Пока Соня набирает Элизара, Мак по стеночке добирается до двери и выходит на улицу, надеясь, что Соня не пойдёт за ним. Хотя ему и не хочется, и страшно оставаться сейчас совсем одному…
В глазах двоится, Мак чудом держится на ногах, чувствуя, как сила бурлит внутри и от неё словно закипает кровь.
Он боится выплеснуть её. Боится последствий для окружающих и себя самого. Мак совсем ничего не знает о том, что именно унаследовал. Слышал только, что энергия эта плохо поддаётся контролю, смертельно опасна и очень редка. Как же управлять ею, лучше копить, или использовать, или просто поддаться ей, поплыть по течению, Мак не имел понятия. Ему казалось, что если она ещё раз выплеснется наружу, то поглотит и его самого…
Хедрику вот повезло, он вряд ли испытывал из-за неё неудобства.
А Элизар?
Как так вышло, что Мак до сих пор не знает и этого?
Он выходит на дорогу, рискуя потерять сознание, и собирается идти навстречу отцу.
— Он сейчас приедет и заберет тебя, — Соня догоняет Мака и вдруг крепко его обнимает, не веря, что он причин ей вред. — Всё будет хорошо. Дыши. Стой на месте.
Он и правда слушает её и пытается выровнять дыхание.
Отстраняться не хочется и нет сил. Но он шепчет, и в голосе слышится страх:
— Отойди… Пожалуйста. Я не знаю… что делать… с /этим/. Не хочу навредить.
— Ты мне не навредишь, — слезы её блестят на глазах словно острые льдинки, она готова рискнуть, но доказать ему, что права, что он не причинит никому вреда. — Мой хороший, ты справишься с этим… Что-то придумаем.
«Сделаем тебя нормальным…»
Соня надеется, хотя почти уверена, что всё безнадёжно, что от этого есть лекарство.
Элизар останавливается рядом, прошло даже меньше времени, чем она ожидала, он выходит из машины, и Соня остраняется от Мака, уступая его.
Прежде чем шагнуть к отцу, Мак всё же решается и целует Соню в щёку. Мягко, тепло, но коротко.
— Спасибо, — после чего отстраняется и цепляется за отца, чтобы не упасть. — Па… — выдыхает он, и давится слезами, которые пытается сдержать. — Я сейчас… умру.
— Да не, ещё хуже скоро будет, но ты не волнуйся, дом близко.
Элизар устраивает сына в машине и машет Соне, решая не тратить драгоценное время на разговоры.
Он по дороге вливает в Мака розовую жидкость из пузырька, что не сдерживает силу, ведь это сейчас опасно для него, но ослабляет тьму.
— Сила открывается, нам сейчас нужно, чтобы это произошло до конца, и тогда уже буду тебя обучать, что с ней делать. Или не делать. Не нервничай только.
Мак тяжело дышит, слышит отца словно из глубокого колодца, в ушах набатом бьётся сердце.
— Не могу… не нервничать. Мне… больно.
— Ты радуйся, что ты не девочка, её бы эта сила уже давно разорвала… Так было с моей старшей сестрой. А с тобой всё будет в порядке.
Мак задумывается, насколько это возможно в его ситуации, когда концентрировать на чём-то внимание выходит с большим трудом.
Он не знал, что у Эла была сестра.
— А… долго… так будет? И я точно… не умру?
Мак вскрикивает от внезапной боли в рёбрах. Кажется, он даже слышит треск. И тьма пробивается сквозь плоть снова.
Ему кажется, что прорывается она, оставляя раны, хотя на самом деле этого не происходит.
— Па…
— Всё хорошо, — продолжает попытки успокоить Эл, криво улыбаясь. — Хочешь расскажу тебе легенду? Значит, были когда-то некие сущности, особые твари, и поговаривали, что они тесно связаны с богами. Ну, этого я не знаю. Их звали Жнецами, они ходили в тёмных балахонах, и за ними тянулась тьма. Их нельзя было уничтожить, они бродили по земле будто бы бесцельно, оставляя за собой мёртвые деревни и даже города. Их тьма никого не щадила…
Эл обрывает себя, резко вывернув руль на повороте и едва не врезавшись в чей-то красный жучок.
Мак бы свалился под сидение, если бы не выставил перед собой руку. Но, оперевшись на неё, он слышит уже реальный хруст в запястье, и снова вскрикивает.
