Красноярский край, 2010
Варя
— Этот дом достался мне от отца по наследству, — с недоумением смотрю на участкового. — Деревня на три трубы. Кому эта хибара сдалась?
Широко расставив длинные ноги в криво пошитых серых брюках и облокотившись на косяк, он разглядывает меня с высоты двухметрового роста.
— Тем не менее, девонька, за неуплату налогов и судебные издержки, земля твоего отца отошла муниципалитету, — он, перекатывая во рту мятную жвачку, мерит меня оценивающим взглядом.
— Но мне негде жить! После смерти матери квартиру забрал банк, а с женихом я рассталась, — растерянно развожу руками. — Я здесь родилась. Вы как представитель власти можете защитить меня или нет? Дать немного времени осмотреться хотя бы. Сказать, сколько денег задолжал отец? Быть может, я смогу рассчитаться. У меня скоро будет хорошая работа!
— Почему бы не дать отсрочку такой хорошенькой курочке? — полицейский снимает кепку за козырёк и кидает её на крюк, где висит мой белый плащ. Проводит пальцами по светлым волосам и поправляет пряжку ремня. — Я люблю кофе с молоком.
— Проходите, пожалуйста, — отступаю в кухню, с облегчением выдыхая. Правда, приравнивание к «курочке» меня немного напрягает. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Ты можешь звать меня просто Марат, — участковый разваливается в кресле, обитом синей рогожкой.
Я ещё не совсем освоилась на кособокой кухне в старом доме отца и не с первого раза мне удаётся зажечь пошарпанную газовую плиту. Наливаю воды в медный ковшик с разболтавшейся ручкой и ставлю на огонь. В деревянной мельнице есть кофе, осталось просто смолоть. Стою спиной к Марату и всем своим существом ощущаю его взгляд. Надеюсь, он человек достойный и не полезет под юбку к девушке, попросившей его о помощи.
— Вы будете тосты с джемом? Я вчера собрала яблок на заднем дворе и сварила, — насыпаю две ложки молотого кофе в ковшик, добавляю немного сахара. Достаю с полки джем и открываю крышку: — У, какой ароматный!
Перекладываю его в вазочку и ставлю перед Маратом Открываю хлебницу и, подхватив пару тостов, отправляю их на прожарку.
— Иди ко мне, — протягивает ко мне руки Марат.
— Зачем? — прислоняюсь к тумбе.
— Иди. Ко. Мне.
Поворачиваюсь лицом к плите. Идея подружиться с участковым уже кажется мне идиотской. С чего вдруг я решила, что этот детина с лицом, лишённым интеллекта, захочет мне помочь.
— Сейчас будет готов кофе…
Кресло скрипит, и шаги Марата приближаются. Хватаю трясущейся рукой ложечку и помешиваю кофе. Горячие влажные ладони проникают под мою свободную рубашку, опускают чаши лифчика и выкручивают до боли соски.
— Я люблю послушных девочек.
От страха забываю, как дышать. Марат разворачивает меня лицом к себе, и проводит большим пальцем по губам:
— Понятно объясняю?
— Да, — нащупываю за спиной деревянную толкушку для пюре.
— Тогда покажи, как ты умеешь делать хорошо, — Марат проталкивает мне палец в рот, а я со всей дури бью его скалкой по лбу.
От неожиданности Марат отступает, схватившись за голову, а я бросаюсь прочь из дома. Пересекаю сад, выбегаю за калитку и бегу в лес. В ушах бьют колокола, сердце прыгает под горлом. За спиной не слышно шагов, но мне кажется, Марат гонится за мной. Впереди крутой спуск. Подворачиваю ногу, падаю и кубарем лечу по склону. Последнее, что слышу — взрыв. Оставленный без присмотра газовый баллон или обозлившийся участковый — кто-то из них в одну секунду оставил меня без крова, вещей и документов. Замираю лицом вниз остановленная чьим-то ботинком.
— Откуда она здесь, — тихий мужской голос завораживает бархатистыми нотками, несмотря на дикость ситуации.
— Летела с холма. Не сломала ли чего? — второй голос с хрипотцой звучит прямо совсем надо мной.
Будто бесплотные тени заговорили рядом.
— Так глянь её! Ты же врач у нас, — насмешливо звучит третий голос.
За два дня я не встретила здесь ни одного человека, а сегодня сразу трое, не считая участкового.
Сильные пальцы исследуют меня не стесняясь и переворачивают на спину:
— Небольшой ушиб. Жить будет, — резюмирует врач. — И, похоже, у нас. Это же Варя, дочь Ивана Велеса…
— А от его хибары через пять минут останется один пепел, — заканчивает за него мужчина с тихим бархатным голосом. — Вон как полыхает над лесом.
Боюсь открыть глаза, хотя мне очень интересно, кто меня знает и вот так запросто решает мою судьбу.
— Мы должны помочь ей.
— Хватит болтать. Алан, отнеси девушку в дом. А мы с Богданом разведаем что к чему.
Меня подхватывают с земли, как пушинку. У Алана сильные руки, в них тепло и уютно. Я ошиблась, думая, что мужчины живут по соседству. Мы идём уже достаточно долго. Пахнет жухлой осенней листвой. Мерный звук шагов убаюкивает. Видимо, удар всё-таки сильный пришёлся на мою голову, и я не замечаю, как проваливаюсь в сон.
***
Алан
Богдан
Спускаюсь в подвал дома, где оборудована моя лаборатория. Ставлю пробирки с Вариной кровью в штатив. Привычными движениями готовлю реактивы.
Меня мучает естественное желание. Впервые за последние два года полноценное, настоящее желание. Вина перед Ириной долго терзала меня, но инстинкт самосохранения восстановился полностью.
В носу всё ещё стоит аромат Вари. Её запах раздразнил нас троих не на шутку. А ведь это у неё ещё течка не началась. Гон у молодой волчицы всегда во второй половины зимы. К этому моменту мы должны пробудить в ней истинную сущность и примирить со страшной правдой. В её жизни не будет истинной пары. Крыть её будут три волка.
Столетиями мы жили среди двуногих, но нас осталось слишком мало. Всему виной война кланов, выкосившая истинных волколаков. Кровосмешение выживших в борьбе привело к уродствам и болезням. Наша раса обречена на вымирание. У семей часто нет выбора, а инстинкт спаривания непреодолим. Самцов выживает значительно больше. Для сохранения вида кланы оборотней берут в семью одну самку и берегут её, как бесценное сокровище. Наш род хранит чистоту крови — нам нужна только истинная волчица.
Кануло в Лету правило находить себе волчицу одну и на всю жизнь. Поэтому мы с Назаром подумывали отправиться в Москву на розыски дочери Велеса, но она неожиданно сама вернулась в родные края.
Завершаю исследования и вздыхаю с облегчением: наша малышка абсолютно здорова. Одним прыжком забираюсь на тумбу под маленькое зарешеченное окно и смотрю на луну сквозь просвет деревьев. Она неполная, но меня раздирает желание. Вытягиваю шею и протяжно вою. Варя проспит до утра. Рецепт сонного зелья достался мне от прадеда. Он, как и я, врачевал всю сознательную жизнь. Правда, я закончил медицинский университет, а он всему научился у знахарок.
Слезаю с тумбы и беру с полки фотографию в тонкой золочёной рамке. Я долгое время спаривался с обычной женщиной. Мы учились вместе в университете, и я стал первым мужчиной Ирины. Назар, узнав о моём выборе, взбесился не на шутку. Он заявился в общежитие университета и запугал Ирину. Она потом неделю от меня пряталась. Но, когда я её нашёл и объяснился, мы стали только ближе. Она сумела полюбить волка во мне.
