Самый желанный подарок не бриллианты, и не розы, и не шоколад. Главное — внимание.
Рик Уоррен
Петербург
1 сентября 1735 года.
Случилась встреча высоких гостей. Отец и мать вышли из дома ещё до того, как мы с Юлианой въехали на подворье усадьбы. Разоделись родители по-богатому. В таких нарядах не стыдно было бы появиться и на императорском балу.
Мать держала икону в позолоченном, а может и в золотом окладе. Отец с некоторым напряжением сил удерживал в руках исполинский каравай. Не доверил даже слугам такое дело. Лица родителей сияли радостью. Мое сердце наполнялось теплотой.
— Дети мои! — сказала мама и чуть в голос не разрыдалась.
А ведь они ещё не такие пожилые люди, чтобы полностью уходить во власть эмоций и остро чувствовать одиночество. Я-то знаю, как это бывает. Сколько маме? Малолетка! Сорока, наверное, нет. Красотка, на самом деле.
Нужно с отцом поговорить и как-то намекнуть. Пусть разнообразит серые семейные будни. Впрочем, в этом времени такие советы не дают.
Улыбнулся искренне, честно. Вспомнил, как сам готовился к встрече с детьми. Как всё досконально планировал. Разрабатывал меню, придумывал развлечения. А потом все планы рушились, и я превращался в бурчащего старика.
Ну и придётся почувствовать те эмоции, которые были у моих детей. Уже сейчас мне кажется поведение родителей избыточным. Но зачем все эти церемониалы! И все равно приятно.
— Переломите хлеб, дети! — посмотрев на мать, которая попала под власть эмоций и не могла сказать ни слова, отец взял ситуацию в свои руки.
Конечно же, мы и хлеб преломили. Я даже с великим удовольствием съел изрядный кусок каравая. Помниться, что по традиции, кто больший кусок откусит, тому и быть главой семьи? Хорошо, что Юля укусила каравай, словно воробышек клюнул. Наверное, этикет соблюдала. Ну а я так укусил, что чуть рот не разорвался.
Отец был рад подобному стечению обстоятельств. Мол, вот она, наша, норовская порода! Так и есть и эта порода будет только крепнуть и становиться сильнее. Я постараюсь. Украдкой бросил похотливый взгляд на жену.
— Окстись, не взирай на меня так! Родители поймут, — прошептала мне на ухо Юля.
Детский сад, штаны на лямках. Взрослые люди, беременные, в конце концов, и такая жеманность.
А потом был настоящий пир. В отцовской усадьбе готовили с одной стороны по-простому. Но я был крайне удивлён, когда между кашами и мясом затесались чебуреки, баранина. Наверное, это блюдо можно было назвать бешбармак. Влияние татарского происхождения матери не прошло мимо.
Уплетали за обе щеки. Причём Юлиана как бы не опережала меня. Отец с матерью посмотрели на меня вопрошающе и требовательно, когда Юлиана стала есть солёный огурец и прикусывать мёдом. А потом она скривилась, но сдержалась, даже стол не покинула.
Я улыбнулся.
— Скажем родителям? — спросил я Юлиану.
Она мне не ответила. Всё своим видом продемонстрировала, что у неё начались рвотные позывы. А потом, раскрасневшись, наверное прежде всего от стыда, все же выбежала из-за стола и направилась на двор.
— Да неужто! — воскликнула мама, провожая невестку взглядом.
— Так и есть, матушка. Скорее всего, Юлиана в тягости, — отвечал я.
Отец подхватился из-за своего стола, опрокидывая стул. Резко, в четыре шага, приблизился ко мне и обнял так, что в пору было подумать, будто я попал в тиски. Сильный у меня родитель, хоть бы и с виду не скажешь.
— Счастье-то какое! — расплакалась мама.
Насилу вырвавшись из объятий отца, я успешно направился вслед за женой.
— Уйди! Не желаю, как бы ты меня видел столь неподобающе! — говорила побледневшая Юля.
— Нет уж, будешь видеть меня и в горе, и в радости! — решительно сказал я.
Через некоторое время, умывшись, Юля заявила:
— Есть хочу, аж спасу нет!
