Темна вода во облацех

1

Банник появился после обеда — утомленный, озабоченный. На дежурный вопрос «Как дела?» безразлично махнул рукой.

— Дела идут, контора пишет. У вас-то тут как?

— «Спектакль» готовим полным ходом, к двадцать седьмому успеваем спокойно.

— И что вы там напланировали?

— Подробный сценарий у Марата, под вечер занесу. Время подкорректировать еще есть... Если коротко, так: стрелять плазмоидами буду по неподвижным мишеням — по пластиковым канистрам с водой. Пробовал, достаточно эффектно, особенно если вода подкрашена. Дистанция — пять, десять, пятнадцать и двадцать пять метров.

— Не слишком ли примитивно, как думаешь? Генштабист, небось, сразу спросит, а какой толщины броню ты сможешь пробить?

— Может, рельсы в качестве мишеней взять? — саркастически спросил Баринов.

— Может, и рельсы, — ответил Банник серьезно. — Ты учти, каждый из них профессионал, обо всем будет судить со своей «кочки зрения».

Баринов подумал.

— Хорошо, обсудим. «На бис» могу пробить им лист двадцатимиллиметровой котловой стали, видел куски в мехмастерской... Ступу твою привезем в кузове грузовика, оттуда и стартуешь. Пятьдесят метров по прямой, подъем на десять метров, «змейкой» назад, снижаешься, затем «круг почета» вокруг комиссии. Ну и финиш. Приземлишься назад, в кузов. Думаю, достаточно. Не фигуры же высшего пилотажа выписывать!.. Да, сбивать взглядом будешь полые кубики с ребром пятьдесят сантиметров — фанерный, пластиковый и стальной. Дистанция та же, что и с плазмоидами.

— А жечь что предлагаете?

Баринов хмыкнул.

— А ты бы что хотел?

— Соломенное чучело Юрки Захарова в натуральную величину!.. Кстати, он тоже будет присутствовать.

— Положим, эту возможность мы тебе сможем предоставить — кулуарно. А для комиссии предлагаем три корзины из металлической сетки: с газетной бумагой, древесным углем, сосновыми шишками. Дистанция — десять метров. Годится?

Банник снова махнул рукой.

— Абсолютно правильно, не к чему занаучивать, не та компания. Чем проще, тем доступнее.

— Вот и славно. Вечерком глянешь своим глазом, может, что-то предложишь еще... Ну а пока, мил человек, давай-ка вернемся к нашим баранам. Плановых-то сеансов не проводили ровно год, а за это время многое изменилось.

— Это верно, — вздохнул Банник. — Я так понимаю, у тебя все подготовлено?

— Так точно. — Баринов достал из стола папку. — Я тут спланировал серию из пяти сеансов, возьми, может, что дополнишь. Кстати, новшество — кроме твоих биотоков будем писать мои. Если снова выйдем на телепатический контакт, возможна корреляция. Ну, а на словах... Буду прорываться к тебе во второй сюжет с Робинзоном. Сдается мне, не простой то мужичок, не зря он тебе снится. Вполне вероятно, что выйдем еще на какое-нибудь паранормальное качество. А если нет, просто подтвердим его нейтральность. Тоже результат, информация к размышлению. И уже потом в полный рост возьмемся за твои пирогенез, левитацию и полтергейст, а также за мою телепатию.

— Логично, — согласился Банник, просматривая машинописные листы. — Кого хочешь задействовать?

— По твоим свойствам буду работать я, по моим — Акимушкин. Тут все сказано и расписано, — Баринов кивком головы указал на папку. — Контролировать аппаратно и пытаться разобраться с физикой-химией этих явлений будет Никулин, с биологией — Игумнов. «Варягов» пока привлекать не намерен.

— По поводу «варягов» — кто ж тебе позволит, — коротко хмыкнул Банник. — С остальным согласен. Когда начинаем?

— Так ты санкционируешь?

— Естественно! Иначе, зачем мы тогда работаем, огород городим?

— Ой, смотри, парень! Мозги-то твои, чай, не дядины и не тетины. Свои собственные.

Банник демонстративно сделал отмашку обеими руками — ладно, мол, не первый раз. В ответ Баринов тоже демонстративно пожал плечами — я, мол, предупредил.

— C Робинзоном хоть сию минуту, но полагаю завтра, — деловито продолжил Баринов. — Раз уж входим в рабочий ритм, обставим все, как требуется. Ассистировать ставлю Марата с его бригадой. А новую серию — не раньше середины мая. Во-первых, нужна серьезная подготовка. И Никулину, и Игумнову необходимо собрать установки, отладить оборудование. Во-вторых, нам с тобой понадобится очень четко проработать и расписать ход каждого сеанса. Ну и есть еще одно обстоятельство, — Баринов на секунду замялся. — Первую декаду хочу употребить для личных дел. Понимаешь, девочки мои замуж собрались, регистрация третьего мая, в воскресенье.

2

Договорились на пятнадцать часов, однако Банник опаздывал. Машина его выехала из НПО еще полтора часа назад, но на территории института не появлялась.

