Voca me benedictum!
Sana meam animam!
ㅤ
Beethoven’s Last Night, «Requiem» [11]
ㅤ
— Вот стенограмма допроса слуг, — Сато кинула на стол пачку бумаги. — Домоуправ, водитель, охранник и кухарка. Все служили роду годами, домоуправ так ещё деда Мацууру застал. Все чисты, как слезинка, ничего не видели, ничего не слышали, про хозяина говорят только хорошее.
— Очень благородно с его стороны не впутывать слуг, — задумчиво пробормотал Окада. — Итак, 13 декабря в 9:00 Мацууру их рассчитал и отпустил на все восемь сторон. Дальше?
— Для слуг это стало сюрпризом, — Сато кивнула на стенограмму, — и им потребовалось несколько часов, чтобы собраться и покинуть особняк. Кухарка наготовила еды на три дня вперёд, водитель вычистил и заправил машину.
— Похвальная преданность, — заметил Накамура. — Чем в это время занимался хозяин?
— Заперся в лаборатории, куда ни у кого из слуг не было права входить, — ответил Судзуки, один из менталистов. — Показания слуг и самого Мацууру сходятся вплоть до мельчайших деталей. И воспоминания тоже.
— Что дальше? После того, как слуги разъехались? — Окада повернулся к Судзуки.
— Это самое интересное, — Судзуки потёр виски. — С его памятью явно поработали, но не слишком усердно. В прошлые наши сеансы он вспоминал последние дни как время медитаций. Вот только медитировал он, оказывается, в подвале, над бомбой. К приготовленной еде так и не притронулся.
— Что он с ней делал? — Накамуру, аналитик, подался вперёд. — С бомбой.
— Ничего, — пожал плечами Судзуки. — Она была полностью готова ещё 12 декабря. После этого он и рассчитал слуг. Насколько я понял из его воспоминаний, он молился богам, чтобы они проявили свою волю. Мол, если подвернётся случай — значит, боги благоволят, а если не подвернётся, то он задумал дурное и ему не следует жить.
— Путь воина, — Окада склонил голову, даже как будто с толикой уважения. — Но вместо воли богов ему подвернулся русский князь Чернов.
— Да, промедитировав весь день, 13 декабря, ночь и весь следующий день, он решил, что если будет сидеть в подвале, богам будет сложнее послать ему знак. И решил посмотреть телевизор, — Судзуки развёл руками.
— И сходу попал на передачу? — удивился я.
— Да, включил телевизор, а там как раз новости, — Судзуки посмотрел на аналитика. — Накамуру-сан, это как-то можно проверить?
— Я проверил, есть логи провайдера и записи с камер видеонаблюдения, — кивнул Накамуру. — Вчера в 22:05 в особняке зажёгся свет, а ещё через пару минут он включил кабельное, имперский канал. В 22:27 он позвонил на телевидение. Один звонок, разговор длился несколько минут, сперва с ответственным сотрудником студии, потом его выпустили в эфир. Запись имеется.
— А я думала все звонки постановочные, — удивилась Сато.
— Это не совсем так, — улыбнулся Окада. — Режиссёру дали указание, какие вопросы пропускать, а какие нет. Со звонящими беседовали, уточняли. Звонков было не очень много.
— Даже мне было бы страшно спрашивать о чём-то тэнно, — призналась Сато. — Большинство, скорее всего даже не подумали, что можно и правда взять и позвонить.
— Так, в 22:35 самолёт российского императора покинул Токио, — напомнил Окада. — Чернов заглянул к Мацууру в 22:40, значит, он остался в Токио. Разведка прислала нам подтверждение того, что Чернов вернулся в усадьбу в Коломне около 10 вечера по местному времени, или в 4 часа утра по нашему.
Значит, за усадьбой следят? Прямо мне в окна заглядывают? Поди что фотографии делают? Интересно, что они к камере, телескоп прикрутили, чтобы с другого берега Москвы-реки подглядывать?
Поймаю извращенцев — оптику в жопу засуну.
— Для любого другого это было бы нереально, — покачал головой Накамуру, — но свидетельств способности Чернова перемещаться по миру почти мгновенно — вполне достаточно.
Ну, положим, не так уж и мгновенно…
— После его ухода, — продолжил Судзуки, — Мацууру взял лопату и закопал бомбу в саду камней, предварительно залив её маслом. Сейчас там работают сапёры.
