Три товарища

Глава 9. Алексей

Магнитогорск. 7 дней спустя.

Лейтенант Телегин Алексей Сергеевич.

Я сжал пустую пивную банку и отправил в полёт. Пирамидка из трёх банок, которую я выбрал целью, разлетелась. Попадание вышло идеально точным. Хоть я не летал на истребителе, а валялся на диване, метко стрелять не разучился.

Я зевнул, потянулся рукой к полу и поднял кусок зачерствевшей пиццы из открытой коробки. Укусил и понял, что пицца давно утратила вкус. Во рту словно сухари захрустели. Я сплюнул эту гадость обратно в коробку и открыл очередную банку пива. Половина отмеренного отпуска уже прошла, и я за это время успел познать все оттенки скукоты, так как Илюха и Никита оставили меня одного. Илья укатил с дедом на рыбалку и пропадал в каких-то комариных дебрях, а Никита восстанавливал дух и тело в компании жены где-то на Мальдивах. Состоятельные родители быстро организовали им "олл-инклюзив" и сплавили в тёплые края, чтобы молодая семья наладила отношения после долгой разлуки.

Так что остался я один-одинёшенек. С утра бегал и занимался на стадионе в ста шагах от съёмной квартиры. А день, вечер и ночь проводил на диване. Заказывал еду и бухло. Смотрел всякую ерунду и потихоньку забывал произошедшее.

Это было сложно, конечно. Не потому, что меня кошмарили воспоминания, а потому, что новости об атаке на американские территории вываливались сплошным потоком всю неделю. И я не мог себя заставить их не смотреть. Я лежал на диване и смотрел всё подряд. Хоть не горевал вместе со всем американским народом, хоть равнодушно смотрел на приспущенный звёздно-полосатый флаг, сопереживал всем тем семьям, которым удалось вовремя покинуть планету. Новостные передачи не жалели красок, не сдерживали эмоции, приглашая спасшихся на интервью. Бывшие колонисты рассказывали о пережитых ужасах, а затем на экранах появлялся знакомый гладкий шар.

Не знаю почему, но гриф секретности был снят. Американцы ничего не стали скрывать от жителей Земли. Показывали всё, что удалось зафиксировать, и с удовольствием комментировали. С английским я был на "ты" и часто смотрел словесные баталии американских аналитиков на разных шоу. Слушал их предположения, видел, как они ругаются, ссорятся и спорят. Всё это вызывало у меня смех. Они даже отдалённо не представляли, на что НЛО способен. Они откровенно называли объект "неопознанным летающим", но о его возможностях даже не подозревали.

Практически каждый день ближе к ночи, когда после выпитого одиночество накатывало особенно сильно, когда хотелось с кем-либо поговорить, но никого не было рядом, я возвращался в воспоминаниях к встрече с родителями. Почти шесть лет я их не видел. Но когда увидел, понял, что не жалею об этом. Что мог спокойно продолжать не видеть их дальше. Хоть шесть лет, хоть двенадцать, хоть сто.

Я, конечно, завидовал Илье. Завидовал его доверительным отношениям с дедом. У Илюхи хотя бы есть тот, о ком он будет заботиться в качестве благодарности за сохранённое детство. Ведь он сам не раз рассказывал, как мог очутиться в интернате, если бы дед принял иное решение. Но тот ради Ильи пожертвовал собственным комфортом и занялся воспитанием. Не избавился, отправив в училище, а таскал за собой по городам и весям и помог стать таким, каким он стал сейчас.

И я так же завидовал Никите. Завидовал тому, какая у него большая и дружная семья. Династия, блин! Ради Никиты и его молодой жены там каждый пойдёт на всё. Даже пожертвует чем-то. Могут себе позволить, что тут сказать.

И лишь я, несмотря на живых родителей и родную сестру, точно знаю, что семьи у меня нет.

