду на работу. На ликероводочный устроюсь. Это хоть как-то объяснимо. А мне придётся объясняться! Да! С родственниками, когда они узнают. Позор какой… Я, бес третьего ранга… И работать…Только чур не в первую смену! Нам ночной образ жизни ближе, оно ж известно…

— Не важно, в какую. — Согласился я, довольный достигнутыми договорённостями, — Главное — больше никаких спекуляций, чтоб у правоохранительных органов к тебе вопросов не имелось.

— Понял, принял, — кивнул Бесов.

— Вот и ладненько. На днях зайду, проверю.

Я поднялся со стула и направился в сторону прихожей. Однако перед тем, как покинуть комнату, остановился на пороге, обернулся и спросил:

— Слушай… А тебе зачем вообще приспичило сюда, в мир людей являться? Чего дома не сиделось?

— Ой да что ты! — Громко хмыкнул Анатолий Дмитриевич. — Будто сам не понимаешь. У нас дома, знаете, товарищ лейтенант, совсем не курорт. То лава со всех щелей хлещет, то пепел в глаза и в рот забивается, то грешники с утра до ночи орут, как умалишённые. Выпросил вот, разрешение себе на временное проживание в мире Яви. Вернее, честно заслужил. Так что, все чин-чинарем.

— Мммм… Ясно. — Кивнул я и вышел из квартиры.

При этом, даже когда захлопнул за собой входную дверь, чувствовал, как спину прожигает взгляд Бесова.

На улице, возле подъезда, переминаясь с ноги на ногу и выпуская дымные колечки в небо, топтался Семёнов. Заметив моё появление, он тут же потушил сигарету и выбросил бычок в урну.

— Ну что? Как наш спекулянт? — Начал Виктор с ходу, однако заметив мой слегка потрепанный вид, сбавил обороты. — А ты чего, лейтенант, такой… ну… пришибленный?

— Да ничего, — ответил я, потирая ногу. То место, куда пришлесь ткнуть карандашом, ощутимо ныло. — Спекулянт пообещал исправиться, устроиться на работу. Кажется, на этот раз он всё понял правильно.

Семёнов фыркнул:

— Сказочник, а не Бесов. Каждый раз обещает. Ладно, пойдем, Петров. На сегодня хватит. Завтра начнется настоящая работа.

Мы двинулись по улице в сторону отдела.

Я глубоко вдохнул свежий воздух, стараясь унять волнение, которое с опозданием вдруг меня накрыло.

Первая нечисть была не просто обнаружена, а поставлена на место. Но главное — я понял, как их опознавать. Моя работа участкового обещала быть гораздо интереснее. Теперь предстояло научиться смотреть на весь мир искоса, прищуренным глазом. В прямом и переносном смысле.