Тлен и пепел

***

— Что же делать… что делать?!

— Выпей еще чаю с травами, — тихо ответила Анни. — Пока остается лишь смириться с тем, что уготовила нам судьба.

Я, игнорируя необходимость вести себя благоразумно, металась по комнате раненой птицей. Все слезы были выплаканы, сидеть на месте оказалось невыносимо, как и участвовать в сборе вещей, которые я возьму с собой.

В итоге всем распоряжалась Анни. Она руководила двумя служанками, которые торопливо вынимали одежду из шкафа и складывали их в аккуратные стопки. Собранный ларец с украшениями уже стоял готовый к тому, чтобы его унесли.

— Госпожа… госпожа, — тихо позвала меня друидка, покосившаяся на суетившуюся прислугу. — Какие-то снадобья, алхимические ингредиенты будут нужны вам в вашей поездке?

Я уставилась на нее, поначалу не понимая услышанных слов, затем медленно кивнула.

— Да. Нужны. Я соберу их сама, чтобы никто ничего не напутал.

Вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Смерть Опал и решение Отиса лично заняться моей защитой выбили меня из колеи, и я едва не забыла про зелья виденья. Изготовить их там, на месте, вряд ли представиться возможным.

Я сгребла все имеющиеся у меня в ящике пузырьки и запихнула их в одну из пустых шкатулок. Сверху положила тоники и несколько обезболивающих эликсиров, которые использовала, когда у меня болела голова.

Затем, подумав, извлекла записной блокнот по некромантии. Брать его или нет, я пока не решила. Насколько действенны защитные чары записной книги против мастеров своего дела, я знать не могла, но мой враг — сообщество некромантов, а эти записи могут помочь придумать, что делать дальше.

Дверь, ведущая в коридор, распахнулась, и я от неожиданности выронила блокнот.

Шелестя юбками, внутрь прошла маменька. Ее обычно безукоризненная прическа растрепалась, болезненный румянец горел красными пятнами на бледном лице.

— Дорогая… дорогая, как ты?

Не давая мне наклониться, чтобы поднять записи, она крепко меня обняла. Я ощутила c детства знакомый аромат цветочных духов и, чуть всхлипнув и обо всем забыв, прижалась, как маленькая девочка, к ее груди.

Мама гладила меня по голове, и с ее губ успокаивающей музыкой слетали ласковые слова, обволакивающие приятным теплом.

Наконец, она отстранилась, и я утерла слезы.

— Маменька… я так переживаю… вы и отец… — начала я.

Тем временем мама заметила лежащую под ногами распахнутую тетрадь и присела. Ее тонкие пальцы коснулись заполненных конспектами листов, а глаза забегали по строкам.

— Мама, когда я уеду, вы с отцом должны быть осторожны…

— Что это такое, всемилостивые боги?! — прошептала маменька, вставая. — Откуда это у тебя?!

— Что?.. А, это…

— Кларисса, ты хоть знаешь, что будет, если кто-то это увидит?! Что все это значит?! — смертельно побелев, воскликнула она и яростно зашептала. — Поклянись мне, что это какая-то шутка или… как в нашем доме вообще оказались эти записи? Только не говори мне… не говори, что ты как-то причастна к чему-то подобному! Некромантия — это же величайший грех, Клариссa!..

Она с омерзением потрясла блокнотом.

Я потеряла дар речи, а затем нахлынул всепоглощающий ужас от осознания происходящего.

Записная книга, которая все это время прекрасно маскировала свою сущность, в руках маменьки вдруг каким-то удивительным образом потеряла чудесное свойство притворяться старинной поваренной книгой.

Как это могло случится?.. Магия, питавшая книгу, иссякла?..

И вдруг мне пришла в голову безумная, совершенно невероятная мысль. Многочисленные болезни маменьки, сложности с беременностями, потери детей… Блокнот в руках Идвина тоже не маскировался под книгу кулинарных рецептов.

Неужели… неужели моя маменька… неужели у нее самой есть темный дар?