Да уж…
Мы изрядно пресытились за простым, но богатым столом. Но все равно, я предоставил отцу на пробу копчёности, которые привёз из своей усадьбы. А потом ещё достаточно долго ждал, когда батюшка, наконец, пресытится лакомством и перестанет заверять меня, что более вкусного никогда не ел.
Матушка забрала невестку с собой, оставив меня с отцом наедине. Я думал поговорить в родственной обстановке, обсудить хозяйство…
— Ты убил дядьку своего и моего брата? — не в глаз, а в бровь спросил родитель.
Признаться, я изрядно растерялся. Обстановка была семейная, наполненная благополучием. Естественно, я расслабился и не ожидал подвоха.
— Почему молчишь?
— От чего ты, батюшка, так решил? — задал я встречный вопрос.
— От того, что прибыл тут один человек… Не один даже. Тебя искал. Да и всё бы добре… токмо снасильничать удумал. Вот мужики и помяли его. На моих землях живут мужики суровые. А то тут вышло, когда я с ним разговаривать стал. Знает он о неком Кондратии Лапе…
Я уже взял себя в руки и стал невозмутимым.
Отец изучил мою реакцию и уж не знаю, чего больше было в следующей новости от него. Наверное, все же хорошего.
— С тем человеком золото твое прибыло, — Лука Иванович Норов посмотрел на меня пуще прежнего строго. — Ничего поведать мне не желаешь?
— Давай так, батюшка… Ты хворым лежал, побитым братом своим. Матушку брат твой снасильничать хотел. Я Бога молить встану: кабы, если кто-то и сделал и убил негодного твоего брата, чтобы счастье ему было, — уклончиво ответил я.
Родитель ещё немного постращал меня взглядом, но отступился от своей идеи расколоть сына-убийцу. Ну я почти уверен, что Лука Иванович Норов прекрасно понял, что его сын, то есть я, замешан в убийстве Матвея Норова.
Пусть так думает, главное, что доказательств нет. А случись мне принять решение о ликвидации своего дяди, если он бы вывернулся таким скользким образом, то я бы всё повторил заново.
— Если это и ты сделал, али по твоему наущению, то я не осуждаю. И добре! Забыли о том, — раздосадовано сказал отец, хлопнул себя по коленям и встал.
— А золото? — спросил родитель.
Я частью рассказал. Но так, что случайно золото найдено. Поверил ли отец? Наверное. Ну не будет же он думать о том, что я знал, предугадал золотоносные места.
— Понял я, что ранее прознал у кого, да и поспел… Золота много привезли тебе. Заберешь его. Но смотри! — отец показал кулак.
После он подошёл к небольшому шкафу, открыл его, внутри шкафа стоял мешок.
— Ну? Поможешь отцу старому? — ухмыляясь, спросил родитель.
— Старому? Да вы мне ещё одну сестрёнку или братишку родите! — усмехнулся я.
Отец стал доставать… Свеклу.
— Я подписал каждую свёклу свои номером. Это из того, что мне на суд принесли крестьяне. Твоя очередь пробовать, — усмехнулся отец. — В жизнь столь свеклы не ел.
Хотелось бы пробурчать, что подобную дегустацию было бы неплохо делать до обеда. Желудок был сейчас переполнен едой, есть вообще не хотелось. Да я уверен, что рецепторы мои изрядно притупились.
Но всё-таки я же когда-то объявил конкурс на самую сладкую сахарную свёклу? И как вижу, немало крестьян решили поучаствовать в этом деле. И что я там пообещал? Сто рублей за первое место? Вроде бы ещё за второе и третье посулил какие-то выплаты.
И я стал пробовать. Нехотя, слишком уж сытым был. Но если есть шанс начать великое дело производства сахара, но напрягусь. Когда-то мне приходилось бывать на сахарных заводах. И в голове всплыла память о той сладости, которой обладала свёкла.
— Вот эту и эти две! — только через минут сорок я смог вынести свой вердикт.
Нет, не скажу, что было очень сложно выбрать из малосладкой свёклы ту, которая будет чуть более слаще. Но почему-то я захотел облагодетельствовать всех крестьян, которые действительно уже провели какую-то селекционную работу.
