Ты меня бесишь

#8. Ливень слёз и странностей

Соня появляется в спальне через несколько часов с подносом, полным еды.

И Мак подрывается на удивление быстро, словно и не умирал от усталости и сонливости.

Он осматривается диким взглядом, первую минуту даже не понимая, где находится, а затем снова ложится на диван.

— Привет.

— Ты пугаешь всем этим, знаешь?

У Сони тихий и слабый голос, она садится на край кровати и ставит поднос рядом с собой.

— Тебе нужно поесть. Я заказала всякого попроще, чтобы плохо не стало. Вот куриный бульон.

— Спасибо, это то, что нужно, — тянется он к еде с благодарностью. — А чем я пугаю?

Она ведёт плечом, берёт кружку чая с подноса, включает ночник и садится на широкий подоконник.

Он наблюдает за ней странным, но спокойным взглядом.

Такая красивая, нежная, светлая… И очень добрая, раз терпит его вот так.

— Сонь…

— М? — Соня не смотрит на него.

— Ты очень красивая, — говорит он тихо, расслабляясь, просто любуясь ею. — Очень… Как лёгкий, сладкий зефир.

— Звучит пошло и дёшево, — говорит Соня просто, чтобы он знал и не говорил так другим девушкам. — Хотя, может, кому-то такое и понравится. Приятного аппетита.

Мак, не ожидая такого ответа на искренние слова, с грустью отводит от неё взгляд.

— Прости, — роняет расстроено, и пробует бульон. — И тебе приятного. Ты… очень хорошая.

— Перестань делать это.

Соня подтягивает к подбородку колени.

— Я не понимаю, — становится он ещё более несчастным. — Что я сделал?

— Ты говоришь глупости, а потом выглядишь таким несчастным, что я чувствую себя плохим человеком.

Мак, отставив еду, потягивается и поднимается, чтобы подойти к ней ближе, но так, чтобы в случае чего его не было видно из окна.

— Я не специально… Соня, ты нравишься мне. Правда нравишься. Может, ты простишь мне всё это, и завтра мы встретимся?

— Завтра я буду здесь. Доедай, всё остынет. Скоро отец заснёт и я провожу тебя до калитки.

Мак снова берёт бульон и ест с хмурым видом. А затем решает рискнуть:

— Брат издевается надо мной, я очень поссорился с отцом. Разреши остаться?

— Разве тебе не лучше там, чем где ты жил раньше?

Мак яростно мотает головой.

— Лучше умереть, чем вернуться…

Она кивает.

— Ты не обманываешь меня? Насчёт всего. И поведения. Я знаю, что парни часто привирают, чтобы…

Она отпивает уже остывший чай.

— Я могу не договорить тебе что-нибудь, но без злого умысла, — отвечает он честно. И спрашивает с тревогой в голосе, тихо и осторожно: — Чтобы, что?

Она усмехается:

— Чтобы перепало что-нибудь.

Подруги рассказывали ей о всяком, так что какое-то время её тошнило от вида парней. Но Мак какой-то не такой. Впрочем, вначале всех историй они «не такие».

Мак хмыкает, обдумывая её слова, и вдруг улыбается ей открыто и нежно.

— Я не стану тебя обманывать. Просто знай это. Ты можешь… Можешь доверять мне. Другом я тебе останусь или… ну, ты поняла, — смущается он и отворачивается от неё.

— Спать будешь на полу.

— Оставишь меня у себя? — оживляется он. — Мне здесь больше нравится!

— Только сегодня!

— Да, — расплывается в улыбке. — Пока мы не встречаемся, только сегодня!

Соня отворачивается, чтобы спрятать странную улыбку.

— В шкафу на верхней полки ещё два одеяла.

Она и сама достаёт какие-то вещи и уходит в ванную.

Счастливый, Мак находит одеяла и устраивается на ковре возле самой кровати.

Укутывается, превращаясь в огромный уютный кокон, и не замечает, как засыпает, не дождавшись Соню.

Соня выходит из душа в шелковой пастельно розовой пижаме, с сухими волосами и босиком.

