Фаворит 6. Только вперед!

Глава 2

Воины-победители сперва побеждают и только потом вступают в битву; те же, что терпят поражение, сперва вступают в битву и только затем пытаются победить.

Сунь Цзы

Перекоп

28 июня 1735 года

Или мне кажется, или же наш враг в какой-то степени вялый. Наверное, на контрасте того, как шли в бой татарские воины, сдается мне, что турки сильно осторожничают. Хотя это может быть и уловкой.

Все же они двигались несколько неуверенно. Периодически турецкие командиры отдавали приказы остановиться, укрыться щитами. Однако далеко не всегда даже относительно массивные щиты на колёсах помогали избежать смерти от русской картечи. И, чем ближе приближались турки, тем чаще их щиты не выдерживали стремительных и железных шариков, пробивавших доски.

Враг нес потери. Сотня убитых, да уже намного больше. А они, словно под наркотиками, медленно, как бы не вальяжно, шли вперед. Словно в дружной компании один из друзей отбежал за угол… Пива перепил. И остальные товарищи идут вперед, но так… дают своему приятелю возможность догнать.

Вместе с тем штурм продолжался. Судя по всему противнику уже ничего не оставалось делать в сложившейся ситуации, как пытаться проломить нашу оборону. Это только на первый взгляд может показаться, что русская армия загнана в угол. Ведь у нас нет сообщения с Россией. Но у нас есть ресурсная база Крыма. Надо, так пропитание найдем. А боеприпасов, пороха хватает.

Но кто добыча, а кто охотник покажет осада Перекопа. И похоже первые «смотрины» начались прямо сейчас.

Я в очередной раз посмотрел на разворачивающееся сражение. Для меня происходящее, в том числе, еще и обучение. Очень интересно смотреть и за ходом сражения и за последовательностью принятия решений командующим. Плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом. И вовсе дрянной тот секунд-майор, получивший столь высокий чин всего в двадцать лет, что не желает стать фельдмаршалом. Я? Желаю! Глупо было бы отрицать.

Так что смотрим и анализируем!

Выдвинутая вперёд Первая русская оборонительная линия заставила турок оттянуть свои осадные орудия подальше. Иначе наша артиллерия доставала турецкую. И контрбатарейная борьба была нашими пушкарями выиграна.

И теперь крупные калибры врага и вовсе молчали. Даже если неприятель захочет их использовать вновь, то это потребует немало времени. Отвести, развернуть орудия, оборудовать позиции, поднести порох и ядра… Да и пристреляться же нужно, чтобы хоть куда попадать. А тут уже свои наступают, янычары. И даже сложно просто отвести пушки, не говоря уже обо всем остальном.

— Первая рота стройся, вторая рота готовься к построению! — внизу стены, с нашей стороны, слышались приказы командиров.

События внутри крепости отвлекли меня от анализа действий османов.

В этот раз, как я вижу, командующий решил перестраховаться. Формировались в колонны русские пехотинцы. Возможно, это было сделано на случай, если врагу удастся закрепиться на Первой линии обороны. Или даже для контрудара.

— Бах-бах-бах-бах! — загремели крепостные пушки.

Они уже доставали своими ядрами и до скопления штурмовиков противника, не то, что до первой линии. Тут с километр, наверное, расстояние. Учитывая, что били со стен, высотой в метров шесть-семь, то ядра начинали лететь на турецкие головы все более кучно.

— Бах-ба-бах! — неожиданно ударили пушки рядом, которые ранее молчали.

Я запоздало открыл рот и закрыл уши руками. И теперь после этого грохота русских орудий немного зашумело в голове. Возможно, это также и последствия моего ранения. Всё равно я пока не чувствую себя полностью здоровым, полным сил. Да и не приступил к полноценным тренировкам.

Между тем, ядра со свистом рассекали воздух. Некоторые из них ударялись в землю, погружаясь в грунт. Другие ядра могли отскочить от земли, продолжить свой путь, собирая вдвойне возможную кровавую жатву.

Особый урон противнику наносили бомбы. Они далеко не сразу разрывались. Бомбы ударялись о землю или же об одного, порой, двух турок. А потом шипели, крутились и… далеко не все взрывались.

Несовершенное производство оружия. Там или фитили плохо промаслены, или порох подсыревший. А особо смелые могли бы даже подойти к такой бомбе и попробовать потушить фитиль. Правда, подобных смельчаков в рядах турок я что-то не замечаю. Но теоретически можно и так.

— Господин секунд-майор, по вашему приказанию прибыл и привёл с собой гренадёров, а так же штуцерников, — прервал мои размышления один из офицеров батальона.

