Глава 26

Дождь застал меня, когда я ехала в телеге господина Донвиля, нашего верного соседа, покидав скромные пожитки на сено. Ноги я свесила и покачивала ими, любуясь красотами Стоунвилля. Что ни говори, а местная природа — просто загляденье. Дождь шел стеной. Я промокла, господин Донвиль тоже. Съехав на край дороги, мы бросились под дерево и опустились на крупные, торчащие из земли корни. Донвиль достал из мешка душистые яблоки, что росли в саду за его домом.

— Видишь, Дженни…

Я поморщилась, но промолчала. Дело в том, что Донвилю было позволено называть меня «Дженни» или, как он любил говаривать, «малышка Дженни».

— Видишь, Дженни, — произнес он, взмахивая рукой, в которой держал надкусанное яблоко, — город отсюда, как на ладони… Вон там твой дом, чуть левее — мой, а севернее — лачуга чокнутой Делли. Помнишь ее? Помнишь, как она палила из ружья по бедолаге Сиду, когда он пролез под ее забором?

Конечно, я помнила. Откусила яблоко, запрокинув голову и коснувшись затылком ствола дерева. Сквозь стену дождя я внимательно глядела на Стоунвилль, который был до неприличия гостеприимен. Улыбнулась, когда вспомнила, как прятала большого дворового пса по кличке Сид в подвале, пока госпожа Делли ругалась с отцом в доме. Мне было тогда тринадцать.

— В Стоунвилле ничего не меняется, — произнесла сквозь улыбку.

— И почему только вся молодежь бежит в Нокс?

— За мечтой.

— Моей мечтой всегда было найти тихую гавань для меня и Мэри. Я тридцать лет проработал в Ноксе, и мне с лихвой хватило этого времени, чтобы понять, что счастье возможно обрести и здесь.

Я всегда ценила Донвиля за то, что он был тактичен по отношению к моим стремлениям, взлетам и провалам. Вот и сейчас он обходил стороной тему моего возвращения.

— По правде говоря, — вдруг сказала я, понимая, что безумно хочу кому-то выговориться, — я по крупному облажалась, струсила и сбежала. У меня не осталось сил бороться.

— Бежать от своих проблем — глупо. От судьбы — глупо вдвойне.

— Бывают моменты, когда не знаешь, что делать и выбираешь самый простой выход — убежать. Не отрицаю, что это трусость, господин Донвиль.

— И это не про тебя, Дженни, — он посмотрел на меня совершенно серьезно и сказал искренне: — Ты никогда не была слабой или трусливой.

— Я во всем сомневаюсь.

— С этим тоже можно справиться. Знаешь, что отличает хорошего законника от плохого?

Я заглянула в лукавые глаза Донвиля.

— И что же это?

— Уверенность в своих силах.

Завернувшись в теплую шаль, которую передал господин Донвиль, я долго глядела на открывшуюся панораму города, затем спросила:

— Что вам так не понравилось в Ноксе? Почему вы оттуда уехали?

Донвиль, кажется, задремал, но услышав меня, встрепенулся.

— Время было смутное, Джейн. Умер король Бенедикт второй.

— Вы служили в королевской гвардии, — припомнила я.

Он рассмеялся.

— Да, во мне было росту все десять футов. И лысины, как сейчас, еще не было, — мужчина приподнял шляпу, постучав себя по макушке, — а, как знаешь, королевский гвардеец должен быть статен и красив, — Донвиль некоторое время задумчиво улыбался, затем прочистил горло и продолжил: — В ночь, когда погибли герцог Сторейн и наследный принц Генрих, мы охраняли королевские покои. Ну и страху я натерпелся… каких только слухов не ходило в ту пору об их смерти.

— Да. Но ведь принц погиб от разрыва сердца…

— Конечно, — отозвался Донвиль, — но тогда мы этого не знали. Уже после их смерти, когда прибыли королевские веды, мы успокоились. Признаков насильственной смерти не было, а веды не нашли магического воздействия.

— И Георг взошел на престол, хотя был всего лишь вторым, — закончила я мысль.

Яблоко вдруг вывалилось у меня из рук, я обеспокоенно взглянула на Донвиля.

