Если не можешь решить проблему — начни ею руководить.
Робберт Шуллер
Петербург
2 сентября 1735 года
Александр Матвеевич сидел, и было видно, что тщательно думает над моим предложением. Было чего. Этот человек живет только лишь авантюрами. И было видно, что он устал. Да и цель — спасти девушку. Благородная, ради которой стоило бы себя поберечь. А тут…
Только минут через пять он начал говорить:
— Я слышал, что Василий Никитич Татищев был арестован, но дал мзду, говорят, аж сорок пять тысяч рублей, и его выпустили. А то, что он захочет тебя убить — тут ты, брат, прав. Я желал предложить тебе объединить наши усилия… Ну или, откровенно говоря, хотел просить у тебя защиты. Никак не умирать пока нельзя…
— Пока твоя ненаглядная Гильназ в плену у хивинского хана, — продолжил я мысль кузена.
— Я готов сослужить тебе службу, но пока не понимаю всего замысла, — сказал Александр Матвеевич Норов.
Я задумался, мысль пришла, однако ее нужно было еще и обработать. Через некоторое время молчания и мыслительных процессов, взял лист бумаги и другие принадлежности. Благо, что почти в каждой комнате для письма все было. Нужно «изобретать» хотя бы непроливайку. Так и не привык писать гусиными перьями с вечно проливающейся чернильницей.
Через некоторое время, наверное прошло полчаса, я был готов выдать план операции. Сложный, рассчитанный на авантюризм брата. Ну и опасный для него. Хотя вероятность негативного исхода конкретно для брата я свел к нулю. Он любой момент мог выйти из дела.
— Во-первых, и в том ты меня, братец, извини, но никак иначе нельзя, из моего дома ты должен выйти побитым. За домом присматривают. Так что еще и во дворе поругаемся, и проклянем друг-друга у ворот. Я уверен, что о нашей ссоре быстро станет известно тем, кому она интересна. Ну, а дальше… — я позвонил в колокольчик.
На пороге показалась одна из служанок жены. Ей за дополнительную плату я поручил быть чем-то вроде моего домашнего секретаря.
А вообще жена обещала заняться вопросом прислуги всерьёз. Дом у нас немаленький: как минимум нужно набирать штат из дюжины прислуги. Юля обещала уже на днях нанять достаточно прислуги. А я подумал, что можно еще обратиться и к Рыжей Марте. В ресторане налажена работа по обучению персонала. Найдется и для меня кто-то толковый.
— Принеси карандаш и краски, — повелел я.
Ну не буду же я калечить своего брата. Так, может носом кровь пущу. А синяк под глазом и нарисовать можно.
— А дальше мы с тобой сейчас продумаем весь план. Потом я приглашу своего начальника безопасности. Степан толковый, ещё мало в чём разбирается, но уже словно чует правильное решение. Вот пусть тоже думает… — я встал, подошёл и обнял брата за плечи. — Мы все должны выжить. А тебя ещё выдвину в Академию наук. И журнал будешь мой издавать, ну или писать свои рассказы в нём.
Обсуждение не заняло много времени. Наверное столько, чтобы служанка успела позвать Степана. Я уже догадываюсь, что он крутит лямуры с этой нимфеткой. Ну да на здоровье, главное, чтобы делу не мешало и проблем не принесло.
— Сможешь обеспечить присмотр? И если что, то под видом бандитов, всех отправить на Суд Божий? — спросил я Степана.
Прямо спросил, решительно. Так, какой и ожидал от него ответ.
Молодец, не стал сразу же сыпать обещаниями. Подумал.
— Людей не хватит у меня. Только же десяток и в ресторанах по два должны находится. И тут, в доме, — отвечал Степан.
Была у меня идея привлечь Ивана Кашина. Этот смог не только помочь, но и во-многом заменить Степана. Вот только пусть Иван намилуется с женой своей. Да и займется покупкой дома. А то и пристанища не имеет, да и по бабам ходок еще тот. Почти уверен, что не одна девка в моем поместье понесла от бравого гвардейца. Воспитаем. И Кашина, и его потомство, пусть и не признанное.