Она хмыкает, разглядывая кокон из одеял на полу, садится на угол кровати и тыкает в Мака большим пальцем ноги, поддавшись странному желанию.

Кажется, он и правда спит.

Она выключает ночник и надеется, что валерьянка ей поможет.

Но, проворочавшись несколько минут, поднимается и замыкает дверь, в чём никогда не было надобности.

И засыпает только, когда убирает кинжал под подушку.

Мак спит крепко до той минуты, пока не начинает трястись. Быть может, на самом деле и не холодно, но он дико мёрзнет. Чудится, будто Мак лежит не на полу, а на жёсткой льдине.

Он выбирается из-под одеяла, долго смотрит в лицо спящей Сони, сдерживает желание поцеловать её, и медленно, осторожно залазит на кровать. Чтобы перелезть через Соню и устроиться у стены. Только вот кровать скрипит, а нога задевает край Сониного одеяла.

Спит она беспокойно, а потому сразу же открывает глаза и несколько мгновений оценивается ситуацию, собираясь кричать.

Но вместо этого, стискивает зубы и достаёт из-под подушки клинок.

Лезвие оказывается прижато к горлу Мака.

— Пошёл. Прочь.

Мак инстинктивно отбивает его и прижимает руку Сони к подушке. А ей самой зажимает ладонью рот. На всякий случай.

— Прости, я запаниковал, — шепчет он, не зная, что делать дальше, и чувствует, что на шее его всё-таки остался порез. Из-за чего он начинает паниковать сильнее.

Она пытается его укусить и вырывается со страхом в глазах.

Мак отшатывается и едва ли не забивается в угол с другой стороны кровати.

— Я замёрз. Хотел лечь у стены. Я не хотел будить тебя, — говорит он виноватым, подрагивающим голосом, будто проблема была лишь в этом, и протягивает к ней руку. — Вот, ледяная… Хотя, ты же знаешь…

То ли у неё сдают нервы, то ли…

Нет, это точно нервы.

Она кидается к Маку, чтобы обнять и плачет ему в плечо, почти беззвучно, только подрагивая всем телом.

Мак замирает на пару секунд, а затем невесомо касается её волос и гладит Соню по голове и спине, тепло обнимая другой рукой.

— Всё хорошо, — шепчет ей на ухо, и прикрывает веки. — Всё хорошо. Не плачь… Ты в безопасности. Ты в порядке. Всё в порядке…

Ей сложно ответить на это что-то связное и, будто чтобы выразить эмоции ещё лучше, она кусает Мака за плечо.

Он кривится, но продолжает её успокаивающе гладить.

— Да, я идиот. Я знаю… Но я безобидный идиот. Я всё исправлю!

Время будто исчезает, поэтому непонятно, сколько она вот так плачет на его плече безмолвно и бездумно.

— Я же сказала тебе уходить.

Она отстраняется и берёт его руки в свои ладони.

— Я думал, это потому, что ты подумала плохое. Но я уйду, если всё ещё гонишь… — он боится шелохнуться, почему-то, несмотря ни на что, сейчас ему хорошо.

Она греет его ладони и всхлипывает.

— Иди на диван. На втором этаже. Одеяло с собой возьми. Можешь разжечь камин.

Он согласно кивает, но не спешит отстраняться.

— А если… твой отец зайдёт?

— Пойдёшь на улицу. И, — она слабо улыбается, поднимая на него взгляд покрасневших глаз, — я тоже.

— Тогда, — решает он, либо я остаюсь спать здесь, либо ухожу. Не хочу рисковать тобой и создавать ещё больше проблем.

— А я хочу, и ты не будешь спать здесь, — она отпускает его и отодвигается. — Делай, что говорю. Не зли меня.

И Мак подчиняется, забирает одеяла и крадётся на второй этаж, стараясь не шуметь и вслушиваться в тишину, чтобы, в случае чего, среагировать вовремя.

Он ложится на диван, испытывая отчего то смесь радости, тоски и тревоги, и далеко не сразу проваливается в тяжёлый сон.