— Второго и третьего места не будет — и всем трём даю по сто рублей. Но они должны вырастить такую же сладкую свёклу следующим урожаем.
— В стекле растили. Любопытно, а получилось ли, — сказал отец.
Лука Иванович посмотрел на номера, сверил со своим списком. Ухмыльнулся. Действительно, среди трёх победителей была та свёкла, которая выращена в небольшой стеклянной теплице. Это уже свёкла второго урожая. Если так дальше пойдёт, то можно будет ещё отобрать сладкие семена и уже в третий раз провести селекцию и вырастить сахарную свёклу. С теплицей, тем более отапливаемой, — это не так-то и сложно.
Мы около часа разговаривали с отцом о сельском хозяйстве. Отметил, что у него получается развивать пчеловодство намного быстрее, чем это происходит на моих землях.
— Не пора ли, батюшка, свечной заводик ставить на твоих землях? — спросил я.
— А, пожалуй, что и следует сие обдумать, — сказал отец.
Конечно, почти все четыре сотни ульев, которые уже есть на отцовских землях, не способны обеспечить в должной мере сырьём свечной завод.
— Пособирай по станицам в округе воск. Я отпишусь к своему управляющему, чтобы присылал воск и с моих земель. Так что можно думать о свечном заводе, и причём быстро, чтобы обработать воск ещё этого года, — заключил я.
Когда мы пошли спать, я впервые ощутил себя даже не молодым мужчиной, а каким-то подростком. Мне жутко не хотелось, чтобы родители услышали, как мы с Юлианой предаёмся любви. Прям до смеха веселили меня эти эмоции.
Ну кто хочет, а тот всегда найдёт, как. Мы с женой управились с задачей. Не нашумели, но эмоций хватило. Вот только нужно будет по приезду сразу же обратиться с Юлианой к врачам.
Если в военной хирургии и в целом по военно-полевой медицине я что-то минимальное понимаю, но всё же, то что касается их гинекологии и акушерства — тут я пас. Ну или почти что. Знаю ровным счётом то, что и большинство мужчин из будущего. То есть почти ничего.
У родителей я пробыл два дня. А потом успешно направились в Москву, чтобы там собрать всё своё воинство и двинуть на Петербург. Словно бы захватывать столицу Российской империи собрался.
А вот интересно, получилось ли бы у меня сделать революцию? Я исключительно в плане военных действий и других революционных мероприятий, пропаганды. В периоды, когда Юлиана умудрялась спать в карете, я о том даже подумал. Ответ однозначно — да! При этом поднять флаг кому-нибудь из претендентов на престол, то, безусловно, у меня бы получилось.
Может, возвести Елизавету Петровну на престол? Ведь не сказать, что в иной реальности она правила плохо. Скорее всего, за неё всё-таки правили другие люди, часть из которых уже отправилась на тот свет. И всё же…
Очень жаль стало Анну Леопольдовну. Ведь точно же с ней надо было что-то сделать в таком случае. Убивать? Когда об этом подумал, внутри даже содрогнулся. Но и никакого заточения, как было в иной реальности, я великой княжне не желал…
Петербург нас встречал дождём. На подъезде к столице Российской империи мы словно попали в другой климатический пояс. Вёрст за двадцать до первого поста у Петербурга палило солнце, но потом — сплошные дожди.
Конечно же, я намеревался отправиться в свой дом. Привести себя в порядок. На следующий день сходить в полк, узнать, как дела обстоят у измайловцев. Наверняка там раздобыл бы какую-то информацию о своём будущем. Однако…
— Господин бригадир, вам надлежит немедленно отправиться в Летний дворец на аудиенцию к государыне! — капитан-преображенец говорил тоном, не подразумевающим отказ.
— По какому чину вы ко мне обратились, господин капитан? — переспросил я.
— Господин… — офицер замялся, развернул какую-то бумагу, нахмурил брови и прочитал её. — Всё так, господин бригадир. Вы же Александр Лукич Норов?
Конечно, я Александр Лукич Норов. Как и то бесспорно, что за время проверки у поста на въезде в Петербург уже подошло более двухсот моих бойцов, а остальные заполоняли дорогу — вёрсты на три, не меньше. Воины проходили, направлялись по квартирам, гулять по Петербургу, а меня все удерживали.