Так что Кашина привлекать не буду. А вот Фрола с его диверсантами — самое то. Нечего Фролову с Рыжей миловаться на зависть каждому второму мужику в Петербурге. И там уже такие волкодавы, что в пору и в городе поработать.
— Все сделаю, Командир, — в итоге пообещал мне Степан.
— Но дом не оставлять без охраны! — потребовал я.
Примерно через час Александр Матвеевич Норов был взашей выброшен из дома своего брата, моего дома. Носом обильно нашла кровь, под левым глазом наливался аккуратный синяк. А в остальном же видимых повреждений у него и не было. Прихрамывал на левую ногу, театрально держался за правый бок. Но это он так, в роль вжился.
Я смотрел украдкой из окна, как еле плетётся прочь мой кузен, и ловил себя на мысли, что даже зная, как я сам «рисовал» ему лицо, смотрю и верю: еле плетётся несчастный побитый мужик. А еще и злой. Брат оглядывался на дом и что-то там выкрикивал. «Верю!» — сказал бы Станиславский. Хорошо играет.
Подошёл к столу. Сел над бумагами. Тут, на двух листах, был изложен план операции. Схематично, тезисно, но в достаточной мере, чтобы понять суть плана.
Я трижды пересчитал, трижды передумал. Как по мне, риск, прежде всего, для Александра Матвеевича имеется. Но даже куда как меньше, чем во всех делах, что проворачивал мой брат в прошлом. Он должен справиться. А я имею возможность решить свою относительно старую проблему с Татищевым.
Сон как рукой сняло. Посмотрел на огромные часы, стоящие в моём кабинете: было начало двенадцатого. Не сказать, что это сильно поздно, но, если учитывать, как рано я поднялся и насколько суетной был день, особенно первая его половина, то спать должно было хотеться. Нет.
Я достал большую папку с бизнес-планами. Раз уж не спится, то хотел ещё раз пересмотреть всё то, что скрупулёзно составлял в течение уже более чем года.
Эта папка могла бы сильно ускорить какую бурно развивающуюся страну, например, Англию. Да и Голландия, пусть и проиграла ряд англо-голландских войн, пока еще кажется сильной державой. В меньшей степени мои записи помогли бы Франции. Там все же существует ряд препятствий для развития. Земля у аристократии и рабочих меньше.
А вот Россия… Если бы играл в какую стратегию с экономическим уклоном, но, наверное, Русь-матушку подумал, выбирать ли. Сложно у нас. И труд крепостной, производительность которого конечна. И просторы велики, если только железную дорогу не начать строить.
Или хотя бы пароходы. «Земля богата и обильна, а порядку в ней нет,» — говаривали наши предки в девятом веке. Много ли изменилось?
И вот она — увесистая папка, способная перевернуть мир.
А мне кажется, что я ещё слишком мало приблизился к тем проектам, которые способны перевернуть историю. Да, уже есть самодельные конусообразные пули с расширяющейся юбкой. Но они только для нарезного оружия. И не налажено пока производство. Только лишь кустарное.
А ведь можно что-то похожее создать и для гладкоствола. В той истории, которую я учил в школе, через книги, которыми зачитывался после, а некоторое время так и преподавал, всё это уже изобретено. Пора бы и мне.
С нынешними технологиями вполне можно и уже нужно создавать пушки, благодаря которым во многом была выиграна Семилетняя война в прошлой истории. Это технологичные орудия не воссоздать, а «шуваловские единороги» вполне даже.
Ведь, если бы не я, пушки с конусной каморой под протекцией Петра Ивановича Шувалова изобрели бы не раньше, чем через пятнадцать лет. И стали бы их производить на той же ресурсной базе, что уже есть в России.
И все равно важно в целом начать промышленный переворот. Для этого, чтобы запустить процесс, дать шанс России, у нас есть всё. Есть мозги и конструкторские решения благодаря Андрею Константиновичу Нартову и его команде. Я поспособствовал, чтобы и другие изобретатели вошли в кооперацию с великим инженером петровских времён.
У нас есть понимание, что и как должно сработать. И пусть это понимание пока во многом только в моей голове, но оно есть — это главное.
