Фаворит 6. Только вперед!

Глава 18

На меня повесили всех убитых, за исключением жертв мировой войны.

Аль Капоне

Петербург

2 сентября 1735 года

В комнате, куда меня привели, сидел потрёпанный, будто бы только что проснулся, Бирон. Тут же был и Андрей Иванович Ушаков. Не сказать, что этот выглядел намного свежее. Шальной взгляд и словно смотрит на меня, а как-будто и мимо.

— Бах! — у окна прозвучал выстрел.

Ушаков вздрогнул, Бирон чуть сдержал зевок. Облачко сгоревшего пороха ворвалось в комнату.

— Попала! — радостно сообщила императрица, отставляя в сторону ружьё.

Подумалось, что это очень хорошо, что она не промахнулась. Всем известно, что любой свой промах императрица очень бурно переживает. И не стоит попадаться под горячую руку.

— Пришёл? Негодник! — сказала государыня, между тем не таким уж и злобным голосом.

Было видно, что она хотела быть строгой, но настроение у матушки было замечательным. Может быть, здесь дело не столько в удачном выстреле? Что-то герцог приуныл. Он уставший и погрустневший, государыня счастливая и словно бы все болезни из неё выветрились. Стоило догадаться, в связи с чем у женщины такая радость.

Между тем Бирон смотрел на меня с укоризной. Да неужто он ночью отрабатывал, чтобы к утру гнев государыни в отношении меня прошёл? Если это так, то продажа и подарок немалого количества добрых коней герцогу выглядят как очень удачное вложение. Такие подвиги совершает фаворит, изматывается, бедненький! Попробуй угоди такой большой женщине, да еще и привередливой саможержце.

— Ведаешь ли ты, Александр Лукич, что сокрытие руды золотой — великое преступление в нашей державе? — строго спросила государыня.

Вот так… Это серьезнее, чем дуэль с Салтыковым.

— Ведаю, Ваше Величество, — нарочито спокойно отвечал я.

— Так отчего же скрыл? Держава наша ведёт войну с великим ворогом, на флот не хватает серебра, кабы изнова его построить, ибо флот Петра захирел. А ты золото скрываешь? — начинала накручивать себя государыня.

Очень хотелось ответить, что если бы при дворе меньше кутили и гуляли, то хватало бы на всё. И если бы Бирон меньше денег тратил на коней, так хватало бы ещё на большее.

Хотя герцога я бы в этом особо не упрекал. У него уже три конезаводческих завода. Того и гляди, скоро в русскую армию начнут поступать добрые кони и в превеликом количестве. По крайней мере, фаворит об этом говорит, как о своей цели.

— Я ничего не скрывал, Ваше Величество. Предположения о том, что в Миассе может быть золото, у меня были. Там за подаренные вами деньги я и купил землю. Только расстояние велико, как бы знать, что там происходит. Ждал по осени вестей, — спокойно отвечал я.

— А я о чём тебе, матушка, говорил? — неуклюже заступился за меня Бирон. — Ну с чего же господину Норову скрывать. Все же знают, сколь ты щедра.

— Что в случаях таких происходит, ведаешь? — спросила императрица, грозно посмотрев на Бирона, показывая тому, что не стоит вмешиваться.

— Земли державными становятся, — уверенно ответил я.

Конечно же, этот вопрос я прорабатывал.

Ну где же моё золото? Если об этом стало известно уже императрице, то хоть сколько-то должны были намыть. Нет, немного мне досталось. Чуть больше двадцати килограммов один из общинников привёз в усадьбу к отцу.

Немного? А не обнаглел ли я? Уже двадцать килограммов золота для меня — не деньги! А это на самом деле очень немало. Но ждал-то я намного большего. Миллиона для себя ждал.

— Я поручила то дело министру Черкасскому. Сегодня же поедешь к нему и всё уладите, — сказала императрица и продолжила буравить меня взглядом. — Золотые прииски отходят державе. А людишек много ль там?