— Оставь, Марат, — сказал Баринов, когда Акимушкин снова взялся за телефон, чтобы позвонить на КПП. — Не суетись и не нервничай, береги здоровье смолоду. Лучше проверь еще раз аппаратуру.

— Да что ее проверять, работает как часы! — Акимушкин окинул взглядом телекамеры, самописцы с заправленными лентами, серый ящик биорегистратора, бесцельно передвинул на лабораторном столике два шлема с церебральными контактами. — Схожу, успокою Надежду Сергеевну. Она очень просила закончить до конца рабочего дня, ей сегодня срочно нужно домой.

Но тут раздался звонок. Вахтер доложил, что машина Банника прошла КПП и направилась прямо к лаборатории. Акимушкин оживился, по-мальчишески свистнул в два пальца, призывая свою команду из дежурки.

Банник на ходу сбросил куртку, поздоровался со всеми за руку.

— Заждались, мужики? Ей богу, не виноват. Зима кончилась, «подснежники» повылазили, и какой-то олух на повороте с МКАДа въехал нам прямиком в бочину!

— Жертвы есть? — Баринов налил полстакана минералки, протянул ему. — На, отдышись!

— Повезло, только «железо». А ведь у этого придурка в салоне жена и двое детишек! — Он сел в кресло, залпом выпил воду. — Но задержаться пришлось... Ладно, это все дела житейские. Ну что, приступим?

3

Не успел отзвучать зуммер начала рабочего дня, как зазвенел телефон.

— Марат Алексеевич? — Ранний звонок Анны Сергеевны не предвещал ничего хорошего и Акимушкин напрягся. — Давай-ка, Марат, ноги в руки и бегом в кабинет Павла Филипповича! Тебя ждут.

Захаров вложил докладную записку в папку, отодвинул в сторону.

— Изложено понятно и лаконично. Марат Алексеевич, прежде чем вы начнете работать с комиссией, нам с Валерием Ивановичем хотелось бы задать вам несколько вопросов. В неофициальной обстановке, без протокола, так сказать.

— Извините, Юрий Егорович, я скажу то же самое, что и комиссии. Мне скрывать нечего.

Захаров слегка поморщился, мельком глянул на Долгополова.

— Речь не о сокрытии. Полагаю, что там в своих показаниях вы будете строго следовать научным положениям, как и полагается ученому. А если отвлечься от устоявшихся канонов, от общепризнанных теорий... Ведь вы в своих исследованиях давно вышли за их рамки. Вы понимаете меня?

— Да, разумеется, — кивнул Акимушкин. — И все же я не берусь интерпретировать факты, я могу их только излагать.

— Факты-то вы уже изложили, — сказал Долгополов. — И в этой записке, и в более подробном резюме. Но у вас лично есть какая-то версия случившегося?

— Есть. На мой взгляд, в процессе сеанса Баринов попытался вскрыть в мозгу Банника некий барьер, преодолеть некий блок, за которым скрывается нечто запретное. Моментально последовала реакция. В результате в коре головного мозга оказалась стерта вся накопленная информация — как у индуктора, так и у перципиента, на что указывают данные электроэнцефалографии. Пациенты находятся в состоянии запредельной комы, то есть комы четвертой степени, когда с ними невозможны никакие контакты. И я серьезно опасаюсь, что их личностей больше попросту не существует.

— Вы уверены?

— Когда исчезает электрическая активность мозга, это, к сожалению, означает смерть. Если не физическую, то личностную.

— Та-ак, — протянул Захаров. — Откровенно и страшно.

— Я видел энцефалограммы, и я знаю, что это такое.

— Но потом, по вашим же словам, активность восстановилась. Это не может означать клиническую смерть?

Акимушкин покачал головой, мельком глянул на Долгополова.

— О клинической речь не идет, ЭКГ «до» и ЭКГ «после» различаются весьма кардинально. Валерий Иванович может подтвердить.

— А что за блок-барьер, и что за ним скрыто?

— Это смогли бы объяснить только они. Третий — лишний. Третьего сеанс гипноза не предусматривает, — вымученно усмехнулся Акимушкин.

— Ясно. А причем здесь динозавры?

— Этот вопрос тоже не ко мне, извините.

— Вы вот говорите — кома, — сказал Долгополов. — Клинически она подтверждается только частично, значит, не совсем обычная кома.

— Я не практикующий медик, — нервно ответил Акимушкин. — Кроме того, в клинике меня на порог не пускают и ничего не говорят о состоянии больных.

— По результатам томографии структурные изменения мозга исключаются. Метаболизм и гормональный состав в норме, токсины или их следы отсутствуют. Правда, отмечаются признаки вялого паралича, полное отсутствие всех рефлексов, зрачки максимально расширены. Но позавчера, то есть на третьи сутки, у Баринова появилась хоть и слабая, но реакция на свет.

— Значит...

— Пока еще ничего не значит. Прогноз — от сомнительного до неблагоприятного. Однако, возможны варианты, поскольку случившееся, как выразился Юрий Егорович, выходит за рамки устоявшихся канонов и общепринятых теорий... Кроме того, нужно не забывать о чудесном и совершенно необъяснимом выздоровлении Николая Осиповича после перенесенного год назад обширного инфаркта.

