Участковый

Глава 4

Полчаса ушло у нас с Семёновым на то, чтоб привести себя в порядок и выслушать гневные крики его кума.

— Витя, я ж тебе слово дал! Я ж тебе сказал, все! Не буду больше! Ты на кой хрен это все устроил⁈ Не верил в меня, да⁈ Не верил⁈ Эх… Какой ты мне после этого кум⁈ — Горячился Егор Золотарев, нарезая круги по двору, пока мы со старлеем энергично чистили форму.

— Ды откуда я знал⁈ — Отбрехивался Семёнов, но слабенько. Видимо, чувствовал за собой вину. — Откуда я знал, что вы с ночной домой едете, а в телеге Васька Бугай спит? У-у-у… Шайтан здоровый! Подумал, опять шпалы тащишь.

— Ну ребята… Я вам скажу… — Тот самый Васька Бугай сидел на дубочке посреди двора, тряс головой и восхищённо «ухал». — Вот вам и аттракционы. Похлеще любого ВДНХа. По началу, думал, снится мне все это. А потом… Как летели… Как летели…

Кстати, Васька и правда был самый настоящий бугай. Такой же высокий, как Семенов, он еще являлся обладателем неимоверно широких плеч, огромных ручищ и ног, каждая из которых была как две мои вместе взятые.

В итоге, закончив с формой и приняв более-менее приличный вид, мы распрощались с Золотаревым, который теперь кружил вокруг кобылы, нашептывая ей в ухо, что не все люди идиоты, и отправились, наконец, в отдел.

— Ты чего приуныл, Петров? — старлей хлопнул меня по плечу, — Не бои́сь. Считай, боевое крещение прошёл. Так сказать, работу в полевых условиях. Главное, никому не рассказывай. А то нас Василь Кузьмич на портянки порвет. Щас в отдел придём, с ребятами познакомишься. Народ у нас хороший. Главное — полковника не зли. Он, когда злой, иной раз краёв не видит. А так, Василий Кузьмич, в основном по-людски себя ведёт. Но… начальство есть начальство. Спрашивает строго. Не отставай. Будем тебя представлять общественности.

Отделение милиции встретило нас с Семёновым знакомым гулом, не менее знакомыми ароматами и привычной атмосферой. Пахло махоркой, дешевым одеколом «Шипр», свежей типографской краской от лежавшей на столе «Правды» и чем-то еще, неуловимо милицейским — смесью пота, пыли и официальной бюрократии.

Здание было старым, оно пряталось между «хрущёвок», расположенных в центре. Оказывается, когда мы свернули с главной улицы, это Семёнов хотел дорогу «срезать».

Понять, что в кирпичной трехэтажке находится милиция, можно было только по колючей проволоке, тянувшейся вдоль забора и небольшой, очень скромной табличке, прибитой возле входа. Самое любопытное, здесь даже контрольно-пропускного пункта не имелось. Просто ворота и все.

— Народ, внимание! — гаркнул Семёнов, как только мы вошли в общую комнату, предназначенную для совещаний. — Прибыло наше молодое пополнение! Лейтенант Петров Иван Сергеевич! Из десантуры! Так что вести себя прилично, а то по тревоге поднимет и на уши поставит!

Семёнов громко загоготал, радуясь своей же шутке.

В комнате в этот момент находилось человек десять. Значит, не весь состав явился для встречи с начальством. Чисто теоретически, ментов в этом отделе должно быть больше. Город хоть и маленький, но, как не крути, все же город.

Присутствующие, как по команде, после слов старлея подняли на меня взгляды.

Молодые сержанты смотрели с любопытством, оперуполномоченные постарше — с оценивающим безразличием, а один, худой, в очках с толстыми линзами, с ехидной усмешкой.

Я быстро прокрутил в голове возможную структуру отдела. Говорю, возможную, потому что, будучи живым, работал уже в обновленной системе. Думаю, различия должны быть небольшими.

По-любому есть начальник РОВД, без этого никуда. Собственно говоря, о нем Семёнов и говорил, называя нормальным мужиком. Потом — несколько замов. Один — по оперативной работе, курирующий уголовный розыск, БХСС и службу участковых; второй — следственного отделения. А! Еще, скорее всего, будет замначальника по строевой части. Его вотчина — патрульной постовая служба. Есть какой-нибудь кадровик и товарищ по работе с «негласным» аппаратом.