Моё детство вряд ли можно назвать счастливым. По крайней мере, я его таковым не считал. Не знаю, как так вышло, но мои родители всегда были мною недовольны. Ещё будучи маленьким я начал грезить о звёздах и взахлёб читал все попадавшиеся в мои руки книги о космических путешествиях. Представлял себя главным героем и говорил родителям, что обязательно полечу в космос. Но те чаще посмеивались над моими мечтами. А мать даже как-то сказала, что я — дебил, и ничего у меня не получится.

Это сейчас я понимаю, что было не так. В чём причина такого отношения. Но тогда я не понимал. Когда уставший отец возвращался с работы, он пил. Не потому, что был запойным алкоголиком, а потому что чувствовал себя неполноценным. Неполноценным, потому что зарабатывал куда меньше своей жены — моей матери.

Практически сразу после института молодая девушка устроилась на хлебную должность в перспективной конторе и очень быстро взобралась по карьерным ступеням до ступеньки главного бухгалтера. Она стала очень хорошо зарабатывать, и по нашей квартире иногда тихо шаркали ногами люди таких профессий, как уборщица, кухарка, приходящая няня. Довольно быстро мать достигла таких успехов в карьере, что не только перестала готовить, но и вообще что-либо делать по дому. Но главное — она перестала уважать мужа. Некоторое время терпела несоответствие возможностей мужа своим возможностям, но всё же инстинкт взял верх. Она вонзила в его голову пилу и начала пилить. Да так пилить, что тот не выдержал. Что-то пыжился по началу, бросался в крайности, хватался за любую работу, которая в перспективе сулила бы большие дивиденды. Но не справился и сломался. А затем, вместо того, чтобы спасти остатки самоуважения и просто сбежать, нырнул в бутылку без акваланга.

К тому времени я уже появился на свет. Но я был нежелаем. Не только потому, что появился "по залёту", а ещё потому, что мать хотела девочку. Ко мне материнские чувства она испытывала лет до трёх, кажется. Сейчас я не могу сказать точно. Но мне всегда казалось, что, как только я достиг сознательного возраста, я погрузился в атмосферу неприязни. Отчасти потому, что отец сдался окончательно. Что смирился с ролью омеги. С ролью того, кого всю жизнь будут гнобить и обвинять. Отчасти потому, что мать забеременела второй раз. К превеликой её радости — забеременела девочкой. С этого момента дела мои окончательно скатились на уровень плинтуса.

Я помню, что мне остро не хватало родительской любви. Что отца я боялся, потому что он так и норовил заехать ремнём по моей спине. А матери, как мне казалось, до меня не было никакого дела. Она потеряла ко мне всяческий интерес. И когда родилась сестра, я остался один на один со своими комплексами и страхами. Моей жизнью родители вообще перестали интересоваться. Кормили и одевали, но любви с их стороны я не чувствовал. Что творится у меня в голове и в сердце, им было безразлично. Я раздражал их одним своим присутствием.

Предоставленный сам себе, я погрузился в книги и мечты. Пытался делиться мечтами о бескрайнем космосе, но родители только смеялись. Я ревновал их к маленькой сестричке и, в отместку, вообще не хотел с ней контактировать. Не играл и, наверное, даже не любил. Подобрел чуть-чуть лишь тогда, когда вступил в подростковый возраст. Мечту о космосе не оставил и стал готовить себя к поступлению в академию.

Мне было двенадцать лет, кажется, когда я принял окончательное решение, куда именно хочу поступить. Некоторое влияние на это решение оказал Садальмеликский конфликт, за развитием которого я следил, сутками напролёт бороздя просторы интернета. Я проникся острой нелюбовью к американцам и уже тогда решил, что буду штурмовать Магнитогорск. Что стану пилотом.

Но властная мать и безвольный отец твердили как сиамские близнецы, что ничего у меня не выйдет. Что я обречён работать сантехником не потому, что они не собираются тратить огромные деньги на моё обучение, а потому что я — безмозглый дурак. Глупый, неприспособленный, инфантильный и мнительный. Они оба говорили, что у меня ничего не выйдет. Мать добавляла сверху ещё что-нибудь унизительное, и смеялась, любовно поглаживая светлую копну волос моей сестры.

