Темна вода во облацех

1

Денек выдался еще тот!

Однако ж кончился и он. Правда, если строго судить, кончился в начале следующих суток. Сгоряча Баринов хотел лечь в служебном кабинете, но передумал: сегодня сурово необходим все же полноценный отдых. И через силу, почти спотыкаясь на каждом шагу, направился к себе в коттедж.

Разбудил не столько дверной зуммер, сколько тяжелые удары по входной двери.

Звонил и барабанил Шишков, за ним в предутренних сумерках виднелась на крыльце массивная фигура Банника.

«Фу-ух, слава богу, — подумалось туманно, со сна. — С Иваном, значит, все в порядке».

Обменялись рукопожатиями. Банник сказал:

— Ты накинь что-нибудь, разговор есть.

Когда Баринов вошел в гостиную, журнальный столик был сервирован на троих. Значит, Шишков — полноправный участник. Поворот, безусловно, интересный. Пожалуй, даже знаковый.

— Подсаживайся, налито. Выпьем, душевно покалякаем — как дошли до жизни такой.

Баринов сел, поднял придвинутую рюмку, махнул долго не думая. И поперхнулся, закашлял.

— Что за дерьмо? Хоть бы предупредили!

Банник сказал посмеиваясь:

— Ай-я-яй, что за пассаж! На благородный напиток, виски «Джим Бим»!

А Шишков с невозмутимым видом произнес:

— Был у меня хороший приятель в студенческие годы. Любил повторять, что, мол, все на свете — дерьмо, окромя мочи. Учился он на строителя по специальности «Водоснабжение и канализация», так что знал, что говорил.

Баринов с интересом глянул на Шишкова. Удивительно не то, что он сказал, удивительно, что вообще вмешался, да еще в тему... Впрочем, ситуация меняется, значит, расклад тоже.

И лишь проворчал в ответ:

— Честное слово, у нас в деревне самогон приличнее.

— Согласен, — кивнул Банник. — А теперь к делу. Представь, Захаров припёрся ко мне в двенадцатом часу, когда я пятый сон досматривал.

— И что? — с оживлением спросил Баринов, даже повернулся к нему, двинув кресло. — Предложил меня четвертовать?

— Спи спокойно, дорогой товарищ! — засмеялся Банник. — Сначала его колесуют — за ошибки в подборе кадров и волюнтаристский подход к делу... Нет, за консультацией. Пришлось авторитетно заверить, что твой Ванька ни межконтинентальную ракету, ни боеголовку, ни тем более спутник сбить не сможет.

— Поверил?

— Принял к сведению.

— Твоего оптимизма не разделяю. Боеголовку, конечно, не собьет, скорость велика, а размеры малые, Ракету на этапе начального разгона — вполне вероятно. Спутник — очень даже может быть. В пределах прямой видимости. — Баринов помолчал, потом спросил, словно нехотя: — Сам-то разве не пробовал что-нибудь в этом духе?

Банник и Шишков переглянулись.

— Да я даже штукатурку от стены не отобью, — с заметным огорчением сказал Банник. — Ладно, это лирика. Ивана спрятал?

— Естественно. Напугал он всех здорово, слов нет. Непонятное всегда пугает, — зачем-то пояснил Баринов. — Твой дружок Захаров не из пугливых, но весьма осторожен, а потому на рожон переть не стал. Отдал мне Ивана почти без сопротивления, потребовал только слово, что я с него глаз не спущу. Ну и, как водится, гарантий. Слово я дал. С гарантиями сложнее.

— Не из пугливых, говоришь, — задумчиво проговорил Банник. — Только ты учти, cher ami, что он также из чертовски недоверчивых, а также дьявольски предусмотрительных... Охрану оставил?

— А как же, mon cher. И на территории его люди, и периметр обложили — разве что красные флажки не развесили.

Баринов поднялся к холодильнику, достал бутылку «Посольской». Проворчал для порядка: «Пусть пьяный ежик лакает ваше пойло!», наполнил рюмки.

— Да, кстати, как там вояки-то?

Ответил Шишков.

— У командира вывих локтевого сустава и три сломанных пальца. И психологический шок. Говорит, автомат будто оглоблей вышибло.

— Остальным из группы захвата тоже реабилитация потребна, после нейрошокера-то, — усмехнулся Банник.

