Морг оставил после себя тяжёлое, липкое ощущение. Не столько из-за трупов и запаха формалина, которые делают это место не самым приятным, сколько из-за осознания, что я реально имею дело с тем, что обычная милицейская наука опознать не в состоянии.
Две маленькие точки на сгибе локтя — вот и вся зацепка. Для патологоанатома — комариный укус. Для меня, агента «Упырь-01», — визитная карточка нечисти, нарушившей Договор.
Чисто теоретически, могу предположить, какой-то вампир «питался» погибшим парнем. Но делал он это при жизни убиенного. По крайней мере, так уверяет Анатолий Игнатьевич. Хотя, данный факт совершенно не исключает, что умереть бедолага мог все из-за того же вампира. Испугался чего-нибудь и приказал долго жить. Или сам вампир решил избавиться от… От чего? От кормушки? Тоже странно.
В общем, мне в любом случае нужна была информация.
Первым и единственным логичным шагом в этой ситуации был визит к местному эксперту по сверхъестественному. Вернее к тому, кто в этой теме шарит побольше моего. Да, в чемодане, скромно спрятанном под газетой, лежало пособие для инквизитора, но, сдается мне, оно мало в данной ситуации поможет. Тут нужен информатор.
Именно поэтому я решил пойти к тому, кто знает всех и вся в этом городе, пусть даже со стороны своего, специфического, социально-потустороннего дна. Мне нужен был Анатолий Дмитриевич Бесов.
Я отправился к его дому, надеясь застать данного гражданина на месте. Подошел к знакомой двери, нажал на звонок. В ответ — тишина. Постучал — сначала вежливо, потом настойчивее. Ни единого звука в ответ.
'Неужели сбежал? — мелькнула тревожная мысль.
Хотя куда ему бежать? Только если обратно в Ад. Но он только недавно оттуда смылся.
Пока размышлял, бестолково пялясь на номер квартиры Бесова, дверь соседнего жилища приоткрылась. В щель между створкой и дверным косяком высунулось лицо, которое можно было определить как неизменный атрибут советских подъездов. Это была бабулька. Лет семидесяти, в цветастом халате, с бигуди на голове, торчащими из-под косынки.
— Ась? Кого надо-то? — проскрипела она, оглядывая меня с ног до головы. Взгляд у бабки был такой, что впору отправлять на таможню, сканировать подозрительные грузы.
— Здравствуйте. Ищу Анатолия Дмитриевича. Не знаете, он дома? А то что-то дверь никто не открывает. — вежливо осведомился я.
— Чево? — бабка сделала вид, что не расслышала, приставив ладонь к уху. Хотя, мое присутствие она даже из-за своей двери определила очень чётко.
— Бесов! — повторил я громче. — Ваш сосед!
— А, этот, шаромыжник! — фыркнула старушка, ее лицо скривилось в гримасе презрения. — А ему чего надо-то? Опять милиция? Я ж говорила, не к добру он тута поселился. Стелится, как змея подколодная! Все время — здравствуйте, будьте любезны, хорошего дня! Тьфу! Погань! — Бабуля с чувством плюнула на пол. Внимательно посмотрела на свой плевок, аккуратно высунула ногу в старом тапочке и подошвой вытерла след. Затем продолжила, — Ага… А у самого глазюки так и бегают. Ищут, чего украсть. Вон, теперича участковые ходют день через день.
— Почему вы решили, что именно участковый? — поинтересовался я. — Может, оперуполномоченный?
— Ага! Бреши Емеля, твоя неделя! Оперуполномоченный в такую рань не шляется? — отрезала бабка. — И видок у тебя, милок, соответствующий. Усталый, подзаборный. Такой только у наших участковых и бывает.
— Так он дома или нет? — вернулся я к главному вопросу.
— А хрен его знает, голоса-то его не слыхать. Вчерась ты у него был, милок. Я вида́ла. Так он опосля твоего ухода как шальной носился! — бабка оживилась, её глазки заблестели. — Топотался по хате, как конь тяжеловозный, вздыхал, причитал. С кем-то разговаривал, да только второго голоса не слыхать было. Будто сам с собой беседы вёл. Но тоже не похоже. Он будто отчитывался.
Меня озвученный бабулей факт заинтересовал. Получается, когда я ушел от Бесова, этот гад обсуждал мое посещение, правда, не понятно с кем.
— А что именно говорил? Не помните? — Спросил я старушку.
— Ась⁈ — снова гаркнула бабка, упорно делая вид, будто не слышит.
Я вздохнул, набираясь терпения.
— ЧТО ОН ГОВОРИЛ? — почти прокричал ей в ухо.