Такое отношение самых близких людей сделало меня озлобленным. В школе я вытворял чёрти что. На меня жаловались и писали докладные. Приглашали в кабинет директора, где мать, не стесняясь, третировала меня перед посторонними. Но это, несомненно, закалило мой характер. Наверное, даже чересчур. Когда я окончательно смирился, что помощи не будет, что должен рассчитывать лишь на самого себя, я изменился. Я превратился в кремень. Занялся спортом, прекратил безобразничать в школе и засел за учёбу. Я всё ещё был очень злым, но злился не на окружающий мир, а конкретно на тех, кто меня таким сделал. Я хотел доказать им, что они ошибаются на мой счёт. Что я справлюсь даже без них.

И я справился. Я излазил сайт Магнитогорской академии вдоль и поперёк. "От" и "до" изучил все документы, необходимые для поступления, узнал все нормативы, которые придётся сдавать. Я прочёл всё, что только возможно, и завалил приёмную комиссию запросами. И хоть из Белгорода путь в Магнитогорск был не близок, я не собирался отступать. В финальном классе школы я учился лишь для того, чтобы отчалить. Летние месяцы перед стартом учебного года я потратил на то, чтобы заработать денег, которых хватило бы на дорогу и проживание в чужом для меня городе. Хотя бы на первые, самые сложные пару месяцев. Я не собирался ни у кого ничего просить и рассчитывал только на себя. Уверенно шёл к своей цели и ни в какую не собирался принимать помощь родителей, которые, впечатлённые моей целеустремлённостью, заметно подобрели и даже пытались наладить контакт. Но момент давно был упущен. Я превратился в злой трактор, который пёр напролом, питаясь энергией ненависти.

Я помню как сейчас: в яркий солнечный день после последнего школьного экзамена я вернулся домой и уложил в сумку давно заготовленные вещи. Я не собирался оставаться на выпускной вечер, коим бредили все мои одноклассники и одноклассницы. Я мечтал лишь об одном — сбежать из ненавистной тюрьмы. Я сложил вещи в рюкзак, подошёл к двери и осмотрел квартиру с чувством, что всё это я вижу в последний раз. Отец и мать испуганно смотрели на меня. И тогда я перестал себя сдерживать. Вулкан давно накапливал лаву, и в этот день она изверглась. Брызжа слюной от ненависти, я выплеснул на головы испуганных родителей всё, что накопилось. Не стеснялся в матах и твёрдо заявил, что не желаю их больше видеть. Никогда. Что они для меня мертвы.

Два дня я добирался на поезде в Магнитогорск, но обустроился там куда быстрее. Нашёл подсобную работу, подал документы и сдал все экзамены. Сдал на "отлично". Приёмная комиссия осталась очень довольна и уровнем моих знаний, и моими физическими кондициями. Я стал стипендиатом с довольно-таки неплохой стипендией и перед зачислением получил в виде неожиданной награды дружеское рукопожатие главы приёмной комиссии. Он уважительно на меня посмотрел, протянул руку и сказал: "Мы рады зачислить вас в академию". Эти слова стали для меня самой большой наградой за годы самоподготовки в школе. Тогда я почувствовал необычайную лёгкость. Лёгкость, которую, наверное, не испытывал никогда в жизни. Тогда я понял, что способен на многое. И не благодаря кому-то, а вопреки.

Но всё же душевную пустоту заполнить было некому. Хоть я возмужал и многое стал понимать, никого прощать не собирался. Злоба и ненависть никуда не исчезли. Иногда это отражалось на моём отношении к окружающим. И здесь я ничего не мог поделать. Таким я вырос…

Задумавшись, я не заметил, как вылакал очередную банку пива. Даже почувствовал, что хмелею. Потолок перед глазами начал плясать, а на "плазме" появились горизонтальные полосы.

Но это не у меня в глазах рябило. Это были помехи.

— Внимание! Прерываем все трансляции! — заговорил из телевизора хорошо поставленный мужской голос. — Срочные новости!