Далее, чисто по отделам — должен быть оперативный отдел; отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, без этих сейчас никуда; служба участковых, следственный отдел и патрульно-постовые.

— А что ж… Говорят, вы к нам прямо из Москвы? — Неприятный тип в очках поднялся со стула и медленно подошел ко мне. — Боюсь представить, что вас привело в наши края. Не иначе, как любовь к свежему воздуху и красивой природе? Ах, нет… Наверное, в провинции легче будет новые звания получать. Да? В Москве-то оно работать надо. А тут… Уже за один только приезд можно смело старшего лейтенанта требовать.

Я пришел к выводу, что очкарик — следак. Очень уж неприятное у него было лицо, а с языка только что не капала ядовитая слюна. Нет, я к следователям отношусь хорошо. Нормально. Когда и они ко мне относятся по-человечески. Но по личному опыту, так совпало, плохие люди среди следаков встречались мне гораздо чаще, чем среди тех же оперов.

По крайне мере, конкретно по этому очкарику сразу было видно — та еще гнида. Сто процентов любит строчить доносы начальству и все делает, соответственно уставу.

— Почему сидим, почему лоботрясничаем⁈ У вас что, преступления сами собой все раскрылись? Ворьё и жульё само себя поймало⁈– раздался со стороны входа густой, громкий бас.

В комнату вошел мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, с пузиком, любовно обтянутым форменной рубашкой. Судя по знакам отличия, полковник. Думаю, это и был начальник отделения. Тот самый Василий Кузьмич Безрадостный, упомянутый Семеновым. Иначе с чего бы всем присутствующим после его вопроса, заданного недовольным тоном, вытягиваться в струнку.

Чисто внешне, товарищ полковник казался суровым служакой, но стоило ему заговорить, как в образе строгого начальника проступали комичные черты. Виной всему были густые, как щетка, усы, которые, казалось, жили самостоятельной жизнью.

Полковник шел, стараясь по-военному чеканить шаг, но одна его нога почему-то слегка шаркала и подволакивалась. Из-за этого походка получалась немного раскачивающейся, как у морского волка на палубе во время шторма.

— Так, — он окинул всех суровым взглядом. — Чего вытаращились на меня, как клопы на свиней⁈ Общее построение. Короте́нько, на пять минут. Живо!

Естественно, так называемое построение, больше носило условный характер. Однако все, кто находились в комнате, резко вскочили с мест и выстроились в шеренгу.

Я встал рядом с Семёновым, стараясь держаться как можно скромнее и не выдать в себе тридцатилетний опыт ношения формы.

— Товарищи! — начал Василий Кузьмич. Его усы при этом взметнулись вверх, смешно растопорщившись во все стороны, — Сегодня к нашему дружному коллективу присоединяется новый сотрудник. Лейтенант Петров Иван Сергеевич. Выпускник школы милиции, бывший десантник. Из Москвы, между прочим! Рекомендации отличные. — Полковник посмотрел на меня. — Петров, выходи.

Я сделал шаг вперед, чувствуя на себе десяток взглядов. «Только бы не ляпнуть чего», — стучало в висках.

— Полагаю, с такими данными, Петрову самое место в оперативном составе, — продолжал майор. — Будет помогать в раскрытии преступлений. Есть вопросы?

Опера одобрительно закивали. Следователь в очках ехидно ухмыльнулся. Всем всё было ясно.

Молодого лейтенанта, прибывшего из Москвы, ждала относительно интересная работа с серьезными делами. Почти как в кино. Ну и, соответственно, быстрый карьерный рост, учитывая, как в этом городе обстоит дело с преступностью. Раскрывать кражу велосипедов или драку на бытовой почве — много ума не надо. Соответственно, вопросов ни у кого не имелось. Кроме меня.

Лилу чётко обозначила задачу: «Работать непосредственно с населением. Знать свой участок». Участковый — вот идеальное прикрытие для контроля за нечистью. Можно ходить, смотреть, слушать, ни у кого не вызывая подозрений. Значит, работа оперуполномоченным нам не подходит…

Я тихонечко вздохнул и мысленно пожелал красноглазой кураторше провалиться сквозь землю. Хотя, она, частично, оттуда и вылезла. Сейчас мне придется изображать из себя идиота, а я этого страсть как не люблю. Вернее, идиотом меня сочтут все присутствующие.

Начальник отдела уже открыл рот, чтобы объявить приказ, но я, пересилив себя, кашлянул и неуверенно сделал шаг вперед.

— Товарищ полковник, Разрешите обратиться?