— И долго проверять станете? — раздражаясь спросил я.
— Прошу прощения, господин Норов, но обязан лично проводить вас, если будете проезжать через мою заставу, во дворец! — несколько смущённо сказал капитан.
— Действуйте, капитан. Не хотел бы я в дорожном платье предстать перед государыней, но, видимо, придётся! Илипредоставьте мне место и время облачиться.
Признаюсь, я несколько лукавил. Был у меня вычищенный мундир, который висел на вешалке внутри кареты. И он не мог никак запылиться, тем более, что был завернут в чехол.
Так что я единственное попросил — времени, чтобы прямо здесь, на заставе, переодеться подобающим образом, умыться, в целом привести себя в порядок.
Я подошёл попрощаться с женой, которая отправлялась к нам домой.
— И что, я теперь бригадирша? — улыбалась Юля.
Кажется, она за меня искренне радуется. И в какой-то степени, соответственно, радуется за себя. Ведь быть женой молодого бригадира, которому явно суждено получить чин генерала, — это не то же, что быть женой майора.
Да и я необычайно был рад. Ведь если поразмышлять, то меня повысили. Это даже с учётом того, что гвардейский чин можно было принимать за более высокий, нежели такой же в пехотных частях.
Разные мысли возникали, когда я ехал во дворец. Верхом скакал. Капитан сопровождения, конечно же, предложил мне взять лошадь. Но куда там! Ведь с собой в Петербург я взял сразу три десятка великолепнейших лошадей из конюшен крымского хана.
Так что выбрать какую-нибудь лошадку из своих, чтобы на ней прибыть ко двору, я мог. Я выбрал того жеребца — с чуть удлинённым телом, уникального. Мне обещали, что, если какой-то любитель лошадей увидит этого скакуна, то будет готов душу дьяволу продать, лишь бы только завладеть животным.
Очень жалко мне, конечно, будет, когда подарю такого коня герцогу Бирону. Но рассчитываю, что жеребец, цены которому просто не существует, окупит мои потери.
Вот это эмоции! Встречал томные взгляды молодых особ женского пола, как и уже изрядных матрон. Тут же завистливые и злобные глаза их мужей и других сопровождающих мужчин. Наверное, низкие эмоции и я испытывал. Гордыня — это нехорошо. Но я же ненадолго, и ничто человеческое мне не чуждо. Капитан то и дело оглядывался на меня, а я не спешил. Наслаждался.
— Бригадир Норов в сопровождении капитана второго Петербургского Преображенского полка Засса, — заявил сопровождающий на въезде в Летний дворец.
Странно, фамилия у этого капитана немецкая, но я в нём усмотрел русского человека. И говорит чисто.
Гвардейский офицер на въезде на территорию парка Летнего дворца сверился со списками и отдал приказ своим солдатам поднять шлагбаум.
Когда я отдал поводья своего коня подбежавшему слуге, тот не заметил меня, лакей рассматривал животное. А потом медленно, чинно повёл жеребца в сторону.
— Стой! — из дворца выбежал другой лакей.
Он, спотыкаясь, показывая недюжинные способности бегуна на малые дистанции, догнал лакея с моим конём и остановил его. Мы стояли у Летнего дворца. Но никто не провожал нас внутрь. Лакеи занимались конем.
Ещё минут через пять дворцовые двери распахнулись, спешно вышел герцог Бирон. Его глаза были словно глаза маньяка. Проходя мимо нас с капитаном, он только кивнул головой. И уже этот кивок был не по чину. Всё-таки Эрнст Иоганн — герцог, он в моем присутствии не должен глазом повести, не то что кланяться.
Императорский фаворит подошёл к коню и стал гладить его. Наверное, если императрица сейчас смотрит в окно и наблюдает, как ведёт себя её любимый, то уже начинает нервничать, ревновать.
— Чей конь? — не отвлекаясь от созерцания идеального животного, спросил Бирон.
— Ваш, ваша светлость! — ответил я.