Я посмотрел на большой экран, сфокусировал взгляд и увидел интересную картину: ведущий нервно стучал стопкой бумаг по столу, а в верхнем углу экрана, в небольшом отдельном прямоугольнике, трое очень влиятельных мужчин обменивались рукопожатиями. Затем этот прямоугольник разъехался на весь экран и я с удивлением обнаружил, что не ошибся — это действительно были те самые влиятельные мужчины, о которых я подумал.

— Только сейчас мне сообщили, — раздался закадровый голос. — Что встреча на высшем уровне завершена. Она завершилась успешно, а потому строжайшая конфиденциальность утратила свою актуальность. Во все средства массовой информации поступили новости, открывающие врата в новую эру существования человеческой расы. Рассекречены новые данные и разосланы коммюнике.

На широком экране телевизора президент Соединённых Штатов Америки, президент Российской Федерации и председатель Китайской Народной Республики рассаживались за столом. Они открывали какие-то папки, что-то подписывали, а затем пресс-секретари меняли папки местами для очередной подписи.

— Сегодня доподлинно стало известно, — торжественно зачитал ведущий. — Что инопланетная форма жизни угрожает всему человечеству. Такое заявление на совместном брифинге сделали президенты трёх крупнейших мировых держав. Президенты обсудили сложившуюся ситуацию и приняли судьбоносное решение. Приняли решение о создании объединённого космического флота, который нанесёт ответный удар. Удар возмездия… Как сказал президент Российской Федерации: "Сейчас уже не идёт речь о превентивном ударе. Речь идёт о выживании всего человечества. И человечество обязано защитить себя".

Ведущий замолчал, а режиссёры трансляции вывели на экран прямую речь.

— …у нас не осталось сомнений, — спокойным голосом зачитывал президент России — Александр Николаевич Симаков, — шестидесятилетний лауреат Нобелевской премии по литературе, девять лет назад сменивший на посту менее удачливого предшественника, которого с помощью импичмента выкинули с должности за дипломатический провал после Садальмеликского конфликта. — Как не осталось иного выбора. Мы должны принять суровое решение и сплотиться в единый кулак. Перед лицом невиданной доселе угрозы, человечество не отступит. Оно не сдастся. Оно не позволит враждебной цивилизации себя уничтожить. Оно ударит в это лицо кулаком! — президент переложил лист бумаги и взял следующий. — Сейчас я хочу сообщить всем, что вскоре начнётся формирование эскадр, куда войдут лучшие из лучших. Лучшие представители всех наций мира. Любых наций мира. Нам нужны все: инженеры, пилоты, медики, учёные-ракетчики, гении слова и мысли. Нужна вся элита, которую готово предоставить человечество. На создание флота мы бросим все силы, всю энергию! Мы направим на его создание все ресурсы родной планеты. И, я обещаю, мы непременно достигнем своей цели.

Ведущий никак не прокомментировал речь президента и остался таким же молчаливым, когда слово передали другому президенту — американскому. Тот принялся пафосно разглагольствовать, читая с телесуфлёра, как привык делать. Но его я уже не слушал. После "май феллоу американс, май бразерс энд систерс, ситизенс оф зе Ёрт", я перестал понимать его речь. Я сидел с выпученными глазами и открытым ртом. Смотрел на телевизор, но ничего не видел и не слышал. Я переваривал полученную информацию.

Оказывается, шли подковёрные переговоры. Три самых мощных державы мира изучали информацию, которую предоставили мы — трое выживших пилотов. После американской катастрофы и получения подтверждения этой информации, они забеспокоились всерьёз. Уверен, больше никто не считал нас психами. Они подключили своих аналитиков и каким-то образом пришли к мнению, что человечеству угрожает опасность. Не американским территориям конкретно, а всему человечеству. Эти аналитики что-то просчитали и сделали выводы, что необходимо действовать на опережение. Не закупориться в кокон, не усиливать планетарную оборону, не искать мира с инопланетным астероидом. А нанести ответный удар. И опасность по их мнению столь велика, что нужно срочно создавать межзвёздный флот — флот из трёх эскадр. На что сразу согласились президенты и председатель КНР.