— Ну да, надо полагать, — сказал Баринов. — Ничего такого они явно не ожидали. Тем более, от каких-то штатских лохов.

Они выпили, чокнувшись, закусили. Затем Баринов сказал, обращаясь к Баннику.

— Дурак Долгополов все карты спутал. Я ведь тебя ждал сегодня, на десять часов назначил лекцию и демонстрацию в узком кругу — пять человек. Все свои.

— А вот от этого воздержись, — живо сказал Банник. — Для их же пользы. Меньше знаешь — целее будешь. Что они знают на сегодняшний день, пусть при них и останется.

— Ну, Акимушкин у меня, положим, в курсе почти всех дел.

— Что ж, — подумав, заметил Банник. — Адъютант для особых поручений, доверенное лицо — это не худо. Даже полезно... Я ведь еще зачем приехал в такую рань. Шишкова отдаю в твое распоряжение. Захарову я не верю ни на грош. А Сергей хотя бы прямые силовые акции пресечь сможет. Уж поверь, проверено на себе.

Баринов, прищурив глаз, испытующе посмотрел на Шишкова. Тот сидел невозмутимо, как ни в чем ни бывало.

— Захаров же твой кореш!

— Упаси бог от таких корешей, Павел Филиппович... Прагматизм аква дистиллята: он использует меня, а я — его. Баш на баш.

— Да-а, — протянул Баринов. — Забавные погремушки в вашей избушке... Ну, ладно. Похоже, события идут по нарастающей. Что спрогнозируешь-то?

— Что тут прогнозировать? — удивился Банник. — Сегодня к вечеру, но скорее всего, завтра утром жди бумагу о создании комиссии по данному происшествию, а тебя отстранят от работы до выяснения всех обстоятельств. Понимаешь, какая штука, — он умерил голос. — Человек-то погиб. Ну, охранник, которым твой Иван стену пробил, умер по пути в госпиталь. Это серьезное ЧП, несчастный случай на производстве, повлекший смерть сотрудника. Учреждение закрытое, уголовное дело заводить пока не будут, и вообще посторонних вмешивать не планируется. Назначат внутреннее расследование. Вот так-то, брат.

— Дела тебе передать? Или Акимушкину?

— Я тут причем? — пожал плечами Банник. — Я — на больничном. Оставь дела при себе. Пока время есть, почисти сейфы, шкафы, тумбочки — не тебя учить. Что захочешь сохранить, отдай Сергею, он сбережет.

Баринов поднялся, прошелся, насвистывая, по комнате. Собеседники молча наблюдали за ним, не делая попыток как-то отвлечь от мыслей.

А когда он снова сел за стол, Банник сказал задумчиво:

— Да-а, Павел Филиппович, не завидую... Захаров — сволочь мстительная. Ты его на место поставил, а он счел это за оскорбление.

— Ну, и куда мне таперича бечь прикажите? На Северный полюс, разве что.

— Так и там достанет, — Банник усмехнулся невесело. — Уж тогда на зимовку в Антарктиду или прямо на космическую станцию «Мир»... Ладно, не боись, в этом плане я его нейтрализую. Выходить за пределы допустимого он не посмеет, но нервишки потреплет.

— Что-то ты дюже разговорчивый нынче, — проворчал Баринов. — К снегу, что ли... или к дождю.

Шишков слегка кашлянул, привлекая внимание.

— Извините, Павел Филиппович, это не любопытство, я чисто профессионально, на будущее... Ваши действия, если бы Захаров отдал приказ забрать Ивана?

— Гм-м, вопрос, конечно, интересный, — Баринов изучающее посмотрел на Шишкова, перевел взгляд на Банника. — Но вам могу сказать. Накануне в ночь Игумнов по моей просьбе перемонтировал S-генератор Николая Осиповича, пятую модель, на «УАЗик». И только сигнала ждал. А спящих — бери голыми руками, сами знаете.

— Спасибо, Павел Филиппович, — Шишков слегка склонил голову. Ответом он был заметно удовлетворен. — Признаться, я и ожидал что-то в этом роде.

А Банник пару раз хлопнул в ладоши перед собой и потянулся за «Посольской».

— Вот это правильно, вот это по-нашему! — Он разлил водку по рюмкам, на секунду задумался, не выпуская бутылку. — И вот тебе мой совет, Павел Филиппович: входи в плотный контакт с Арзыбовым и держи этот «УАЗик» всегда наготове и при себе. Но чтоб ни одна собака не знала!