Закрываю глаза и вспоминаю наш с Ириной первый раз. Начались новогодние каникулы, общежитие опустело. В тот вечер я пообещал прийти к ней и рассказать о себе и своей семье. Раскрывать нашу тайну было и страшно, и опасно. Но я запал на эту девушку, и ничего в жизни не хотел больше, чем подчинить её себе. Сделать своей женой. Целый месяц до этого я искал в интернете информацию о совместимости наших видов. Но всё мне казалось скорее легендами.
И вот настал час икс. Вхожу в комнату и сразу понимаю, что под тонким шёлковым халатом Ирины ничего нет. В ту же секунду во мне умирает разумный человек и пробуждается волк. Поворачиваю ключ в двери, опускаю его в карман и нервно провожу рукой по волосам. Будь Ирина волчицей, мы с порога приступили бы к спариванию. Но моя возлюбленная — невинная девушка. Человек из плоти и крови.
— Ты о чём-то хотел поговорить, Богдан? — голос Ирины дрожит, аромат её распаренного после душа тела сводит меня с ума. Мысленно я уже клеймлю поцелуями её молочно-белую кожу и погружаюсь во влагу её нетронутой плоти. Хочу взять её одним глубоким толчком, заявив без лишних слов свои права на неё.
— Хотел! — хриплю я. Боюсь, в моём взгляде в этот момент нет ни только любви, но и дружелюбности. Сплошная похоть. Но нужно объясниться. — Ирина, я волк.
— Тогда я Красная шапочка! — улыбается она, но в глазах её затаился страх.
— Настоящий волк. Если хочешь, могу прямо сейчас перекинуться для тебя. Ирина отступает, но я хватаю её за запястья: — Я хочу, чтобы ты стала моей. Только моей. На всю жизнь.
— Мне больно, отпусти, — Ирина закусывает губу.
Моя хватка только крепчает:
— Мне нужен твой ответ. Ты говорила, что любишь меня.
Ирина бросает взгляд на ручку двери, хорошо, что я догадался запереть её.
— Всё не так страшно, — сбавляю обороты и разжимаю пальцы. — Просто я не могу больше без тебя.
— Что я должна сделать? — Ирина потирает запястья и безвольно опускает руки вдоль тела.
— Поверить мне.
— Хорошо, ты волк, я — человек. Как жить будем?
— Регулярно, — не могу сдержать улыбки и наступаю на Ирину, пока она не упирается в кровать. — Я понимаю, тебе трудно сразу поверить моим словам. Но ты должна поклясться сохранить мою тайну, что бы ни случилось.
— Клянусь, — Ирина поднимает на меня взгляд и кладёт мне ладони на грудь. Недоверчиво смотрю на неё. — Даже если кому расскажу, меня упекут в психушку. Это даёт тебе какие-то гарантии?
— Никаких, — шепчу, зарываясь носом в её волосы. — Поэтому я больше не отпущу тебя от себя.
— Не отпускай, — вторит мне Ирина.
Утыкаюсь носом в ложбинку между её плечом и шеей. Царапаю нежную кожу зубами, сдерживаясь из последних сил. Инстинкт спаривания завладел моим разумом. Волчица уже стояла бы передо мной на четвереньках. Проститутки, к которым меня возил Назар, уже знали, как встречать нашего брата. Прижимаюсь к Ирине всем телом, напряжение в штанах зашкаливает. Хочу, чтобы Ирина ощутила моё желание и тоже коснулась меня.
Алан
Жду с нетерпением, когда Богдан спуститься в лабораторию. Мне хочется запечатлеть первую ночь Вари в нашем доме. Рисование — мой способ самовыражения. Самый бесполезный дар для волка.
Падаю на колени перед старым письменным столом и достаю из нижнего ящика краски и кисти. Приношу из кухни воду в банке. Выволакиваю из-за шкафа пыльный хромоногий мольберт и закрепляю на нём лист для акварели. Зажигаю по всей комнате свечи. Аромат Вари дурманит разум, и тягучая медовая нега окутывает меня. Зажигаю лампу с маслами можжевельника и кедра, чтобы хоть немного перебить запах желанной самки. Но не могу сдержаться. Член стоит колом и требует немедленной разрядки. Мечта увидеть, как Варя первый раз откроется для нас, выгнет спину и издаст глубокий томный стон будоражит воображение. Пропускаю удар сердца, ещё один. Тело лихорадит. Варя мирно спит, склонив голову набок. Её длинные ноги свешиваются с постели. Падаю между них и развожу ещё больше в стороны. Изучаю контуры её нежного цветка, чтобы потом запечатлеть на листе до мельчайших деталей. Она безумно красивая волчица. Мне хочется попробовать её на вкус, но я боюсь, что не смогу остановиться. Достаю из заднего кармана джинсов телефон и делаю несколько фото. Это поможет мне днём восстановить в голове образ, если не смогу сделать идеальный набросок сейчас.
Желание раздирает со страшной силой, и я, кинув полотенце на пол, разряжаюсь густым семенем на красную махру с помощью кулака. Перевожу дыхание. Отхожу к мольберту. Смачиваю кисть водой и замешиваю красно-розовый оттенок на палитре. Штрих за штрихом на бумаге появляются очертания цветка. Не могу добиться нужных линий. Срываю лист и, смяв его, швыряю в угол комнаты. Креплю новый. Снова падаю на колени перед Варей. Она средоточие моих желаний, но сейчас мне нужно узнать её на вкус ради совсем других целей. Это добавит ощущений. Закрываю глаза и дрожащим кончиком языка касаюсь маленького розового бугорка. Перламутр. Нужен перламутр. Дикий спазм пронзает моё тело. Я веду языком к маленькому отверстию и погружаюсь туда. Отстраняюсь и любуюсь на нетронутое, сладкое женское лоно, источающее ароматный сок. Варя возбуждена, несмотря на глубокий сон. Влага на лепестках напоминает росу на цветах, что распускаются летом в деревенских садах. Утыкаюсь носом в набухшую, покрытую мелкими капельками жемчужинку. Яйца звенят, стоит только подумать о том, что будет, если нарушить правила стаи и взять Варю прямо сейчас. С ужасом осознаю, что хочу эту самку только для себя. Так жили наши предки. Так было правильно.
— Даже не думай об этом! — Богдан входит в комнату. — Первым это должен сделать Назар, он — альфа нашей стаи.
— Я… — накрываю Варино лоно ладонью, будто хочу скрыть наготу девушки от брата.
— Убери от неё лапы! — Верхняя губа Богдана напряжена, а голос больше похож на звериный рык.
Хищно скалюсь.
— Передёрни затвор и успокойся, — Богдан быстрее всех из нас справляется с гневом.
— Я просто хочу написать её портрет.
— Пиши. Но больше Варю сегодня не трогай, — он разваливается в моём любимом кресле из зелёного бархата и, достав телефон, утыкается в экран.
Отхожу к мольберту, и перепортив ещё три листа, с удовлетворённым рычанием наконец получаю желаемое изображение.
— Посмотри, — зову я брата.
— Ты никогда не будешь красивее, чем в этот час, — задумчиво произносит он и его зелёные глаза наливаются янтарём. Они превращаются в жёлтые, когда мы оборачиваемся в волков. Не решил ли он перекинуться прямо сейчас?
— Ты о чём? — недоумеваю я.
Он будто стряхивает с себя наваждение.
— Не бери в голову. Рисунок достойный, — он хлопает меня по плечу. — А теперь собирай свои склянки, а я одену Варю. Ей ещё рано знать правду о себе.
Быстрыми движениями прибираюсь в комнате, краем глаза наблюдая за Богданом. Он неторопливо надевает на Варю бельё и юбку. Укрывает пледом и вытягивается рядом.
— Брат… — меня мучает сегодня только один вопрос. С появлением девушки внезапно всё стало иначе.
— Да? — Богдан неохотно отрывает взгляд от Вариного лица.
— Ты ведь тоже не хотел бы делить её с нами?
— Почему ты так решил?
— Потому что у тебя уже однажды была история… Своя история…
— Мы должны думать о будущем, Алан, а оно не так радужно, как тебе этого хотелось бы.
