Тьма на кончиках пальцев

Глава 31

Желтые, круглые как фонари на почтовой карете, глаза смотрели, прямо, не мигая. Тонкий, короткий, словно срезанный нос, подрагивал узкими ноздрями, пытаясь что-то унюхать. Рот то проступал, то снова исчезал в тени капюшона.

Он не старался помочь. Он и убивать меня не спешил. Он ждал. Чего-то ждал. Возможно, того, что я окочурюсь сам, и ему не придется с этим возиться. Но верилось в это слабо, он же все-таки выстрелил. А в том, что это именно мой друг с пистолетом, я не сомневался.

Куда делся второй, бросившийся наперерез, меня интересовало мало. Куда интересней было понять, чего хочет этот. Он продолжал сидеть рядом со мной и сверлить меня яркими, горящими изнутри глазами.

Я чувствовал идущий от него страх, чувствовал, что он меня боится, именно меня и не понимал почему. Я лежу, точнее, полусижу, воткнувшись спиной в камень. В моей груди свинцовый шарик, который меня пока не убил, но кто знает, что произойдет, когда я пошевелюсь. Я не чувствую тела. Опять. Зато прекрасно чувствую холод.

Холодно так, что зубы стынут даже в закрытом рту, а в глазах застывают слезы, и колючие льдинки царапают веки, вызывая новые слезы. Но мне все равно, я не могу поднять и руки, чтобы вытереться. А может, и не имею рук, кто знает, может они уже замерзли и отвалились.

Я скашиваю взгляд, залитые льдом глаза, единственное, что пока меня слушается. Нет, ног не вижу, желтые глаза мешают, хоть что-то разглядеть. Опускаю взгляд на грудь, ожидая увидеть залитую кровью одежду, но успеваю лишь заметить дырку в кителе.

Костлявая рука впивается мне в шею, сжимает ее, свет желтых глаз усиливается, страх идущий от тени, становится сильнее. Он уже перешел отметку ужаса, еще немного, и тень свалится в панику. Но пока он держится.

И меня держит. Ледяные пальцы крепко сдавили шею. Тень выпрямилась, как будто поднялась на ноги и подняла с собой мое ничего не ощущающее тело.

Желтые глаза приблизились, уставились мне в глаза. В темноте капюшона проступили пухлые, словно разбитые губы, пренебрежительно скривились, что-то прошептали, но слов я не разобрал, лишь набор звуков. Что-то шипяще-щелкающее.

У него было преимущество. Он был сильнее, он мог двигаться, мог нанести удар или убежать, а я ничего не мог поделать ни с его превосходством, ни с собственным телом. Я ощутил себя, как в первом классе гимназии, где для того, чтобы к тебе не лезли, пришлось разбить пару носов. И не только в гимназии, клопы тоже встретили меня не пирогами. Возможно здесь то же самое, хотя дырка над сердцем, это не удар двумя ногами в грудь.

Тень превосходила меня во всем и понимала это. Вот только со мной была Тьма, а тень меня боялся. Ему ничего не стоило сдавить пальцы, он с легкостью могла лишить меня жизни, но не делал этого. Потому что боялся. Он боялся меня живого, но и убивать меня он трусил. Более того, я был ему чем-то интересен.

Я вдруг осознал, что тень бы с большим удовольствием препарировал меня, как лягушонка, чем просто убил. Впрочем, посмотреть, что у меня внутри, можно и у мертвого. Я бы предпочел труп. Живого вскрывать, наверное, интересней, зато мертвец безопасней.

Эта мысль видимо пришла в голову нам обоим. В меня она вселила страх, а в тень уверенность. Костлявые пальцы, сильнее сдавили мою шею, толстые губы скривились в кровожадном оскале.

Страх парализовал и без того парализованное тело, пробрался в разум, затуманил его, но и через туман я сумел призвать Тьму.

Она откликнулась с готовностью. Я ощутил болтающиеся над землей ноги, а через долю секунды понял, как на самом деле замерз. Еще через мгновение к ногам тени упал покрытый темными пятнами крови свинцовый шарик.

Тень отпрянула, выпустила шею, растерянно отступила. Тьма же напротив, четко знала, что делать. Я чувствовал, как тонкие ее отростки ныряют в дырку, на груди, как восстанавливают порванные сосуды, как стягивают разорванные мышцы.