В этот момент в опасной близости от дерева ударила молния. Она сверкнула, ветвистая и яркая, от неба до самой земли. Конь, запряженный в телегу, испуганно заржал и дернулся. Мой собеседник поднялся, чтобы успокоить его.

— Не гоже в грозу сидеть под деревом, — пробурчал мужчина, оглаживая коня по крутому крупу.

Я все еще сидела, уставившись на Донвиля.

— Вы были там и видели магов?

Мужчина ответил, не оборачиваясь.

— Да. В ту пору их называли королевские веды. Они носили плащи с капюшонами, но я, — он понизил голос до шепота, обернулся и чуть наклонился ко мне, — заметил одну из них.

— Одну?

— Да. Это была женщина. Красивая.

— И она об этом никому не сказала?

— Она увидела испуг на моем лице. В ту секунду, когда мы взглянули друг на друга, я посчитал, что мне конец. Никто не должен знать, кто скрывается под капюшоном, и по всем правилам, веда должна была сообщить, что я видел ее лицо. После той ночи я подал прошение об отставке. Ты первая, кому я рассказал это. Даже Мэри не знает.

— Вы хорошо запомнили ее?

— О, я никогда особенно не отличался памятью на лица, но вот ее лицо накрепко засело мне в голову. Наверно, из-за страха.

Когда он произносил последние слова, вновь сверкнула молния, раздирая небо над нашими головами.

— Полезай в телегу, Дженни, — скомандовал Донвиль, — пока не начался ураган.

Я молча вскарабкалась на сено, подогнув ноги и прикрыв голову шалью.

***

Возвращение домой было бегством от самой себя, от страхов, неуверенности и подозрений. Я много раз вспоминала пощечину де Веру, собственные слова и ту реакцию, которая последовала за всем этим. А потом я анализировала собственные чувства. Так сказать, препарировала их под прицелом своей подозрительности. Будто в царстве иллюзий или в паутине вселенской лжи я искала ответы на мучившие меня вопросы.

Через несколько дней, когда голова от этих мыслей шла кругом, я взяла коня и отправилась в центральную библиотеку, чтобы хоть как-то себя развлечь.

Я выбрала укромный уголок, обложилась книгами и склонилась над столом, открыв свеженькую газету. Конечно, я не удержалась и полезла на страницу с судебными тяжбами. Очередное слушание по делу «король против де Вера» прошло скверно, ибо у Клейтона, который взялся представлять интересы графа вместо меня, не было никаких доводов против обвинения. Я выругалась и откинулась на спинку стула с тяжелым вздохом. Клейтон был беспомощен, а де Веру откровенно плевать на свою жизнь.

Мое бегство газеты освещали куда красочнее, чем прошедшее слушание. Личная жизнь графа, который благодаря прессе превратился в аристократа с разбитым сердцем, интересовала публику куда больше, чем политические нюансы. От моей репутации не осталось и следа. Мало того, что широкой огласке подверглось мое проживание вместе с его сиятельством, так еще и то, что за это я получила от него деньги.

Я стиснула зубы и еще раз перечитала статью о слушании. Клейтон позволил Эдварду выставить графа безумцем. Что может быть хуже? Безумцу можно вменить все, что угодно.

И почему это еще волнует меня? Я убеждала себя, что мои чувства к де Веру были преувеличены, что я просыпаюсь ночами не оттого, что ощущаю неимоверную тоску по нему, что не мечтаю снова его увидеть.

— Ваш справочник, госпожа, — на столешницу шлепнулась книга.

Я недовольно проводила взглядом библиотекаршу. Посидев еще немного, задумчиво закусив губу, я распахнула книгу, особо не рассчитывая, что отыщу там ответы на все вопросы, однако…

Георг взошел на престол, когда ему было двадцать. Он был совсем молод.

Я пролистала гравюры и вдруг остановила взгляд на одной из них.

Будь я неладна! Святые небеса, неужели это то, о чем я подумала?

А если так?

Я с трудом сохраняла спокойствие, когда библиотекарша складывала книги, взирая на меня поверх очков. Если бы я не вернулась в Стоунвиль, то, вероятно, никогда не узнала бы тайну Донвиля.

Я покинула библиотеку, наняла кэб и вскоре была дома.