— Как думаешь, Назар вернётся к утру или будет куролесить теперь неделю? У него, походу, полный крышеснос.
— Вернётся. Он запал. Желание подчинить Варю у него сейчас сильнее всех остальных.
— Разве может быть что-то сильнее, чем желание спаривания?
— Во время гона — нет. Нам повезло. До его начала ещё несколько месяцев. Мы возьмём Варю в семью на всю жизнь. И она должна смириться с этим и принять нас такими, какие мы есть. Но до этого, к ней должно прийти озарение, что другого уклада жизни для неё не существует.
— Хорошо, что Варин дом сгорел без нашей помощи, — уголки моих губ дрожат.
— Погоди, ещё. Захочет ли она жить в лесу с тремя холостыми парнями.
— Ты мне покажи, какая не захотела бы? — хмыкаю я и поигрываю грудными мышцами.
Назар
Хватаю ртом холодный осенний воздух, унося ноги подальше от дома. Мотоцикл ревёт подо мной, в грудь врывается шальной ветер, но я больше не ощущаю себя свободным. В носу всё ещё стоит аромат Вари, и тело моё дрожит. И не от холода. Хотя на плечах лишь тонкая кожаная куртка. В теле волка мы не мёрзнем, но от человека нам дана слабость, не иначе как в наказание — оборотни нуждаются в тёплой одежде в холодное время года.
Сейчас заботит другое. Я так долго ждал появления женщины в семье, а сам взял и сбежал, стоило ей переступить порог дома. Богдан и Алан поплыли, как щенки. Но я не такой. Не позволю женщине доминировать над моим сознанием. Я — альфа! Опора семьи. И я выше правил. В независимости и умении контролировать ситуацию — моя сила. Барометр погоды в доме я, а не Варя. Как бы хороша она не оказалась в быту и постели.
Я останавливаю мотоцикл и задрав голову вою на луну. «Этот стон у нас песней зовётся»?[1] Вой вышел болезненный, тоскливый. Что со мной? Заглядываю в маленькое круглое зеркало на руле. Зелёный пигмент в глазах быстро меняется на интенсивно жёлтый. Лицо в обрамлении чёрных волос до плеч заостряется. Двигаю челюстью вправо-влево. Принюхиваюсь. Рядом на несколько километров никого, кроме пары охотящихся лис да шального оленя. Все попрятались, почуяв моё приближение. Когда альфа не в духе, лучше не попадаться ему на пути.
Слезаю с мотоцикла, ощутив знакомый жар в теле и полный «зашкал» по уровню тестостерона. Это первый признак, что я теряю человеческую форму. Отвожу железного коня с дороги, скидываю джинсы и кожанку. Прячу их с ботинками в ближайшие кусты. Волчьи инстинкты путаются с остатками человеческих мыслей. Вдыхаю напоследок холодный ночной воздух, очищая разум. Желание вернуться и немедленно спариться с Варей не уменьшается. Как бы, наоборот, сейчас не рвануть к дому и не напугать её. Поглядываю на потемневшую налитую головку члена. Он твёрд, как сталактит. Вогнал бы Варе, не дожидаясь течки. Но пугает меня совсем иная мысль: я хочу эту женщину только себе. Не в силах переварить столько открытий за одну ночь, перекидываюсь и, разодрав громким воем ночную тьму, уношусь в глубь тайги.
Мозаика запахов и звуков включает во мне инстинкт охотника. Беру след молодого оленя и уже спустя полчаса разрываю зубами и поедаю с аппетитом нежное сочное мясо.
Возвращаюсь к мотоциклу и не спеша качу по дороге в сторону турбазы «Медвежий угол». До неё не больше ста километров от нашего дома. Негоже альфе передёргивать затвор вхолостую. Дискотека по выходным до утра. Конец августа — разгар сезона. Грохот музыки слышен издалека, а воздух вокруг двухэтажного сруба пропитан запахом секса. Прохожу мимо одной из слабоосвещённых беседок и вижу, как Баламут, оборотень из клана Зоряна, жарит туристку, вцепившуюся из последних сил в стол. Её огромное вымя белеет в темноте, и мне приходит на память налитая грудь Вари. По сравнению с увиденным безобразием, аккуратные полушария нашей волчицы кажутся яблоками из райского сада. Медовыми, сладкими… Зажмуриваюсь, прогоняя наваждение. Этой девочке нет места сегодняшней ночью в моей голове.
Зорян наладил этно-туризм в наши края для охотников и охотниц за острыми ощущениями. Правильнее было бы переименовать эту отрасль в секс-тур. Этим прибыльным бизнесом семья Зоряна и живёт, приторговывая заодно дурью и эксклюзивным самогоном. Нас с братьями здесь привечают, а мы не прочь порой поразвлечься от души.
Нам нечего делить с Зоряном. Бизнес моей семьи выстроен давно. После смерти отца, я владею газодобывающей отраслью. Веду дела, через управленцев. У нас акции по всему миру, и разработки природных ресурсов позволяют нам не думать о завтрашнем дне. Поэтому я больше беспокоюсь за то, чтобы моя семья не исчезла с лица земли через пять десятков лет.
Зорян мечтает породниться, но мне известно о кровосмешении в его семье. Старшая дочь Зоряна, Милана, красивая рыжекудрая волчица бесплодна. Это уже все знают. Её вернули в дом отца после неудачного замужества, и она пустилась во все тяжкие. При этом она не оставляет попытки охмурить меня и частенько наведывается в наши края. Остальные зоряновские девки тоже порченые, и их клан обречён на вымирание. Настоящих волчиц в наших краях днём с огнём не сыщешь, и сыновья Зоряна с удовольствием пользуют обольстительных женщин из рода человеческого.
Захожу. Громкая музыка сотрясает неохватные венцы сруба. Тумбы для стриптизёрш, стойка диджея, вип-ложи — всё как в лучших столичных клубах. Зеркальные шары вертятся, отражая свет стробоскопов. Мне навстречу выныривает Милана. Наверняка почуяла мой запах издалека, спариваясь с кем-то из залётных туристов. На безрыбье, как говорится, и рак рыба. Длинные ноги старшей дочери Зоряна облачены в туфли на высоких каблуках. Кожаные брюки и жилетка подчёркивают идеальную фигуру. Она встречает меня с видом оскорблённой добродетели. Злобно сверкает голубыми, как у хаски, глазами и надувает губы. Сегодня мне нужно выбить клин клином. И я раскрываю объятья.
— Хочешь меня? — никогда не даю ей спуску. Чтобы знала своё место.
— Я ждала тебя ещё на той неделе, — вскидывает она голову. — Ты не отвечаешь на звонки.
— А есть что сказать? — киваю ей и иду к выходу.
— Мне всегда есть, что тебе сказать, — догоняет Милана и хватает меня за рукав куртки.
— Тогда могу пригласить тебя к микрофону, — многозначительно указываю глазами на свой пах. Там не переставая дымится истомившаяся плоть.
— Пойдём в мой корпус, — Милана не в силах долго дуться на меня. — Ты ещё в прошлый раз обещал меня оттрахать так, чтоб я молила о пощаде.
Варя
Крики дерущихся петухов врываются в мой сон. Пытаюсь вернуться в него и чуть не плачу от отчаяния. Мне впервые за десять лет приснился отец. Страшная правда, поведанная женщиной, которую я всю жизнь считала матерью, ошарашила и осиротила меня. Я так надеялась застать отца в живых, но судьба распорядилась иначе. Незадолго до моего возвращения его изломанное тело нашли на дне ущелья местные геологи. Теперь я могу разговаривать только с могилой единственного родного мне человека. Осталось слишком много вопросов, и главный: почему Иван Велес позволил своей жене Елене увезти меня, когда мне исполнилось двенадцать лет? Мать, а вернее, не мать всю жизнь мучилась страхами и жила с оглядкой. Я училась в школе закрытого типа и, когда в День последнего звонка вернулась домой, поняла — родительница подсела на наркотики. В институт я недобрала баллов и поступила в колледж ландшафтного дизайна. Тоска по родным местам влекла к природе. Первым моим клиентом стал богатый предприниматель Игорь Орлов.
