Тактик.5

Глава 20 Новые слова

Неделя. Всего одна неделя, а остров Штатгаль преобразился до неузнаваемости. Там, где ещё недавно ветер гонял туман между пугающими остовами домов, теперь стояли ряды крепких, пахнущих свежей смолой срубов новых казарм.

Старые дома вычищены и покрашены.

Стоят новые казармы, обособленная конюшня, склады, вырублен подлесок, проложены дорожки, строятся стенды для стрельбы, чучела для отработки ударов и воинских приёмов.

Дым из труб кухни и бани тянулся к вечно серому небу, и этот дым был запахом жизни, а не тления. Скрип тачек и стук молотков, не умолкавшие ни на час, стали музыкой этого места. Мой личный саундтрек к стратегии в реальном времени, где вместо пикселей были живые, потные, матерящиеся «юниты», а вместо очков ресурсов — запасы серебряных марок, которые стремительно таяли.

Войт закончил основной объём работ и сдал мне результаты по объектам, по частям.

Осталось многое доделать, но казармы вместили в себя обритое воинство и больше никто не спал под открытым небом. Судьба пощадила нас, да и погода была хорошей. А теперь у всех была вода, туалеты, регулярная кормёжка, и главное — где спать. Войт привёз заказанные Муррангом сотни новеньких соломенных тюфяков и сотни одеял.

Я не стал требовать себе отдельный особняк. Я занял такой же стандартный дом, как и все, отличавшийся от соседних лишь тем, что у входа была охрана из парочки орков, чей показатель лояльности отображался как высокий.

Армейцы, вернее те, кто постепенно превращались в таковых, тут же окрестили его «домом командора» или «дом с двумя дубами».

Дубов поблизости не было, а вот моя личная охрана из орков это название категорически недолюбливала.

Я жил просто и по-солдатски. Я постоянно обретался среди своего воинства, питался похлебкой из общего котла, дышал тем же воздухом. Это был не популизм, а скорее прагматизм.

В походе и на войне мне никто не станет готовить разносолы, поэтому, зачем разнеживаться и сибаритствовать? Надо сразу готовить себя под боевой стандарт.

К тому же есть эффект и психологический, я привыкал к своему воинству, они привыкали ко мне.

Да, тут принято иначе, а рыцари вообще априори считали солдат существами второго сорта.

Командир, который прячется от своих солдат за стенами и телохранителями — мёртвый командир, потому что в нужный момент окажется один и одинок. Он просто ещё не знает об этом.

Для меня поведение местной аристократии было далеко не показателем и совсем не примером для подражания. Величайшим по эффективности полководцем я считал Суворова, он тот спал и ел с солдатами, да и вообще заносчивостью не отличался, хотя и окончил жизнь графом и сардинским князем.

Местные аристократы Гинн жили иначе. И если в сражении рыцарь попадал в плен, его выкупали, причём задорого, а на пехоту всем было плевать, их судьба была незавидна.

Благородных выкупали и стремились сохранить им жизнь как дорогостоящим заложникам, а цены за выкуп были значительными.

Эта мысль, особенно применительно к Альшерио, меня тяготила. Лорд и сын герцога был моим пленником, моим трофеем, а король Назир его незаконно и без компенсаций захапал.

Чувство несправедливости жгло меня при мыслях об этом хлеще, снижая и без того низкую лояльность к не моему соверену до максимально отрицательных значений.

…

Моя армия, сотни рекрутов, обживалась.

Они отмылись в наскоро построенной бане, сожгли свои тюремные робы и облачились в чистую, хоть и грубую, одежду. Они ели досыта три раза в день. После многих лет голода, грязи и унижений это было сродни попаданию в рай. Но бездействие разрушает не хуже ржавчины.

Ещё до того, как моё воинство отдохнуло, пришёл пешком, как дервиш, Деций, о котором я уже успел даже подзабыть.

Условия у меня были скромные. Я похлопал его по плечу и принял на службу в должности армейского писаря и был рад тому, что могу на кого-то спихнуть бюрократию. Он поселился в крошечной комнатке в моём же доме, переоборудовав её под кабинет.