В комнате повисла гробовая тишина. Все удивленно уставились на меня. Просить слово на общем построении, это было из разряда — добровольно пойти чистить сортиры.

Каждому, кто когда-либо работал в милиции, прекрасно известна простая истина — инициатива имеет инициатора. Как говорил мой начальник, уже бывший:" Марков, ты в органы не думать пришел! Все давно придумали за тебя! Просто выполняй!"

— Говори, Петров, — нахмурился Василий Кузьмич. Его усы настороженно замерли.

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как краснею. Молодое тело работало отлично — кровь прилила к щекам, помогая мне изображать природную скромность.

— Хотел бы попросить… если это возможно… — я запнулся, глядя в каменное лицо начальника и мысленно представляя, что последует за моими словами, — Может быть, мне дадут участок? Участковым уполномоченным хотелось бы.

Тишина стала не просто гробовой, она напоминала застывшее желе. Такое чувство, будто даже мухи после моего заявления зависли в воздухе, прекратив жужжать.

Через минуту кто-то из коллег, не сдержавшись, тихо пробормотал:«Видать, в десантуре парню башку отбили». Следователь в очках скромничать не стал, высказался вслух:

— С неба звезд не хватаете, товарищ Петров? Поближе к народу тянет? Странно, странно…

Полковник тоже, мягко говоря, пребывал в тихом офигевании. Он смотрел на меня так, будто я только что признался в любви к марксизму-ленинизму на языке суахили. Василий Кузьмич замер, его глаза округлились, а усы, казалось, от удивления растопорщились еще сильнее. Он медленно, как бы проверяя реальность происходящего, провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул.

— Участковый? — Наконец, произнёс начальник,– Погоди-ка…

Полковник поднял правую руку, мизинцем прочистил ухо, тряхнул головой, а потом переспросил:

— Мне же сейчас не послышалось? Повтори. Хочешь быть участковым? Петров, ты понимаешь, что это такое? Это не задержания, не борьба с преступностью в чистом, так сказать, виде. Это — бумаги. Кипы бумаг. Это — объяснительные с пьяницами, которые ночью орут песни или в рабочее время устраивают посиделки в парке. Это — скандалы между соседями, кто у кого украл старую кастрюлю. Это — настойчивые старушки, которые приходят жаловаться, что кошка на них посмотрела косо. Ты уверен?

— Хочу работать с людьми, товарищ полковник, — выдавил я сквозь зубы, продолжая изображать идеалиста. Давалось мне это, прямо скажем, с трудом.

Не то, чтоб я не любил свою работу. В прошлом имею в виду. В некотором роде, даже привык к ней, втянулся. Многих удивлял тот факт, что я к пятидесяти четырем годам еще продолжал нести службу и что дальше участкового не поднялся. Но тут вот какое дело…

Ментом я был хорошим. Чего уж скромничать. И по началу отлично пошел по служебной лестнице. Однако имелась одна очень серьезная проблема. Не получалось у меня прогинаться под решения и распоряжения высших чинов, особенно если эти решения противоречили моим принципам.

Еще лет за двадцать пять до моей смерти, вышла ситуация с одним генералом. Я ему прямо в лоб сказал все, что думаю конкретно о его личности и о его методах работы. Он выслушал, проникся и пообещал, что до конца своей службы я выше участкового никогда не поднимусь. Мужик оказался ответственным. К обещанию подошел серьезно и слово свое сдержал.

Собственно говоря, из-за этого и жена ушла. Сказала, что идейные придурки хороши для государства, но не для бабьего счастья.

Если бы у меня была возможность отмотать время назад, я бы, наверное, в той ситуации повел себя немного иначе. А, может, не повел. Не знаю.

И вот время отмоталось, жизнь начата с чистого листа. А мне снова — добрый вечер, держите должность участкового. Да еще по своей же инициативе, потому что так распорядилась красноглазая стерва, уверяющая, что она наполовину демон, а наполовину ангел.

— Это ответственно дело. — Продолжил я, стараясь, чтоб мою физиономию не перекосило от «радости». — Участковый должен знать свой участок идеально. Чтобы каждый двор, каждый подъезд. Чтобы люди тоже знали меня в лицо и доверяли. Вы говорите, борьба с преступностью… Но она ведь с малого и начинается. Прежде, чем человек пойдет грабить или убивать, он сначала знаки подаёт. С ним еще можно на этом этапе поговорить, уберечь от неверных шагов.