— Не ори, я не глухая! — огрызнулась бабуля. — Слышу прекрасно. Еще всех вас переживу. Говорил, что поймали, мол, его с поличным. И что теперь надо сидеть тихо, как мышь под веником. И ещё про работу какую-то. Бурчал, бурчал, а потом — хлоп дверью и умчался. А с утра, опять дверьми хлопал. На работу, видать, пошёл.
— Вы пять минут назад сказали, что сегодня ничего не слышали и ничего не знаете.
— Ой, так-то сегодня. Сегодня не слышала. Только что дверью хлопал. А вчера он возле подъезда с мужиками нашими разговаривал. Хвалился, что на ликёрку устраивается. Скажи на милость! Такого прохвоста на спиртное производство! Там всяких проходимцев — как грязи, и ентот– туда же!
Я мысленно похвалил Бесова за оперативность. Значит, мои угрозы подействовали. Но его монолог наедине с собой… или не совсем с собой… Это настораживало. Возможно, у Бесова все же был какой-то собеседник, просто бабка его не расслышала. Или Бесов пользовался каким-то аналогом потусторонней связи. Черт его знает.
— Спасибо вам большое, — искренне поблагодарил я старушку. Она оказалась куда более ценным источником информации, чем можно было предположить.
— Не за что, милок, — махнула бабуля рукой. — Ты его, шельмеца, прижми покрепче. А еще знаешь, что… Проверил бы ты весь подъезд на предмет деятельности против советских граждан. У нас тут, вон, всякие штуки вытворяются! То у соседей холодильник ночью сам по себе включается-выключается, то у меня календарь на стенке задом наперёд висит. Разобраться бы надо.
Пообещав бабке прижать Бесова «по всей строгости советского закона», я распрощался с ней и вышел из подъезда.
N-ский ликероводочный завод, в народе именуемый попросту «Ликёрка», располагался на окраине города и представлял собой комплекс из краснокирпичных дореволюционных корпусов и более современных, но уже обшарпанных бетонных построек. Воздух вокруг был густой, сладковато-спиртовой, с примесью запахов браги, зерна и чего-то химического. Где-то гудели механизмы, шипел пар, а над трубой вилось белое облачко.
Пройти на территорию через проходную мне, как милиционеру, не составило труда. Дежурный, узнав, что я ищу нового грузчика, махнул рукой в сторону одного из складских корпусов:
— Там они, в районе погрузочной платформы, балду обычно гоняют.
Я последовал указанию и вскоре нашёл то, что нужно. В тени громадной горы пустых ящиков из-под водки, устроившись на таких же ящиках, сидели трое мужчин в пропитанных потом и пылью робах. Между ними, на небольшом табурете, лежали карты. Шла напряжённая игра.
Один из грузчиков, рыжий и веснушчатый, с отчаянным видом как раз поставил на кон свои заляпанные грязью рабочие штаны. Бесов, который сидел напротив, с невозмутимым видом кивнул, сбросил карты и… штаны сменили владельца.
Рыжий, ругаясь, остался в застиранных семейных трусах, вызывающе полосатых. Понятия не имею, зачем Бесову рабочие портки. Вид у них был такой, что ими только полы мыть. И то, засомневаешься.
Думаю, Анатолия Дмитриевича просто радовал сам процесс. Он же — бес, существо, которое должно толкать на грех и сбивать с пути истинного.
Второй грузчик, коренастый детина, поставил на кон свои армейские часы. Следующая раздача карт, несколько напряжённых вздохов — и часы перекочевали в карман Бесова.
Нечистый, казалось, даже не напрягался. На лице Анатолия Дмитриевича играла лёгкая, снисходительная улыбка. Он ловко тасовал колоду, его пальцы двигались с неестественной, почти магической ловкостью. Уверен, тут не обошлось без дури́лова. У Бесова, наверное, на одну колоду сразу пять дам, шесть королей и семь тузов.
— Ну что, парни, есть ещё что предложить? — сладким голоском промурлыкал Бесов. — Червонец? Два? На часок могу принять в заклад.
Именно в этот момент его взгляд скользнул за спины товарищей и упёрся в меня. Улыбка мгновенно слетела с лица Анатолья Дмитриевича. Он замер на секунду, как кролик перед удавом, а затем, с криком «Пожарная тревога! Все на выход!», швырнул только что выигранные штаны в лицо рыжему и рванул с места с такой скоростью, что все присутствующие только глазом успели моргнуть.
— Стоять! Бесов! — рявкнул я, но было поздно.