Азид свинца — маслом? Так себе нейтрализация, прямо скажем. Но этого в принципе достаточно, чтобы она хотя бы сама по себе не рванула.
— А куда и когда он дел оборудование лаборатории? — напомнил я.
— Сразу после закапывания бомбы, — Судзуки прикрыл глаза, видимо, вспоминая детали образов. — Закопал бомбу, потом вынес лабораторию в мусорный контейнер. Сделал с десяток ходок. Хотел очистить дом, чтобы после его смерти он достался новому хозяину чистым.
— Но при этом закопал бомбу в саду? — удивилась Сато.
Вот-вот, мне тоже удивительно.
— Просто не придумал ничего лучше? — пожал плечами Судзуки.
— Ладно, потом? — напомнил Окада. — Мусор отследить отправим кэйдзи.
— Поел и лёг спать. Проснулся по будильнику… — Судзуки напрягся, вспоминая образ.
— В пять утра, — подсказал я. — У него будильник в спальной на пять утра.
— Точно, — Судзуки кивнул. — После этого он молился, медитировал, совершил омовение, снова медитировал.
— Поэтому его наши и пропустили, — кивнул Ямадо, второй менталист. — Он достиг состояния мэйкё сисуи.
Чистое зеркало и спокойная вода… Ладно, верю. В таком состоянии духа его и правда могли пропустить.
В этот момент Окаде позвонили. Он выслушал и положил трубку.
— Бомбу нашли. Всё как вы и говорили, Судзуки-сан. Такая же курильница коро, залита маслом и упакована в десяток слоёв полиэтилена. Внутри около килограмма азида свинца и хитрый взрыватель — фарфоровый шарик на нитке. Можно спокойно нести, но если уронить — нитка оборвётся и произойдёт мгновенный взрыв. При этом части фарфоровой коро стали бы поражающими элементами.
— Получается, мы дополнили рабочую версию деталями, но в целом всё осталось как было? — спросила Сато.
— А где он взял взрывчатку? — повернулся к ней Окада.
— Её нельзя нигде «взять» в таких количествах, — откинулся в кресле Накамуру. — Это первичное бризантное вещество, очень нестабильное. Взрывается от всего. Надавил, потёр, плюнул, вынес на солнце, косо посмотрел, просто подумал неуважительно — сразу взрыв. Пересыпать нельзя, отмерить ложкой нельзя.
— Не понял… А как тогда? — удивился Окада.
— Долго и нудно сублимировать прямо в конечной таре, — объяснил я. — Например, в капсюле детонатора гранаты. Причём непременно с уважением, как заметил Накамуру-сан. Неуважительно подумал — взрыв.
Накамуру порылся в бумагах и достал тонкую папочку — личное дело.
— У Мацууру обычное образование, — сообщил он, пробежавшись взглядом по страницам, — никогда не работал со взрывчаткой, химию в школе едва сдал, стихия — воздух, ранг ученика. В личном деле нет ничего, что указывало бы на гениальные способности в обращении с опасными веществами.
— Коро древняя, ей больше двухсот лет, — выдала вдруг Сато.
— И что с того? — не понял я.
— Ну, может цукумогами помог? — хохотнула Сато и тут же подняла обе руки под тяжёлым взглядом начальника. — Это я так, в порядке бреда.
— Цукумогами, значит? — Окада задумался.
— Духи старых вещей со знанием химии и взрывотехники? — Накамуру посмотрел на коллег осуждающим взглядом. — Ладно Сато-тян, от неё всего можно ожидать.
— Эй! — возмутилась Сато.
— Но вы, Окада-сан? — продолжил аналитик.
— У тебя есть версия лучше? — прямо спросил Окада.
— Нет, — Накамуру посмотрел на Судзуки.
— Он ни с кем не общался, — пожал плечами менталист.
— Слуги говорят, последний месяц никого в дом не пускал, — добавила Сато.
— Значит, цукумогами, — оскалился Окада. — Давайте найдём этого духа, наденем на него антимагические наручники и Судзуки-сан спросит у него, где он так со взрывчаткой работать научился.
— А что с рабочей версией? — нахмурилась Сато. — С нас ведь спросят уже через пару часов!
— Рабочую версию можно благополучно похоронить, сама же видишь, — вздохнул Окада. — Спросят — отвечу. Давайте работать!
ㅤ
──────────
[11] Музыкальный трек этой главы: https://music.yandex.ru/track/3901996