Сработает ли текстильная промышленность, если начать массово производить прядильные ткацкие станки? Да, конечно же, сработает. Причём, с намного меньшими проблемами, чем это было в Англии. Ведь создателя первого прядильного станка вроде бы как сожгли вместе со станком и со всей его семьёй. Мол, английские работяги останутся без работы, если эти станки внедрять.
У нас нет проблем с тем, чтобы прядильщики остались без работы. Прядильщиков не так и много.
Или сельское хозяйство. Ведь у меня есть понимание, чем можно удобрять землю. Хотелось бы, чтобы мы использовали калийные удобрения. Но если их нет, так создадим другие. Например, обязать каждый дом, каждую печную трубу — сдавать золу. Это отличное удобрение. Не говорю уже о селитре.
Было бы интересно начать в стране акцию: «Даёшь дерьмо отечеству!» Грубо, конечно, звучит. Но ведь и во Франции, и в Англии забирали у населения то самое дерьмо, использовали для изготовления селитры.
Ну и, конечно же, продукты «колумбова обмена». В XIX веке картошка позволила прокормить огромное количество людей. Ирландцы размножились благодаря потреблению картофеля. Подсолнечное масло в том же XIX веке вошло в рацион не только подданных русского царя. И остальные овощи…
Правда, со всем хозяйством, на мой взгляд, чуть-чуть сложнее. Для того, чтобы иметь возможность частично накормить картофелем, нужно ещё вырастить его столько, чтобы хватило на семена. Да и неплохо было бы провести хотя бы элементарную селекцию.
Но, прежде всего, — производство. Завтра же отправляюсь в Охтынскую слободу. Буду инспектировать завод и смотреть, что же там на данный момент произвели. Массового производства ещё нет, но, как я понял из оставленного мне письма от Петра Шувалова, некоторые образцы станков созданы и даже усовершенствованы.
Убеждён, если умных людей посадить в одно помещение, если им предоставить в помощь толковых рабочих, которые могли бы по чертежам произвести изделия, то обязательно уже в скором времени появятся такие новинки… Да мы ещё англичан будем опережать в гонке за первенство в промышленном перевороте.
— Сколько? — удивился я, посмотрев на часы.
Было еже половина третьего ночи.
— Вот это я дал… Спать. Срочно.
* * *
Эдирне
3 сентября 1735 года
Словно бы сын лежал на коленях матери. Мужчина, уже далеко не молодой, спал, а женщина безмолвно плакала и гладила по голове своего мужа. Алидженебаб Кадын-эфенди, бывшая впитывала в себя все горечи и расстройства любимого мужа. Поистине любимого. Успокаивала падишаха.
Насколько это получилось, станет понятно, как только султан Османской империи, падишах, проснётся. Это произойдет скоро и султан Махмуд I тут же покинет свою жену, убежит. А ведь Алидженебаб столько ждала, чтобы быть эфенди, главной женой. Двух жен султана пришлось обойти, чтобы заполучить своего любимого повелителя.
А еще женщина была счастлива от того, султан не отправился к своей матери за успокоением, а был с ней. Махмуд обвинял мать в дурном совете: идти в Крым.
Султану нужно быть на людях сильным, решительным. Но в последнее время он сильно переживал. Ему ещё нужно найти виновных в позорном поражении от русских в Крыму, а потом собрать воинские силы и приказать их казнить. Так что дел много, и в следующий раз он не скоро придет к жене. И придет ли вовсе?
Причём, Кадын-эфенди прекрасно понимала, что, скорее всего, полетят не такие уж и виновные головы. Злостных преступников Аллах уже покарал, когда убил их под Перекопом. Вот только головы должны лететь, ибо и сам Махмуда к власти привели мятежники. А сейчас все учащаются попытки нового бунта. Албанцев и боснийцев и вовсе пришлось выгнать из Стамбула, как главных подозреваемых в возможном мятеже.