— Как у тебя с языками, Деций? — мой писарь кушал прямо в кабинете и сейчас напоминал скорбную мышь. Среди прочих, его тоже побрили, у нас небритыми были только эльфы, да маги. Он не возражал, но выглядел после процедуры ещё более грустным.

— Я немного знаю эльфийский и несколько фраз на орочьем, — ответил писарь.

— А классические, древние? — Рой показывал у него навык «способен к лингвистике».

— Ну, чуть-чуть, меня в училище заставляли древний язык изучать, но не сказать, чтобы я был примерным учеником.

Я положил перед ним одну из найденных в на болотах книг.

Деций покрутил её в руках.

— Это личный дневник некоего командира «Рри Пламенного». Больше пока сказать не могу.

— Вот тебе бумага, сиди переводи. Мне нужен перевод.

— Это скорее всего личное.

— И что? Деций, он уже умер, а в его записях может быть что-то ценное.

Он засопел.

— Ваша Светлость, мне нужен словарь, такой продаётся в городе, я не все слова знаю и помню.

— Будет тебе словарь, закажу и его привезут. И сильно не тяни, у меня полно книг на древнем, в том числе магических для Фомира. Чтобы тебя мотивировать, за каждую переведённую книгу премирую тебя серебряной маркой.

— Вы сейчас серьёзно, Ваша светлость?

— Да.

— Знаете, если подумать, то некоторые слова стали всплывать в памяти.

— Всё равно, будет тебе словарь, работай.

Деций смущённо заулыбался, я оставил его одного.

…

А я занялся тем, что просеивал, искал.

Первые действия были совершены наспех и первых «старшаков» я тоже набрал из тех, кого попался под руку. А мне нужно некоторое количество «профессионалов», которые станут основой армии. Часть конечно же придётся воспитать самому, а кого-то и нанять.

Я сходил в Бинндаль, пообщался с эльфами-контрабандистами и озадачил их поисками Плащей ученика, однако они сразу сказали, что о таком артефакте даже не слышали.

Жаль, но попытка не пытка.

Но в целом в Бинндале, где я был почти как национальный герой, я теперь показывался редко.

На вычищенном Болотном тракте установили стойки с «загутай-камнем», чтобы выбирать из воздуха проклятия, такие же поставили на краю острова Штатгаль.

Я искал. Я попросил Юргена поспрашивать о наёмниках и просто отставных военных, кто готов работать военными инструкторами, хотя бы временно, для моей армии.

Но больше всего я искал в собственных рядах при помощи Роя. Без этой странной местной магии я бы нипочём такую работу бы не провел.

Я искал опыт. Я просеивал их прошлое, их навыки, их биографии и навыки без формального статуса.

Имя: Айденник из Шпейгена.

Статус: Солдат (рекрут).

Возраст: 25 лет.

Навыки: Стрельба из лука (мастер), следопыт (адепт), маскировка (адепт).

Опыт: Работал помощником егеря (9 лет). Осужден за браконьерство.

Лояльность: 15%.

Ну неплохо. Этот может учить навыкам владения луком и партизанской борьбы.

Вычислять приходилось по косвенному, прямо Рой не считал их толковыми военными, но мне приходилось перебирать, чтобы вычислить тех, кто был способен подтянуть знания остальных хотя бы по какому-то одному показателю.

Конечно, наибольшую ценность представляли собой те, для которых слова «фланг», «авангард» и «арьергард» не были просто набором звуком. Это был мой экспертный корпус. Эксперты у нас, конечно, такие себе, но выбирать не приходилось.

Со второго же дня армия была поделена на десятки, а капралам внушены простые понятия: десятка — это отделение, тридцать это взвод, сотня это рота.

Они зубрили и ходили. Ну, не капралы ходили, а все.

Так как никаких строевых занятий не было, поскольку я сознательно не стал нагонять обороты, войско просто ходило.

