Работы и правда предстояло много. По примерным подсчётам, мы тут застряли дня на три, никак не меньше, и это при условии того, что отремонтировать даже половину повреждений корабля мы и не мечтали. Всё, что нам нужно было — это заставить его взлететь, выйти в космос и добраться до спейсера, не развалившись при этом. Были ещё сомнения насчёт того, сможет ли корабль выдержать прыжок через спейс, но Магнус заверил нас, что это не проблема.
— Если бы мы перемещались на скоростях спейса через настоящее метрическое пространство, в котором действуют законы физики, то да, это было бы проблемой, — пояснил он, когда капитан высказал свои, да и не только свои, опасения. — Ослабленная конструкция, высокие нагрузки, все дела, это действительно было бы опасно — корабль могло бы просто сложить в плоскую лепёшку, из которой торчали бы сопла двигателей. Но, говоря до конца откровенно, это было бы проблемой не только для нашего корабля, а для любого корабля в принципе, даже для самого целого и самого крепкого. Никакая структура не способна выдержать такие скорости даже в теории, и, даже если бы это была полнотелая вольфрамовая чушка размером с корабль, с ней бы всё равно ничего хорошего на таких скоростях не произошло. Как минимум — она бы стёрлась о всячески абразивы, которых в космосе, конечно, в процентном соотношении всё равно что нет, но на спейсовых скоростях общая масса всего, что столкнётся с кораблём, начинает измеряться тоннами!
— Ты на что намекаешь? — не поняла Пиявка, и глупо хихикнула — её всё ещё не отпускало зелье, которые она вколола себе, чтобы не стошнило.
— Я говорю о том, что, когда корабль переходит в спейс, на него перестают действовать нормальные законы физики. — Магнус развёл руками. — Это в привычном нам метрическом пространстве можно считать, что он двигается с бешеными скоростями, а если смотреть со стороны спейса как… «другого», скажем так, пространства — там он едва ползёт. А то и вообще стоит на месте, никто до конца не знает. Поэтому там наши повреждения не будут иметь значения, прыжок мы закончим в любом случае в том же состоянии, в котором его начинали.
— То есть, хочешь сказать, что спейс это… «другое пространство»? — с недоверием спросил Кайто.
— Ну, вроде того, — Магнус пожал плечами. — Как скажем лицевая сторона куртки и её подкладка. Вот только находиться в этой подкладке человечество не умеет, а только лишь скользнуть по ней, чтобы выйти в другой точке лицевой стороны.
— А хардспейс тогда — это карман? — мечтательно улыбнулась Пиявка. — Какая интересная теория!
— Кстати, да! — Магнус посмотрел на неё с откровенной радостью в глазах. — Сходство тем более полное, что в хардспейс можно попасть только из метрического пространства и только в определённой его точке, и только выполнив какие-то специфические условия! Точно как с карманом, в который тоже не пролезть со стороны подкладки, как ни старайся, и который закрыт на молнию! Можно сколько угодно пытаться его открыть, но если ищешь его не там или пытаешься ввести цифровой код вместо того, чтобы потянуть за собачку — ни хрена у тебя не выйдет!
— О-о-о! — глубокомысленно протянула Пиявка, аккуратно беря Магнуса под руку. — Ты та-а-акой у-у-умный!.. И как я раньше не замечала? А расскажи ещё что-нибудь?
— Никто сейчас не будет ничего рассказывать! — хмуро перебила их Кори, таща мимо запасную панель для обшивки. — Хотите поговорить — будете разговаривать, когда с работой закончим! Ну или хотя бы сделаем перерыв! Магнус, ты, лосекабан, тебе вообще должно быть стыдно, что вместо тебя почему-то я таскаю тяжеленные железки!
Магнусу, кажется, действительно стало стыдно, потому что он взглядом извинился перед Пиявкой, которая в ответ на это плотоядно улыбнулась и прикусила нижнюю губу, играючи оторвал кусок обшивки от земли одной рукой и понёс его на другую сторону корабля.