Элизар морщится. Ну как можно было умудриться? Благо, у Кейт есть способности. Им бы только до дома доехать. И он продолжает заговаривать Маку зубы, потому что это всё, что можно сделать в ближайшие пару минут:
— Ну, в общем, некоторые болтаю про любовь между этим Жнецом и обычной девушкой, некоторые выдумывают вещи и похуже, но со временем Жнецы исчезли, как и боги, как и демоны, но остались люди с подобной тьмой. Крупицей того, что было раньше, но этого хватает на многое. Пусть применение у нашей силы только одно — убивать, зато мало что можно поставить ей в противовес, мало какая магия способна на это. Сможешь защитить себя, свою девушку, свою собаку…
И он, наконец, подъезжает к дому.
— У меня… — хочет он сказать, что у него нет собаки, но вспоминает обратное. — Есть Щенок.
И Мак начинает беспокоиться, что такими темпами совсем отупеет на нервной почве.
Элизар берёт его на руки для удобства и заносит в дом.
— Да, он Ате всю мебель сгрыз, пока я его не забрал…
— Ой, — роняет Мак, в этот момент не в силах вспомнить сразу, кто такая Ата.
Кейт ждала их у входа в подвал.
— Простите, но придётся делать всё там. Другого места в доме для печати я не нашла.
На ней джинсы и заправленная в них рубашка Эла, которая велика ей, но каким-то образом смотрится на Кейт стильно и хорошо. И волосы, собранные в пучок высоко на затылке. Похоже, влажные. Наверное она совсем недавно вышла из душа.
— Спасибо, родная.
Элизар умудряется поцеловать её в щеку с мучающимся Маком на руках.
— Он ещё сломал себе что-то, пока ехал.
Элизар оставляет Мака на полу в подвале и закуривает.
С Хедриком такого не было, у него всё произошло само собой, но, может, Мак сильнее.
Пока их ждала, Кейт сдвинула к стенам вещи так, чтобы центр помещения оказался свободным. А на бетонном полу начертила круг и символы в нём. Посередине же лежал плед и подушечка, предназначенная для какого никакого удобства Мака.
Кейт опускается перед ним и осторожно ощупывает его распухшее запястье.
— Не сломал, это вывих, — улыбается она Элу. — Сейчас…
Она без предупреждения нажимает Маку на руку и резко дёргает её на себя. Раздаётся щелчок, Мак стискивает зубы, а Кейт спешит отстраниться…
Руку её обжигает темнота, что с каждой секундой вгрызается в неё всё сильнее.
— Эл! — вскрикивает она и тянет руку к нему, надеясь, что он смахнёт с неё тьму.
Но он не может, а потому приказывает Маку:
— Успокойся, отзови силу. Постарайся это сделать.
Но Мак только сильнее пугается. И потому начинает задыхаться.
Вот оно, теперь от него откажутся и они. Вот так… Теперь уже всё кончено.
Кейт сдерживается, чтобы не начать буквально смахивать его силу со своей руки, калеча этим вторую. И терпит боль, что ползёт всё выше.
— Всё хорошо, просто отзови.
Элизар дотрагивается до его волос.
— Всё получится, сын, давай.
Мак поднимает на него чёрный в этот момент, но блестящий от слёз взгляд, и пытается.
Он закрывает глаза и не знает, получается ли хоть что-то, но вместе с небольшим успокоением приходит странная вера в то, что он сделал, как надо.
Кейт расслабляется, проверяет свою руку, убеждается, что необратимо она не пострадала и кивает Элу.
— Теперь отойди от него. Черту круга никто не должен переступать, пока не угаснет свет. Это поможет ему найти в силе баланс и немного обвыкнуться с ней.
Она отходит сама, касается кончиками пальцев круга, и он вместе с символами в нём загорается слабым, прозрачным белым пламенем.
Мак падает на плед, зажмуриваясь. Чувствуя, как сила разрывает его на части и расползается по кругу, не имея возможности выйти за края.
От боли он не может кричать, дыхание перехватывает… Но страдания постепенно спадают, когда сила, что дегтярной лужей растеклась по печати, не начала будто… дышать.
Дышать вместе с Маком, в такт пламени, которое то возрастало, то почти гасло.
Кейт, удовлетворённо наблюдающая за этим, переводит на Эла взгляд.
— Будешь тут?