— С генератором — согласен. А это, — Баринов поморщился и отодвинул полную рюмку. — Нет, ребята, увольте. С утра выпил — целый день свободен! Вы, как понимаю, на больничном, а у меня...

— И то верно, — легко согласился Банник. — Ну, а теперь о главном — мысли у тебя какие?

2

— Сергей Сергеевич, проясни ситуацию: Захаров и Банник — кто из них кто? В смысле — главнее... Кто в нашем деле самый большой «главнюк»?

Шишков усмехнулся, но не обидно, не насмешливо или снисходительно, скорее, понимающе: мол, знал бы сам — жил бы в Сочи.

— Все не так однозначно, Павел Филиппович. Скажем, директор завода и директор шахты — кто главнее?

— Ну, если, положим, директор лесопилки, а шахта золоторудная.

— А если шахта урановая, а завод обогатительный?

Баринов помолчал, потом в свою очередь усмехнулся.

— Понятно объяснил, доступно. Система сдерживания и противовесов в действии. Баланс, так сказать.

Солнце неожиданно пригревало не по концу марта, можно было, пожалуй, надеть ветровку, а не куртку. Да ведь ничего странного, весна... Просто, как всегда, очередное время года застало врасплох.

Он несколько раз глубоко втянул ноздрями воздух. Холодный, чистый, свежий, но такой влажный, что сожми в кулаке покрепче — и вода закапает. Торфяникам гореть рано. В прошлом году первым дымком потянуло перед самыми майскими праздниками.

Расстались на центральной площади. Шишков сказал негромко, то ли докладывая, то ли напоминая:

— Значит, я пока ознакомлюсь с обстановкой, — и, не прибавляя шаг, свернул к третьему корпусу.

В служебном кабинете никаких материалов Баринов старался не держать, но для порядка надо было наведаться.

Анна Сергеевна, как он и рассчитывал, была на рабочем месте, и это порадовало. Все перипетии вчерашнего дня происходили у нее на глазах, и она правильно оценила обстановку. Хотелось надеяться, что остальные сотрудники тоже в панику и ажиотаж не ударились — не очень-то приятно работать в накаленной и нервной атмосфере.

В дополнение традиционной чашке кофе последовал и традиционный доклад.

— За прошедшую ночь и сегодняшнее утро, Павел Филиппович, никаких происшествий. В связи со вчерашним ЧП все руководители подразделений на своих местах. Час назад справлялся Арзыбов. В половине девятого звонил из дома Валерий Иванович, сказался больным, предупредил, чтобы на следующей неделе его не ждали. В почте ничего срочного.

— Спасибо, Анна Сергеевна. Я вас попрошу — вот списочек, соберите их к пятнадцати часам в лаборатории на полигоне. Но так — конфиденциально...

Вчера поздним вечером они сидели на табуретках голова к голове в туалетной комнате подальше от входа — дверь так и не навесили на место. Иван спокойно спал, гарантировано — до послезавтра. Охранник устроился в кресле и тоже, видимо, подремывал. Но все равно говорили даже тише, чем вполголоса, так, чтобы слышал только собеседник.

— ...Войско Иисуса Навина семь раз обошло крепость, а потом по команде протрубили в трубы, разом крикнули — и рухнули стены Иерихона... А вдруг, Павел Филиппович, нашелся среди них кто-то сродни нашему Ивану? Трубы же Иерихонские придумали после, надо было как-то более или менее внятно объяснить народу это дело.

— Извини, Марат, при всем уважении, Книга Книг источником служить не может. «Информация к размышлению» — и то с большой натяжкой. В конце концов, тот же Иисус Навин во время битвы с пятью ханаанскими царями остановил Солнце и Луну... Не будем плодить сущностей. Тем более, ты будешь смеяться, но сейчас меня больше интересует не Иван.

Акимушкин подобрался, остро посмотрел Баринову в лицо.

— Что-то еще?

— Ага, — кивнул Баринов. — Иван лежал здесь спеленатый, а на аллейке за коттеджами кто-то снова согнул фонарную опору. Мы с Арзыбовым в темноте с фонарями облазили все вокруг — никаких следов. Утром он еще там все осмотрит. А сейчас составляет полный список тех, кто в тот момент находился на территории. Наберется человек пятьдесят-семьдесят, исключая вояк. Сравним с теми, кто был здесь в предыдущие сутки, когда обнаружили первый столб.