— Спасибо, Валерий Иванович! Я теперь буду хоть немного в курсе, хотя от этого, конечно, не легче...

— Да, кстати, с сегодняшнего дня вам, Марат Алексеевич, открыт допуск к пациентам.

— Марат Алексеевич, — вступил в разговор Захаров. — Скажите, пожалуйста, вы проводили гипнотические сеансы с Банником и Бариновым? И если да, то было ли в них что-либо необычное?

— С Банником — нет, с ним контактировал только Павел Филиппович. С самим Бариновым — да, не менее двух десятков. Все эксперименты фиксировались, материалы можно поднять. По поводу необычного... Понимаете, я еще довольно слабый медиум, Павел Филиппович взялся обучать меня всего несколько месяцев назад.

— А с Сивохо?

Акимушкин пожал плечами.

— Естественно. И с ним, и еще с доброй сотней подопытных.

— То есть, ситуацией вы владеете?

Акимушкин снова пожал плечами, но на этот раз промолчал — все и без того должно быть понятно.

— У вас хорошие отношения с Игумновым и Суви? — внезапно спросил Захаров.

— Н-ну-у, неплохие, — недоуменно ответил Акимушкин. — Мы, по-моему, сработались, друг друга понимаем...

— Тогда будьте готовы, что они могут стать несколько напряженными, — усмехнулся Захаров. — До выздоровления Баринова с сегодняшнего дня вы, Марат Алексеевич, назначаетесь временно исполняющим обязанности заместителя директора института. Валерий Иванович только что подписал приказ, ознакомьтесь в кадрах. Так что, поздравляю вас, можете с настоящего момента занимать данный кабинет.

Захаров встал, за ним поднялся и Долгополов.

— Будьте здоровы, Марат Алексеевич, успеха и удачи.

Пожимая протянутые руки, ошеломленный Акимушкин что-то невнятно пробормотал, что-то вроде «Спасибо... постараюсь оправдать...», но дверь за начальством закрылась, и он остался один.

«Вот это поворот! — Он новыми глазами оглядел знакомый кабинет, прошел за письменный стол, сел в удобное кресло. — «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе»... М-да-а... Ну что ж, чем выше заносит, тем больнее падать...»

Он пошарил в стаканчике письменного прибора, достал большую металлическую скрепку, опасливо покосился на дверь кабинета. Положил скрепку перед собой на гладкую полированную крышку стола и, удобно разместив руки на подлокотниках, сосредоточил на ней взгляд. Секунда — скрепка дрогнула, цепляясь за невидимые неровности столешницы, рывками поползла прочь, к дальнему краю, пока не уперлась в подставку перекидного календаря.

«Ну что ж, Павел Филиппович, наследство вы мне оставили сказочное. Но и проблемное. Так что не знаю, благодарить или наоборот... Одно знаю — повторять вашу судьбу я не намерен...»

Акимушкин поднял скрепку, бросил назад в стаканчик и достал из кармана пиджака спички. Но, несмотря на все старания, коробок даже не шевельнулся.

«Ладно, не все сразу, — подумал он. — Значит, пока только металл. Интересно, такая избирательность на материал только у меня?»

В кабинете напротив Захаров и Долгополов сели друг против друга за приставной стол. Анна Сергеевна следом принесла по чашке чая и конфеты «Кара-Кум» в хрустальной вазочке.

— Как думаешь, Валерий Иванович, потянет?

— Так больше некого, Юрий Егорович! Будет стараться, землю рыть. Карьера-то завидная: из мэнээса через три года уже старший, спустя год — завлаб, через полгода — врио замдиректора... Больше некого, Юрий Егорович, Банник с Бариновым никого другого к себе не подпускали.

— Ну как можно по-настоящему работать с такой публикой? Если умный, то неуправляем, а если управляем, то... — Захаров безнадежно махнул рукой. — Словом, организуй плотный пошаговый контроль. Сдается мне, он от Баринова с Банником не только научных идей нахватался. Выжми из парня все, что только сможешь, дело исключительно серьезное, сам знаешь. Полномочия у тебя есть, а вот времени маловато. Запускай вашу «гребенку» на полную мощность — по всем городам и весям! И ищи, ищи, ищи! — Захаров пристукнул кулаком по столу. — Перетряси всех колдунов, шизофреников и гадалок Союза, обшарь все психушки, но найди мне хотя бы одного Ивана!

— Кадры, Юрий Иванович, кадры! Всего три полноценные поисковые группы. Легко можно сформировать еще десяток, да где взять высококлассных специалистов по гипнозу?

— Это твоя забота, Валерий Иванович. Дай запрос в Минздрав, в медицинскую академию. Привлекай гипнотизеров хоть из цирка!.. И повторю — строгий постоянный контроль! Чтобы снова не поиметь в результате парочку слюнявых идиотов. Ведь тогда — учти! — придется точно закрывать лавочку. Еще одной промашки нам не простят.