— Да, — он улыбается ей, — наш сын совсем вырос, посмотри…
Она закатывает глаза и цокает языком.
— Вот-вот и вылетит из гнезда, да? — спрашивает она якобы с надеждой, хотя на самом деле, конечно, шутит, и надеется, что Эл понимает это.
Элизар фыркает и устраивается поудобнее.
— Люблю тебя.
— И я тебя, — целует она его в волосы. — Пойду приложу лёд, — ей больно шевелить рукой. — Зови, если что.
***
Айри ставит перед Маркусом яблочный пирог и наливает кофе.
— Приятного аппетита… — и впервые за всё это время, добавляет вслух: — Мудак.
Она уже готовится к тому, что он разозлится на это или в чём-нибудь обвинит её, а значит, ей сегодня же придётся уйти. Горько… Но пережить можно.
— Ей пятнадцать, это не рановато ли для мальчиков? Точнее, тварей-убийц? Даже не знаю, почему ты злишься, дорогая.
И он как ни в чём не бывало с аппетитом принимается за еду.
— Потому что, — немного успокоившись насчёт его реакции, садится Айри напротив, — как ты и сказал, ей пятнадцать. А он её хороший знакомый. Даже, будь он вам врагом, нельзя взваливать на плечи маленькой девочке такой груз. Ты хотел, чтобы она убила его!
— У неё хорошо получается убивать, это бы не составило для неё особой сложности, поверь мне.
Маркус берёт её за руку и целует пальцы.
— Когда мы узнаем, мальчик это или девочка?
Айри смотрит на него так, словно сомневается в его адекватности.
— Ты пугаешь меня, — признаётся она тихим и расстроенным голосом.
Он приподнимает брови и смотрит на неё открытым, честным взглядом, представляя, как будет выглядеть выражение её лица, когда она узнает о готовящемся ритуале.
— Почему?
И она, и её ребёнок умрут от руки Маркуса, а за ними и другие оборотни. И мир станет гораздо чище.
— Не почему, а чем… — и сразу же отвечает: — Отсутствием сострадания.
Но он так смотрит… Айри не по себе, она уже не знает, слушать своё чутьё, верить глазам и ушам, или вот этому его взгляду.
С другой стороны, он ведь помог ей и оставил у себя…
Но она сдерживается, чтобы не извиниться.
Маркус устраивает её на своих коленях и крепко целует.
— У нас тут уже сложившийся семейный уклад, ты скоро привыкнешь. Поешь со мной.
В этом момент бледная, едва стоящая на ногах, на кухню заходит Соня, и Маркус обращается к ней с улыбкой:
— Надеюсь, ты теперь будешь хорошей девочкой и сделаешь всё, что требуется.
Соня кивает.
— Как мне найти Лариэна?
***
Сегодня она Мэй. Мэй Эллаи. Хотя, фамилию выдумывать и не обязательно. Но это интересно.
И она немного опаздывает, а потому спешит, перепрыгивая через лужи, наслаждаясь пульсацией музыки из наушников. У неё чёрное каре с челкой, глаза скрывают красные очки-сердечки, стройные ноги упакованы в грубые ботинки и колготки в крупную сетку, через которые видно пластыри на сбитых коленках.
За спиной чехол для гитары, руки в браслетах, на шеи татуировка с драконом. Переводная, само собой.
Она доходит до нужного здания и поднимается на его на крышу, над которой уже через… — она переводит взгляд на часы — три минуты появится нужный человек.
— Успела, — ухмыляется и достаёт из чехла винтовку.
Раль, с удивлением и долей возмущения наблюдающий за тем, как она устраивалась, занимая свою позицию, прочищает горло, чтобы привлечь её внимание.
Но на него не обращают не малейшего внимания, Мэй даже начинает подпевать песне, звучащей из наушников.
— Все будут мертвы! Будут мертвы!
Ральсель начинает смеяться, и бросает в неё сухариком, который всё ещё оставался в оранжевой шуршащей упаковке.
Мэй приподнимает бровь и находит его взглядом, вытаскивая один наушник из уха.
— Чего ты кидаешься?
— Ну разве можно быть такой не внимательной? Ты хочешь убить моего клиента?
— Клиента?
Она направляет винтовку на него, бросая взгляд на часы.
— Да, пристрелить его думал за невыполнение условий одной сделки. Не важно, — отмахивается от неё Раль. — Ты кто такая?