Пока я пыталась понять, что все это может значить, мама щелкнула пальцами, и в камине, полыхнув искрами, вспыхнул огонь.

— …Стой! — запоздало воскликнула я, но блокнот уже полетел в пламя.

Голодные огненные всполохи полностью скрыли черную кожаную обложку. Я отступила на шаг, не в состоянии поверить, что так просто потеряла единственную оставшуюся ниточку к знаниям, которые могли помочь мне спасти свою семью. И которую, к тому же, обещала отдать Идвину, когда весь этот ужас кончится, и мне больше не понадобится обращаться к некромантии.

— Я не могу позволить, чтобы ты себя сама загубила, — маменька потрясла руками так, словно к пальцам с записной книги могло что-то налипнуть. — Как ты могла, Кларисса?! Что с тобой происходит? Я думала, что случившееся с Айседорой мы не сможем пережить, но, хвала богам, крохи твоего дара не стали приговором. Мы не допускали и мысли, что ты сама потянешься к этому… гнилому ремеслу, но теперь вижу, как мы ошиблись!

— Так вы… вы понимали, что у меня есть темный дар? — тихо спросила я.

Весь мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову.

Маменька вдруг сникла и села. Лицо посерело, стало похожим на натянутую маску, под которой она изо всех сил пыталась скрыть бушевавшие в ней чувства.

— После случившегося с Айседорой это невозможно было отрицать. — Лихорадочные слова срывались с губ маменьки, словно она хотела выплеснуть их наружу как можно быстрее, чтобы не передумать и не замолчать. — Не было никаких древних заклинаний на склепе, которые смогли бы упокоить душу восставшего мертвого. Мы с твоим отцом пришли к решению не говорить с тобой об этом, ведь ты была еще ребенком, — маменька до бела сжала подол своей юбки. — Темный дар может проснуться у самых разных людей вне зависимости от наклонностей их души. Раньше… раньше все было иначе, и так уж повернулся злой рок, что и среди моих предков, и предков твоего отца были люди с… подобными способностями. Мы каждый день благодарим богов, что нашей семье этого не припоминают. Но я не понимаю, зачем ты сама потянулась к этому? Многим удавалось жить полной жизнью, имея дар и не применяя его на деле, я и сама…

Маменька резко осеклась. Взглянув в ее лицо, я все поняла.

Она когда-то прошла через это испытание и сделала свой выбор, в котором не сомневалась. Мама действительно верила, что мои способности не могут быть столь велики, чтобы я, ее единственная дочь, поплатилась за отречение от них жизнью. Понимала ли она когда-нибудь до конца, что ее хрупкое здоровье и все что из этого проистекало — действительно результат отказа от темного дара?

Руки маменьки дрожали.

— Брианна не может бросить нуждающихся в ее покровительстве. Она должна была уберегать тебя, как когда-то уберегла и меня. И мы до последнего верили, что правильно воспитали тебя, наше дитя... что ты не можешь стать дурным человеком…

— Но я… я не дурной человек… — начала было я и замолчала.

Когда-то я точно знала, что есть хорошо, а что — плохо, и жить с этим пониманием было легко и просто. Но теперь я постоянно ходила по тонкой грани, которую отвела мне совесть.

Могу ли я называть себя хорошим человеком, помня, как поднимала кости безымянных покойников на кладбище, как убивала людей, как покалечила конюха? Я выдохнула и посмотрела на маменьку.

Она была так хрупка в этом пышном платье, с ее тонкими скулами и большими глазами цвета прозрачного меда.

— Даже если я и стала дурным человеком, то только ради того, чтобы защитить своих близких, — твердо сказала я. — Если бы я могла рассказать тебе все… Мама, попытайся мне поверить, дай возможность доказать, что я…

Пламя, плясавшее в камине, вдруг вспыхнуло белым и исчезло с легким серым дымом.

Маменька вскочила, и мы крадучись, с опаской подошли к углям. На них лежала записная книга, целая и невредимая, будто и не было никакого огня.

Мама медленно поднесла к ней руку, и я не стала этому мешать.