Открываю глаза. Дышу через раз. Где я? Мелькают воспоминания: шершавые ладони Марата, с остервенением мнут мою грудь, животный страх, гонит меня из дома, грохот взрыва, вкус хвои и травы, прикосновение тяжёлого ботинка к спине… Потом всё изменилось: мужчины-тени, сильные руки, убаюкивающее мелькание деревьев. В чужой постели уютно, как дома. Мой новый друг Алан сказал, что от родного очага осталось пепелище. Сажусь на постели и осматриваюсь. Добротная дубовая мебель. Ей лет сто, не меньше. Веду рукой по холодной стене. Дом, похоже, каменный. Обои современные, недешёвые — синяя шелкография. Но их почти не видно под картинами. Полотна разных размеров развешаны без рам по стенам — где рядами, где вразброс. У художника гигантомания. На общем фоне пейзажей то сияет огромная луна, то пульсирует разорванное сердце, то огромный волк обнимает земной шар. Посреди комнаты мольберт с новым творением. Не помню, чтобы он тут стоял вчера. И тут тепло разливается в груди. Какие порядочные люди живут в этом доме! Принесли в дом незнакомую девушку, напоили, обогрели, уложили спать и взялись за краски и кисточки.
Оглядываю себя и мне страшно от мысли: всё что у меня осталось — рубашка, балетки и юбка. Нужно дойти до деревни. Может, хоть что-то уцелело от пожара. Картина на мольберте притягивает буйством красок. Не очень понимаю в живописи, но назвала бы это творение: «Розовая шизофрения». Не знаю почему, но мне становится интересно, о чём думал художник, переплетая сочные красные мазки с многогранными оттенками перламутра. А вдруг у творца за окном розовая клумба, а я его в сумасшедшие записала. Кстати, если это комната Алана, то скорее всего, он и написал все эти картины.
Мысль, что мне Алан понравился, неожиданной гостьей вторгается в мой разум. Его вчерашняя выходка с поцелуем в губы, конечно, чересчур. Но мне, к удивлению, приятно о ней вспоминать. Быть может, я встретила своего человека? Ведь поцелуй Марата меня явно так не заворожил бы.
В коридоре слышатся шаги и мужские голоса. Сажусь спиной к стене, спешно поправив волосы. Не иначе как мне сейчас предстоит познакомиться с семьёй Алана. В дальнем углу чердака моего разума мелькает мысль: а вдруг это знакомство с будущими родственниками. Ну вот что я за баба такая?! Молодой человек только принёс меня в дом, а я уже мысленно от него родила и занялась ремонтом. Наверное, в двадцать два любая девочка нет-нет да и подумывает об этом.
Дверь распахивается, и комната больше не кажется просторной. Один за другим входят три человека. Присутствие Алана меня успокаивает, и я на свежую голову с интересом рассматриваю своего спасителя.
— Варя, познакомься, это мои братья, — Алан, выше своих родственников и лучше сложен, но он значительно младше их и, скорее всего, меня тоже. Алан указывает на мужчину с пронзительным взглядом зелёных глаз, худым заострённым лицом и чёрными волосами по плечи. — Это — Назар.
Братья застыли передо мной, сложив руки на груди и смотрят на меня так же, как я минуту назад рассматривала «розовую шизофрению».
— Очень приятно, — протягиваю руку, чтобы разрядить повисшее в воздухе напряжение.
— И нам очень, — срывается с места Назар, наклоняется и пожимает мои пальцы. Крылья его ноздрей подрагивают, и, мне кажется, он старается незаметно меня обнюхать. Я, конечно, вчера уснула, не приняв ванну с лавандовым настоем, но не думаю, что от меня так сильно шибает. Следующая фраза меня успокаивает, но не бодрит. — А ты вкусно пахнешь.
Назар опирается одной ладонью на постель, а второй касается моей щеки.
— Богдан, — оборачивается он, к третьему брату, крепышу с зататуированным телом под чёрной майкой. — Варю нужно осмотреть более серьёзно. Она очень бледная.
— Это Богдан, — спохватывается Алан.
Этот брат самый коротко стриженный из всех троих.
— Богдан. Давай пять, — он садится на кровать и протягивает мне ладонь.
Я звонко бью по ней. Богдан, перехватив меня за запястье, ловко зажимает пальцем вену и смотрит на секундную стрелку.
— Варю не нужно лечить, Варю нужно кормить, — резюмирует он и подмигивает мне: — Правильно говорю, малышка?
Мне кажется, что меня обнюхивают уже два мужика, и я не выдерживаю:
— Где у вас ванная? Мне нужно умыться… Правда, мне не во что переодеться.
— Это не проблема, — Назар забирается с коленями на кровать и прищуривается. — «Эмка» верх, а «эмку» низ, в придачу к осиной талии, я ещё вчера заприметил. Угадал?
Ванная в комнате Алана обшита природным камнем серо-зелёного цвета с продолговатыми вставками из бутылочного стекла. В оконце под потолком заглядывает утреннее солнце. Но разогнать полумрак оно не в силах. Чёрная ванна на витиеватых ножках настраивает на минорный лад. Зато золотистые направляющие в душевой разбавляют безнадёгу этого склепа капелькой радости.
С удовольствием бы приняла ванну, но хозяева ждут меня к завтраку. Скидываю одежду и забираюсь в душевую кабину. Люблю ароматы мужской парфюмерии. У Алана большой выбор всевозможных гора шампуней и гелей. Он ведь художник, и в работе для него важно всё: вкус, цвет, запах. Выбираю шампунь с нотками мёда и лайма. Вспениваю его на голове. Раздаётся стук в дверь, и тут же слышно, как она открывается.
— Варенька, я заберу твою одежду в стирку, — голос Алана заставляет меня вжаться в стену, но дверь сразу закрывается.
Твою ж налево! Какие хозяйственные богатыри у меня! А в чём я теперь выйду? Пыхчу от возмущения, отплёвывая мыльную воду. Тру себя мочалкой так, чтобы эти нюхачи с закрытыми глазами приняли меня за лайм. Смываю с себя пену, бью с остервенением по крану, и раздвигаю дверцы. Вздох облегчения вырывается из груди. Алан догадался принести халат. Огромный, синий, висит себе на крючке и вполне сойдёт за королевское платье. Выбираюсь на коврик и быстро закутываюсь в полотенце. Парни совсем берегов не видят, а я за личное пространство. Подхожу к зеркалу и шарю глазами по полкам в поисках расчёски. Тоненькая чёрная полоска с частыми зубцами вряд ли прочешет мою гриву. Вот и первый предмет в список необходимых покупок. Опираюсь на каменную раковину из камня и смотрю на своё отражение. У меня тоже зелёные глаза, но они не такие, как у приютивших меня братьев-богатырей. Я бы сказала обычные глаза. Но что-то всё-таки нас делает похожими. Взгляд, что ли?
Чищу зубы пальцем, мысленно добавляя щётку в корзинку желаний. Сооружаю на голове халу из второго полотенца, убрав под него волосы. Надеваю синий халат и затягиваю кушак потуже. Неловко появляться перед хозяевами дома в таком расхристанном виде, но они сами задали такой тон. Мне действительно нужна помощь, так что почему бы не пожить у друзей отца. Елена, моя названная мать, запрещала мне даже вспоминать о человеке с именем Иван Велес. Выхожу из ванной. Дверь комнаты открыта. Прохожу прямо на кухню через просторный холл с лестницей, ведущей на второй этаж.
Алан сияет счастьем, будто мы с ним двадцать лет не виделись. Он ловко раскатывает деревянной палочкой большой блин по масляной поверхности жаровни.