Эти люди, орки, гномы, гоблины и парочка эльфов, вырванные из многолетней гнили и отчаяния, были похожи на глубоководных рыб, которых слишком резко подняли на поверхность. Им нужно было время, чтобы их тела и души не взорвались от перепада давления.

Поэтому вместо изнурительной муштры и тактических занятий мы… ходили. Много ходили. Каждое утро, после сытного завтрака, орда обритых налысо рекрутов, разбитых на десятки/отделения и взводы, наматывала круги по нашему плато. Капралы присматривали и держали рядом свои взводы, пока что на каждое отделение не назначались свои капралы, но капралы взводов имели право (и делали это) назначать солдата, старшего по отделению.

Новое для них слово «рядовой». Почти всё моё войско было рядовыми.

И эти рядовые, а я составлял им компанию, ходили.

Это не была маршировка до кровавых мозолей. Никаких Грейденов, хотя бы, потому что у меня не было ни Грейдена, ни инфраструктуры для тренировок.

Это была медитативная, почти ритуальная ходьба. Они привыкали и учились двигаться вместе, дышать в одном ритме, чувствовать плечо соседа не как угрозу, а как опору. Они привыкали к чистому воздуху, к открытому небу над головой, к собственным телам, которые, благодаря регулярной еде и мытью, переставали быть источником постоянной боли и зуда.

— Бессмысленная трата времени и сил, — ворчал Фомир, наблюдая за очередной процессией с крыльца нашего штаба. — Они ходят, как беременные коровы на прогулке. Враг умрёт от смеха, увидев такую армию.

Его «рота» тоже участвовала в хождениях и, хотя ничем особенным на мой взгляд его подопечные не занимались, его это брожение явно раздражало.

— Ничего ты не понимаешь, маг. Чем бы солдат ни был занят, лишь бы уставал к вечеру. А солдат вне войны должен быть занят всегда, чтобы у него не было мыслей про дезертирство, про бунт, про то, чтобы зарезать своего товарища. Солдат в сущности должен фокусироваться только на сне, еде, приказе и его выполнении, личной гигиене и тренировке боевых навыков.

— Из которых у нас только ходьба, — скептически заворчал Фомир.

— Совместная ходьба — это основа, мы же пехота. Нам придётся быстро и много ходить. Оно же как: или хорошо ходишь, или хорошо лежишь.

— Где лежишь?

— В сырой землице, Фомир. Что там с инвентаризацией?

— Делаю, занимаюсь, — расплывчато ответил маг. — Вот мои освободятся, продолжим.

У мага был собственный склад, он же место, где его банда постоянно обреталась до самого вечера. Фомир им что-то рассказывал, какие-то основы магии, про энергию и стихии, символы, артефакты и так далее, но на мой взгляд, получалось сумбурно.

— Завтра с утра поедем за новой партией рекрутов. Там надо собрать рекрутов с ближайших тюрем, и ты в этом процессе тоже участвуешь. Догадываешься зачем?

— Звёзды и духи говорят, что всё дело в том, что тебе нужны люди с Искрой магии, — эффектный Фомир театрально закатил глаза.

— Правильно они говорят. Будем искать.

Все роты были построены на площади, причём собирали и строили их (правда, пока что получалось криво) капралы. Они покрикивали на свои взводы, но постепенно выставили их в четыре неровные «коробки», кроме того, отдельно поблескивали лысинами гномы, магическая рота (дюжина самых нелепых бойцов) и три эльфа, которые выведены в стрелковую роту, но пока были далеки от её численности.

Все были одеты в простую и удобную крестьянскую одежду, новенькую, все были сытые, бритые, морды многих лоснились от удовольствия.

Я вышел и стал перед ротами.

— Вы все переоделись, так что пришла пора сжечь остатки старой одежды и старой жизни. Капрал Марк, вперёд!