— Одна великая община, — отвечал я, внутренне выдыхая.

— Почто Салтыковых трогаешь? Аль не ведаешь, что они под моей защитой и родственники мои? — одна угроза вроде бы прошла стороной, но тут же нашлась иная.

И претензии насчёт моих отношений с Салтыковыми показались мне более грозными.

— Защита чести и достоинства, Ваше Величество. И это он меня вызвал на дуэль. Он меня и сильно подранил. А я не мог убить родственника вашего, ибо предан всей душой престолу и отечеству. Оттого и сам мог преставиться, ибо нарочито стрелял не убивая, — отвечал я.

— И всё это ты переворачиваешь! — сказала императрица. — Да знаю я, герцог в том разобрался, что дурень Ванька. Я полагала, что службу служить будет, а он в Крыму пьёт да достойных офицеров кроет. Так что не думай ты, что я не за справедливость. Но будет так, что с Салтыковыми вновь столкнёшься… В Сибирь отправлю! Слово скажешь супротив их…

Да глаза б мои не видели никого из этого рода-племени. Это не со мной надо было бы говорить, чтобы встречи избегались, это нужно делать внушение. Но понял, принял, промолчу. Или почти что промолчу.

— Я зело недовольна, что у тебя разума не хватило, как бы не связываться с моим родственником, — словно бы забивала гвозди в крышку гроба, говорила государыня.

— Матушка-государыня, — сделал неловкую попытку повлиять на мнение императрицы герцог.

Но он настолько чётко из-за акцента обратился к Анне Иоанновне, что она и забыть забыла о гневе своём.

— Эрнестушка, да неужтоль ты по-русски заговорил? –казалось, что государыня сейчас прослезится.

Ай да герцог, ай да сукин сын! Если это его заготовка — то он ещё тот хитрый жук. Ну а если даже сказал без умысла, чтобы резко сменить информационную повестку, то тоже ему спасибо. Ведь попытался же.

Не зря я так обхаживал герцога, чтобы сейчас несколько сгладить возможное наказание от государыни.

— Ежели и остальные русские слова так чётко будешь говорить, то порадуешь меня. Будет тебе уже оставаться немцем! Русским становись! — государыня полностью, может быть временно, переместила своё внимание на фаворита.

В это время я подумал: отчего так резко и почему так решительно государыня взялась за меня. Ведь вроде бы был в фаворе. И только одно имя приходило мне на ум, кто может против меня решительно играть. Золото? Дуэль с Салтыковым?

Да, это все казалось важным, но только до того момента, как я сегодня предстал перед государыней. Мне все больше кажется, что все предлог, не так и волнует государыню. Может только золото, но я же отдаю державе свои земли. И не прокопаешься, что только что узнал. Если только золото не найдут у меня.

Ушаков… Ну некому более было напеть государыне на уши, что я такой-сякой и что не люблю её, а также смею замахиваться на жизнь и здоровье её родственников. И тут дело даже не в том, что я подранил Салтыкова. Дело в том, что все знают: Салтыковы — родственники императрицы. Получается, кто с ними спорит, уж тем более подвергает их жизнь опасности, те действуют против государыни.

Подумал ещё о том, что мне надо было самому признаться позавчера, что такое случилось. Но ведь был почти уверен, что императрице всё донесли.

Наверное, я всё-таки смотрю на этот мир и на людей, населяющих его, через очки, полные негатива. Я знал точно, что Миних отправлял как минимум две реляции в Петербург во время стояния и сражений на Перекопе.

Вот и был уверен, что в своих письмах фельдмаршал не преминул указать на случившийся инцидент. По крайней мере, мне в глаза он говорил, что намерен это сделать. Но не сделал!

Как и откуда узнал Ушаков о случившемся — это ещё вопрос. Причём не столько мой, сколько еще и командующего русской армией. Впрочем, рядом с Минихом находится Стёпка Апраксин. Вот и источник информации для Андрея Ивановича Ушакова. Глава Тайной канцелярии, видимо, придержал подобный козырь при себе. Но решил начать артобстрел по мне.