— А, хорошо, потому что меня не предупреждали, что придётся убивать ещё одного. Я Мэй, — она улыбается ему, и в этом обнаруживается нечто лисье. А затем поднимает очки на макушку и занимает удобную для выстрела позицию.
— Мм, уверена, что хочешь сделать это сама?
Но Мэй не отвлекается на него. Она считает себя довольно ответственной. А потому ответом незнакомцу (ведь он так и не удосужился представится), звучит выстрел. Кстати, почти не слышно.
Человек, только что вышедший из бизнес-центра, валится на колени, а затем и лицом в асфальт. А Мэй неспеша пакует винтовку назад и возвращает очки на место.
Всё это уже всерьёз вызывает в Ральселе интерес.
— Ты испытываешь страх вообще, девочка?
Она поднимается и потягивается, будто у неё за это время затекли мышцы.
— Что? У нас ведь нет конфликта интересов, или я что-то не так поняла?
Слишком медлить не хорошо, хоть у неё ещё и есть фора, поэтому Мэй спешит на выход.
И Ральсель… оказывается перед ней, словно выйдя из пустоты.
Ему не составляло труда использовать на людях иллюзии, замедлять или ускорять в их сознании время и проделывать другие манипуляции так, что они в большинстве случаев могли этого и не заметить.
— Просто хочу познакомиться, — улыбается он и протягивает ей руку. — Ральсель. Быть может, ты слышала обо мне.
— Нет, с чего бы? — Мэй дёргает углом губ. — Ну ладно, идём отсюда. У меня свободный вечер, - она берёт его за руку.
И бросает взгляд на часы.
— Ну, пару часов. Где-то здесь должен быть бар.
Мэй улыбается ему, пока не чувствуя ничего тревожного.
«С чего бы»?
У Ральселя слегка приподнимаются брови, правда, на одно лишь мгновение.
Видимо, она не в курсе дел, связанных… со скрытым миром. Что ж.
— Вообще, мне лучше не пить, — признаётся Раль, сам себе усмехаясь. — Но я ужасно голоден. Угостить тебя обедом?
— Это не обязательно, если ты не хочешь развлекаться, ничего страшного. Я найду себе компанию.
И она снова затыкает уши наушниками и собирается скрыться из вида.
Но Ральсель вынимает один из наушников и шепчет ей на ухо:
— Ты не представилась, малышка.
— Вообще-то, это не так, — и она смотрит на него, как на идиота.
Он задумывается, прокручивая в голове их встречу.
— Мэй… Я был слишком впечатлён, чтобы запомнить сразу, видимо. Такая юная, красивая куколка с оружием, убивает мою жертву… Может, плевать на бар и обед, и просто прокатимся? — кивком указывает он на свою новую сияющую, чёрную машину.
«Значит, первый секс с мужиком с крыши… Подружка обзавидуется!»
Мэй ведёт плечом:
— Хорошо.
Он приобнимает её за талию, намереваясь узнать получше и, возможно, больше не терять из виду.
Хорошо бы выяснить, кто такая и на кого работает. Мало ли, пригодиться…
Раль открывает для неё дверцу.
— Запрыгивай, малышка.
Она смеётся и снимает очки, чтобы на всякий случай разглядеть Ральселя получше. Её серые глаза поблёскивают в огнях вечернего города.
А неподалеку, выходящая из торгового центра Микки сжимает за руку Рамону.
— Эй, это что там, Соня?
Вообще, пахнет иначе, но одно лицо…
Рамона приглядывается.
— Вот вырядилась-то! И с кем она? В машину собирается сесть… Это всё плохо выглядит…
Микаэла хмурится.
— Может, мы обознались.
— Да ну… Это точно она.
Рамона уже собирается подойти, но Микки её удерживает, и машины вскоре отъезжает.
— Мда. Странно. Это всё из-за её дружка. Я уверена.
***
— Ну вот, видишь, — спустя время Элизар подходит к сыну с подносом еды, — ты не умер. Совсем. Как себя чувствуешь?
Мак трёт глаза и присаживается, кутаясь в плед.
— Холодно… — пламя вокруг уже местами погасло, поэтому Кейт дала добро на то, чтобы подходить к нему, но самому Маку выходить ещё нельзя. — Прости, пап… — вдруг шепчет он и отворачивается.
Наверное, Эл был добр с ним, чтобы не навредить Кейт, чтобы Мак не занервничал сильнее и не позволил своей силе ранить её.