Султан зашевелился, просыпался. Махмуд первым посмотрел на свою жену, явно стыдясь той слабости, которую три часа назад явил ей. Так учили султана — даже матери нельзя показывать, что ты слаб. Иначе мать начнёт управлять тобой. Потому он валиде-султан и отправил по-дальше. А тут жена, причем одна из и не главная. Титулом Кадын-эфенди Махмуд наделил еще двух жен.
Когда Махмуд стал султаном, он больше всего боялся, что кто-то может им управлять. Может, потому-то и менял он так часто визирей. Потому он и способствовал отдалению матери, чтобы она не жила в Стамбуле. И потому он чувствовал, что, если и есть тот человек, который может подчинить султана великой империи, то это — его мама.
Он боялся и влияния своих жен, которые были сильными женщинами. Вон, сколько всего построили, сколь много в Стамбуле стало «тюльпановых фонтанов» [ «тюльпановое возрождение» — период в Османской империи, связанный с попыткой просвещения и строительства]
— Стоит ли тебе говорить, чтобы ты молчала и не рассказывала о том, каким я был в твоих покоях? — строго спросил Махмуд.
— Разве можешь ты меня в этом подозревать? Никогда ещё такого не было, чтобы я кому-то рассказывала о слабостях своего мужа, — нисколько не обидевшись, сказала женщина.
Упоминание слабости вызвало у султана гримасу. Он больше не хотел находиться ни минуты там, где он слаб, но куда неизменно возвращался.
— Слабости? Ты считаешь меня слабым? — разъярился султан.
Алидженибаб попробовала прикоснуться к руке султана. Он же с ней даже не возлег. Нельзя отпускать мужа без радости близости. Но Махмуд одернул руку.
Ничего больше не сказав султан решительно направился прочь. Фанатично любящая своего мужа женщина смотрела вслед уходящему повелителю. Она уже давно перестала обижаться на него. Она все прощала.
— И да поможет тебе Аллах! — сквозь проступающие слёзы заявила жена.
Решительно ступая из дворца, принимая доклады на ходу, султан направился во двор дома. Ни дня промедления. Ни часа задержки. У него ещё есть силы, у него есть ещё власть. У него должна быть победа. Иначе — только смерть. Сметут мятежники. Вся империя ждет решений султана. Элиты, янычары, духовенство — все они выписали аванс султану. Давали ему еще один шанс.
На границе с Австрией концентрировались османские войска. Опустошив казну, падишах Махмуд смог создать немалую армию против Австрии. Он был уверен, что австрийцы не преминут воспользоваться случаем, как только у русских появятся первые успехи в войне, как только персы начнут своё наступление в Закавказье и на Багдад.
На это указывало всё: император подтянул войска к границам. В Австрии вовсю шло формирование всё новых и новых полков и дивизий. Более того, на удивление хорошо сработала османская разведка. Султан уже знал, что не более, чем через месяц австрийцы перейдут границу.
Гениальный австрийский полководец, Евгений Савойский, болеет, не может возглавить войска. А остальных военачальников своих соседей турки и не воспринимали всерьез. Так что шансы были большие.
Если бы даже не пришли сведения из Вены, то логика поведения европейцев вполне просчитывалась. Австрии никак нельзя позволить русским вступить в Молдавию и Валахию. А для этого там должны стоять австрийские войска.
В какой-то степени это было бы даже выгодно султану, так как европейцы могли поссориться. Но победа нужна была султану ещё больше. А уже потом можно заключать мирный договор с Австрией и ссорить ее с Россией.
Авторитет султана пошатнулся настолько, что советники в один голос говорили о возможных мятежах в Стамбуле и других крупных городах империи. В самое ближайшее время.
Так что одними репрессивными мерами или огульным обвинением во всём бывшего визиря ситуацию никак не выровнять. Нужна победа.
— Ты послал в Исфахан персидскому шаху моё послание? — спросил султан у своего нового визиря.
Новый визирь, грузин, Гюрджу Исмаил-паша старался угодить. Вместе с тем, он и работал, а не только хитрил перед султаном.
— Да, мой повелитель. Уже десять дней тому назад отправилось тайное посольство к персам, — отвечал визирь. — Но, мой падишах, разве же предлагать персидскому шаху такие условия — это не поражение?