Тоже нужно будет обязательно подумать об ответке. И у меня козыри есть. Правда, такие, что зацепят многих людей, в том числе и тех, которые мне нужны.

Что будет, если я предоставлю доказательства сношений Апраксина со шведами? Точно полетят головы. И ладно, что будет очень много вопросов, почему я не раскрыл эту сеть приближённых к Елизавете Петровне раньше. Тут как-то я бы ещё мог оправдаться.

Но я никак не хочу терять из зарождающейся своей команды помощников и исполнителей Петра Ивановича Шувалова. Да и по отношению к Лизе будет как-то нечестно. Всё-таки мы в ответе за тех, кого… С кем… Короче, в ответе.

— Всё в силе останется. Токмо видеть тебя после приёма я не желаю. Отправишься формировать свою дивизию… — государыня посмотрела на своего фаворита.

Герцог пожал плечами, но было видно, что какое-то решение у него есть. Так, делает вид, что сомневается.

— Опущай едет в Гатчино, — предложил герцог, вновь несколько коверкая русские слова.

— Учи русский язык, Эрнестушка! — сказала государыня, а потом погрузилась в свои мысли. — Но как же с Куракиным, мыза Гатчинская же его.

— Места там хватит. Александра Куракина возьму на себя, — сказал Бирон.

— Разбирайся. Ну, говори и ты, Андрей Иванович, — государыня махнула в сторону Ушакова. — Нынче же стращай Норова.

Сама она взяла второе ружьё и подошла к окну, высматривая, какого нового зверя подвели под опочивальню императрицы. Я видел, когда подходил ко дворцу, что егеря тянули и оленя и кабана. Потом их привязывали, ну и давали царице «охотиться».

Ушаков выглядел, как на мой взгляд, неважно. Красные глаза, какой-то слегка шальной взгляд. Я бы мог предположить, что этот товарищ переживает серьёзный стресс. Если не больше, связанный уже с психиатрией. И опять же… Этот пустой взгляд.

Юлиана уже рассказала, что они с Анной Леопольдовной держали в неведении Ушакова, когда вроде бы как был отравлен Антон Ульрих и государыня. Я всё ещё не мог поговорить со Степаном, с тем начальником службы безопасности, который предотвратил такое гнусное действие, но картина произошедшего ясна.

Конечно, Степан многое на себя взял, когда обманул великую княжну и мою жену. И за это ему выволочку сделаю. Было бы достаточно просто не дать яд, а потом проследить за тем, чтобы моя жёнушка ни у кого яд-то не нашла. Впрочем, он поступил не глупо. Наверное, даже ресурсов бы не хватило, чтобы следить за Юлианой и за теми людьми, которых бы она могла подкупить для поисков яда. Ведь нужно было еще и рестораны охранять, криминал гонять, который так и норовит появится в местах, где отдыхают люди с деньгами.

Но даже не зная всех обстоятельств, не получив доклад от Степана, я могу уже в некотором смысле давить на Ушакова. Ведь все эти обстоятельства можно было бы представить, как проведённые против заговорщика Андрея Ивановича Ушакова.

Да, под горячую руку попадётся Анна Леопольдовна и даже моя жена. Хотя вот как раз-таки Юлиану я бы попробовал выгородить полностью. Свою племянницу императрица пальцем не тронет. Анна Иоанновна наследника российского престола, что в чреве великой княжны, страстно желает. Да и были у меня мысли, как скорее выставить великую княжну жертвой, которую злой и хитрый Ушаков хотел использовать и сыграть в тёмную.

— Матушка-государыня, — старчески проскрипел Ушаков. — Дозволишь ли обстоятельно поговорить с господином Норовым не в твоей опочивальне, а там, где место для дознания?

Императрица посмотрела на Ушакова, перебросила взгляд на меня, заострила глаза на Бироне. Я увидел, как герцог заметно в отрицании покачал головой.