Задолго мы этого мы сломали не одну сотню метафорических копий в споре, что чинить сначала — внутренние системы или обшивку. В итоге, после того как я многозначительно посмотрел на здешнее небо, по которому ветер гонял рваные тёмные тучи, все меня поняли без слов и так же без слов согласились, что лучше сначала починить обшивку. Иначе даже самый небольшой дождь легко может усугубить наши проблемы, если через дыры в обшивке он нальётся в механизмы и электронику и притаится там до тех самых пор, пока мы не попытаемся оживить колымагу. Вот тогда-то он и развернётся по полной, провоцируя короткие замыкания тут и там и не позволяя кораблю стартовать, а мы потом ищи, где и какие проблемы вообще возникли!
Правда сейчас у нас тоже возникли те ещё проблемы, потому что выяснилось, что сварочный аппарат, который хранился почему-то в лазарете у Пиявки в одном из шкафов, оказался сломан — в него прилетел хороший сочный осколок, разбив половину корпуса. Возможно, им всё ещё можно было какое-то время пользоваться, но никто не мог сказать, сколько именно этого времени пройдёт, прежде чем сварочник исчезнет во вспышке неплохого такого взрыва, что поставит крест на всём дальнейшем ремонте. А то, что взрыв будет, лично я не сомневался — слишком уж плохо сварочный аппарат выглядел.
Поэтому пришлось снова доставать из каюты то, о существовании чего я уже, честно говоря, успел позабыть — снаряжение врекера.
Официально, конечно, использование лазерного резака в качестве сварочного аппарата не предполагалось инструкцией, но это не значило, что использовать его в таком качестве было невозможно. Минимальная мощность, короткие точечные импульсы — и металл, вместо того чтобы мгновенно распадаться по линии разреза, наоборот — прихватывается быстро стынущим расплавом. Этой функцией резака почти никогда не пользовались, потому что она требовала ювелирной аккуратности и из-за этого прилично жрала время, но иногда без неё никак. Например, если закончились все тросы, а лететь к бую за новым комплектом неохота, тем более что осталось отправить в печь каких-то пару панелей обшивки. Или, например если всё же недосмотрел, и рванул баллон-другой охладителя или топлива, и отсек разлетелся на кучу мелких обломков. Пособирал их прямо руками, сварил один с другим буквально двумя точками, и отправил весь этот ком в приёмник печи.
Правда была одна проблема. В смысле, ещё одна. В среде космоса сварка лазером, да и сварка вообще давалась относительно легко, ведь там не было атмосферы. Маэль же являлась планетой почти что земного типа, поэтому совершенно закономерно и атмосфера на ней тоже была почти что земного типа. А это означало, что в ней присутствует приличный процент кислорода, который не даст металлу нормально нагреваться — сразу же пойдёт реакция окисления и вместо нормального шва получится рыхлая пористая губка, которая не выдержит, даже если по ней просто постучать, не то что старт корабля.
Выход нашёл, как ни странно, Кайто. Он принёс один из оставшихся углекислотных огнетушителей и показал его мне, видимо, подразумевая, что я должен был взять пример с Вики и сразу же понять, что он имеет в виду.
Что самое удивительное — я даже почти понял. Углекислоту в виде газа тоже иногда используют в качестве защитной среды при сварке, но, во-первых, это не лучший выбор, а во-вторых… Ну точно не в виде огнетушителя! Он будет бить оттуда слишком сильной, да ещё и холодной, совершенно непредсказуемой струёй, которая скорее сделает сварной шов даже хуже, нежели вообще без него!
И, когда я об этом сказал Кайто, он посмотрел на меня, как иногда смотрит на Магнуса, и назидательно произнёс:
— Ну не прямо же из огнетушителя. Выпустим газ в какую-нибудь ёмкость и будем оттуда помаленьку травить на шов!