Эта мысль не даёт ему покоя вот уже несколько часов.
— Скоро тебе станет лучше, ты молодец, со всем справляешься, это хорошо. Если повезёт, тебе достанутся некоторые бонусы, которых даже у меня нет.
И Элизар с улыбкой треплет сына по волосам.
Мак замирает, и вдруг начинает… рыдать. В голос, как не плакал даже в детстве. Будто… совсем всерьёз. Словно почти осознанно решив дать себе волю. Но при этом будучи неспособным остановиться.
Эл приподнимает бровь и притягивает его к себе, крепко, тепло обнимая.
— Ну что ты? — не понимает он. — Что не так?
Мак вцепляется в него, обнимая, зажмуриваясь.
— Я ждал, что ты захочешь меня прогнать. Что тебе надоест возиться со мной и моими проблемами. Что разозлишься за Кейт. Или терпение закончится у неё, — говорит он между всхлипами. — Я… Пап, я так люблю тебя… Как жаль, что тебя не было раньше, — договаривает он совсем тихо и переходит уже на беззвучный плач, сотрясаясь от него всем телом.
— А, так значит, всё нормально, — успокаивается Эл, потому что для него никакой проблемы нет. — Я тоже люблю тебя, о чём речь? И всё, что с тобой происходит — ерунда, мы со всем разберемся. С чего вообще такие мысли, почему я должен злиться? Так вот, помнишь, я тебе легенду рассказывал? Жнецы эти были неубиваемые, у тебя может быть часть и этой способности, а потому проще будет излечиться от зависимости. Физически.
Мак постепенно успокаивается и улыбается, теперь смущаясь своих слез. А потому не спешит отстраняться, чтобы Эл не видел его лица, не смотрел в глаза…
— Жнецы… — повторяет Мак. — Звучит круто, па.
— Ага, но на мне раны не заживают, увы. Зато жена — умница и красавица. А то, что у тебя сила открылась хорошо бы отметить. Я позвоню Хедрику, вам нужно примириться.
Мак кивает.
— Да… у меня день рождения как раз.
— Что? Сегодня? И ты молчал? Кейт! — Эл остраняется от него и зовёт жену.
Она появляется почти сразу, слегка взволнованная, но быстро успокаивается, замечая, что они в порядке.
— Что? Я крашу ногти, — показывает Элизару свою аккуратную, ухоженную руку с белым маникюром.
— Я никогда не отмечал, — тем временем шепчет Мак.
— Это плохо! — заявляет Эл, осматривая её маникюр. — Ведь тебе нужно ещё испечь торт! У Мака день рождение, представляешь?
Кейт хмурится и переводит взгляд на свои ногти.
— А по моему, хорошо… Торт можно и заказать!
— Да, но нет! Правда? — он оборачивается на Мака.
Мак усмехается, и вдруг кивает.
— Хочу настоящий торт.
Кейт обречённо вздыхает.
***
Ральсель натягивает на себя футболку и пытается собрать волосы в низкий пучок.
Растрёпанный, помятый и расслабленный, он переводит заинтересованный и довольный взгляд на Мэй.
— Я думал, что мы правда просто прокатимся. Тебе хоть семнадцать есть? Тебе ведь, — оглядывает её в очередной раз, — семнадцать-восемнадцать, так?
Она смеётся, тяжело дыша и поправляет выкрашенные в дегтярно-черный волосы:
— Мне пятнадцать. Остановишь у метро?
Она снимает порвавшиеся колготки и бросает куда-то в дальний угол салона.
Бля, — тянет Ральсель, — хоть бы соврала, теперь чувствую себя скотиной… Сейчас, — заводит он двигатель, и машина мягко, но быстро трогается с места. — Когда увидимся ещё раз? Я свободен в четверг после пяти вечера.
— Не волнуйся, — она подмигивает ему, прежде чем закрыть глаза-хамелеоны очками, — я никому не расскажу. И я скоро исчезну, так что это не в счёт.
Она окончательно приводит себя в порядок, ужасно довольная произошедшим.
— Мм, за это я как раз не переживаю, — отзывается Раль, и повторяет: — В четверг после пяти, на прежнем месте. Идёт? Угощу кофе. Хотя бы.