— Варенька, садись между Назаром и Богданом, — кивает он в сторону барной стойки, где старший брат, лихо управляясь ножом и вилкой, приканчивает омлет с жареным копчёным салом. Чарующий аромат манит издалека.
Богдан отрывает взгляд от экрана телефона, пристально смотрит на меня и отпивает кофе из огромной чёрной керамической кружки с изображением чаши и змеи. Он врач — поняла при первой встрече. Врачи — существа циничные, но разумные. Тело Богдана покрыто татуировками. Взгляд насмешливый, дерзкий и, что самое страшное, полный желания. Так и вижу, как Богдан завтракает мной — чавкает и аж кряхтит от удовольствия.
— Садись, малышка, — он помогает мне забраться на высокий табурет. — Алан делает потрясающие блины.
Снова два носа дёргаются в мою сторону. Сколько угодно, мальчики! Я — натуральный лайм.
Назар соскакивает со стула.
— Всё, парни, я пошёл собираться на встречу, — он задерживает дыхание, проходя у меня за спиной.
Мне показалось, или он просто удрал с кухни?
Щёки Алана разрумянились у плиты, светлая чёлка стоит дыбом и блестит от масла. Среди темноволосых братьев Алан смотрится ангелочком.
— С чем тебе завернуть первый блин? — Он поочерёдно указывает на глиняные плошки на разделочном столе: — С мясом, с ветчиной и сыром, с грибами в сливках, с брынзой и томатами?
— У тебя тут прям ресторан!
— Да, — усмехается Богдан и подворачивает слишком длинные рукава моего халата. — Корчма «У Алана».
— Я не ем мясо, так что круг сужается. Хочу грибы со сливками!
— Что значит, не ешь мясо? — замирает Богдан, держа меня за руку.
— С двенадцати лет. Как в Москву переехала.
— Почему? Непереносимость белка? — Богдан взволнованно смотрит на меня, прожигая взглядом дыру на моём лице. Даже мозгу становится жарко.
— Просто не ем и всё, — пожимаю плечами. — Елена так приучила.
— Кто такая Елена? — Алан ставит передо мной тарелку с блином, и я забываю, кто такая Елена.
— Алан, какое чудо! — поднимаю на него глаза, влюбляясь ещё больше.
— Ты попробуй! — довольно улыбается он.
— Елена, бывшая жена Велеса? — Богдан возвращает меня к реальности.
— Да! — хватаю вилку и нож.
— И она тебе не мать, так? — он смотрит на меня, словно от моего ответа зависит выживание рода алеутских пингвинов.
— Д-да, — запинаюсь.
Теперь мне хочется не просто жить здесь, но и доверять этой семье. Я уже женила на себе Алана без его ведома. Если мы с ним заведём семью, то его братья станут и моими братьями!
Богдан
— Входи, милая, — на рабочем столе компьютера тыкаю курсором в папку «Варя» и открываю чистую медицинскую карту. — Хочешь, располагайся на диване.
После завтрака наша малышка разрумянилась — так бы и съел на десерт. В халате Назара она, как скрипка в футляре от контрабаса. Алан одной рукой обнимает Варю за плечи:
— Варенька, скажи, что купить, я сейчас приберу на кухне и рвану в город.
Демон ревности ласково нашёптывает: «Тебе бы Варя не позволила к себе так прикоснуться».
Разум отвечает: «Любовь к одному приучит и к остальным».
— Садись, лапа моя, — Алан выпускает Варю из объятий, и она тонет в подушках чёрного кожаного дивана. Полы халата соскользнули, обнажая персиковые коленки, но Варя быстро прячет ноги от моего взгляда. Подавляю вздох разочарования. Так хочется снова увидеть тело Вари. Хочется попробовать нашу девочку на вкус. Мозг разорвётся от гормонов, если приручение затянется.
— А можно ручку и листок бумаги? — Варя снимает с головы полотенце и светлые волосы мокрыми тяжёлыми прядями падают ей на плечи. Мокрые волосы всегда пахнут острее. Задерживаю вдох. Аромат Вари возбуждает. Воображение рисует нашу малышку стоящей на коленях. Смотрю на её губы, и дорисовываю покорно распахнутый ротик.
— Бумагу с ручкой дай, — подходит к столу Алан.
Прогоняю наваждение и трясущимися руками достаю из ящика стола чистый блокнот и новую ручку.
— Держи.
Алан садится рядом с Варей:
— Закинь ножки на диван, пол холодный, — он кладёт ей руку на плечо.
Чёрт, как он это делает? Младший братец за один день преобразился — из подранка в матёрого обольстителя. Варя от него плывёт и, главное, слушается беспрекословно. Коленки снова показываются в разрезе халата и уже не исчезают. Малышка, сунув ручку в рот, задумчиво смотрит на пустой лист. Все мышцы в моём теле набухают. Алан — наглец! С довольной улыбкой подмигивает мне и медленно стягивает пальцем край халата с Вариного плеча. Малышка озорно глядит на Алана, а он трётся носом о её щёку. Флиртуй, девочка, флиртуй. Буди в себе волчицу. Иначе ты очень удивишься, когда этот парень завалит к тебе в спальню не один.
Мысленно пребываю в приоткрывшемся вырезе Вариного халата. Там у девочки всё упруго и крепко, так же как у меня сейчас в штанах. Болт ноет со вчерашней ночи. Скорее бы Алан убрался из комнаты. Бросаю взгляд на гинекологическое кресло за ширмой. Увы, ни за какие коврижки не уболтаю сейчас Варю на него лечь. Она скажет, что не была с мужчиной, и её ничто не беспокоит. Но, клянусь, этот чёртов халат малышка снимет. Уже вижу, как с невозмутимым лицом щупаю её грудь, задевая пальцами нежные соски. Почему рядом с Варей только низменные мысли? Ещё вчера я жил припеваючи. Сливал на турбазе у Зоряна пыл-жар по выходным, и нормально. Чёртово волчье обоняние. Мои ноздри дрожат, как на охоте. Просто башку сносит от запаха Вари. Вон, Назар пулей вылетел с кухни. Хотя вчера спустил пар. Ночью я чуть не задохнулся от вони Миланы, когда Назар прошёл к себе мимо моей спальни. Не терплю старшую дочь Зоряна. И Алан в этом со мной солидарен. Милана не однажды предлагала через Назара замутить тройнячок. Но мы прекрасно понимали, что это её промоакция на роль нашей волчицы. Мы частенько брали на турбазе туристок поиграться на троих. Милана знала это и бесилась. Её и других волчиц мы принципиально игнорили. Назар один благоволил к Милане, но это больше походило на отношения доминанта и нижней. Девственнице могут не прийтись по вкусу наши привычки. Варя, милая, тяжело тебе придётся первое время. Смотрю на неё, как на сладкую, вкусную добычу. Хорошо слюни не капают, когда я человек.
Алан не оделся после кухни, и я вижу, как прорисовывается сейчас каждая вена на его руках, как каменеют мышцы и блестят капельки пота на лбу.
— Алан, пока так, — Варя возвращает блокнот возбудившемуся ни на шутку волку.
— Будет исполнено, лапа моя, — Алан срывает с губ Вари поцелуй, и бежит к дверям.
— Алан! — окликает его Варя, укутываясь поплотнее в халат. — Это уже слишком! Ещё вчера хотела тебе сказать.
Алан возвращается, встаёт на колени перед диваном и утыкается головой в Варин живот. Да нам с Назаром пора брать у него мастер-класс по обольщению.
— Что ты? Алан, встань, — умиляется Варя.
— Любви много не бывает, — он поднимает на неё глаза.
Неожиданно понимаю, что Алан говорит искренне. Он сейчас никого не видит, кроме Вари.
Она зарывается пальцами в его густую шевелюру.
— Ты скоро вернёшься? — Варин взгляд светлеет. Мучительно завидую брату!