— Интересно... А кроме столба, еще есть что-нибудь?

— На этот раз — только фонарь. Даже урны все на местах. На еловые шишки, — Баринов чуть заметно усмехнулся, — в этот раз тоже не покушались.

— Ну вот! Я же говорил, шишки — или случайность, или для отвода глаз!

Баринов покачал головой.

— У нас две версии, и отрабатывать нужно обе: урны плюс шишки, урны плюс столб. — Он подумал и продолжил: — Пожалуй, вот и третья: урны — отдельно, столб плюс шишки — отдельно.

— А что тут гадать, Павел Филиппович! — Акимушкин невольно повысил голос, но спохватился, продолжил свистящим шепотом: — Про урны Иван же признался, а шишки плюс столб — семейка Пеструхиных! Вот ей-богу! Они же приехали десятого, после праздника! Их работа, землю буду есть!

— Я поручил Арзыбову немедленно взять их под плотное наблюдение. Всех, включая детей, — подчеркнул Баринов. И добавил задумчиво: — Вот ведь как, не было ни гроша — и вдруг алтын! Хорошо бы, если они. А если кто третий?

— Эх-ма! — огорченно сказал Акимушкин. — А я здесь сижу, караулю!

— В обед пришлю на смену Морчиладзе. А тебя жду к трем часам в лаборатории на полигоне. Если, конечно, не случится ничего эдакого, — Баринов пошевелил в воздухе пальцами. — Суперэкстраординарного...

3

И собой, и результатами совещания Баринов остался крайне недоволен. Хотя, честно признаться, какими еще могли быть результаты?

Слушали его, разумеется, со всем возможным вниманием и нескрываемым интересом. Но от комментариев по ходу дружно воздерживались.

Особое оживление вызвала демонстрация «создания» светящихся шаров. С короткими промежутками Баринов «сотворил» три штуки — разного размера и разной яркости. А после стрельбы «шаровыми молниями» по мишени, закрепленной на металлическом листе, даже поднялись ее осмотреть. Никулин не только потрогал, но и понюхал места попадания.

Когда же Баринов уступил место Баннику, все заметно расслабились, ожидая обыкновенной лекции, правда, по необыкновенной тематике. Но когда тот, не говоря ни слова, взглядом сшиб со стола пять деревянных рюх, поставленных Акимушкиным «письмом», причем сшиб поочередно, по всем городошным правилам, зашевелились, заерзали в креслах. И замерли, потому что следом он взглядом же воспламенил на металлическом противне скомканный лист бумаги. Даже, казалось, не дышали, пока бумага не прогорела, пока не развеялся в воздухе бело-сизый дымок...

Первым решился Суви.

— Будем надеяться, коллеги, что все это не иллюзия, не сеанс массового гипноза. Хотя вряд ли, учитывая события вчерашнего дня... Я правильно понимаю, Николай Осипович, что ни физика, ни химия, ни биология этих явлений вам неизвестна?

— Абсолютно верно, Артур Адамович. Но все вопросы, пожалуйста, к Павлу Филипповичу. Сегодня он банкует, а я на больничном, — Банник отошел к своему креслу, стоящему в стороне и на некотором удалении от остальных, где сидел с самого начала между Шишковым и Арзыбовым.

А Никулин проговорил вполголоса, ни к кому персонально не обращаясь:

— Лично я пока совершенно не понимаю, с какой стороны подбираться, допустим, хотя бы к этим светящимся шарам. Несмотря на то, что уже имел с ними дело... Ни датчиков, ни соответствующих приборов... Но любопытно, очень любопытно.

Зашевелился в кресле и Игумнов.

— Павел Филиппович, какова цель нашего совещания? А также демонстрации данных... э-э-э... так сказать, явлений.

— Данные явления, как вы выразились, существуют, — пожал плечами Баринов. — Значит, их требуется понять и объяснить. Другой цели я не вижу. Но если кто предложит — выслушаю со всем вниманием.

— Все это очень неожиданно и требует серьезного осмысления. Не так ли, коллеги? — Игумнов оглянулся на Никулина и Суви.