Пришлось признать, что это действительно звучит как неплохая идея. Кайто буквально за полчаса смоделировал и напечатал переходник к обычному баллону от скафандра, и в три приёма мы перегнали углекислоту в них, переводя её из жидкого состояния в газообразное и выравнивая давление. После этого Кайто с чувством выполненного долга отправился разбираться с погоревшей электроникой, а я принялся варить заплатки, используя Жи в качестве самоходной струбцины, держащей плиты именно там, где держать было нужно, и одновременно — в качестве прецизионного поддувателя углекислым газом, который, в силу своей электронной природы, делал это исключительно точно и равномерно.
Правда шов всё равно получался такой себе, честно говоря. Я просто прихватывал заплатки прямо на обшивку, как пластырь лепят сверху раны с большим запасом, и длина шва была приличная — беспокоиться о том, что заплатка отвалится, не приходилось.
Но вот насчёт герметичности у меня действительно были сомнения. Надо будет не забыть потом, когда всё закончим, изнутри ещё забить все дыры в обшивке аварийной пеной, чтобы уж точно ни молекулы воздуха не улетучилось из объёма.
Когда я прихватил все заплатки достаточно для того, чтобы они никуда уже не сдвинулись, прилетела Вики и потребовала отпустить Жи, чтобы он помогал восстанавливать опорные конструкции рамы корабля.
Мне помощь робота уже была не сильно нужна к тому моменту, поэтому я отправил его внутрь, а заменил его на Кори. Она, конечно, не была способна держать на месте огромные куски металла в три-четыре центнера весом, но это уже было и не нужно. Зато баллоны с углекислотой она способна была держать, а уж направляла её на шов девушка чуть ли не лучше, чем сам Жи! Буквально сама забывала дышать, лишь бы сохранить направление и силу потока на одном уровне!
С одной стороны, мне было понятно, почему она себя так ведёт — как-никак, это её любимый, её драгоценный корабль, единственный дом, который она помнит. Но с другой стороны — нельзя же себя так загонять, иначе никаких нервов не хватит. Даже до взлёта корабля не дотерпишь — выгоришь нахрен.
— Передохни! — сказал я, закончив с очередной заплаткой. — У тебя уже все пальцы белые, так стискиваешь этот несчастный баллон.
Кори благодарно улыбнулась мне и отложила баллон. Подползла поближе ко мне по крыше корабля, которой мы как раз занимались, и легла головой на мои колени. Я тоже отложил резак, стянул перчатки, защищающие от жара расплавленного металла, и запустил руки в короткие волосы девушки, перебирая их пальцами.
— Честно говоря, я уже думала, что нам конец… — негромко произнесла Кори, закрыв глаза. — Ну, когда «потеряшка» решил нас атаковать. Думала всё… Отлетались…
— Тогда почему всё равно пыталась увести корабль с траектории? — улыбнулся я.
— Не знаю. Рефлексы, наверное. Не хотела мириться с тем, что это конец. Хоть и понимала, что никак не успею увернуться. Это… Что-то иррациональное.
Я улыбнулся и ничего не ответил — «что-то иррациональное» это полностью про Кори, тут и комментировать нечего. Она как Жи, только наоборот — абсолютный хаос против беспощадной холодной логики.
Собственно, как и наши с ней отношения. Мы уже немало времени друг друга знаем, прошли через такие злоключения, что иные и за всю жизнь не повидали, а то и вовсе не знали, что так бывает… Мы вроде даже начали какие-то отношения, там, в салоне занесённого песком «Хиона»… И позже будто совсем забыли об этом.
Вернее, не мы забыли. Мы-то не забыли, я по-прежнему ловил на себе её заинтересованные взгляды, которые она больше не отводила, а себя ловил на том, что смотрю на неё тоже. Просто в нашей жизни всё ещё так много событий, следующих друг за другом таким плотным потоком, что найти среди них время для самих себя, друг для друга, казалось невыполнимой задачей. Мы даже до сих пор жили в разных каютах… Хотя ладно — я бы всё равно не согласился съехаться в одну, в них слишком мало места для двоих.