Старая одежда, самые последние её остатки были сложены в кострище, гора их мрачного и грязного прошлого. Десятки тюремных роб, остатков гражданской одежды, пришедших в негодность, непонятного назначения рубища, рубах, мужских платьев, штанов. Грязных, пропитанных потом, кровью и отчаянием. Вонючие лохмотья, всё ещё с остатками вшей, были единственным, что связывало этих людей с их прежней жизнью. И сегодня мы собирались разорвать эту связь.

Пламя — лучший очиститель. Оно не просто уничтожает, оно преображает.

— Дерево становится пеплом, — прокричал я, — железо — сталью, а память — дымом и прошлым, которое унесёт ветер.

Капрал вышел вперёд, Мурранг подал ему зажжённый факел. Пока я говорил, гном щедро облил гору одежды маслом, особенно по краям кучи, использовав целый бочонок масла для светильников.

Мои новобранцы, сотни обритых налысо бойцов, молча стояли вокруг этой кучи. Сейчас они были сыты и одеты в новую, грубую, но чистую одежду. Они пребывали в некоем подобии дисциплины, но уже скорее на зарождающихся привычках, а не на голом страхе (хотя страх и такой фактор, как проклятые болота, никуда не делся).

Была дисциплина и ожидание. Они смотрели то на гору тряпья, то на меня, понимая, какой приказ я отдам.

— Выглядит как погребальный костёр для целого города, — пробормотал Фомир, стоявший рядом со мной. Он брезгливо зажимал нос. — Надеюсь, ветер унесёт вонь.

— Велика ли печаль от неприятного запаха? Главное, это и есть погребальный костёр, — тихо ответил Фаэн. Эльф, как всегда, был безупречен. Он смотрел на грязную кучу не с отвращением, а с интересом художника, изучающего уродливую, но выразительную натуру. — Пора похоронить прошлое, чтобы дать возможность родиться этим смертным заново. Ритуал?

— Ритуал, — подтвердил я.

Тучи расступились, остров Штатгаль осветило солнцем и в то же время по болотам гулял ветер. Ну чем не благоволение Богов?

— Капрал! — громко и не глядя на Марка прокричал я. — Приказываю сжечь тряпьё этих заключённых! А вместе с них сжечь их прошлое!

Марк потоптался ещё секунду и ткнул факел в гору тряпья, а потом стал ещё и обходить гору по кругу, чтобы распределить пламя.

Ветхая, промасленная ткань вспыхивала легко и быстро, с противным треском и белым, быстро чернеющим дымом.

Огонь жадно вцепился в лохмотья, и уже через полминуты вверх взметнулся столб густого, едкого дыма. Запах ударил в ноздри: смесь горелой шерсти, застарелого пота, вонючей грязи, старой ткани.

— С этой минуты и до самой вашей смерти, как бы быстро она вас ни настигла, — я говорил и повторял каждое слово через Рой общей трансляцией, чтобы усилить эффект, — вы — солдаты!

Сначала мои «солдаты» молчали.

Они просто смотрели, как пламя пожирает остатки их прошлого. Я чувствовал их эмоции через Рой. Сотни огоньков в моём сознании, до этого горевшие ровным пламенем страха, начали вибрировать. В них зарождались какие-то новые эмоции. Тут не было подходящих слов. Что-то про злость на прошлое, на себя, на весь мир, облегчение, тень надежды.

Огонь разгорался, превращаясь в рвущийся в небо огненный столб. Мурранг не пожалел масла. Жар чувствовался даже на расстоянии. И в этом рёве пламени кто-то не выдержал. Один из солдат, тщедушный паренёк, осуждённый за долги, вдруг сорвал с шеи грязную верёвку, которая висела у него под новой одеждой и с гневным криком швырнул её в огонь.

Другой солдат вытащил из-за пазухи заточенную ложку (своё единственное тюремное оружие) и тоже с презрением бросил её в костёр. Третий, четвёртый… Они начали вытаскивать из карманов и бросать в огонь всё, что напоминало им о тюрьме: самодельные игральные кости, обрывки писем, талисманы на удачу, которые не принесли им ничего, кроме горя.

Капралы поглядывали на меня, а я жестом указал, чтобы не вмешивались.