— Да, — Алан тянется к Варе губами, но она целует кончики своих пальцев и прикладывает их к его лбу.
Так она будет благословлять наших детей. На душе расцветают ромашки.
— Я полетел, — подскакивает Алан и выбегает из комнаты.
Передёрнуть ты полетел! Если уже в штаны не спустил. Мне самому неловко от мыслей, что переполняют меня. Но не все думы о сексе сейчас в голове, раз уже вижу Варю матерью наших волчат. Мною двигает сейчас не похоть, а желание продолжить свой род. Откидываюсь на спинку кресла, рассматривая царапину на отливающей красным деревянной столешнице. Ощущаю на себе изучающий Варин взгляд. Говори ты уже что-нибудь, чёртов сексоголик! Язык прилип к нёбу. Тянусь за бутылкой минералки и, неторопливо открутив пробку, наливаю воду в стакан. Пью.
Назар
Переговоры закончились, и я выдохнул, сотый раз посмотрев на часы. Доверенные лица, Андрей и Захар, попросили приехать на встречу с москвичами и закрыть сделку. Ребятки не в курсе истинной сущности Назара Вольшанского, считают меня просто богатым нелюдимом. Ценят свои кожаные кресла в компании «ГазГарант», не задают лишних вопросов и отлично ведут бизнес.
В первый день приезда гости вели себя холодно и заносчиво. По просьбе Андрея я выделил хорошую сумму для их прожарки. Неделю парни «гуляли» гостей по нашему краю. Тощая, как велосипедная рама, блондинка и два пузана к концу командировки обрюзгли от кутежа. Мадам сегодня выглядит старше своих сорока, на осунувшемся лице отвисли брыльки. По моему совету позавчера москвичей свозили на турбазу к Зоряну, и к утру они ослабили гайки и дали хорошую цену.
— Вы сегодня спешите, Назар Трофимович? — блондинка ждёт пока высохнут чернила подписи на контракте и неторопливо убирает бумаги в кожаную папку с белым язычком пламени на логотипе. Для москвички двигается слишком медленно. В постели, клык даю, неизобретательна. Но, полагаю, наши волки её нормально отодрали. Тонкие губки весь день переливаются порочной улыбкой. Неужели ещё один член хочет добавить в копилку воспоминаний? В первый же день знаки подавала: то пуговичку расстёгивала, то локон возле уха на палец с красным длинным ногтём накручивала.
— Каждый час расписан, Сусанна Сергеевна, каждый час, — дарю ей обворожительную улыбку и встаю из-за стола. Андрей и Захар следом за мной.
Сусанна Сергеевна тяжело сглатывает и скользит взглядом по моим пальцам — кольцо ищет. Пузаны, кряхтя, встают и по очереди протягивают руки.
— У вас очень гостеприимный край! Спасибо. Командировка получилась незабываемая. — Один всё дёргает воротник, не знает, как задрать повыше. Засос на полшеи — знатный сувенир для столицы.
— И я благодарю вас, господа. Продуктивно поработали, — крепко пожимаю пухлые ладошки.
Последние реверансы, и я остаюсь в кабинете один. Звоню Богдану, и получаю ответ: «Занят. Перезвоню». Интересно чем? Он вроде даже отменил сегодня несколько приёмов. Вареньку окучивает в одно жало? А я велел охранять. Сжимаю телефон так, что корпус трещит под пальцами. Скрежещу зубами от злости, как представлю, что Богдан её сейчас на осмотр раскручивает. Лучше бы он не делился со мной своими планами с утра. И вообще, мне эта затея с одной женой на троих нравится всё меньше. Звоню Алану:
— Привет, брат.
— Хай!
— Ты дома?
— В городе. Варе закупаю гардероб и по мелочи, что просила, — голос Алана дрожит.
Давно не слышал братца таким довольным. Тоже нужно что-нибудь привезти малышке. Ослабляю узел галстука и выхожу из кабинета в комнату отдыха.
— А Богдан?
— Богдан Варю по здоровью пытает… Как думаешь, купить ей телефон, или пока пусть дома без трубки посидит? — задумчиво спрашивает Алан, и меняет тон на светский: — Нашли троечку? Спасибо, девушка, уж больно мне этот голубой комплект понравился. Здесь кружево изумительное. Говорю, как художник.
Пока Алан оплачивает покупку, воображение рисует Варю в чёрном корсете и без белья. Хрупкая, фарфоровая куколка. Закрываю глаза и вспоминаю её нежную кожу. Любовь к милой соседке соединяется с кровью и бежит по жилам, по нервам, проникает в каждый позвонок. Пробирает через мясо до костей. Дьявол, во меня прёт! Другие женщины мне теперь кажутся бледной молью, суррогатом, подделкой.
— Ты там особо не увлекайся кружевными труселями. Спугнёшь нашу девочку такими подарками. И не привлекай внимание чужаков. Думаю, её сейчас ищет не только полиция.
— Не спугну. Она на меня запала, — Алан мечтательно вздыхает. — А я так вообще пропал.
— Запала — это хорошо. Осталось, чтобы она запала и на нас. Замути сегодня романтический ужин со всеми вытекающими?
— Не рановато для «вытекающих»?
— Просто покружим девочке голову.
— Тогда я на рынок и домой.
— Давай!
Сбрасываю звонок и смотрю на кожаные штаны и куртку, брошенные на стул. А не остаться ли мне в костюме и заявиться домой с цветами и духами Правда, Варин аромат никаким парфюмом не перешибить. Если Богдан затянет с лечением, яйца у всех троих отвалятся ещё до Нового года.
— Варя... — Упираюсь руками в стол и, глядя в пустоту, тяну по буквам: — В-а-р-я.
Хочется повторять её имя снова и снова. Оно теперь всегда, что ли, будет со мной на вдохе и на выдохе? У имени оказывается тоже есть аромат и вкус. Прямо ощущаю его на языке: до одури сочный, терпкий. Я — ненасытный монстр был, а стал ещё хлеще. Дня три не выпущу Варю из постели, пока не вылижу, не заклеймлю собой каждую её клеточку. Засажу так, что ноги потом не сдвинутся. Будет выть подо мной до хрипоты. Затрахаю до обморока, до затмения разума.
Размечтался. Скулы сводит от желания, а член раздирает брюки. Стоит — твёрже камня.
Проверю-ка кое-что. Нажимаю на кнопку стационарного телефона и эротичный голос Лены выдыхает в трубку:
— Да, Назар Трофимович!
— Зайди ко мне. Без помады.
— Слушаюсь.
Варя
Стекаю с массажного стола, как расплавленное масло. Тело невесомо, по жилам течет не кровь, а миндальный ликёр. Богдан, коварно улыбаясь, подаёт мне халат. Мускулистыми руками Богдана челюсти бы крушить, а он такие чудеса творит. Что это было сейчас? Размеренные умелые прикосновения пробудили во мне нечто запретное. Он подчинил себе мою волю. В последний момент скрутило низ живота, а потом просто затрясло. Гормональный взрыв. Цунами мурашек и торнадо нервных импульсов по всему телу. В жизни ничего подобного не испытывала. До сих пор перед глазами плывёт.
— Нормально ты меня… Отмял. — Мне стыдно смотреть в глаза Богдану, будто мы с ним совершили что-то неприличное.
— Это лечебный массаж, Варя. Прокурсим пару месяцев и посмотрим результаты, — Богдан провожает меня из кабинета, придерживая за плечи. — Поживёшь в лесу. Попьёшь травки. У нас тут тишь да гладь. Отдых, знаешь ли, тоже лечит.
Спускаемся на первый этаж, в кухню, и Богдан ставит чайник на плиту. Достаёт из холодильника лимон и, сполоснув, режет кольцами на доске. Медленно трезвею. В движениях этого парня сквозит неуловимая животная грация. Не ощущаю себя рядом с ним в безопасности, а он словно нарочно убаюкивает мою бдительность. Что вообще происходит? Я не в поликлинике, а в незнакомом доме посреди леса. Разделась перед парнем только потому, что у него за спиной куча дипломов, и красавчик складно говорит умные слова.