Никулин о чем-то размышлял, наморщив лоб, а Суви ответил:

— Осмыслить — полдела. Внутренне принять, что они существуют в реальности — вот главная проблема на текущий момент. Поэтому предлагаю пока от обсуждения самих явлений воздержаться. А сосредоточиться на, так сказать, побочных обстоятельствах... Например: с какой стати этот Иван Сивохо ударил по водонапорной башне?

Баринов нехотя сказал:

— Видимо, повелся парень «на слабо». Сожители засомневались, что он взглядом стенку пробил, на смех подняли. А из окна кухни виднеется как раз водонапорная башня. Ну-ка, мол, шарахни по ней, прямо в глаз, тогда поверим! Он и врезал — со всей дури.

— Звучит нелепо, значит — так оно и было... Ну что ж, мотив более или менее ясен. А дальше — надо думать. И думать основательно. Полагаю, всем сейчас был бы полезен тайм-аут, — он поднялся из кресла и оглянулся на Никулина и Игумнова. — Вы как, коллеги?

Игумнов и Николин тоже встали.

— Я провожу? — выступив вперед, Акимушкин вопросительно посмотрел на Баринова.

— Хорошо. Значит, завтра, здесь же. Скажем, в десять часов.

Вышли они гуськом, не торопясь, прощаясь общим полупоклоном у двери. Но каждый напоследок задерживал взгляд на светящихся шарах, продолжавших висеть в воздухе посреди зала.

Следом поднялись и Банник с Шишковым.

— Ну, будь здоров, Павел Филиппович! Сергей отвезет меня в Москву и тотчас вернется. Я сейчас там нужнее... А завтра буду непременно!

От порога Банник вернулся, легонько взял Баринова за локоть, увлек к окну.

— Чувствую, ты, Павел Филиппович, разочарован. Похоже, бунт на корабле, да? А вернее — замаскированный саботаж... Так я предупреждал — не всякий, даже неплохой ученый, способен на широкий и непредвзятый взгляд на мир. Зашореность, упрямство и упертость — в природе человеческой. Привыкай к этой мысли.

Появился запыхавшийся Акимушкин. На вопросительный взгляд Баринова просто кивнул — уехали, мол.

Баринов про себя с облегчением вздохнул, прошел к Арзыбову, жестом пригласил за собой Акимушкина. Развернул кресло, сел сам, подождал, пока усядется и тот.

— Вот что, ребята, — он строго и серьезно посмотрел каждому в лицо. — Во-первых, прошу молчать о втором столбе. Во-вторых, сегодня вечером или завтра утром меня выключат из игры. Нет-нет, на этот раз просто отстранят от работы... Ну и, в-третьих, мне бы очень хотелось, чтобы в дальнейшем вы держались друг друга...

Выпроводив Арзыбова и Акимушкина, он убрал светящиеся шары в металлический шкаф, бесцельно послонялся по залу.

День за окнами кончился... Эх, не подумал, надо было ехать с ребятами, у Арзыбова машина. Теперь придется полтора километра тащиться пешком по темной аллее... Но захотелось побыть одному.

...Во втором лабораторном корпусе светились окна кабинета Игумнова.

Баринов постоял в легком раздумье. Ветровка от вечернего морозца не спасала, да и ноги он промочил, не углядев в темноте лужу. Но заскочить на пять минуток было бы не вредно. Вдруг они там втроем? Очень бы неплохо — в тесном кругу...

Но Игумнов оказался один.

Кабинет делился на две зоны — административно-деловую и лабораторно-производственную, и сейчас он в синем сатиновом халате копался на рабочей половине во внутренностях какого-то электронного прибора.

— Извините, Петр Ипполитович, я буквально на минуточку, — Баринов постарался принять смущенный вид. — Шел мимо, вижу — свет... Хочу вот что попросить. Не в службу, в дружбу — организуйте для меня такое колечко... или браслетик, чтобы я его по рации мог отслеживать. Ну, хотя бы до пятисот-семисот метров.

Игумнов внимательно посмотрел на него, помолчал, покручивая в руке отвертку.

— Подарок Ивану?

— Скрывать не буду — ему.

— Мысль дельная. Только не по адресу, Павел Филиппович. Не стоит изобретать велосипед. Обратитесь к Арзыбову, у них в конторе такие «маячки» давно практикуют. Я даже не понимаю, почему он сразу не догадался вашего парнишку «окольцевать», сколько бы проблем решилось одномоментно.