Тьма наполняла меня. Она, как сильное обезболивающее, прокатывалась по телу, забирая с собой не только боль, но и страхи, и сомнения. Мгновение понадобилось ей, чтобы превратить паникующего, обреченного, смирившегося с собственной смертью меня, в человека не просто готового сражаться за свою жизнь, а в человека готового выжить, во что бы то ни стало. Готового пожертвовать ради этого всем. И жизни каких бы то ни было теней не я был готов бросить на алтарь.

На мгновение опустив голову, почувствовав, как сила наполняет тело, наплевав на крики разума, что тела нет, что я не чувствую его, и оно вполне себе может быть лишь плодом моей фантазии. Наплевав на страх, все еще сидящий во мне и поднимающийся откуда-то из глубин, я взглянул в глаза Тени.

Она вздрогнула, костлявые пальцы скользнули по моей шее, едва не впились в кадык, но не удержались. Я ощутил, как трясутся ее пальцы, почувствовал идущий от нее страх и трепет. Она была готова убить меня, но боялась моей смерти больше, чем меня самого.

Тень окончательно выпустила мою шею, я упал, Тьма не позволила мне свалиться, мягко подхватив и поставив на ноги. Мы стояли друг напротив друга. Огромная черная непонятная тень, мальчишка, который не понимал ни где он, ни что происходит. В голове набатом била мысль о котенке, о том, что нужно его найти, что нельзя отдавать его местным теням. Вообще никаким теням отдавать его нельзя. Никому.

Я был готов броситься на поиски удравшего зверя хоть сейчас, тем более, что у меня в почти добровольных помощниках сама Тьма. Но передо мной глядя мне в глаза, трясясь не то от страха, не то от ненависти стояла тень.

Я не понимал, чего нужно ей от меня. Не понимал, почему он убил собратьев, чтобы добраться до меня. А в том, что он убил двоих, сомнений не было, бросившийся к нам, так и не появился, хотя уже давно должен был. Не понимал я и почему Тьма помогает мне, почему защищает, почему опекает? И почему беспрекословно выполняет все мои приказы и просьбы, игнорируя только вопрос что скрыто ей под потолком.

Однако сейчас не лучшее время рассуждать или думать. Желтые глаза покосились на упавшую к моим ногам пулю, скользнули по дырке на мундире, на мгновение уставились мне в глаза. Вот теперь тень захлестнула паника.

Она убегала быстрее, чем в первый раз и плащ ее больше не колыхался, как крылья гигантской манты, теперь они были похожи на драный кафтан нищего.

Я проводил его взглядом. Бежать за ним я не собирался. Догнать, конечно, надо, но торопиться отчаянно некуда. Можно и пешком за ним отправиться. Тем более, что он мог и ловушку подстроить.

Тьма услужливо и с некоей радостью, по моей настоятельной просьбе, ощупала пол и стены комнаты. Тени пришедшие с моим знакомцем исчезли. Не спрятались где-то в расщелинах, а именно исчезли, Тьма не нашла и следа их. А мой знакомец наследил прилично.

Выстрелив в меня, он бросил пистолет на пол, а подумав, что перезаряжать долго и муторно и кожаную патронную сумку рядом. Я поднял оба предмета. Пистолет исправен, на себе проверил, потому бегло его осмотрел и сунул за пояс. Взял сумку, нервничая, словно рождественский подарок открываю, щелкнул замком, заглянул внутрь и, разочарованно выдохнув, вывалил на ладонь лишь один патрон.

— Жадина, — буркнул я, удивившись и не узнав собственный голос. Хриплый, словно простуженный, или же прокуренный, как у Крестовского, когда он курит одну за одной после ночи с шампанским.

— Жадина, — повторил я. — Мог бы и побольше патронов оставить. Один. Почему один? Чтобы я застрелился?

Но струсившая тень мне не ответила.

— Да и хрен с тобой, — я сунул патрон в карман. — И хрен тебе! Не застрелюсь! Пойдем котенка искать.