Солдаты облегчённо смеялись. Это был истерический смех. Мои бойцы смеялись, хлопали друг друга по плечам, некоторые плакали, не скрывая слёз. Они что-то нестройно кричали, выплёвывая проклятия в адрес своих бывших тюремщиков, своей прошлой судьбы, всего мира, который их сломал.

— Гори оно всё синим пламенем! — взревел кто-то.

— Туда ему и дорога!

— Мы больше не каторжане! Слышите⁈

И в этот момент, когда эмоциональный накал достиг пика, над толпой разнёсся зычный, как удар молота, голос. Это был Хайцгруг, молчаливый, большой, страшный и мрачный орк. А сейчас он кричал, этот крик рвался из него, как удар лавы из вулкана.

— Слава армии «Штатгаль»!

На мгновение воцарилась тишина. Слово повисло в воздухе. «Штатгаль». Название этого буквальным образом проклятого и негостеприимного места, только что обозначенного как армия, как сообщество и их новый, пусть и временный — дом.

Крик подхватили бессвязным воем и повторением слова сотни глоток.

— ШТАТГАЛЬ! ШТАТГАЛЬ!

Они скандировали его, и в их голосах была гордость. Новое ощущение, которое я чувствовал через Рой было — гордостью.

Я улыбнулся краешком рта. Не «Первая Добровольческая армия Маэн» — безликое, казённое название для пушечного мяса, выданное нам королём. А армия «Штатгаль», нечто иное, которое они дали себе сами. И меня это название вполне устраивало.

Вот тут мы сворачиваем с дорожки, которую нам наметили генералы короля Назира и его надменное величество.

В принципе не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать стратегию короля.

Он хочет создать армию «пушечное мясо», отправить нас впереди всех, он захочет, чтобы наша армия прошла как можно глубже на территорию Бруосакс, а потом бы нас разбили ударами рыцарской конницы и тысячи бывших заключённых наводнили внутренние провинции противника, разбежались по лесам и болотам, вооружённые, сплочённые, злобные, наспех обученные. Чтобы эти «осколки» бессистемно и жестоко нападения на караваны, терроризируя население этих провинций и отвлекая на себя десятки и сотни малых групп по их поимке.

Враг будет сильно отвлечён тем, чтобы переловить остатки моей армии. Если, конечно всё пойдет по плану Назира Великолепного.

Вши. Король считает, что мы банка с вшами, которую он запустит во вражеский дом, чтобы ослабить его и обитателей.

Не думаю, что кто-то из генералов рассматривает их и меня, как реальную силу, которая победит в войне.

А когда «Первая добровольческая» будет разбита… И это не вопрос «если». Это вопрос «когда».

Представлю, что нашу армию отправляют вперёд не в составе армии, а нас никто не собирался интегрировать в королевские структуры, значит, мы будем действовать автономно…

Так вот, отправили меня и моих зэков вперёд, в направлении столицы Бруосакс. А там нас встретит объединённая группировка вражеской армии и даёт феерических люлей. Даже со своей тактикой я не вывезу. Значит, буду разбит. А вчерашние заключённые (люди с высокоразвитым инстинктом самосохранения) разбегутся, как тараканы, по углам провинции и около неё.

А после поражения меня и моей армии на поле боя что будет? Никто не заплатит мне обещанных денег. Напротив, все поражения и преступления этой «орды» повесят на меня. А Эрик? А он, наверное, думает, что сможет меня благородно «спасти» своей быстро растущей политической властью, но поставить в зависимое положение, чтобы я служил ему из благодарности.

Чувство вины — это про манипуляцию.

У них есть свой план, у меня свой, причём я их план чувствую, предугадываю, а они мой — нет. Не могу сказать, что они совсем дураки, ничего подобного. Но их план не учитывает мой характер.

С этой минуты у меня есть «Штатгаль». Это название можно было приблизительно перевести с гоблинского как «Вороний остров». И это меня тоже устраивало.

Пора делать следующие, пока что очевидные, не раскрывающие моих планов, шаги.