— Могучие, экономически сильные государства решили объединить усилия, — рассуждал я сам с собой. — Наверное, только таким государствам это под силу. Индийцы и японцы, вон, до сих пор не могут сформировать собственные эскадры, чтобы хотя бы начать экспансию. Всё ищут помощи материальными и людскими ресурсами… Но если объединятся все… если объединятся все нации мира, нет никаких сомнений, что флот будет создан. Другой вопрос, сколько на это потребуется времени, и кто получит шанс войти в состав этого фло…

Я так и не закончил фразу. Я замер с открытым ртом, очень хорошо осознавая, где могу найти применение своим навыкам. Где мы с Никитой и Ильёй найдём применение своим навыкам. Где наше звено несомненно придётся ко двору. Ведь мы не только умелые пилоты. Мы видели эту хреновину в живую. Мы сражались с её мелкой копией и победили. И именно благодаря нам все узнали, какая приближается опасность. Это же должно что-то значить. Не может быть, чтобы не значило ничего.

Я отшвырнул пульт, скатился с дивана и упал мордой прямо в засохшую пиццу. Но такие мелочи сейчас меня не волновали. Я принялся лазить на карачках в поисках смартфона. К несчастью, я совершенно забыл, где его бросил. Я уже пару дней ни с кем не разговаривал и не переписывался с друзьями. А потому рылся в бардаке на полу в течение долгих секунд. Как раз до того времени, когда неожиданный входящий звонок подсказал, где этот смартфон скрывается.

Я отодвинул штору, его отгораживавшую, и ткнул в зелёную кнопку на экране.

— Да?

— Лёха!? Ты? — я услышал взволнованный голос Ильи.

— Да, я, Илюх. Только собрался тебе звонить. Ты слышал?… То есть видел?

— Видел. У деда тихий час, а я в маркете как раз. Тут ужас какое столпотворение. У телека на входе не протолкнуться. Трындец, да?

— Не то слово, — согласился я. — Ты видел, как они документы подписывали? Видел лицо Уишера? У него глаз дёргался. Видать, они что-то знают.

— Нет, Лёх, не видел. Не присматривался. Как думаешь, почему они так решили?…

Смартфон завибрировал. На экране появился новый желающий со мной пообщаться. Я включил громкую связь.

— Погоди, Илюх. Никита ломится. Сейчас я добавлю его в конфу, — я быстро проделал нехитрые манипуляции. — Привет, Ник. Как ты?

— Всё в порядке, парни. У вас как? — Никита развернул на себя телефон, чтобы мы получили возможность лицезреть его загорелое лицо. Но так же мы заметили чистое голубое небо, мелькнувший желтизной песка пляж, зелёные кроны деревьев и вывеску "Hilton" перед входом в высокое здание.

— Кто там? Кому ты звонишь? — так же мы расслышали слегка недовольный голос Тани.

— Секунду, солнце. Дай поговорить, — Никита встал с лежака и отошёл на пару шагов. — Я на телефоне смотрел. Видели речь Симакова?

— Мы по этой причине и созвонились, — произнёс Илья. — Неожиданно, правда?

— Ага. Флот, вон, будут собирать…

— Короче! Оставьте прелюдии, — я решил сразу переходить к делу и озвучить мысли, которые завладели мною целиком. — Как я понял, Россия будет формировать собственную эскадру. Симаков сказал, что нужны лучшие. Я считаю, что мы заслужили право войти в состав этих лучших. Я считаю, что надо приложить усилия, надавить на все кнопки и заставить зачислить в эскадру и нас. Такое событие не должно пройти мимо. Мы можем принести пользу не только как те единственные, кто бился с НЛО, но и как действительно достойные пилоты. Вы как считаете? Яйцам хватит крепости вновь вернуться туда?