— А ведь действительно, как я сам не додумал! Спасибо. — Баринов помедлил, и все же решился. — А что скажете по сегодняшним событиям?

Игумнов словно ждал этот вопрос.

— Не буду ни ловчить, ни темнить. Лучше объясниться сейчас, чтобы не было никаких недоразумений в дальнейшем... Итак, работать по предложенным вами направлениям я буду — в полную силу, искренне, однако без энтузиазма и пионерского задора, с сильным внутренним противодействием. Скажу больше: то, что вы продемонстрировали, называется шаманство. Оно противоестественно, следовательно — от лукавого.

Баринов сочувственно посмотрел на Игумнова.

— Понимаю... Извините за нескромный вопрос, Петр Ипполитович. Вы — верующий?

Игумнов усмехнулся.

— В народе бытует мнение, что не бывает нескромных вопросов, бывают нескромные ответы... Я крещен, происхожу из духовного сословия, что видно из фамилии, поэтому считаю себя принадлежащем Русской Православной Церкви. Но — неверующий. В том смысле, в котором полагает общество. Я не посещаю храм, мне нет дела до чьего-то рождения и воскресения, до молитв и постов. Как ученый верю в гармонию мироздания и абсолютную идею, которой оно подчинено. И эту гармонию усматриваю в существовании атомов и молекул, звезд и планет, туманностей и галактик — Вселенной в целом и человеческого разума в частности.

Ну вот, с одним более-менее прояснилось.

С Никулиным, кстати, скорее всего, тоже понятно. О высоких материях рассуждать он не стал, с ходу начал продумывать практическую сторону — как поставить эксперимент, какие приборы необходимы, что требуется в первую очередь выяснить... Технарь, одним словом. Пороха не выдумает, но специалист грамотный, высокого класса. Что ж, мамы всякие нужны, мамы всякие важны.

А вот с Артуром Адамовичем, пожалуй, каши не сварим. Ортодокс, однако!.. Биокомпьютеры из крысиных мозгов собирает виртуозно и, тем не менее — ортодокс!

...Он не удивился, застав Арзыбова в рабочем кабинете. Тот что-то писал, но при виде Баринова спрятал листы в ящик стола и поднялся навстречу.

— Пока все спокойно, Павел Филиппович.

— Я, собственно, по какому делу... Нельзя ли как-нибудь «пометить» Ивана? Ну, чтобы отслеживать его передвижения... в случае чего...

— Павел Филиппович, разрешите вопрос. Сами придумали, или подсказал кто?

— И то, и другое, — не стал вдаваться в подробности Баринов.

— Уже сделано. Правда, каюсь, с опозданием. Моя вина. Сегодня утром снабжены наши подопечные специальными браслетиками, причем с подстраховкой. И местонахождение каждого мы можем определять с точностью до пяти метров в радиусе километра-полутора.

Баринов недоуменно посмотрел на него.

— Не понял. Какие подопечные?

— Иван Сивохо и семья Пеструхиных. На совещании в присутствии непосвященных я не стал докладывать, дело-то деликатное, специфическое...

— В смысле — противозаконное?

Арзыбов пожал плечами.

— В условиях проведения спецоперации допустимое. А плотное наблюдение за ними ведется по вашему, Павел Филиппович, прямому приказу. Значит, санкция на применение спецсредств у меня имеется.

— Понятно, понятно... Ну что ж, Роман Глебович, появится что-нибудь новенькое, звоните без промедления. Спокойной ночи!

Ну вот, почти все на сегодня.

Проведать еще Ивана, хотя проснуться тот не должен. «Химия» надежная, да еще подкрепленная «S-излучением». Стационарный генератор стоял на третьем этаже, прямо над боксом-изолятором, его действие, помнится, Баринов в свое время, но не по своей воле, испытал на себе... В данной ситуации, помимо прочего, такой комбинированный длительный сон послужит средством лучшим, нежели горсть транквилизаторов.

А потом, наконец, «домой». Шишков, видимо, уже заждался.

4

Поднялся Баринов чуть свет.

Вечером они с Шишковым допоздна «чистили» сейф, ящики стола и стеллажи в коттедже. Все материалы поместились в два кейса, и Шишков сразу же повез их в Москву.