Мы просто не успевали уделять время друг другу… А, может, просто не знали, как это делать. Кори всю жизнь провела на корабле в компании своего отца, бездушной железяки, боязливого маленького азиата, огромного сумрачного негра, который детей, кажется, на завтрак ест, и озабоченной донельзя танталки — ну у кого из них она могла поучиться здоровым отношениям? А где-то вне корабля их завести у неё тем более не было вариантов — они же нигде надолго не задерживались.
Да и я не лучше, собственно говоря. Если и лучше, то совсем чуть — женщин в моей жизни было немало. Каждая увольнительная на любой из станций всегда заканчивалась в койке с очередной красоткой, клюнувшей на статного парня, который к тому же не жадничал и заказывал всё только самое лучшее. Но все эти красотки были на один раз, точно так же, как и фиолетововолосая девчонка с «Единорога». Потому что я давно и прочно был женат на своей штурмовой броне, и её папа — чувство долга перед Администрацией, — зорко следил, чтобы это всегда оставалось так.
Вот и получается, что мы оба с Кори, несмотря на наш далеко не детский возраст, просто не умеем… любить? Да что там любить — просто выражать симпатию. Просто давать другому человеку понять, что он тебе не безразличен. Не в моменты, когда эти чувства прорываются сквозь завесу привычной отстранённости, а… просто так. Потому что захотелось. Потому что давно этого не делал.
Вот же парадокс — для того, чтобы эти мысли пришли мне в голову, для того чтобы мы оказались в той ситуации, в которой мне это пришло в голову, нужно было сперва оказаться буквально на волосок от гибели. Практически погибнуть. И выжить лишь одним только чудом, пусть даже рукотворным, и имеющим собственное коротенькое, из четырёх букв, имя.
Я улыбнулся и погладил Кори по щеке. Она открыла глаза и подозрительно прищурилась:
— Чего ты так улыбаешься?
— Не знаю, — я, не переставая улыбаться, пожал плечами. — Возможно, радуюсь тому, что наши жизни сегодня не оборвались. И у нас впереди ещё есть сколько-то времени, которое мы можем провести вместе.
— Для тебя это правда самое главное? — недоверчиво спросила Кори, глядя на меня снизу-вверх. — Провести время вместе?
— Для меня всё самое главное, — честно ответил я. — Всё, что есть — всё самое главное. Вся жизнь, как она есть. Потому что она прекрасна.
Я нагнулся и поцеловал Кори.
Она сначала замерла, задеревенела, словно не знала, как реагировать, а потом резко оттаяла и ответила на поцелуй.
Целовалась Кори так же, как дралась на мечах — быстро, резко, отрывисто, даже, в какой-то степени, яростно. Она вцепилась в меня, будто дикая кошка в свою добычу, и даже несколько раз отчётливо укусила за губу.
Она закинула руку за голову, обняв меня за шею, приподнялась, вся потянулась навстречу, словно боялась, что я сейчас прерву поцелуй и исчезну…
Но я, конечно, никуда не исчезал. Мне уже некуда было исчезать. Один раз я уже исчез для всего обжитого космоса, испарился со всех радаров, будто меня и не было. И ничем хорошим это не закончилось.
Больше это не повторится. Ничего из прошлой жизни больше не повторится.
В том числе и неумение заводить отношения.
— Эй, там, наверху! — внезапно раздалось снизу голосом Магнуса. — Вы там делом заняты или как⁈
Я оторвался от губ Кори, взглянул в её полные злобы от того, что нас прервали, глаза, улыбнулся, приложил палец к её губам, призывая сохранять молчание, а сам крикнул в ответ здоровяку:
— А что, у тебя есть более интересные предложения⁈
— Может, и есть! — довольным тоном ответил тот. — Как насчёт пожрать⁈
— А вот это очень дельное предложение! — моментально сменив гнев на милость, ответила Кори. — Только неохота опять пайки жрать!
— Тогда тебе повезло как никогда, подруга! — захохотал снизу Магнус. — Потому что когда за дело берётся Магнус… В общем, вы сами знаете, что бывает, когда за дело берётся Магнус! И сегодня он берётся за дело! Чёрт, сколько раз я сказал слово «дело»?