Пожалуй, это была самая нелепая погоня в моей жизни, причём в обеих её ипостасях. Я — участковый милиционер — носился за грузчиком-бесом между штабелями ящиков с водкой под недоумённые и весёлые взгляды его коллег. Рыжий в трусах, подняв над головой брошенные бесом штаны, кричал:
— Держи его, товарищ лейтенант! Он меня без портков оставил! Точно жульничал!
Бесов, петляя между горами ящиков, настойчиво пытался скрыться. Он выскочил из того помещения, по которому мы бегали, как два дурака, а затем юркнул в какой-то цех, где стоял оглушительный гул и сладкий пар щекотал ноздри. Я — за ним.
Мы пронеслись мимо огромных чанов, из которых рабочие черпали что-то похожее на жидкий мёд. Бесов, оглянувшись, зацепился за шланг, из которого хлестнула струя мутной жидкости, пахнущей спиртом. Я увернулся, однако несколько капель попало мне в лицо. На секунду мир поплыл, но я тут же смахнул влажные спиртовые следы с физиономии.
Бесов выскочил из цеха и попытался взобраться на забор, однако в этот момент удача покинула Анатолия Дмитриевича. Его рабочая роба зацепилась за гвоздь, поэтому сходу перепрыгнуть преграду не получилось.
С характерным звуком рвущейся ткани Бесов оторвался от забора, собираясь, видимо, броситься в другую сторону, но пока он пытался отцепить свою одежду, я настиг его, схватил за шиворот и прижал к кирпичной стене. Бесов дрыгал ногами, хрипел и всячески строил из себя жертву.
— Куда собрался, Анатолий Дмитриевич? — тяжело дыша от незапланированных «веселых стартов», спросил я. — На работу, вроде, устроился. Чегой-то разбегался?
— Да я… я… на обед! — залепетал он, пытаясь вырваться из моей хватки. — Перерыв у нас законный! Хотел в столовую метнуться!
— Молодец, — одобрил я, не отпуская его. — Активный такой. И в карты играешь, и на обед бегаешь. А поговорить?
Бесов обречённо кивнул. Я оттащил его в первую попавшуюся подсобку — тёмное, пыльное помещение, забитое старыми бочками, пахнущее прокисшим суслом, поставил перед собой.
— Ну что, как новая работа? — начал издалека, давая ему возможность успокоиться.
— Да что это за работа⁈ — взвыл Бесов, срываясь на фальцет. — Таскать ящики! От них, понимаешь, исходит такой дух дешёвой святости и покаяния, что меня, прости господи, тошнит! Каждый алкаш, который эту отраву пьёт, мысленно кается в своих грехах, и вся эта энергетика оседает на таре! А тару потом сдают обратно. Я тут долго не протяну, инквизитор, сгину!
— Ничего, привыкнешь, — безжалостно ответил я. — Для твоего же блага. Но не за этим я пришёл. Есть тема для разговора. Очень надеюсь, что этот разговор сложится у нас отлично.
Я вытащил из кармана блокнот, пресловутый карандаш Капустина, и приготовился записывать.
— Мне нужна информация. О местных.
Бесов насторожился.
— О каких таких местных? Я никого не видел, ничего не слышал. Сам тут чужой, пришлый.
— Не ври, — оборвал я. — Ты всех местных «иных» знаешь. Меня интересует конкретная категория. Те, кто питается… гемоглобином. Не твои братья-искусители, а кто повыше. Вампиры.
Лицо Бесова стало абсолютно белым, даже немного зеленоватым. Анатолий Дмитриевич затряс головой.
— Нет! Ни за что! Они меня убьют! Сожгут, пепел развеют по ветру! Ты не знаешь, какие они!
— А ты не знаешь, какой я. Большой вопрос, кто старшнее. — Холодно парировал я. — Хочешь, расскажу, какие у меня есть возможности для твоего… трудоустройства. Думаешь, на ликёрке плохо? Ошибаешься. Я могу устроить тебя, например, в партийный архив. Сиди себе, сортируй пожелтевшие бумажки с лозунгами о светлом будущем. Энергетика смертельной скуки и бюрократического застоя. Через неделю ты будешь молить о возвращении на завод. Или, скажем, могу по блату отправить учителем труда в школу. Хочешь? Целыми днями слушать звонкий смех детей, видеть их непорочные души… Для нечисти это хуже святой воды. Не так ли?
Я говорил спокойно, уверенно, хотя, конечно, блефовал. Ну какие дети? Что ж я, и правда садист?
— Ты… ты изверг! — прошипел Анатолий Дмитриевич.