***

На утро Соня приходит и садится рядом с ним. Решив, что ничего ужасного не будет, если она поиграет в… В кого? Она запускает пальцы в его волосы и гладит его по голове, нежно выводя из сна.

— Просыпайся…

Мак размыкает веки и вопросительно хмыкает, ещё не до конца проснувшись. Но затем вдруг машет рукой и натягивает на голову одеяло, ворча:

— Ну па, к чёрту… К чёрту…

— К чёрту что? — она шепчет ему на ухо, чувствуя как от дыхания пахнет жгучей мятной пастой.

— Школу и этого пса…

— У тебя есть собака?

Мак рывком поднимается и трёт запястьем глаза.

— Соня… Да, есть, щенок.

Она цокает.

— Почему всегда так резко вскакиваешь?

— Испугался, — смеётся он. — А что?

— Ты всегда пугаешься?

Она сидит в хлопковой длинной рубашке до середины бедра, и кроме неё на ней будто ничего нет.

— У меня, кстати, аллергия на шерсть.

Мак отвечает не сразу, задумавшись, блуждая по ней взглядом, пока не понимает, что Соня наверняка это замечает.

— Я буду принимать душ и чистить одежду. А почему, — насторожено тянет он, — ты разбудила меня?

— Потому что пора вставать, у тебя, в отличии от меня, школа, и ты ещё можешь успеть.

Она поднимается и отходит к креслу напротив. Распущенные её волосы спускаются до пояса крупными золотыми волнами.

Мак кивает, не желая её расстраивать, и поднимается. Потягивается, пытаясь размяться, и растягивает губы в несколько жутковатой ухмылке.

— Ты очень хорошо выглядишь. Тебе ведь уже лучше? Пойдём со мной.

— Я терплю дичайшую боль.

Она закатывает глаза.

— Если хочешь в душ и позавтракать, можешь опоздать на первый урок.

— Бедная, — мрачнеет он, — а по тебе и не скажешь… Нет, я пойду, не беспокойся. Но завтра же мы встретимся?

— Может быть.

Она проводит его до двери, по пути с кухни захватив ланч-бокс с бутербродами.

— Пообедаешь.

— Спасибо, — берёт он и уходит, поминутно оборачиваясь, пока дом её не скрывается из виду.

На улице Мак снова начинает мёрзнуть. Есть расхотелось окончательно, но… это дала ему Соня, и выбросить бутерброды не поднимается рука.

Конечно, в школу он идти не собирается. Сначала Мак хочет заглянуть в то место, которое недавно нашёл… Но вовремя вспоминает, что у него нет денег, чтобы приобрести дурь.

Поэтому приходится идти домой, по пути давясь бутербродами, прикидывая, что и как скажет отцу.

Но Элизара, как и Кейт, не оказывается дома, только Щенок с весёлым лаем встречает его и ластится к ногам.

Он треплет его за белым ухом и обходит дом. Убедившись, что никого нет, переворачивает вещи на полках, проверяет сумки в коридоре и шкафчики на кухне и ванне, раз уж не удалось найти деньги. Но, видимо, Элизару пришлось убрать из дома всё похожее на таблетки…

Маку становится всё хуже, а раздражение затуманивает разум, поэтому он разбивает что-то на столе, возвращается в спальню Эла и Кейт, и находит там украшения.

Пойдёт…

Мак спешит убраться из дома.

Но на пороге, какой-то закутанный в плед и с термосом в руках появляется Элизар.

— Привет, сынок. Как ты? Почему ещё не в школе?

Он, видимо, тоже не ночевал дома.

Мак отступает, удобнее перехватывая рюкзак, в который сбросил украденные вещи, и оглядывается, словно раздумывая, куда бежать.

— Слегка опоздал, уже ухожу.

— А украл что? — Эл всё так же, как обычно, улыбается.

— Ничего…

— Да я ж сколько раз тебе говорил, мне нет смысла врать, пойдём, поговорим…

Эл идёт на кухню.

Мак медлит, уверенный, что Элизар не злится лишь сейчас, пока не знает, что он устроил беспорядок и забрал кое какие драгоценности. Но всё же, молча, следует за ним.