Тьма отозвалась радостью. Я кожей ощутил ее эмоции. И это было странно. Она словно подталкивала меня, торопила. И я сопротивляться не стал, перелез через камни и направился вглубь темного и мрачного коридора, следом за тенью и убежавшим котенком.

Коридор становился все уже, потолок его все ниже. Сперва я мог раскинуть руки вовсю ширь и не касаться стенок, потом шел, втянув голову в плечи, затем немного пригнувшись и выставив одно плечо вперед, затем на четвереньках. Теперь же я пытался протиснуться в очень узкую щель между двумя сильно выступающими из стены камнями.

Тьма помогала, как могла, она обволакивала камни, позволяя мне не изорвать мундир в клочья. Она наклоняла мою голову, пропуская свисающие камни, отклоняла ее в сторону, следя, чтобы я не ударился. Она наблюдала за всем. И тем страшнее было, когда, протиснувшись между камнями, я ощутил, что Тьма меня покинула.

Я растянулся на полу, жадно хватая ртом ледяной воздух. Тьма грела меня, мне было хорошо в ее объятьях, но сейчас ее со мной нет, и холод полностью завладел мной. С другой стороны, я теперь сам могу управлять своим телом. Без помощи Тьмы! Радостная новость, жаль, что ненадолго.

Я поднял руку, взглянул на тыльную сторону ладони, почувствовал, как натягивается и рвется от любого движения кожа.

Лежать здесь бесполезно, лишь быстрее замерзну. Надо идти, или ползти. Я оглянулся. Нет, назад пути нет, я не пролезу меж промороженными камнями, не оставив на них всю свою кожу. Я снова взглянул на ладонь тонкая сеть красных полосок, покрыла ее, как паутина.

Паутина? Точно! Паучки!

Три паучка бросились в разные стороны. Два вперед, проверить путь, один назад, на всякий случай, чтобы сзади ничего не случилось, мало ли тут теней болтается. Сам я двинулся за теми, кто убежал вперед.

Я двигался медленно, стараясь не прикасаться к покрытым инеем стенам, внимательно следя за тем, что под ногами на полу, и высматривая то и дело прибегающих с докладами паучков.

О том, что я вижу хоть что-то в кромешной темноте, я подумал далеко не сразу, а лишь тогда, когда едва не раздавил собственного паучка. Я вижу. Я могу разглядеть мельчайшие сосудики на собственной коже. Могу в подробностях описать каждый покрытый инеем камень этого ледяного коридора. Я могу, да все могу, все вижу.

Но Тьма покинула меня! Или нет. Я попытался позвать ее, почувствовать ее, но тщетно, Тьма больше не была со мной. Тогда, как я вижу?

Меня мало интересовал вопрос зрения. Куда больше меня занимал вопрос тепла, но замерзший разум требовал каких-нибудь размышлений, и я постарался дать ему задачу. Хотя бы для того, чтобы меньше думать о холоде.

Силы уходили быстрее, чем я двигался вперед, разум получилось отвлечь лишь на несколько мгновений, решение нашлось слишком быстро. Иней. Чертов иней светился сам по себе и давал достаточно света, чтобы иметь возможность видеть все вокруг. И свет у него такой странный, не яркий, но видно все. Почему?

Эта задача была гораздо интересней, но думать о ней не хотелось. Сил не осталось вовсе.

Паучка, что прикрывал мне тыл, я развеял. Из двоих впереди остался лишь один, второго тоже пришлось развеять. Хотя и от оставшегося я проку особого не видел.

Даже когда он прибежал и сообщил, что впереди, всего в каких-то двадцати шагах, тепло и совсем светло, я лишь слабо порадовался. Двадцать шагов. Не пройду я двадцать шагов. Замерзну.

Я прошел. Наверное, зря. Наверное, лучше бы я замерз.

Я стоял на большой ровной площадке и отказывался поверить в то, что вижу.

— Твою мать! — против воли прошептал я.

В тело впились миллионы раскаленных иголок, я чувствовал боль, чувствовал, как вонзается в потрескавшуюся кожу, как протыкает замерзшие мышцы каждая из них, но меня это не волновало. Совсем не волновало.

Не обращая внимания на боль, я крутил головой, разглядывая происходящее вокруг.

— Твою мать, — лишь повторил я, и ладонь сама собой легла на рукоять незаряженного пистолета.