— Тоже подумал об этом, — не раздумывая, сказал Илья. — Хочу, чтобы и нам дали шанс… Я всё в себя не могу прийти после того, как полковник Патель говорил про пенсию. Я не хочу на пенсию. Не хочу покидать ряды ВКС. Я хочу всем доказать, что нас пока рано списывать со счетов. Я за то, чтобы настойчиво постучать в полузакрытую дверь.

— Не узнаю тебя, Илюха, — весело произнёс я. У меня на душе стало очень хорошо, когда из уст нерешительного друга вылетели именно эти слова. Я думал, он скажет: давайте не вмешиваться. Будем плыть по течению, и будет, как будет.

В шестидюймовом экране я увидел, как Никита почесал бронзовый подбородок. Затем оглянулся и заговорил чуть тише.

— Я с вами, друзья. Как всегда говорил — вместе и до конца. Завтра вылечу в Москву, а потом в Магнитогорск… Они не смогут нам отказать или просто отмахнуться. Давайте, как соберёмся, обсудим всё и отправимся в академию. Встретимся с Петровичем хотя бы. Уверен, он подсобит.

— Это хорошее начало, — согласился я. — Петрович непременно поможет…

— С кем ты там разговариваешь? — за плечом Никиты промелькнула Таня и её увеличившееся пузико. Она попыталась рассмотреть нас в смартфоне Никиты, но тот отвернулся. — Я знаю, кто это! — воскликнула она. — Я знаю, чего вы все хотите! Это Телегин всё, да? Он тебя подначивает? Никита! Я запрещаю тебе даже думать о том, чтобы спасать мир! Хватит! Наспасался. Пусть другие…

— Танюш, дай поговорить, — всё ещё спокойно произнёс Никита. — Всё не так просто, как ты себе представляешь.

— Я не желаю ничего представлять! Я тебе сразу сказала: никаких больше подвигов во имя всего человечества. Я сразу догадалась, кто это. Я знаю! Я знаю, что вы трое хотите погубить себя!

— Всё, хватит! Остановись! — Никита повысил голос, но на жену, очевидно, это не произвело впечатление. Она продолжала кричать.

— Ну так что? — я не выдержал. — Послезавтра общий сбор? Ты справишься?

— Справлюсь. Всё нормально, Лёх… Всё, всё… Отключаюсь. Не кричи! Парни, потом созвонимся, когда она успокоится, — Никита покинул конференцию.

— Её, конечно, можно понять, — опять начал блеять Илья.

— Илюха, она вредит нашей монолитности, — я же никого понимать не собирался. — Мы не можем друг без друга. Мы хороши тем, что мы давно вместе. Если одну из деталей слаженного механизма удалить, две другие перестанут работать так хорошо. Поэтому нам нужен каждый. Я не откажусь ни от тебя, ни от Никиты, несмотря на ваших жён, детей, бабушек, дедушек, собак, кошек, попугаев. Мы успешны, только когда мы вместе. Могу привести десятки примеров…

— Да ладно тебе, Лёх, — примирительно сказал Илья. — Я что не понимаю, что ли? Я ж не маленький. Что делать-то будем?

— Ты когда вернёшься?

— Завтра с утра за руль. Приедем ближе к полудню.

— Тогда сразу ко мне подъезжай. Обсудим порядок действий. Решим, кого беспокоить первым… Погоди… Опять Никита, кажись, наяривает.

Смартфон вновь завибрировал. В полной уверенности, что звонит мой подкаблучный друг, я принял звонок, даже не посмотрев на адресата.

— Да, Ник?

— Добрый день, — раздался очень спокойный женский голос, совсем не похожий на голос той истерички. — На связи лейтенант Телегин Алексей Сергеевич?

— Кто это? — я сосредоточил взгляд на экране, где чётко и ясно было написано, что данный номер скрыт.

— Лейтенант, оставайтесь на связи. Сейчас с вами будет разговаривать вице-адмирал Воздушно-Космических Сил Российской Федерации — Геннадий Леонидович Шишкин, заместитель командующего новообразованной Российской эскадры.