— Намешать тебе чего-нибудь? Что принимал?

Он ставит чайник.

— Ничего пока… Давай.

— Ничего? А где ты был?

— У девушки, — зло шипит он, помня, что в прошлый раз разговор зашёл совсем не туда.

Эл улыбается, засыпая в капсулу красный и серый порошок и протягивая ему вместе со стаканом воды.

— Это экспериментальная формула, пока ещё больше наркотик, но позже будет скорее как лекарство от зависимости. Нужно будет пить два раза в день, и не будет лихорадить. А дальше всё будет зависеть от того, что у тебя в голове.

Мак берёт это с недоверием, но забрасывает в рот и запивает водой.

Его бьёт крупная дрожь и мысли плохо ему подчиняются, а раздражение и непонятная злость подталкивает на то, чтобы сорваться с места и унести, наконец, украденные вещи туда, куда хотел.

Но если ему станет легче…

— Где ты был, где Кейт? — спрашивает он, сам не зная, зачем, слегка покачиваясь и не замечая этого.

— В парке, тут недалеко, хочешь к нам? Мы развели там костёр и притащили палатку. Кемпинг.

— Не… не знаю.

Поведение Элизара сбивает с толку. Он правда не зол на него? А что, если…

Мак бросает взгляд на свой рюкзак.

— Я просто не хотел далеко уезжать, вдруг что-то случится. Расскажешь всё же про девушку? Ты быстро ориентируешься.

Он с тёплой усмешкой смешивает что-то в термосе.

И вот теперь Маку становится страшно, что Эл узнает о драгоценностях, и вся эта атмосфера исчезнет. А возможно больше и не появится…

— Она ещё маленькая. Похожа на солнце или розовую зефирку. Такая же лёгкая, мягкая и сладкая, — отвечает Мак неохотно. — Я ночевал у неё. А пришёл к ней, потому что беспокоился.

— Беспокоился?

— Да, её преследовал один тип, и она не появилась в школе.

— Почему я не подумал о том, что там есть школьницы… — рассеянно бросает Элизар.

— Эм… — не зная, как отвечать на такое, мнётся Мак, и в этот момент рюкзак соскальзывает на бок, и из него выпадает чёрная коробочка с бриллиантовыми серьгами.

— Ты бы вряд ли продал за реальную цену, а я бы вряд ли быстро нашёл это или такие же, и тогда Кейт решила бы, что ты безнадёжен. Я буду давать тебе карманные деньги. Будет мало — можешь помогать мне кое с чем. Так что там, сколько ей лет?

— Пятнадцать, вроде, — признаётся он скорее из-за паники и шока.

Мак ожидал совсем другой реакции, но теперь, почему то, расстраивается (или пугается?) ещё сильнее.

У него дрожат руки, он резко встаёт из-за стола, и рюкзак летит на пол. А Мак пятится, собираясь сбежать

— Пригласишь её на ужин? Мы с Кейт произвели бы хорошее впечатление.

— Да… — Мак останавливается на пороге и судорожно вздыхает. — Прости меня. Прости меня, я не хотел…

— Я знаю, — Эл подходит к нему и тепло обнимает, — всё в порядке.

Мак чувствует, как у него щиплет глаза, и с трудом сдерживается.

Он обнимает Элизара в ответ, глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться, и признаётся, не помня, говорил уже это или нет:

— Я не выбирал такую жизнь. Я не… не специально. Я… прости меня. Мне просто плохо.

Эл гладит его по голове.

— Мы всё исправим. Надеюсь, капсулы тебе подойдут, скоро совсем как человек будешь выглядеть. И забудешь то, что было раньше. У меня, может быть, здесь тоже не всё в порядке, но обычно лучше. Так что, пойдёшь к нам?

Мак кивает, но отпускать Элизара не торопится.

— А если нет? — шепчет он, зажмуриваясь. — В смысле, что ты сделаешь, если ничего не выйдет?

— У тебя доброе сердце и ты тянешься к хорошему, всё получится.