Он не знает, нужно ли и правда заглаживать вину перед ней. Да и угрызениями совести, на самом деле, страдает очень редко. Но всё же…
***
Лариэн ждёт её с нетерпением и долей волнения, не совсем понимая, что сподвигло Соню отправиться к нему в этот день. Но у Маркуса он ничего не уточняет, оставляя интригу, наслаждаясь загадкой и предвкушением сюрприза.
В назначенном месте, строго ко времени Соня приходит к нему с убранными в причёску волосами, в нежном платье и розовых туфельках, и с каким-то упрямым и строгим взглядом серых глаз.
— Здравствуй, я хотела поговорить.
— Здравствуй, — пропускает он её в дом, — о чём, милая?
На нём красная рубашка и свободные чёрные брюки. На пальцах сверкают серебряные простые кольца.
— О том, какие у тебя на меня планы. Я хочу понять. И я думаю, я заслуживаю внятного и развернутого ответа, не оставляющего во всей этой истории темных пятен.
Соня любит Мака, странной, хрупкой и надрывной любовью. Но, если она и будет с ним, ей нужно решить свои проблемы. И Лариэн — одна из них.
Она окидывает его внимательным, ожидающим взглядом.
— Ты знаешь, что твоя мать была ведьмой?
Соня отступает на шаг.
«Этого не может быть…»
— Ты говоришь правду?
— С чего бы мне врать? Мы были знакомы с ней лично.
Соня кивает, не зная, что делать ещё и с этим.
— Полагаю, хочешь узнать, к чему я упомянул именно это? — подсказывает ей Лариэн, и жестом руки приглашает присесть на белый диванчик в светлой небольшой гостиной.
— Да.
Она садится, не сводя с него взгляда.
Он устраивается рядом с ней, и прежде чем ответить, смотрит на её странно, оценивающе.
— По всей видимости, ты из тех, кому могла, или должна была передаться сила по наследству. В прямом смысле от матери. Но она своей силы лишилась, и ты осталась чиста от магии. Не бойся, это уже навсегда. И у тебя всё равно был бы выбор, кем быть. Поэтому ты, можно сказать, такая, какой и должна была стать. Но твоя энергетика, твоё тело и психика, очень… гибкая, для всякого рода манипуляций. Ты кое с чем помогала своему отцу. Будешь помогать и мне. Я обучу тебя… всему, — как-то странно закончил он, и коснулся её руки. — И ты будешь моей. Чему я тоже несказанно рад.
— И-з-за чего она умерла? — взгляд её меняется, теперь она чувствует себя совсем разбитой и будто просит помощи.
Лариэн медленно, будто сочувствующе гладит её по голове.
— Твой отец не мог смириться с тем, что его любимая оказалась ведьмой. Он попросил меня лишить её магии. Принудил её к этому. И всё вышло. Но она не смогла так жить, не захотела. Дальше ты знаешь, кажется, — вопросительно приподнимает он бровь.
Соня кивает.
— Буду твоей в каком смысле?
— Ты сама всё уже поняла, — тянет Лариэн, и задумывается, вдруг отстраняясь от неё. — К слову о твоей матери и отце. Помня их историю, я сначала удивился его новому выбору, — делится он с ней доверительно. — Не ожидал, что он подпустит к себе полуволчицу… Подумал, Маркусу нравится танцевать на граблях. Но он всё же совершенствуется…
— В каком смысле?
От всего этого у Сони начинает гудеть голова, она сцепляет холодные пальцы в замок на коленке и опускает взгляд, пытаясь унять мелкую дрожь.
— В смысле, что на этот раз её смерть ему нужна для дела. Ты в порядке? — кладёт он ладонь на её плечо.
— Я не смогу тебя помогать, как и ему, — Соня вскакивает, — ничего не получится.
Но Лариэн хватает её за руку и притягивает к себе. А после и вовсе придавливает к дивану, нависая сверху.
— Тебе придётся, — прожигает он её взглядом. — Мы уже всё решили… — его рука оказывается у неё под платьем. — И ты сама пришла.
Соня вскрикивает и пытается вырваться.
— Я хотела договориться, думала, что смогу быть полезна тебе иначе! Но… Как так можно?..
В мыслях всё ещё бьются его слова о матери, и об Айрин…
Её отец психопат, и всё это время она помогала ему.
Она не может удержать слёзы. Снова.
— Тише, — шепчет Лари ей на ухо, — успокойся… Ты будешь моей, и всё будет так, как надо…