Некоторое время ходила взад-вперед мимо стола, поглядывая на разворот газеты, которую прихватила с собой. Если я не вернусь, Роберта убьют. Эта мысль была подобна снежной лавине. Возвращаясь домой, я просто сбегала от него… но не осознавала, что лишаю его единственной возможности выжить. Он мог быть лжецом, искусным манипулятором, но он был мужчиной, которого я искренне и сильно любила. Любила вопреки. И я не в силах жить с мыслью, что могла спасти его и не сделала это из-за сомнений и страха.

Отец застал меня, когда я запихивала в чемодан вещи.

— Что происходит? — он облокотился на косяк двери и почесал подбородок.

— Я возвращаюсь в Нокс.

— Из-за де Вера? — спросил он, приподняв брови.

Я остановилась, развернулась, сдув со лба светлый локон.

— Ты его любишь? — раздался следующий вопрос.

Вполне разумно было бы сказать: «Да. Люблю. Больше жизни», но часто ли девушка признается в подобном отцу.

— Это неважно.

— Брось, Джейн. Любишь, так ведь?

— Я никогда не встречала таких, как он, — ответила искренне. — Я не знаю, могу ли ему верить, но знаю, что не смогу без него жить.

— Думаешь, он лгал тебе? — нахмурился отец.

— Возможно, — я нервно рассмеялась, — пойми этих аристократов. Они же все чокнутые на голову.

— Джейн, ты возвращаешься, чтобы спасти его?

— Если я не приеду, его приговорят к казни. Я возвращаюсь как его защитник. Я должна довести дело до конца.

— А потом?

— Потом? — я не задумывалась об этом. Почесала затылок и пожала плечами.

— Ты всегда можешь вернуться домой, — голос отца был мягким и ласковым. Он неловко покашлял, поправил ворот рубашки. — Двери этого дома всегда открыты… И чтобы ты не решила, Джейн, я всегда на твоей стороне.

Я подошла и обняла его.

— Ну все, все, — добродушно похлопал отец по плечу, — хватит этих нежностей.

Громко чмокнув его в щеку, я подхватила чемодан и вышла в коридор.

Если верить газетам, следующее слушание состоится через два дня и будет последним.

***

Я прибыла в Нокс ночью.

Наняв экипаж, потребовала, чтобы меня отвезли в гостиницу. Возвращаться в поместье де Вера я не стала по различным соображением, самым веским из которых были собственные чувства. Первым делом я должна собрать информацию и подтвердить родившуюся в тяжелых муках версию.

В гостинице разместилась всего на одну ночь, зная, что больше времени не потребуется.

До утра пила крепкий кофе и читала прессу, не желая ложиться в постель.

Едва рассвело, я озаботилась внешним видом. Выбрав первый попавшийся модный дом, я стала обладательницей серой шляпки с вуалью, которой можно было скрыть лицо.

Я купила лошадь. Невзрачную кобылицу, которую любезный хозяин называл Старушка. Оседлав ее, я заметила колоссальную разницу между ее спокойным нравом и горячим задорным нравом Дыньки. Старушка была низкая, плотная и ее постоянно вело вправо.

Королевский архив представлял собой несколько огромных помещений, которые делились на секции: гражданский архив, магический архив и тому подобное.

Я начала с гражданского. Долгое время искала необходимые документы, вываливая на стол свитки и сборники. Наконец, я была готова углубиться в чтение. Начала с простого — рода де Вер. Нужно понять, от кого Роберт унаследовал магический дар. Я просмотрела девятнадцать поколений, узнав «в лицо» почти всех тетушек, дядюшек и пращуров моего подзащитного, однако, среди них распознать мага или ведьму с темной силой было невозможно. Я с безнадежным стоном склонилась над семейным древом, которое я имела счастье изучить еще в поместье де Вера, скользнула по надписи: «лорд Роберт Грей Фрэнсис четвертый, граф де Вер». Вот как-то так. Меня умилило нагромождение его имен, на которое я раньше не обращала внимания. Значит, его можно называть Грей или Фрэн. Очень даже мило. Скользнула взглядом на дату его рождения и замерла. Глаза сощурились, зубы обхватили кончик карандаша и принялись нервно грызть.