Султан остановился на выходе из дворца. Резко развернулся и посмотрел на нового визиря с такой ненавистью, что тот растерялся и забыл даже, что хотел сказать дальше.
— Если ты мне скажешь, где можно раздобыть ещё одно войско, подобное тому, что было уничтожено в Крыму, — я озолочу тебя, — сказал султан.
— Ты прав, о великий! — вынужден был согласиться визирь.
Исмаил-паше не очень хотелось прославиться тем, что был смещён со своего поста, не пробыв там и месяца.
Вместе с визирем с правильностью принятого султаном решения соглашались и другие вельможи. Не нравилось им уступать персам. Но в такой ситуации кому-то уступать всё-таки придётся. Это временное оступление, чтобы после бить врагов во всех сражениях.
Османская империя направила семидесятитысячную армию против персидского шаха. Да, в той армии артиллерии было меньше, чем в разгромленной русскими, но вполне опытных воинов хватало, в том числе янычар.
Если высвободить эти семьдесят тысяч, одновременно собрать ещё одну армию и расставить задачи своим вассалом, то внешне может показаться, что Османская империя не так сильно пострадала.
А если к этому прибавить ещё и более шестидесяти тысяч солдат, стоящих на границе с австрийской империей, то с русскими можно будет не просто воевать, их можно будет громить.
Остаётся только подписать мирное соглашение с персами, пообещать им помощь в вероятной войне с Россией, отдать Ирану весь Кавказ и часть Закавказья. Ну и золото… Много придётся раскошелиться османскому султану, чтобы задобрить персидского шаха.
И в таком случае у Османской империи может появиться даже союзник. Персы уже забрали у русских Дербент, Баку. Так разве же персидский шах откажется взять ещё и под свой контроль Астрахань? По крайней мере, чтобы отомстить русским за те унижения, когда последние громили персидскую державу и захватили все персидские города вдоль Каспийского моря. Это ведь не так давно было.
Султан лично решил возглавить войско, которое должно было перейти границу с австрийской империей и превентивно ударить по только формируемой императорской армии. Французские советники предрекают большой успех этому удару. И, что удивительно, с ними соглашаются все оставшиеся высокопоставленные военные Османской империи.
Есть ещё надежда у Османской империи и её султана. Франция тайно обещала в самое ближайшее время предоставить не менее пятидесяти тысяч своих новых карабинов, не менее ста двадцати новейших французских полевых орудий, а также порох.
Французских инструкторов и так уже немало в османской армии. Они всего лишь учат, но не участвуют в боевых действиях. По крайней мере, в той крымской армии, которая разгромлена, французов не было.
Так что есть все шансы выбить вероятных союзников России, а потом один на один выиграть у русской императрицы и её военных противостояние.
— Вперёд! — воскликнул султан, выкидывая руку в сторону Австрии.
Их столицы Османской империи стали выходить войска.
Конечно, повторить достижения своих предков, когда Вена осаждалась османскими войсками, скорее всего, не удастся. Да и не нужно этого. Задача для Османской армии стоит иная: в одном или не больше, чем в двух, сражениях разбить австрийцев, взять те населённые пункты, которые не требуют долгой осады, и выйти на переговоры с Австрией.
Султан Махмуд и его приближённые считали, что в таком случае австрийцы даже пойдут на то, чтобы в какой-то мере оплатить войну Османской империи против России. Пусть частично и не деньгами, но, например, оружием…
— Обратись ко всем муфтиям и правоверным, — наблюдая за тем, как выдвигаются к границе турецкие войска, спокойным уравновешенным голосом говорил султан. — Пусть на всех проповедях призывают правоверных к джихаду. Нам нужно дать возможность вероятным бунтовщикам проявить своё рвение на поле сражения.
Визирь кивал головой. Он не смел напомнить своему падишаху, что ещё перед отъездом, все нужные распоряжения были отданы. И сейчас в Стамбуле и в других османских городах правоверные устраивали шествия. Рекрутеры записывали воинствующих правоверных в армию. Да, из многих получались бы хорошие воины.
Но важно и другое. На этой волне султан усиливает налоговый гнёт, собирает средства, чтобы дальше воевать.