Ночью никто не беспокоил, значит, с Иваном пока все в порядке. Ну, и не будем дергать ребят, пусть выспятся. А уж днем задействуем и Акимушкина, и Морчиладзе на всю катушку. И Арзыбова с его ребятами тоже.

Впрочем, Марата надо параллельно перенацеливать на разработку саратовской семейки. Пока соберет группу, разработает план-график, подготовит аппаратуру... Время и ему выходить на собственную тропинку...

По аллейке в свете фонарей неторопливо прошел патруль. Да-а, для научного городка выглядят ребята весьма инородно, хоть и внушительно — форменная камуфлированная одежда, высокие шнурованные ботинки, шлемы, бронежилеты... Конечно же, оружие наготове.

От их вида невольно закрадывается беспокойство, если не тревога.

Он сварил кофе, но успел сделать лишь пару глотков.

Звонил охранник с центральной проходной.

— Разрешите доложить, товарищ замдиректора! Только что в расположение НИИ прибыл товарищ Захаров. Начальник караула повел его в ваш кабинет. Просят вас тоже подойти. Какие будут указания?

По случаю субботы Анны Сергеевны на рабочем месте не было, а в кабинете кроме Захарова оказались еще двое молодых людей. Захаров сидел за приставным столом, молодые люди, словно часовые, стояли по бокам дверей.

— Утро доброе! — Баринов снял куртку и шапку, аккуратно повесил в гардеробный шкаф. Прошел мимо всех, сел на рабочее место. Захаров, слегка приподнявшись, молча положил перед ним тонкую пластиковую папку.

Вчитываться Баринов не стал, проглядел бумаги так, наскоро.

— Это не мне, Юрий Егорович. У нас директор есть. Он, кстати, в курсе?

— В курсе, в курсе. Он тоже временно отстранен.

— Вот как? А срок?

— Такой же, с сегодняшнего дня и до окончания работы комиссии.

— Поскольку в ваших играх я абсолютный ноль, переведите на человеческий язык. Скажем, каков отныне мой статус? С вещами на выход и искать новое место работы?

— Насчет места рановато, просто на время воздержитесь от профессиональной деятельности на территории НИИ. Личные вещи разрешается забрать, — сухо ответил Захаров. — Денежного довольствия вы тоже не лишены. Скажем, очередной трудовой отпуск при единственном ограничении — считайте себя под подпиской о невыезде.

Баринов с легкой улыбкой огляделся по сторонам.

— Ну, голому собраться — только подпоясаться.

Он поднялся из-за стола, склонил голову в полупоклоне.

— Счастливо оставаться, Юрий Егорович.

— Не торопитесь, Павел Филиппович... Пожалуйста. — Последнее Захаров произнес, словно через силу. — Официальную часть, можно сказать, проехали... Но хотелось бы поговорить вот так, просто-запросто, не формально, по-людски.

— По-людски, вы сказали?.. Ну что ж, попробуем.

— Что это было, Павел Филиппович?

Баринов стоял за столом, сунув руки в карманы брюк, с нескрываемой усмешкой смотрел на Захарова.

— «Где начало того конца, которым заканчивается начало?»... Козьму Пруткова читали, Юрий Егорович?.. Так вот, это — самое начало новых начал, Юрий Егорович. Других, совершенно иных возможностей homo sapiens. Родовые муки, так сказать. Иван и Платон Сивохо, Николай Банник, астраханский городской дурачек Ивашка, Нина Афанасьева, Мария Запевалова... впрочем, последние имена вам ничего не скажут... Так уж получается, что они — предтеча нового человечества.

— А также — Павел Баринов, — медленно, выделяя каждое слово, произнес Захаров.

— Да, пожалуй, похоже на то, — не возражая, без раздумий, согласился Баринов. И широко улыбнулся. — А также и Павел Баринов.

Он обошел свой стол, сел против Захарова.

— Мы тут собираемся говорить по-людски, значит, эти двое лишние, — Баринов кивнул в сторону охранников, так и продолжавших стоять в одинаковых позах у дверей.

— Не понял, — насторожился Захаров. — Они при деле.

— Да, понимаю — служба, — согласился Баринов. — Но телохранители в этом кабинете вам не нужны, гарантирую. А они парни молодые, только жить да жить. — И пояснил: — Дело в том, что некоторые знания слишком часто убивают их носителей. Особенно нечаянных и случайных.