— Она холодная, — с удивлением прошептала она. — Проклятье, как же избавиться от этой напасти?!

— Прошу, мама, послушай меня. Эти записи, они…

Маменька вытащила блокнот и сунула его под подмышку.

— Кларисса, — вкрадчиво и зло сказала она. — Мы с отцом никогда не проявляли к тебе строгости, о чем я уже горько жалею. Не желаю даже слушать, какая кривая дорожка могла подбить твою излишне стремящуюся к сомнительным знаниям голову на подобное. На свете нет ни одной стоящей причины, чтобы честный человек занимался темным ремеслом. В твоем возрасте вполне естественно преувеличивать проблемы и совершать ошибки, но это… ты, что, совсем забыла, кто твой жених?! Ты собираешься окончить жизнь на костре?! Этот дар — дрянь, смерть и мрак! Если бы ты не уезжала, я бы до самой свадьбы заперла бы тебя дома неотлучно от себя. Надеюсь, теперь ты раз и навсегда выкинешь эту… мерзость из своей головы. Иначе можешь считать, что у тебя больше нет матери.

Она перехватила блокнот поудобнее и прикрыла его шалью. Громко хлопнувшая за мамой дверь стала жирной точкой в нашем разговоре.

Остаток сборов прошли смазанным пятном, то ли из-за ссоры с маменькой, то ли из-за колоссальной дозы успокоительного, которым напичкала меня Анни. Я почти не чувствовала, как она, вынимая из моих пальцев чашку, положила руку на змейку, чтобы отбалансировать браслет, пока мы ненадолго остались одни.

Как там говорят простолюдины, перед смертью воды впрок не напиться? Любая магическая активность подле государя отслеживалась самым тщательным образом, и вряд ли Анни удастся помочь с помолвочным браслетом, когда я буду рядом с Римерием и Отисом.

В то время, когда я переодевалась в дорожный костюм, мне поочередно подали два письма. Отправителем первого значилась Элина, которая, вероятно, хотела обсудить детали предстоящей свадебной церемонии. А второе послание, если бы не успокоительное, я бы тотчас же сожгла, но апатия не дала прорваться шевельнувшейся злости.

Надо же, Энтон Корре, наконец, вспомнил обо мне. Наверняка, мой родственничек гладко изложил свою чудесную версию произошедшего, где он обеляет себя и находит оправдания тому, что так и не пришел на помощь, пока из меня собирались сделать драурга.

Читать оба этих письма желание отсутствовало, и я, не распечатывая конверты, сунула их в одну из шкатулок, которую затем, среди прочих, отнесли к карете.

К обеду погода испортилась, и по крыше забарабанил дождь, грозящий перейти в ливень. Отис, все это время ждавший меня внизу, заботливо накинул плащ на мои плечи.

Как я и опасалась, маменька прощаться со мной не пожелала, сославшись на сильнейшую мигрень, чем ранила мое сердце. Крепко обняв отца, я вышла из родного дома, спустилась по мраморным ступеням и оглянулась.

Под потемневшим небом краски померкли, до боли знакомые стены, мокрые от дождя, теперь казались серыми, холодными и чужими. Предчувствие, что я еще очень нескоро сюда вернусь, заставило сжаться под плащом. Если бы только я могла повернуть время вспять…

Тонкая белая нить пронзила небо, и через несколько мгновений прогремел гром. Отис потянул меня за локоть, и я покорно пошла вперед, понимая, что не стоит оттягивать неизбежное.

Анни, съежившаяся, как промокший воробей, последовала за нами и явно едва сдерживалась, чтобы первой не нырнуть в тепло кареты, опережая нерасторопных господ.

— Все к лучшему, — первый прервал молчание Отис. — Кстати, тот маньяк, взбудораживший всю Эргу и ее окрестности, до сих пор не пойман... Нет, к Вернису эту столицу… К Вернису! Нас ждет горячее вино со специями и превосходный ужин. Никакие заботы и страхи более не коснуться моей прелестной невесты.

Я через силу заставила себя улыбнуться.