— А после заберёшь его. Ну как бы не на целый день. Сегодня же приём, и Александр Лукич приглашён туда, — сказала императрица.

Что ж, Ушаков не будет пытать меня точно. Ну, а если у нас состоится разговор, то мне найдётся чем прижать этого товарища. Да — он мастодонт. Один из пяти наиболее влиятельных людей в России. Но что-то сильно сдаёт Андрей Иванович.

— Приведите Александра Норова!— повелела государыня, махнув рукой в сторону двери.

Я не понял. Государыня шампанского что ли только что незаметно для меня отпила? Я же тут…

Через некоторое время я смотрел в глаза своему брату. Рад был? Даже не знаю. Настолько я сейчас напряжен, что и не могу понять. Тем более, что подозрения сразу же заполонили мои мысли. А не он ли для меня предал, рассказал о золоте?

— Ну, говори! — потребовал почему-то Ушаков от моего брата Александра Матвеевича.

— Так что же говорить? Я уже всё рассказал. Молю лишь Ваше Величество и всех ясновельможных помочь мне в том, — говорил мой брат.

Он не стушевался. Говорил уверенно, может, даже немного излишне. И чувствовалось в его голосе какая-то опустошённость, горе. Я бы даже проникся и пожалел, может быть, даже чем-то помог… Но логика подсказывала, что сведения о золоте на моих землях на юго-востоке Урала, скорее всего, пришли от братца.

— Со своим братом и оговорите всё. Александр Лукич у нас по тайным делам, выходит так, что мастер. А я даю на то своё тайное дозволение. Оговорите после, — сказала сегодня словоохотливая императрица. — Сие столь же важно, как и создание новой дивизии.

Государыня махнула рукой, показывая этим жестом, что мы все её достали и видеть нас больше не желает. Даже герцог Бирон подался к двери. Но это, наверное, с какой-то надеждой уйти.

— Герцог, а ты останься. Выискался защитник негодяя Алексашки Норова! — как-то даже игриво сказала государыня.

Наверное, фавориту придётся сейчас изрядно попотеть. Ну так он сам свою участь выбрал. Ну, а за то, что всё-таки он встал на мою защиту, ведь ситуация могла бы быть куда как более плачевней для меня, спасибо. Уверен, что мне найдётся, чем отблагодарить Бирона.

Или не найдётся. Не за горами те времена, когда нужно будет принимать очень жёсткие решения по отношению ко многим людям, даже к тем, которые, казалось, были со мной в приятелях. И здесь без жёсткости и цинизма не обойдёшься.

Но ещё посмотрим. У меня были сведения, что государыня чувствует себя намного хуже, чем сейчас я увидел. Понятно, что её болезни не настолько ещё воспалились, чтобы императрица постоянно лежала в постели. Но всё же… И Юлиана говорила, что государыня болеет намного чаще, чем ещё полгода назад.

Оказалось, что это всё. Закончилась сцена. Будто бы зная настроение государыни, в комнату вошли два лакея. В это же время герцог яростно жестикулировал мне на выход.

Вот так вот? Без окончательного решения? Мне ничего не оставалось, как отправиться домой и там ждать решение государыни. Хотя я был полностью уверен, что это решение уже принято, а передо мной был разыгран некоторый спектакль. Но меня отдают на откуп Ушакову?

Вряд ли два актёра — императрица и герцог — заранее репетировали. Но я уверен, что подобные сцены с инакомыслием и недомолвками они разыгрывают часто. Так что могут вытянуть спектакль даже на импровизации. Забавляются, наверное.

*. *. *

Русская самодержица провела глазами вслед уходящего бригадира Норова. Как только двери закрылись за молодым и красивым человеком, лишь только немного обезображенным, или даже украшенным, шрамом на щеке, государыня словно бы рухнула в кресло. А ведь до этого она там же и сидела. Только что спину держала прямо, а сейчас и вовсе осунулась, расклылать по большому креслу.

— Сильно плохо, звезда моя? — участливо спрашивал Эрнст Иоганн Бирон.

