Её цветок покачивается на ветру. Алый закрытый бутон, в котором совсем мало воздуха. Соня знает, что должна сладко спать на мягком бархатистом лепестке, как все феи, она должна видеть медовые сны, и белые пушистые облака на голубом небе, должна восполнять запас энергии, генерировать волшебную пыльцу и…
Идти на бал с мистером Пауком.
Её бросает в дрожь, по тельцу пробегаются мурашки, они набухают и из них вырываются маленькие жёлтые цветочки, мягкие и приятные. От них она чихает, потому что у неё аллергия на шерсть.
Порыв ветра заставляет цветок накрениться, и Соня вскрикивает, цветы-мурашки забираются под кожу, оставляя ранки, что сочатся апельсиновым вареньем…
Она понимает, что у неё клаустрофобия, и из-за этого она не может быть нормальной феей, и что ей не нравится мистер Паук.
Теперь Соня изгой и должна бежать из Долины Фей.
Она делает страшное — вредит своему родному дому, цветку мака, за которым всегда ухаживала, и теперь она навсегда будет проклята.
На её руках его кровь и пыльца.
Через проделанную дыру Соня пытается выбраться раньше, чем наступит рассвет и другие феи поднимут её.
Там холодно и темно.
Соня понимает, что никогда до этого момента не видела ночь, у неё начинает кружиться голова, она сворачивается в комочек у лепестка напротив чёрной дыры в маке.
И понимает, что ещё немного, и её отдадут замуж за мистера Паука.
Она всхлипывает, чувствует тошноту и резко нахлынувший страх.
У неё огромный живот, и он клонит её к земле, она не сможет уйти далеко, не сможет пролезть через проделанную дыру, а цветок утром не выпустит её.
Она останется здесь.
Навсегда. Навсегда. Навсегда.
Живот раскрывается, как бутон красного цвета, из него вырываются сотни мохнатых паучат…
Соня вскрикивает, и её крик перерастает в волчий вой, а затем в выстрел.
Она поднимается на кровати резко, её мутит и кружится голова.
Всё это было лишь сном.
Кроме выстрела. Она уверена, что слышала его уже в реальности.
Соня, всхлипнув, с трудом спускается на пол. Голова начинает гудеть от попытки вспомнить, почему она в дурацком платье, что словно снято с ребёнка на утреннике…
Она подходит к окну и замирает, в одно мгновение побледнев.
Её отец тащит с улицы огромную волчью тушу, и за ней тянется кровавый след.
Во дворе горят фонари, ей не может казаться.
И она не может заставить себя отойти, пока наконец, её отец не останавливается и не поднимает на неё взгляд.
Ничего не выражающий, холодный взгляд.
Она отходит от окна, прикрывает рот ладонью и спешит к двери в ванную.
Мак замирает на месте и, кажется, забывает даже дышать. Что, может, и к лучшему — меньше шума.
Он всё ждёт, когда Том вновь приобретёт человеческий вид. Ведь так должно случиться, верно? Хотя перекинулся он не в полнолуние и был так быстро убит, мало ли…
Да и дождаться, и увидеть убитого, истекающего кровью мальчишку совсем не хочется.
Но Мак не может отвести от него взгляд, как и от кровавой дорожки.
И, медленно отходя от шока, начинает ещё сильнее бояться за Соню.
Она выходит из ванной, бежит запирать дверь, зная, что в этом нет смысла и замирает у другого окна, чтобы взглянуть на улицу.
Становится жутко и мелькает мысль, что всё происходящее — продолжение сна, ведь она замечает Мака, который просто не может быть здесь.
Она приникает к окну, не зная, что делать и думать.
Но, спустя несколько мгновений, всё-таки решается включить свет, осознав, что отец в охотничьем домике позади особняка.
Мак оборачивается к окну медленно, бледный и всклоченный. Замечает Соню и нерешительно поднимает руку, как бы в приветственном жесте. И вздрагивает, когда кажется, будто услышал какой-то шум в стороне (вдруг это так волк приобрёл облик мёртвого парня?).
Соня отходит от окна, чтобы найти свой телефон, мечется по комнате, едва не падая на дрожащих ногах, мучаясь от дикой жажды и головокружения. Но его нигде нет и она снова приникает к окну.