Мак постепенно успокаивается и поднимает на отца покрасневшие глаза.

— Но откуда ты знаешь?

— Вижу, — Эл прислушивается. — Сейчас ливанёт дождь.

И правда, звук такой, будто толща воды приближается к земле.

— Пойдём к Кейт.

— Пойдём… Только… Там бардак. Прости… Она ведь заметит, когда вернётся.

— Это убрать не сложно, — Элизар ещё раз треплет его по волосам, хотя этот его сын ничего общего с собаками не имеет и идёт к машине в тот самый момент, когда на землю обрушивается ливень.

А Скирт тем временем комментирует сериал, который они с Кейт смотрят с телефона, сидя в большой, уютной палатке.

— О, ты смотри, нас скоро затопит!

— Кошмар, — она поджимает под себя ноги и подсаживается поближе к Скирту. — Не хочу промокнуть. Я завила волосы, — оттягивает Кейт одну волнистую прядь своих, обычно идеально прямых, волос.

— Зачем? У вас какие-то игры с Элом? — Скирт морщит нос.

— Нет, — удивляется она, — какие игры могут быть, чтобы завивать волосы?

Скирт хмыкает и отводит глаза.

— Хорошо, что ты не знаешь…

И вдруг хватает Кейт за руку:

— Пошли танцевать, будем в почёте у дождевых червей… Я хотел сказать фей. Идём!

Смеясь, она всё-таки поддаётся ему и выходит из палатки.

Волосы вмиг тяжелеют от воды и розовыми прямыми прядями спускаются ей до пояса.

— Холодно, — перекрикивая шум ливня, делится она со Скиртом.

— Сейчас согреемся, — Скирт говорит ей на ухо и начинает кружить в странном, весёлом танце, в котором Кейт не сбивается, не смотря на то, что не понимает, что происходит.

Впрочем, они пила то же, что и они…

Эту картину застают подъехавшие Элизар с Маком.

Он смотрит на танцующую Кейт, что казалась ему единственной адекватной в этой семье, и на то странное нечто под именем Скирт, который уже начал нравиться ему, и… Становится грустно.

Маку ещё больше хочется быть частью их семьи. Слишком скорое желание для такого короткого времени и нехороших событий, но сейчас Мак понимает это всё отчётливее.

И на лице у него, несмотря ни на что, появляется улыбка, и он переводит на Элизара вопросительный блестящий взгляд.

— Кейт тоже… ну, с вами… Она ведь пьяна, да?

— Ага… Держи, — под таким ливнем, что трудно смотреть вокруг, Эл подаёт сыну термос и идёт к Кейт. Она не замечает, как танцует уже рядом с мужем, сквозь шум дождя раздаётся чей-то пьяный, звонкий смех. — Что ты тут делаешь?

— Так танцую ведь с тобой, — смеясь, отвечает Кейт.

Мак отпивает из термоса, кривится скептически, и пробует ещё. И стоит под дождём, чувствуя себя идиотом. Отчего-то, весёлым идиотом.

Скирт внезапно запрыгивает ему на спину и кричит:

— Гони вперёд мой резвый пони!

Мак пошатывается и делает два шага вперёд, чтобы не потерять равновесие, и надеется, что Скирт не воспринял это, как подчинение его «приказу».

— Слезай с меня, придурок! — начинает крутиться он, пытаясь его сбросить.

— Какой упрямец! Вон к тому дубу, — показывает на осину и шлёпает Мака по заднице.

— Эй! — и Мак, немного подумав, валится в мокрую траву.

— Мы в море! Я уволоку тебя на дно! — Скирт, чьи губы теперь кажутся ярко-оранжевыми, а глаза двумя чёрными угольками, начинает щекотать его. — Я русалка, русалка!

Мак, хохоча, извивается под ним и не может отбиться.

— Пап, на помощь! Па! — орёт он сквозь шум дождя и смех.

— Никто тебе не поможет, — зловещий смех. — Ты станешь камнем, камнем, камнем…

Неизвестно сколько проходит времени, но Скирт в итоге баюкает скрючившегося Мака на руках и плачет над ним:

— Он стал камнем, камнем, камнем…

Эл хватается за Кейт и наблюдает за этим со странной улыбкой.