— Инквизитор, — поправил я. — Решай. Или фамилии, или завтра же твоё личное дело ляжет на стол к директору школы.
Угроза подействовала. Воля беса была сломлена. Он обречённо выдохнул, и его плечи грустно поникли.
— Ладно… Только ты меня потом не выдавай… Слушай. Их тут трое. Старейших. Остальные на такое не способны.
— На какое такое? — уточнил я, хотя догадывался, на что намекает Бесов.
— Ну… Ты же из-за парня того пришел. Да? Весь город о нем судачит. А нечисть, тем более. Наши сразу чувствуют, когда кто-нибудь из смертных умирает от руки собрата.
— Продолжай. — Коротко бросил я.
— Первый — Старик Горгон. Живёт под именем Горгонов Митрофан Петрович. Классика. Аристократ, консерватор. Ненавидит всё новое. Обитает на самой окраине, в старом кирпичном доме, ещё купеческом. Работает… сторожем в историческом музее. Ирония, да? Он сам — ходячая история. Любит тишину, покой.
Я записал: «Горгонов. Музей. Классик».
— Вторая — Мадам Ля Флёр. Она же Флёрова Любовь Никитична. Полная противоположность. Вампирша-соблазнительница. Любит роскошь, внимание, красивых молодых людей. Работает директором комиссионного магазина. У неё там целый салон на задворках. Очень опасна. Очарует, напоит, а потом… — Бесов сделал выразительный жест рукой у горла.
Записал: «Флёрова. Комиссионка. Соблазнительница».
— И третий… — Бесов понизил голос до шёпота и оглянулся, будто боялся, что его услышат даже здесь, в заброшенной подсобке. — Самый старый и самый опасный. Его все зовут «Профессор». О нём почти ничего не известно. Он нелюдим. Ходят слухи, что он… экспериментирует.
— Над чем? — спросил я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки предчувствия. Так бывает, когда знаешь, что вот-вот поймаешь удачу за хвост.
— Со страхами людей. Говорят, ему мало крови. Он питается ужасом. Говорят, может внушить человеку его самый глубокий страх, и тот умирает. Вот тогда-то Профессор и пьет кровь. Ну… Вроде как тогда она вкуснее. По крайней мере, этот господин славился любовью ко всему такому раньше. Знатно повеселился в 30-е годы, служил в кое-какой организации… Ты сам понимаешь, о чем я. Пользовался, так сказать, ситуацией. Где живёт сейчас, где работает — не знаю. Клянусь! Он очень хорошо скрывается. Даже мы, низшая братия, побаиваемся его. Чистый зверюга.
Я закрыл блокнот. Три имени. Три ниточки. Одна из них, скорее всего, вела к убийце.
— Спасибо за сотрудничество, Анатолий Дмитриевич, — сказал я. Затем поправил Бесову рабочую робу, смахнув несуществующие пылинки. — Продолжайте в том же духе. Трудитесь на благо советского ликёро-водочного производства. И карты на рабочем месте — это нарушение трудовой дисциплины. Конфискую.
Я сунул руку в карман форменной одежды Бесова, вытащил колоду, которую он в панике спрятал перед погоней. Колода была странной, на ощупь — холодной и скользкой.
— Это мои рабочие инструменты! — взмолился Бесов.
— Будете работать без них, — невозмутимо ответил я и вышел из подсобки, оставив беса в одиночестве.
У меня появился список подозреваемых. Теперь предстояла самая сложная часть — проверить их, не вызвав подозрений. Первым значился Старик Горгон. Исторический музей. Надо было срочно придумать причину для визита. Участковому уполномоченному в музее, по идее, делать нечего. Разве что… провести лекцию о вреде алкоголизма для экскурсоводов? Звучало достаточно бредово, чтобы сработать.
Я вышел с территории завода, достал пачку сигарет. Прекрасная погода, коей она была еще полчаса назад, вдруг резко испортилась. Ветер едва не вырвал у меня сигарету, когда я пытался прикурить. С горем пополам, получилось. Я затянулся, и в тот же миг прямо передо мной, посреди пустынной улицы, будто из ниоткуда возникла высокая, худая фигура в длинном пальто.
Человек стоял ко мне спиной, неподвижный, как памятник. Я инстинктивно отступил назад. Фигура медленно, почти механически, повернулась. Под полями потрёпанной шляпы не было лица в обычном, человеческом понимании. Только идеально гладкая, бледная, как стерильный бинт, кожа. А потом раздался голос — не с той стороны, где стоял незнакомец, а прямо у меня в голове, холодный и безжалостный.
«Вы интересовались нами, инквизитор? Профессор будет рад вас видеть.»