— Какой чай любишь? — Богдан ставит передо мной блюдце с ароматными дольками и чашку из тонкого фарфора.
— Любой, можно в пакетиках, — смотрю на его красивые пальцы и краснею от воспоминаний. — Ты говорил, что у тебя скоро приём.
— Придёт пациент, займусь им. Возможно, задерживается. — Богдан достаёт из шкафчика синюю жестяную банку в белый горох. Открывает крышку. — Понюхай, какой аромат. Как можно пить какие-то пакетики?
— Вкусно, — соглашаюсь.
Богдан моет клубнику, ловко освобождает её от зелёных листиков. Кладёт в вазочку и встряхивает баллон со сливками. Переворачивает его, и белое облачко с шипением ложится на клубнику.
— Пробуй! — предлагает он, облизнув губы.
— А ложку?
— Пальцами вкуснее, — улыбается Богдан и подаёт пример.
Поддаюсь искушению. Обмакиваю клубничину в белую пену, кладу в рот и закрываю глаза от удовольствия. Сливки медленно тают на языке, смешиваясь со сладостью клубники. Стон удовольствия вырывается из груди. Как Богдан узнал про моё любимое лакомство?
— Варенька, даже не мог предположить, что можно так вкусно есть, — голос Богдана становится глуше.
Словно пойманная за преступлением, открываю глаза. На губах явно остались следы сливок, Богдан глазами поедает их. Хватаю салфетку и вытираю. Богдан хищно следит за моими движениями. И снова мне кажется, что меня обнюхивают. Запахиваю халат плотнее и, набравшись смелости, спрашиваю:
— Ответишь на интимный вопрос?
Богдан садится напротив и накрывает мою руку ладонью:
— Почему нет? Ведь я не только врач, но и друг.
Убираю руки со стола.
— От меня чем-то… пахнет?
— Да. Карамельками, — Богдан слезает с высокого табурета и выключает чайник.
Ожидала услышать что угодно только не «карамельки».
— Никакими карамельками от меня не пахнет. Ой, здесь так жарко! — приспускаю с плеч халат, беру газету и обмахиваюсь ею. — Но мне весь день кажется, что вы…
— Что мы? — Богдан поворачивается, крылья его носа дрожат. Кажется, в его глазах сейчас играют все оттенки янтаря. Вдруг все мышцы Богдана наливаются, и он быстро задёргивает занавески. — Посиди, пожалуйста. Сейчас вернусь.
Он пробегает мимо меня. Слышу его быстрые шаги на лестнице, и как хлопает металлическая дверь внизу. Здесь ещё подвал есть? Становится пусто и одиноко. Скорее бы вернулся Алан, с ним проще. Назар для меня пока загадка. Он пугает, и одновременно моё тело рядом с ним предательски трепещет. Я точно возбуждаюсь от собственной беспомощности.
Встаю и завариваю чай. Пью его в одиночестве, листая журнал о последних моделях супермодных тачек. Интересно, на чём ездят хозяева дома? Назару пошёл бы гоночный автомобиль… Почему я подумала об этом парне первом? Наверное, потому что он старший. Хм, не вариант. Ладно. Богдану подошёл бы массивный внедорожник. А Алану? Красный или белый «Жук».
Незаметно пролетел час. О чём я думаю вообще? У меня ни дома, ни документов… Всё Богдан со своей народной медициной. Дед Агафий, блин.
Звук мотора гонит меня к дверям. По времени уже должен вернуться Алан, и я выбегаю его встречать. Сталкиваюсь в холле с Богданом.
Выхожу за ним следом на крыльцо, и мне хочется забежать обратно.
— А вот и беглянка! — Марат идёт от калитки к дому, постукивая резиновой дубинкой по ноге.
— Кто-то разрешал войти, я не понял, — Богдан стоит на крыльце широко расставив ноги, и я прячусь за его широкой спиной. — Вы ко мне на приём не записаны. Здесь частная территория.
— Территория частная, а дело общественное, — разводит руками Марат, с выражением высокой социальной ответственности на лице. — Девушка чуть тайгу не сожгла, сбежала с места преступления. Думал ноги сотру, искавши, а она уже и гнёздышко новое нашла. Но придётся забрать её для выяснения личности и обстоятельств.
Назар
Несусь на машине по лесной дороге, наплевав на подвеску. После звонка Богдана, хотел догнать Зоряна и разорвать его на сто волчат. Ошмётки самообладания спасли от необдуманного шага. Сначала нужно всё выяснить у Вари. Воспоминания о ней всю дорогу удерживают меня от желания обернуться волком и мчаться домой, брызжа слюной и сметая всё живое на своём пути. На полдороги догоняю Алана, и во двор наши внедорожники влетают друг за другом. Схватив букет с переднего сиденья, вбегаю в дом, и знакомый аромат указывает мне путь в гостиную.
— Только не напугай её, — дышит мне в спину Алан.
— Да пошёл ты! Сам знаю.
Вхожу в комнату, и Варя вжимается в кресло у камина. В зелёных глазах плещется страх, лицо заплакано. Она до сих пор в моём халате. Сунул его утром Алану, так захотелось, если не обнять её, то хоть укутать в свою одежду. Богдан расхаживает по комнате в одних спортивках и разве что не рычит. Пальцы сжимаются в кулаки. Мощные мышцы груди вздымаются, как после драки. Не волк, а огнедышащий дракон. Одеться нормально, конечно, не с руки. Меняю тактику на ходу.
— Малышка, — кладу ей на колени букет. Дотрагиваюсь до блестящих шелковистых прядей. Пропускаю их сквозь пальцы. Как я соскучился по Варе за эти часы. Удерживаюсь от желания поцеловать её и сажусь в кресло напротив. — Не плачь. Мы всё разрулим.
— Какие красивые! — провожает меня удивлённым взглядом Варя и треплет по волосам Алана, рухнувшего на колени около её кресла.
— Варенька, солнышко, я голову оторву Марату, если он посмеет приблизится к тебе! — задыхается от возмущения младший брат.
— Спасибо, — отвечает Варя рассеянно.
Мы смотрим друг другу в глаза. Короткое замыкание. Теперь я знаю, что это такое.
— Я — Назар Вольшанский, мне тридцать, — медленно впечатываю в Варин мозг. — Руковожу компанией «Газ Гарант» с многомиллиардным оборотом. Образование высшее, экономическое. Самое важное в моей жизни — семья. Пока это только мои два брата. Родители погибли в автомобильной катастрофе десять лет назад.
— Назар мне, как отец!.. — вставляет Алан, но я поднимаю ладонь, и он затыкается. Садится на подлокотник Вариного кресла.
— Я помню ваших родителей, — она жмётся в противоположный от Алана угол. — Они приходили к отцу… А в какой школе вы учились?
— Давай оставим пока детство в покое, — невольно улыбаюсь от мысли, что вряд ли Варя знает, что наши родители ездили сватать её в столь раннем возрасте. На самом деле они погибли не в аварии, а в многолетней «Великой битве кланов». Когда волколаки из Монголии, Китая и Казахстана претендовали на Сибирь. Из-за этой войны и проблемы с генофондом. — Расскажи о себе: кем работаешь, есть ли друг и какого чёрта тебя понесло в наши края, да ещё на работу к Зоряну. Богдан, прекрати метаться.
Средний брат с грохотом выдвигает стул и седлает его.
— Я Варвара Велес. Мне двадцать два года, — с усердием ученицы начинает малышка, но, глянув на Богдана, сбивается. Парень явно перегрелся дома возле вкусной девочки. — По профессии дизайнер… ландшафтный… сады там, участки облагораживаю.
— В курсе, что такое ландшафт, продолжай, — возвращаю её в нужное русло.