— Господин поручик, — обратился я к Степану Владимировичу Шагину. — Мы с вами нынче же отправимся к командующему и будем просить соизволения помочь отбить штурм. Я буду просить. А вам следует проявить себя. Готовы?

— Не извольте сомневаться, господин секунд-майор! — лихо выкрикнул Шагин.

Степан Владимирович Шагин стал прапорщиком буквально вчера. Христофор Антонович Миних начал исполнять свои обещания. Тем более, что после потери более двухсот гвардейских солдат и офицеров наше подразделение требовало срочного преобразования.

Повезло ещё с тем, что фельдмаршал Миних числился полковником Измайловского полка. Так что чины до поручика Миних имел полное право даровать. Чем он и воспользовался. Или чем воспользовался я.

Шагин был из тех офицеров, кого я подал в первоочередных списках на возведение в следующий чин. Так что теперь он всеми своими силами старался оправдать возложенное доверие. Но случая пока не предоставлялось.

— Что вы здесь делаете? — не особо приветливо встретил меня командующий, когда я прибыл на его наблюдательно-командный пункт. — Господин Норов, немедленно отправляйтесь в расположение своего батальона.

— Прошу простить меня, господин командующий! Имею предложение, как помочь обороне наших позиций! — несмотря на гневный взгляд фельдмаршала, я всё же не спешил исполнять его приказ.

Нет, если прямо сейчас Миних начнёт настаивать, то я, насколько это только получится, проявлю сдержанность, продемонстрирую строевую подготовку и пойду к лестнице, ведущей к одной из башен крепости. Отправлюсь в наше расположение.

— Бах-бах-бах-бах! — прогремели наши пушки. Те, что были внизу, на Первой линии обороны.

Во врага полетела ближняя картечь. Это означало и то, что сейчас турки получают максимальный урон. Но также и свидетельствовало, что они подошли достаточно близко. И вот-вот должен состояться решительный рывок вражеских штурмовиков. А дальше остаётся лишь только залп первой, второй, вряд ли третьей линии наших стрелков и все — рукопашный бой.

— Подайте сигнал артиллерии, чтобы оттягивалась! — уже не замечая меня, отдавал приказы Миних. — Пушки в крепость!

Вид командующего был суровый и сдержанный. Ни один мускул не дёргался на лице этого, бесспорно одарённого человека. Да из чего бы мне ждать бурных эмоций от фельдмаршала, когда я знаю, как в иной реальности, даже в самых сложных своих жизненных моментах Христофор Антонович показывал пример выдержки.

Я под руку не лез. Но и не уходил, хотя присутствующий здесь же Степан Апраксин так и зыркал на меня недобрым взглядом. Да и другие недовольные моей настойчивостью были. Уверен, что, если Миних ещё хоть полслова скажет в мою сторону и тон фельдмаршала будет неодобрительным, Апраксин на меня накинется. Нет, вряд ли с кулаками. Но вот с упрёками и обвинениями, в том числе за несоблюдение субординации, наверняка.

Между тем солдаты, впрягшись в верёвки, прокручивая большие колёса лафетов, стали вытаскивать пушки с первой линии обороны. Опять немалый риск. Успеют ли они закатить пушки в крепость? Если даже успеют доделать, то не получится ли столпотворение у ворот и на мосту через глубокий ров? А эти же ворота должны ещё выпускать на помощь солдат первой линии обороны свежие пехотные полки.

Надеюсь, что фельдмаршал знает, что делает. Хотя считаю его задумку недоработанной.

— Вы ещё здесь? — вновь обратил внимание на меня командующий.

— Так точно, и готов предоставить своих штуцерников и гранатомётчиков для отражения атаки неприятеля! — быстро отчеканил я. — Дозвольте занять место в обороне!

— Вы проявляете неуважение! — вклинился в наш разговор с фельдмаршалом Степан Апраксин.

И чего только Степка на меня взъелся? И просьбу его я некогда выполнил, передал вещицу. И не так чтобы проявляю враждебность к Елизавете Петровне, в кружке любителей которой состоит Стёпа. Может, видит именно в этом во мне конкурента? Влюблён в златовласку? Или завидует? Я же из унтер-лейтенантов до гвардейских секунд-майоров дорос. А это очень быстро, чуть больше, чем за год.

— Господин секунд-майор, извольте объяснить, кто такие гранатомётчики и чем ваши штуцерники помогут бою? — не обращая внимания на Апраксина, чем вызывая явное недовольство последнего, спросил командующий.

Мне хватило полторы минуты, в ходе которых фельдмаршал наблюдал за действиями врага наших артиллеристов, чтобы объяснить, кто такие гранатомётчики и чем могут помочь штуцерники.