Мак, передумав сопротивляться и решив, что звать на помощь и правда бессмысленно, замирает и притворяется каменным, бесцветным голосом повторяя:

— Сам меня погубил, а теперь плачешь… Сам меня погубил, а теперь…

— Нет, я знаю, тебя вернёт к жизни поцелуй истинной любви!

Скирт пытается поцеловать его и только слюнявит глаз.

Но Мак, сдерживая брезгливость, притворяется мёртвым.

— Нет, я так больше не могу, — бросает Кейт тихо, и подходит к ним, обнимая Скирта за плечи. — Дождь смоет проклятие, мой хороший, отпусти его…

— Он погрязнет в грязи… — Скирт всхлипывает и случайно задевает Мака локтём по лицу, кидаясь обнимать Кейт.

— Ай, — вскрикивает Мак и хватается за лицо.

А Кейт обнимает Скирта и гладит его по спине.

— Вот видишь, он очнулся, — успокаивает она его, вытирая с лица Скирта то ли слёзы, то ли потоки воды.

К ним садится Эл и принимается всех обнимать и утешать.

— Мы должны… — говорит он. — Добраться до. Машины.

Кейт согласно кивает и поднимается на ноги.

А Мак увлечённо и сосредоточенно трогает припухлость у себя под глазом.

— Будет синяк, — жалуется он.

— Пройдёт, — Эл помогает ему подняться и они все с горем пополам и под байки Скирта добираются до дома.

Ставится чайник, разжигается камин, раздаются одеяла и пледы, залечиваются с синяки.

Скирт пытается пробраться на чердак, но Эл отвлекает его.

И Мак внезапно осознаёт, что чувствует себя… хорошо.

Кутаясь в плед, он скептически, с подозрением крутит в руках всё тот же термос и переводит взгляд на отца, списывая своё состояние именно на напиток.

— Па, есть ещё?

— Чего? Тебе разве как-то не так?

— Нет, — улыбается, — мне даже слишком так.

— Ну и хватит тогда! Лучше попробуй вон то варенье. И облепиховый чай.

К ним, мокрый и невесёлый, заходит Хедрик. Щенок облаивает его.

— Всем привет, — он не смотрит на Мака, — я к себе.

Зато Мак сверлит его взглядом, поднимается, берёт щенка и отсаживает его на диван, после чего хватает Хеда за плечо.

— Чего тебе?! — Хедрик оборачивается на него.

И Мак со всего размаха бьёт ему в челюсть.

Хедрик будто специально не отстраняется и сплёвывает кровь.

— Что, это за то, что я замуж не позвал?

Мак бледнеет, стискивает руку в кулак, но больше не бьёт.

— Ага… Но я всё равно не подхожу для гарема.

Кейт, наблюдая за этим, собирается вмешаться, но бросает взгляд на Элизара, как бы ища в нём ответ, стоит ли.

А тот улыбается, мол, смотри, как всё хорошо складывается.

Хедрик усмехается:

— Идём со мной, проверим.

И поднимается к себе наверх.

— Урод, — шипит Мак, но возвращается на своё прежнее место, берёт варенье и на ложечке предлагает его щенку.

Успокоенная на этом Кейт притягивает поближе к себе Скирта, и принимается поправлять его влажные волосы. И вид у неё такой, будто она его прибьёт, если Скирт не позволит ей этим заниматься.

— Что не пошёл? — интересуется Элизар.

— Да зачем? — пожимает Мак плечом.

— Не знаю, — Эл улыбается. — Ты в школу-то пойдёшь?

— Да, пойду, — соглашается он охотнее и быстрее обычного. — Так что я сегодня пораньше спать лягу. В своём, — бросает взгляд в сторону Скирта, — чердаке.

Кейт на этих словах спешит закрыть Скирту уши.

— Хорошо.

Элизар гладит щенка и закрывает глаза на то, что спрашивал у него про сегодня.