Она закрывает лицо ладонями, и букет падает на пол. Худенькие ручки дрожат. Что ж, твою мать, Богдан с ней здесь делал. Вряд ли полицейский её так напугал. Впрочем, не исключаю и такого варианта. Ослабляю узел галстука и одёргиваю лацканы пиджака.
— Варенька, ну что ты? — Алан сползает к ней в кресло и перетягивает к себе на колени. — Лапа моя, нам нужно всё знать, чтобы мы могли защитить тебя.
По дому разливается трель звонка. Богдан срывается с места. Выхожу следом.
— Что с тобой происходит? — рычу, закрыв дверь.
— Не знаю! — Богдан бьёт кулаком в ворох нашей одежды на вешалке. — Я чуть не обернулся сегодня при Варе, еле успел в лаборатории закрыться. Марату чуть башню не снёс. Один бес, донесёт Черноголовому, что малышка у нас и связана с Зоряном.
Повторный звонок оглушает. Тело горит, но я, напротив, рядом с Варей сейчас контролирую себя лучше, чем утром. Сознание, что она в беде словно мобилизует во мне все внутренние силы.
— Третий звонок, как в театре. Пациентка, что ли, какая нетерпеливая? — морщусь я.
— Скорее всего, — бурчит Богдан. — Скажи, я заболел.
— Нет, старина, прими её. Только не сожри. А я один на один с Варей поговорю. Наш ласковый и нежный зверь меня уже бесит. Просил же не лезть к ней раньше времени!
— Ты прав, — Богдан выходит на крыльцо.
В комнате снимаю пиджак и вешаю на спинку стула. Алан Варе уже чуть ли не под халат руки запустил. Малышка молодец, держит оборону. Соскакивает с его колен и, споткнувшись, падает в мои объятья.
— Осторожнее! — Усаживаю её в кресло, где сидел до этого и поворачиваюсь к брату. — Оставь. Нас. Одних. И поставь цветы в воду в комнате для гостей.
Алан неохотно подчиняется. Кладу в камин поленья из корзины и разжигаю огонь.
— Мой первый клиент нашёл меня сам, — тихо говорит Варя.
Открываю заслонки, поправляю кочергой дрова. Делаю всё, чтобы не повернуться к Варе и снова не спугнуть. Она садится на пол около огня. Возвращаюсь в кресло.
Варя
После обеда я пожаловалась на лёгкое недомогание и забралась под стёганое одеяло в отведённой мне комнате на втором этаже. В голове всё смешалось. Ещё вчера у меня был план действий. В блокноте я написала имена знакомых моих родителей, которые удалось вспомнить, а в старом телефонном справочнике нашла номера, адреса загса и кладбища. Надеялась найти могилу матери. Может, живы мои бабушка и дедушка. Так ужасно остаться на свете совершенно одной.
Елена рассказала, что её собственный ребёнок родился в один день со мной, а моя настоящая мать умерла сразу после родов от сильного кровотечения. Елена окончила университет с красным дипломом и приехала в наш городишко работать инженером. Её взяли без опыта и положили повышенную ставку. На собеседовании в Московском филиале Елена так приглянулась директору, что почти сразу и забеременела. Они сладко любили друг друга прямо на директорском столе, среди фотографий двух девчушек с жидкими косичками и женщины с наивным взглядом. Директор ими прикрывался, расставаясь с очередной пассией. Ему в городе даже кличку подходящую дали — Казанова. Но Елена прозрела только на третьем месяце беременности, когда любовный морок растворился в токсикозе.
Побежала к знахарке, напилась трав, чуть сама не отравилась, но ребёнок продолжал вопреки всему развиваться. Родился и не закричал. Сил пожить хватило лишь на один день.
Елена и моя мать лежали в одной палате. На следующий день после родов Иван Велес нашёл там застеленную чистым бельём постель жены и убитую горем Елену. Попросил принести дочь и сел с ней на кровать к Елене. Коротко представился:
— Иван.
Елена даже ухом не повела.
— Что делать будешь? Казанова тебе в городе жизни не даст.
— Откуда вы про нас знаете? — процедила Елена.
— Здесь тебе не Москва, — вздохнул Иван. — Есть к кому вернуться?
— Не хочу! — Елена соскочила с постели и бросилась к окну. — Жить не хочу.
Рванула раму на себя и очутилась в крепких объятьях Ивана. Положив дочку, он вмиг оказался у окна. Кулёк с младенцем остался кряхтеть на кровати.
— Здесь второй этаж, зая, не убьёшься, но ногу сломаешь.
— Пустите. Для кого мне жить теперь?
— Для нас, — встряхнул Иван Елену и, взяв в ладони её лицо, заворожил взглядом зелёных глаз. — Ну-ка ложись и не чуди. Отощала-то как. Откуда у ребёнка силы жить возьмутся? Поедем ко мне в деревню. Поживёшь годик, дочку поможешь выкормить. А я о тебе заботиться стану. Скот держу. Отопьёшься молочком, окрепнешь на воздухе. А там посмотрим. Буду люб тебе — поженимся. Как звать тебя, зая красивая?
— Лена, — она уткнулась лбом в его грудь. Через тонкую ткань рубахи проступали крепкие мускулы. Елена ещё раз посмотрела в глаза Ивану и покорно легла.
— Грудь дай. — Он поднёс к ней дочку. — Малую покормить надо.
— Я не умею кормить, — пролепетала Елена.
— Просто дай сиську и всё, — улыбнулся Иван и погладил Елену по щеке.
Елена, краснея, расстегнула пуговицы на ночной рубашке со штампом минздрава на подоле и вытащила в разрез грудь.
— Повернись боком и обними Вареньку.
— Варенька, — завороженно прошептала Елена и легла набок.
Она обняла ребёнка, прижимая к груди, но ничего не произошло.
— Лишь бы не перегорело, — прошептала она, изучая ладное, ещё немного красноватое личико. Кукла — кровь с молоком. Не чета её малышу — серому худенькому комочку... «Лежит сейчас в холодной камере...» — слёзы снова побежали по щекам.
— Зай, не плачь! Надо жить дальше, — Иван положил большую горячую ладонь Елене на плечо. Живительные токи, тёплыми нитями проникли Елене под кожу, разливаясь по телу и отзываясь в самых мелких капиллярах и нервах. — Можно я помогу?
Елена, утирая кулаком слёзы и придвигая Варю ближе к себе, кивнула. Иван взял в руки маленькую, тугую от молока грудь Елены, помассировал и сжал двумя пальцами сосок. Выступили три белые капли.
— Видишь, всё у тебя есть, — вздохнул Иван с облегчением.
Елена ткнула малышку губками в сосок. Та сначала сонно приоткрыла ротик, но вскоре с аппетитом зачмокала.
— Ну вот вы и познакомились. — Иван достал из рюкзака термос и завёрнутую в цветастое полотенце кастрюльку. — Осталось накормить мамочку. Где твоя чашка?
— На окне, с отбитой ручкой, — покраснела Елена.
— Завтра красивую куплю тебе. Видел в магазине. С волком и зайцем. Смотрела такой мультик? — Иван налил душистого чая из термоса.
Елена пыталась определить сколько Вариному отцу лет. Чёрная острая бородка добавляла ему возраста, но густой чуб, всклоченный, как у мальчишки, забирал лишние годы. Не больше тридцати, решила Елена.
— Смотрела! «Ну, погоди!», называется, — улыбнулась она.
— Точно! Глотни тёпленького. С сахарком, да с молочком. Силы тебе на двоих нужны.
Иван поил её чаем, а Елена думала, что вот это и есть любовь. А не лживые слова и руки под юбкой.
— Вкусно, спасибо!
— Сейчас Вареньку покормишь и кашки поешь. Натушил гречневой с мясом, — Иван коснулся замёрзшей ступни Елены и накрыл ей ноги одеялом с соседней кровати.