— Та-ак... Значит, они — лишние. Но, согласно вашей логике — я тоже носитель?

Баринов пожал плечами.

— Вы — тем паче. Только не нечаянный, и тем более не случайный. Уж вы-то априори находитесь в эпицентре зоны риска. И на вас этот принцип тоже распространяется — если вы это хотели узнать.

— Не надо меня пугать, Павел Филиппович, — с некоторым пренебрежением сказал Захаров. — Смерти я не боюсь. Пуганный.

— Ну, есть вещи для вас куда как страшнее. Например, отставка — без мундира и с пенсией сто тридцать два рублика.

Захаров думал не меньше минуты, пару раз за это время мельком глянув на охранников. На Баринова он словно и не обращал внимание.

— Ну что ж, весьма досадно, что этот наш разговор не получился. Отнесем его на будущее. В более удобное время и более удобное место. — Он откинулся на спинку стула и только теперь посмотрел Баринову прямо в глаза. — Значит, Павел Филиппович, я вас больше не задерживаю. Лишь напоминаю — обойдитесь пока без поездок за пределы Москвы.

Баринов вышел в приемную и чуть не присвистнул — дверь-то в соседний кабинет опечатана! Как он раньше не заметил?.. Получается, не соврал Юрий Егорович, действительно Долгополов отстранен и, значит, тоже попадает под расследование. Так-так-так!.. Тем более важно выяснить, кто еще влип в «дознание». Если и Акимушкин с Арзыбовым — будет весьма печально.

Спускаясь по лестнице, Баринов заметил, что за ним неспешно следует один из тех парнишек, что состояли при Захарове... Понятное дело, очередной элемент психологического давления.

По дороге к третьему корпусу снова попался на глаза патруль из двух бойцов «особого назначения». Внимания на него они не обратили, но опять внутренне стало не по себе.

Вход оказался на запоре. Странно, зачем Акимушкину закрываться... Да и для вивария, что в подвале, суббота — обычный рабочий день.

На продолжительные звонки никто внутри не реагировал.

Стоя на крыльце, Баринов покосился через плечо. «Хвост» со скучающим видом прохаживался по аллейке метрах в пятнадцати.

Та-ак, все интересней и интересней... Главное, не суетиться. Пока в коттедж, к телефону. Дальше — будет видно.

Путь Баринов выбрал кружной, надо бы обозреть окрестности. Утренний тонкий ледок мелких лужиц похрустывал под ногами. На аллейках никого, что, впрочем, в порядке вещей.

Во втором и первом корпусах не светилось ни одно окно, не открыта ни одна форточка. Ну и правильно, выходной. В машинном зале одноэтажного вычислительного центра свет горел, это нормально — обе ЭВМ загружены круглосуточно. Труба котельной дымила. Загончик за металлической сеткой, где оставляли машины те, кто приезжал на работу своим ходом, пустовал. Лишь дежурный автобус, да две незнакомые легковушки... Стоп! А где автобус позавчерашних вояк? Вчера вечером он еще здесь стоял...

Баринов круто повернул и прибавил шаг. Еще издалека он увидел перед своим коттеджем «Волгу» Банника.

Дверь перед ним распахнулась — похоже, Шишков специально поджидал, увидел в окно.

— Привет, Сергей Сергеевич! Николай здесь?

— Утро доброе! Нет, к сожалению. В ночь Николаю Осиповичу стало плохо, отвезли в Барвиху. Просил вас к себе — как освободитесь.

— Вот это да! Что-то серьезное?

— Перенервничал. Он вчера и на Старой площади был, и на Лубянке...

— Так это из-за меня! — догадался Баринов.

Шишков промолчал. Он не стал ждать, пока Баринов сбросит куртку и шапку, прошел в гостиную, прямиком к окну. Сказал, не оборачиваясь:

— Павел Филиппович, на вашем месте я бы здесь не задерживался.

Баринов стал за его спиной. «Хвост» занял позицию прямо напротив входа, привалившись спиной к толстому стволу березы по ту сторону аллейки.

— Сейчас, Сергей Сергеевич. Позвоню Акимушкину, узнаю, как там Иван.

— Не стоит, Павел Филиппович, телефон отключен. А Ивана увезли еще ночью.