— Действуйте! — всё же проявив некоторые эмоции, чуть повышая голос, сказал Миних. — Справа от нас нужно усилить оборону. Турки накидали туда ядер, там немалые потери. Всенепременно вы остаётесь в крепости. Если ослушаетесь — прикажу вас арестовать и до конца войны продержу под арестом.

Понял, не дурак. Вот был бы дурак, так и не понял бы, что больше испытывать терпение командующего не следует. Хотя потом я обязательно спрошу у Христофора Антоновича, чем он руководствовался, когда запрещал мне непосредственно участвовать в бою. Беречь меня не надо.

Больше я ничего не спрашивал, как и ни секунды не собирался оставаться на позиции наблюдательного пункта.

Столько времени потрачено на разговоры и разрешения. Ситуация должна была резко смениться. И тогда даже часть моего отряда могла бы не вступить в бой. Но… противник почему-то остановился. И это было очень странно. Они сейчас находились под прямым огнём ближней картечи.

Хотя… русские пушки с первой линии обороны как раз-таки оттягивали. И картечи уже не предвиделось. А крепостные орудия посылали во врага только ядра, которые наносили урон, но не настолько существенный, как это могло бы быть, если бы применялась картечь, да тут и крепости стрелять картечью было сложнее.

Так что выходило, что турки накапливали силы для решающего штурма. Может быть, и поспешил командующий отдавать приказ затащить имеющиеся пушки на этом участке обороны в крепость.

Вот, когда был на наблюдательном пункте, готов был критиковать командующего за то, что раньше не отвёл артиллерию. А теперь, напротив, считаю, что он поспешил. И в истории часто случается так, что полководцев критикуют за то или иное решение. При этом «знатоки» могут апеллировать к последствиям и упущенным возможностям, даже не предполагая, как выглядела обстановка на момент принятия решения.

— Ну, с Божьей помощью! — провожал я два десятка гранатомётчиков и три десятка штуцерников на передовую.

Я, выполняя приказ командующего, в свалку не лез. И, признаться, даже было немного стыдно, что ли. Хотя по реакции моих бойцов не заметил и толики осуждения. Тем более, что я буду участвовать в этом сражении. Ведь можно новейшими пулями доставать до врага даже со стен крепости.

Так что, я быстро организовал штуцерников, обязательно Кашина. Заняли позиции на крепостной стене и приготовились внести свой вклад в общую победу. Ну победу же?

— Бах-бах-бах! — в какофонии взрывов и выстрелов, еле различимо, донеслись пушечные залпы версты за три-четыре левее.

И вот только в этот момент турки рванули-таки вперёд. Теперь стало понятно, почему они простояли под огнём крепостной артиллерии не менее пятнадцати минут, ничего не предпринимая.

Кто ставит в абсолют русскую расхлябанность — тот мало знаком с проявлением этого явления у турок. По крайней мере, в исторической ретроспективе. Наверняка, на бумаге турецкого командования план штурма выглядел идеальным.

Турки предполагали, что они отвлекут нас от крепости, проведя здесь штурмовые действия, но не в полном объёме. Вон, татар на верную смерть послали! Но заставили русское командование сконцентрировать свои усилия в одном направлении. А теперь, как видно, пошли в бой и на другом участке крепостных сооружений.

Но этот момент наш командующий учитывал. Глупо неприятелю, имея колоссальное преимущество в численности, бить только на каком-то одном узком участке оборонительной линии, протяженность которой более, чем восьмикилометровой линии обороны.

Занёс зрительную трубу в то место, где располагался Второй оперативный резерв, с удовлетворением отметил, что паники в рядах русских воинов нет, а, значит, всё идёт по плану.

— Работаем! — сказал я, обращаясь к двум десяткам штуцерников.

Точнее сказать, стрелять из двух десятков будут только семь человек. А вот остальные на перезарядке. Только лишь у нас с Кашиным на перезарядке будет стоять один боец. Ну такие перестрелки мы будем вести новыми пулями.

— Бах-бах! — почти синхронно с Кашиным мы произвели выстрелы.

Тут же другие снайперы послали свои пули навстречу ускоряющимся туркам.

Расстояние составляло чуть более четырёхсот метров. Для конусообразной пули с улучшенной обтюрацией рабочей является дистанция куда как большая. Да и для простых штуцеров с круглыми пулями четыреста метров — вполне себе убойное расстояние.

Вот только, если конусообразной пулей ещё есть смысл прицеливаться, то круглую нужно было пускать непосредственно «в ту степь». Однако вряд ли будет много промахов. На относительно небольшом участке, едва ли в шестьсот метров, турки сконцентрировали как бы не десять тысяч штурмовиков первой волны. И столько же готовились, когда у первой волны хоть что-то станет получаться.