Краем глаза я видел, как у Семёнова вытянулось лицо и отвисла челюсть. Он смотрел на меня как на ненормального. Впрочем, чего уж скрывать, реакция остальных была приблизительно такой же.

Полковник покачал головой, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Он тяжело вздохнул, его усы грустно поникли.

— Ну что ж… Желание работать с населением — похвально. Нестандартно, черт возьми. — Василий Кузьмич почесал затылок, оглянулся на портрет Брежнева, висевший на самом видном месте. Такое чувство, будто начальник отдела искал одобрения свыше. Затем снова перевел взгляд на меня. — Ладно. Твоя просьба, лейтенант Петров, принимается. Тем более, у нас сейчас как раз местечко освободилось. Семёнов на повышение у нас пошёл. Вернее, пойдёт. Теперь. Раз ты такой сознательный. Виктор давно просился на оперативную работу. Вот его участок и заберешь. С завтрашнего дня приступаешь. А сегодня — ознакомление с документацией и с участком. Семёнов, проводи лейтенанта в кабинет и проведи экскурс в увлекательный мир участковой службы. Передай, так сказать, из рук в руки.

— Есть провести, товарищ полковник! — автоматически ответил Семёнов, все еще глядя на меня с немым вопросом: «Ты чего, Ваня, спятил?»

Василий Кузьмич кивнул, развернулся так резко, что его шаркающая нога чуть не поехала по линолеуму в обратную сторону, и, ворча себе под нос: «десантники… сами не знают, чего хотят…», направился к выходу.

Построение закончилось. Ко мне подошли несколько коллег, похлопали по плечу, кто-то сказал: «Ну, ты даешь, десантник!», а следователь в очках, представившийся как Эдуард Павлович Сериков, язвительно заметил:

— Ну что ж, Иван Сергеевич, поздравляю с выбором карьеры. Уверен, ваши десантные навыки вам очень пригодятся при изъятии самогонного аппарата у тети Глаши из шестого дома. Если что, я всегда готов помочь с протоколом об административном правонарушении.

Я улыбался и кивал, чувствуя себя полным идиотом. Хотя внутри появилось ощущение странной уверенности, что все сделано правильно. Первая часть плана выполнена. Я получил идеальную легализацию. Теперь я участковый. Тот, кто имеет право стучаться в любую дверь, задавать любые вопросы. Ну…или почти любые.

И только в этот момент до меня дошел один презабавнейший факт. А сколько дел нужно уладить для того, чтоб миссия считалась выполненной? Кураторша об этом ничего не сказала. Вот ведь хитрая дрянь…

— Что ж… Не буду мешать. — Сериков еще раз хлопнул меня по плечу, тихо хмыкнул и отошел в сторону.

А я, глядя на истекающего сарказмом следователя, вдруг поймал себя на мысли: что если он не тот, кем пытается казаться?

Во-первых, человек с именем Эдик априори вызывает у меня недоверие. Во-вторых, Лилу ведь упоминала какого-то информатора, который должен ввести в курс дела. Вдруг ехидный Эдуард Павлович — вовсе не человек? Слишком у него физиономия противная.

В этом новом-старом мире нельзя доверять никому. Даже самому себе.

Однако, от мыслей о следаке пришлось отвлечься. Рядом со мной нарисовался старший лейтенант Семёнов. Он с грохотом шлёпнул на стол папку. Толщина этой папки была с половину советской энциклопедии, если бы ее собрали в один том.

— Ну ты, Петров, дал, конечно… Удивил, так удивил. Надо спросить коменданта, чем он вчера тебя поил. Я, так наоборот, нечаял от службы участкового избавиться. Никакого простора для деятельности. Ну… Ладно. Идем. Буду тебе свой участок передавать.

Я скромно улыбнулся и пожал плечами. Мол, не понимаю, почему всех так впечатлило мое решение.

В общем-то, ситуация складывалась относительно неплохо. Я уже почти час нахожусь в прошлом, но пока ничего ужасного не произошло. Не считая наших «скачек» с Семёновым, но это, можно сказать, издержки некоторых особенностей местного населения.

Может, Лилу была права? Быстренько отработаю, сколько нужно, и уйду на покой.

Однако, ощущение, будто меня знатно надурили, упорно крутилось на периферии сознания. По-моему, я что-то все-таки не углядел, когда согласился на договор о найме. Что-то, написанное мелким шрифтом. И моя интуиция подсказывала, скоро мне это аукнется.