— Это ошибка, — прошептала я, водя по надписи подушечкой пальца.

Я распахнула книгу состояний, отыскала его имя и дату рождения, поняв, что там тоже ошибка. Однако ошибиться на год в церковных свитках никто не мог. Значит ли это, что Роберту не двадцать девять, а тридцать лет?

Потерев виски, я вновь распахнула фамильное древо.

— Святые небеса! — воскликнула и едва не вскочила на ноги.

Его мать, леди де Вер, портрет которой я видела в северном крыле, вышла за его отца через год после его рождения. Но почему? Разве это возможно с учетом того, что брак был вынужденным?

В голове мелькнули шальные мысли: «а вдруг леди де Вер и не мать Роберта вовсе? Что если его отец женился, чтобы узаконить отпрыска? Но если так, то Роберт всего лишь бастард?»

С тяжелым сердцем я убирала книги на место, прокручивая в голове, что было бы, если бы эта правда стала общеизвестной? Де Вер лишился бы титула и дела, в которое вложил душу. Он не мыслит себя без плантаций, где воплотил идеи свободы и равноправия. Это его маленький мир, где царят только его законы.

Следующим я посетила магический архив. Стража внимательно ознакомилась с пропуском, но лишних вопросов мне не задавали, поэтому я перешла к самому главному. Я должна была понять, могла ли матерью де Вера быть одна из королевских вед. Вполне разумно предположить, что его отец мог встретить ее во дворце. Королевские веды — это маги, подписавшие контракт на вечную службу и имеющие клеймо. Все остальные колдуны, ведьмы и иные сущности были вне закона, и их истребляли.

Магический архив был самым скупым, ибо информация, собранная в нем, подвергалась жесткой цензуре. Ни одного лишнего слова. Более того, сведения о ведах в период, когда умер король Бенедикт второй, а Георг еще не взошел на престол, отсутствовали. И это доказывало лишь одно: новый король очень не хотел, чтобы кто-то докопался до истины.

Покопавшись в архиве больше двух часов, я направилась к выходу. Но едва сделала шаг, сердце сжалось от тревоги. Передо мной стоял лорд Эстер и увлеченно разговаривал с каким-то человеком. Едва я поднесла руку, чтобы опустить вуаль, он поднял голову, и наши взгляды пересеклись. Я могла лишь рассчитывать, что он не успел разглядеть меня.

Распахнув сумочку, я извлекла бумагу и карандаш и написала: «Лорд Эстер». У самого выхода наткнулась на молодую законницу, скорее всего, студентку.

— Я — Джейн Хоткинс. Вы должны мне помочь, — сказала ей и бесцеремонно запихала записку ей в карман. — Передайте ее лорду де Веру. Только ему в руки.

Обогнув ее, выскочила на улицу. Оседлав Старушку, пустила ее галопом по мостовой, и вскоре заметила, что за мной движутся всадники из королевской стражи. И эти незнакомцы рано или поздно схватят меня. И почему я не удивлена, что лорд крови оказался настоящим мерзавцем, готовым уничтожить меня ради мести де Веру? Надеюсь, незнакомка доставит мою записку адресату. Если нет, то плохи мои дела.

Представляю, как отреагирует де Вер, когда получит от меня послание накануне собственного суда. Да чего скрывать, накануне обвинительного приговора! А я, черт побери, не смогу ему ничем помочь. Я сама прошу о помощи, в надежде на то, что он пошлет ко мне кого-нибудь из своих людей.

Понимая, что меня нагонят, остановилась у кофейни и юркнула внутрь. Осведомившись у хозяйки относительно запасного выхода, я бросилась к нему. Вскоре я оказалась в проулке со сточной канавой, и побежала в сторону улицы. Я была уверена, что люди Эстера преследуют меня с определенной целью. С какой именно, узнавать не хотелось.

Я почти добежала до выхода из проулка, как путь преградила карета, из которой выскочил человек и быстро пошел мне навстречу.

— Стойте, госпожа Хоткинс. Нам нужно поговорить.

Я отпрянула, врезалась в кого-то… и вдруг меня оглушило. Я пошатнулась и погрузилась в темноту.

Загрузка...