Мак, словно прочитав её мысли, достаёт телефон из кармана и показывает ей, всё так же стоя на месте.
Он почти уверен, что она… /видела/ и понимает, что Мак видел тоже. Он почти уверен, и не знает, хорошо это или плохо.
Соня бьёт кулаком по стене рядом и и тут же жалеет об этом, потому что боль проходится по всему телу и свинцом оседает в ногах.
Она машет Маку рукой, мол, уходи отсюда.
А он и рад бы, но словно окаменел и не может сдвинуться с места. Поэтому только мотает головой ей в ответ, мол, не уйду…
Она протягивает ладонь и пробегается по ней двумя пальцем, а затем снова махает и показывает кулак.
Мак в недоумении склоняет голову на бок, пытаясь сообразить, что именно она хочет ему этим сказать. И вдруг теряет сознание.
Соня застывает у окна.
Зато теперь его не так видно. Если только отец не выйдёт прогуляться…
Она всхлипывает и сползает на пол.
Что этот придурок вообще здесь делает? И что произошло?
Она всхлипывает ещё раз и поднимается.
Ведь её вины в происходящем нет, ей не нужно бояться, она… не увидела ничего нового.
Она спускается на второй этаж и подходит к окнам, что выходят на домик отца, где он разделывает шкуры животных.
Там всё ещё горит свет. Нужно либо успеть что-то сделать до того, как он закончит, либо…
Свет гаснет, сердце нехорошо ворочается в груди, Соня стискивает пальцы в дрожащий кулак.
Маркус не выходит. Либо она не заметила, как он это сделал, либо он решил воспользоваться погребом.
Что технически лучше называть проходом в подвал дома.
Тогда…
Она срывается с места и выбегает на улицу, не слыша ничего, кроме стука в висках.
Ей кажется, что отец за спиной, и она приведёт его прямо к Маку.
Но выбора нет.
До рассвета он ведь захочет смыть дорожку крови.
Чёртову багровую тропу к Белому Замку.
Соню снова начинает мутить. Она оборачивает лишь тогда, когда выходит за ограду.
Никого нет.
Тогда она бросается к Маку и пытается растормошить его.
Мак вздрагивает, широко распахивает глаза и сразу же поворачивает голову в сторону кровавой дорожки, где всё ещё отчётливо различает обрывок одежды…
— Соня, он застрелил его, — шепчет прежде, чем начинает беспокоиться, правильно ли делает, но остановить себя уже не может: — Он стоял, потом прыгнул зверем, а твой отец…
— Да, я знаю…
Соня обнимает его, чтобы успокоить.
— Тише… Не знаю, как он сюда пробрался, может быть, из цирка сбежал. Не думай об этом.
Она отстраняется.
— Пожалуйста, верни мне телефон и уходи.
И оглядывается на дом.
Мак мотает головой.
— Нет, это был не волк. То есть, сначала, а потом… Соня, ты… Слушай, — мрачнеет ещё больше и протягивает ей телефон. — Ты у меня дома… короче, — решает сказать правду. — Там варенье было, не наше, сваренное из грибов, наверное, я не знаю. Прости… Твоему отцу сказали, что у тебя живот болел и ты случайно больше, чем надо, таблеток выпила. Хорошо? — и вздрагивает, бледнея, когда что-то слышит в стороне. — Я пришёл проверить, как ты. Я очень боялся… что тебя будут ругать.
— Что ты несёшь? — едва ли не шипит она на него.
В гостиной загорается свет. Соня забирает телефон.
— Ты просто в шоке, да? — шепчет она. — Иди домой сейчас же. Прости. Я напишу тебе скоро. Мы всё обсудим. Только уходи, как я объясню отцу, что ты здесь делаешь?
Мак кивает и поднимается, каким-то образом царапая ладони об камни.
— Я буду ждать. Береги себя, — коротко целует её в щёку и, поминутно оглядываясь, спешит уйти.
Во двор выходит Маркус.
— Что ты здесь делаешь?
— Не смогла заснуть, — она подходит к нему.
— Нас с тобой ждёт серьёзный разговор.
— Да, отец.