— Тяжко. Уже как бы выдержать и час времени стойко, зело много сил уходит, — словно бы старуха прокряхтела государыня.

Ведь на самом деле ей и сорока трех лет нет. Но умудрилась запустить себя так, что у иных восьмидесятилетних старух столько болезней за раз не появляется. И всё никак не успокоится — много ест жирной еды, сладостей.

И сейчас императрица потянулась к конфетам [в то время конфетами корее называли небольшие пирожные]

— Медикусы говорили…

— Вот только начни меня научать, Берон! — тут же взъярилась Анна Иоанновна.

Старался, он пытался ей внушить, что нужно хотя бы отказаться от сладкого. Казалось, что целый пуд государыня съедает за день всяких пирожных, а порой просто ложками ест сахар. По поводу вредной жирной еды Бирон ничего не знал и не мог сказать, что именно она и влияет на зрение императрицы. Так что никто не прогонял поваров, которые всё чаще готовили еду во фритюре.

— Эрнестушка, а ты что войну начал с Ушаковым? — чуть отдышавшись, развалившись на кресле, спрашивала государыня.

— Матушка, так мы с ним и не прекращали воевать. Дозволь Андрея Ивановича по рукам ударить! — сказал Бирон.

Герцог подумал, что сейчас самый удачный момент спросить разрешения активно действовать против Ушакова. Кое-что Бирон знал, о другом догадывался. Хотя я понимал, что у Андрея Ивановича на него тоже найдётся что-нибудь. Но теперь появился и Норов…

— Ты от чего, герцог, посоветовал мне Норова удалить? Нет, спорить не буду, что сие есть здравая мысль. И Аннушка ничего не начудит. Медикус и говорили, что ей сильные переживания ни к чему, а ещё… — даже быстрая на пошлости и откровенная Анна Иоанновна и замялась.

Ходили слухи, что если у Норова окажется слишком большое мужское достоинство, с Анной Леопольдовной может быть весьма опасным для ребёнка. Если бы Норова не отправили, то Анна Иоанновна пошла бы и на то, чтобы проверить… Не самой, конечно, а медикам — насколько может навредить ребёнку утеха с Норовым.

Так что всё очень даже хорошо сложилось, пусть об этом не совсем догадывается и сам Норов. С одной стороны, его и брали из Петербурга потому, как весьма возможно покушение на Александра Лукича.

Тут же находится Василий Фёдорович Татищев, который уже в открытую на трактирах говорит о том, что Норова убить надо.

— Совсем уже ум потерял этот Татищев… — сказала государыня, жадно посматривая на стоящие рядом с ней пирожные.

Вот только пару минут назад, когда ей было действительно не очень хорошо, есть никак не хотелось. Тут полегчало — и тяга к сладкому побеждает разум.

— Матушка… — ещё раз, но уже робко пробует уразуметь государыню герцог.

Но она его уже не слушает. Очередное пирожное закинуто в рот.

— Ушакова я сама приструню. А тебе поручаю разобраться с Татищевым. Он же был под стражей? Почему вышел? — доедая уже вторую конфету, говорила государыня.

— Исполню волю твою, — сказал Берон.

— Ну как же он будет дивизию формировать и в то же время ладить поставки оружия хивинцам? — забеспокоилась государыня.

— Так что ему сделается? Мы закупаем новые фузеи у Голландии, а самые старые отдадим. Тоже и с пушками. Миних пишет, что много у него артиллерии, а теперь так столько, что и не нужно. Вот ту турецкую и отдать хивинцам, — говорил Бирон.

— Мне не нравится, Эрнестушка, что подставляем Норова. Ведь случись что, прознают персы, что Хиву вооружаем, так придется сослаться на Норова, что то его дело, а не наше, не державное. Как бы шах не потребовал казни. А мне Норов нужен, — сказала государыня и вовсе потеряла интерес к происходящему.

Лишь еще одно пирожное было закинуто в рот. Даже стрелять расхотелось.