Герцог не сразу понял смысл моих слов. А потом он, нехотя отдалившись от коня, подошёл…
— Спаси Бог! — сказал герцог и троекратно расцеловал меня. — То есть великий подарок!
Сказав, вновь направился к жеребцу, грубо оттолкнул лакея, сам взял за уздцы животное и повёл в конюшню.
Угодил, видимо, я герцогу. Даст Бог, и он мне добро сделает. Вообще ходили слухи, что Бирон не такая уж и скотина. И что те, кто к нему обращается при этом с добром, уважительно, те непременно получают то, что хотят. Но это и был расчёт у меня.
За такого коня я хотел бы как минимум роту кирасир, причём, с добрыми конями и полностью оснащённые, в том числе, конечно, и кирасами. Да ещё можно было бы что-то прибавить. Посмотрим по обстоятельствам.
Капитан Засс тактично удалился. Я некоторое время стоял в одиночестве. А после и герцог ушел, и лакей меня повел на аудиенцию к государыне.
— Да… Говорили, что лицо нашего пригожуна турки попортили… Но тебе будто бы и добре так, — говорила государыня, проведя пальцем по моей щеке со шрамом.
— Подлецу, Ваше Величество, всё к лицу! — лихо и придурковато ответил я.
Анна Иоанновна разразилась смехом.
— Ну как есть, бравый вояка! — сказала женщина.
Потом лицо императрицы резко стало грозным и серьёзным.
— Ведаешь ли ты, что племянница моя, Аннушка, в тягости? — нахмурив брови, спрашивала государыня.
— Так точно, Ваше Императорское Величество, — отвечал я.
— А коли ведаешь, то… — императрица замялась. — Будет тянуть тебя в кровать к себе, то сперва до медикусов зайди. Позволят — я супротив не стану. А нет… и волю мою нарушишь… уды твои срамные прикажу отрезать.
К горлу подкатил ком. Вот чего не хотелось бы, так это оказаться без мужского достоинства. И я не был склонен думать, что императрица сказала мне это лишь для красного словца.
— Сколь за коня того хочешь? Герцог как увидел его, так все дела оставил, чуть было из окна не выпрыгнул. Насилу уговорила по лестницам пройти, — усмехалась императрица.
Она уже сидела на большом стуле, я стоял напротив неё в нескольких метрах. Комната была обеденная, хотя стола не было. Он скрылся под полом, и сейчас внизу должны кухонные работники заставлять стол яствами, а после, как только императрица стукнет каблучком или ещё чем, они поднимут обеденный стол.
— То подарок герцогу, Ваше Величество, — сказал я, и ждал совсем другой реакции.
— Не будет такого, что герцог должен тебе останется. Уж не ведаю, что там за жеребца ты привёл. Но за доброго коня герцог жизнь свою отдать может, — государыня грозно на меня посмотрела. — Цену назови!
Признаться, я несколько растерялся. Просто продавать коня я не думал. По крайней мере, не за деньги.
— Могу ли я подумать, Ваше Величество? — спросил я. — Пока и не ведаю, что мне нужно. Серебра вдоволь, жена в тягости также есть…
— Думай! Но не шибко долго! А Юлиана в тягости? — спрашивала императрица.
Не получилось всё-таки перебить тему разговора. Так или иначе, но хотелось, чтобы герцог сам что-то предложил за коня. Наверняка императрица даже не может представить, что за животное я привёл. И какое у этого животного может быть потомство. Отдельная великая порода может получиться.
Императрица встала, ничего мне не говоря, отвернулась к окну. Ну конечно, ей более любопытно видеть, как сейчас радуется и забавляется с подаренным жеребцом её фаворит.
Ко мне подошёл лакей и рукой указал на выход. Я поклонился могучей спине могучей императрицы. Вышел.
Признаться, даже и не понял, зачем меня вызывали во дворец, если ничего конкретного сказано не было. Даже ни на грамм не обсудили о том, что я должен буду сделать, и почему я так одарён милостью императорской и чином повышенным.
А потом всё стало на свои места…
Что почитать:
Его не убили демоны и наёмные убийцы… Интересно справятся ли с этим студенты академки? Темная боярка… https://author.today/work/472148