Стреляли крепостные пушки. Причём, количество работающих орудий резко увеличивалось. В других направлениях подтянули пушки, а также были те, которые ранее не использовались. Точно не уверен, по каким причинам. Возможно, пушки считались ненадёжными или с малым ресурсом выстрелов.

Но теперь вслед наступающим туркам летело просто невообразимое количество ядер. Я же видел и другие возможности.

Да, штуцер — вещь громоздкая, сложная в зарядке и стреляет редко, когда один раз в полторы минуты. Это если заряжать по старинке и старыми пулями. Но, если бы здесь, на стенах, находился полк егерей, вооружённых штуцерами, то по такой мишени, которую сейчас представляла толпа стремящихся в бой янычар, было бы сильным поспорье с крепостных стен. Вот только всем солдатам и офицерам, которые стояли рядом с нами и завистливо смотрели, как мы хоть чем-то пытаемся помочь своим собратьям по оружию, было завидно. Я видел эти лица, которые зло смотрели в сторону врага и сжимали зубы от бессилия.

— Бах-бах-бах! — почти в упор выстрелили бойцы первой линии обороны.

Этот залп скосил немало турок, сотню, может, и две. Вот только следующие с ятаганами наперевес, используя лестницы и приспособления из досок с набитыми на них брусками, взбирались на русские укрепления. Начиналась жестокая рубка.

Но сейчас мы ещё только стояли на пути к этому. Русские солдаты ещё не отличались исключительным умением штыкового боя. Это потом, во время румянцевских и суворовских войны, русским равных не будет в штыковой атаке.

Так что было видно, как умирают русские солдаты. Умирают и турки, которым сложнее, ещё нужно взобраться на брустверы. И в этом есть некоторые преимущества для русских воинов, которые своими фузеями с примкнутыми штыками кололи врага сверху. Но повсеместно турки уже были наверху креплений, а некоторые и спрыгивали с них, хоть бы и на русские штыки.

Вялая атака противника превратилась в ожесточённый бой. Отступать никто не собирался. Да и когда ввязался в драку, когда уже на брустверах, или в русских траншеях, даже не за султана бьются, и не за религию. За жизни свои.

Ворота крепости распахнулись. Сразу под крепостными стенами ручейками разбегались солдаты, чтобы занять своё место в линиях. Было отрадно смотреть, что этот процесс происходит относительно слаженно и организованно. Недаром всё-таки командующий приказывал ещё ранее, когда и турки не подошли, проделывать этот манёвр.

И теперь каждый солдат знал своё место. Раньше таких выходов было организовано сотню или даже больше раз. И, видимо, не зря.

— Бах-бах! — мы продолжали стрелять.

Теперь, когда противник был уже на расстоянии двухсот метров, прицеливаться было куда как проще. И целились уже не только мы с Кашиным, но и другие мои штуцерники.

Я точно видел, что сразил не менее четырёх турецких командиров. Именно по ним мы чаще всего стреляли, либо же по флагоносцам. Когда роняется флаг подразделения, моральный дух тоже падает.

Застучали барабаны. Казалось, что уже невозможно, но ещё больше усилился огонь артиллерии. Сразу два русских полка отправились на помощь своим соплеменникам.

Там, вдали, все еще громыхали пушки, и уже отправились на усиление резервы. Но было очевидно, что турки не добились успехов. И всё-таки главный удар неприятеля был на этом направлении, у крепости.

Свежие силы русской армии не склонили перевес в нашу сторону. Но установилось равновесие. Турки не могли пройти дальше траншей и ретраншементов, брустверов. Но и мы пока не могли отбросить их.

— Всё! Больше нет! — сообщил мне мой перезаряжающий.

Все пули нового образца были мной использованы.

— По старинке круглыми пулями заряжай! — скомандовал я.

Теперь придётся стрелять намного реже. Но стоять без дела точно не буду.

— Готовься! Первый батальон Самарского полка на выход! — раздавались приказы внутри крепости.

А за ее пределами появлялись все новые и новые русские полки. Турки же не спешили посылать подкрепления. Они проигрывали уже в этом. Теперь перевес на нашей стороне.

— Ба-ба-ба-бах! — послышались множественные разрывы гранат.

Мои гранатаметчики работали.

И тут… Враг дрогнул. Перевес случился. Мы оказались даже не сильнее, не опытнее. Мы вовремя принимали решения. Мы были больше готовы к сражению.

А скоро еще и так усложним жизнь врагу, что бежать они будут к Дунаю, оставляя Крым, своих союзников ни с чем. Врочем, а Крым-то наш!