Глава 23

— Это Брунгильда, — вдруг сказал Сияр.

— Откуда ты можешь знать? — изумился хозяин, разглядывая двух магов, что быстро поднимались к нему по пологой стороне холма — шлемы не дают рассмотреть их лица. Но в походке, в уверенных движениях, в ощутимой силе, несомненно, узнаются дивоярцы.

— Это мой отец — Светанго! — гордо отвечал Сияр. И сорвался с места, и помчался к рослому, прекрасному, с серебряной гривой и хвостом коню. И удивительно: встретились оба, как родные: обнюхались, прижались шеями и принялись так ласково играть, как только могут кони — безгрешные, чистые своими таинственными душами совершенно неземные существа. Едва ли Сияр мог ошибаться — они признали друг друга, это несомненно. Вот и дивоярцы очень удивились, даже остановились, изумлённо рассматривая игры коней. Женщина убрала руку с рукояти меча.

— Кто ты, незнакомец? — спросила она, подходя вместе со своим спутником к Лёну. И сняла свой крылатый шлем.


В первый миг он хотел сказать: здравствуй, Брунгильда! Но тут же и осёкся: эти синие глаза его не узнавали, и это лицо было лицом юной валькирии. Её волосы не пепельные — цвета воронова крыла, а фигура более тонка, но чувствуется в ней большая сила.

Он в замешательстве молчал, но тут снял дивоярский шлем второй человек — мужчина. Едва сдержав вскрик, признал Лён в этом человеке — кого бы? Вольта Громура! Молодого — такого, каким видели его студенты на уроке автопревращений! Невозможно сомневаться: это его смоляные завитки, его смуглая кожа, его глаза! Нет двухцветной бороды, нет чуть заметных морщинок под глазами. И он не узнает своего студента!

— Скажи нам, друг, — заговорил Вольт, быстро обшаривая взглядом фигуру Лёна. — Мы видели здесь что-то странное, чего не можем объяснить.

— Подожди, Вольт, — остановила его валькирия, — мы не знаем, кто этот человек.

— Посмотри, у него на груди знак Дивояра, у него меч нашей стали, его конь — лунный, и он знает твоего Светанго, и Светанго его знает!

Молодой Громур протянул руку и указал на медальон магистра, который вручили Лёну перед его назначением на пост придворного мага Сильвандира.

— Да, вижу, — сдержанно отозвалась Брунгидьда, — но я его не помню. Я не видала этого лица среди наших братьев.

Её синие глаза холодно и испытывающе смотрели на Лёна, его оружие, одежду, медальон, остро проникали в самые зрачки, быстро оценивая его: враг или друг?

— Мы наблюдатели, — наконец, сказала она, — и обнаружили нечто странное в этом месте, но не могли толком понять, что происходит. Видно только, что в зоне происходит что-то странное, словами не передать! Как будто земля и воздух затанцевали, задрожали, пошли волнами! Мы решили, что эти искажения — начало нового прорыва. А у нас, как назло, все боевые части стянуты на другом фронте. Мы думали, тут тоже началось вторжение, а позвать на помощь было некого — вот и кинулись вдвоем, хоть разобраться в обстановке. Но, кажется, всё мирно и тихо — ложная тревога. Ты видел здесь что-нибудь, незнакомец?

— Нет, я ничего не видел, — солгал он, ибо как можно было объяснить все странности происшедшего с ним.

— Скажи, незнакомец, как тебя зовут, почему ты странствуешь вдали от Дивояра, раз уж у тебя есть все признаки принадлежности к нашему славному браству? — с заметным дружелюбием заговорила Брунгильда.

Этого вопроса Лён ожидал. Кем назваться? Сказать свое настоящее имя — и через тысячу лет Брунгильда снова встретит его под тем же именем. Но раз та, поздняя валькирия его не узнала, значит, его тайна проникновения в прошлое осталась нераскрытой.

— Меня зовут Румистэль, — твёрдо заявил он, — я странствующий маг, судьба забросила меня в далёкие миры, и я искал выхода в Селембрис. Я рад знать, что мой путь окончен, и я снова с братьями.

— Я слышал о пропавших в иных мирах магах, — дрогнувшим голосом сказал Громур, — плохая это судьба.

— Мы уже думали, что прорвало ещё в одном месте, — добавила валькирия.

— Ещё в одном? — не понял Румистэль.

— Да, наши силы стянуты в одно место, где случился магический прорыв

— враждебные твари валят валом. Идёт война, Румистэль.

— Где это?.. — дикая догадка вспыхнула в его сознании, и мысленно он умолял: Судьба, не надо так жестоко!

— Там произошёл прорыв. Наши части стянуты в том месте, братья сдерживают напор чудовищ. Вот почему мы с Брунгильдой остались без подмоги — мы наблюдатели, стражи.

Приходилось лишь догадываться, о чем они таком говорят и что значит "наблюдатели".

* * *

Надеялся он, что при пересечении зоны сказки, он попадёт в свой мир, свое время, где его тоже ждёт долг — перед другом, перед Дивояром. Но ничего не случилось: трое всадников пересекли неглубокую извилистую речку по мостику и вышли в пустынном месте, среди сплошных лесов. Здесь была совсем другая картина, нежели ранее. Вон там, к востоку, должно лежать королевство Сильвандир. А вон там — Бреннархайм. Все предположения Лёна о свойствах заповедных зон оказались неверны, и он не знал как объяснить то, что с ним случилось — как будто это какая-то игра, затеянная кем-то свыше, а он лишь пешка в этой истории, где правила никому не известны. Одно лишь ему стало понятно: что произошло с Финистом — то преображение, которое с ним произошло буквально в течение пары минут.

Вначале Лён подумал, что видит ускоренное действие времени, как наблюдал это однажды — когда под хроноволну попали герцог Ондрильо и несчастная Ираэ. Но та картина за плечами князя… Этот калейдоскоп миров, и то, что сказал Финист. Очевидно, долгая жизнь была у сына саламандры, и собрал он много-много кристаллов, пока хрупкая человеческая природа не перестала более служить мощному духу огненного князя. И та прозрачная преграда между ними в последний миг перед расставанием навеки была преградой времени. И причиной этому был его меч — меч Джавайна, который он призвал к себе на помощь. Только думал Лён, что своей волей подчинил себе меч князя — пока Финист владел этим таинственным оружием, которое всё больше и больше задает Лёну загадок. Но вот увидел точно такой же меч в руке князя — он через века только должен найти своего нового хозяина, последнего потомка Гедрикса. Вот почему между ними встала преграда времени и отбросила Лёна, но — куда?

Так думал он, пока три крылатых жеребца несли своих всадников к краю зоны наваждения. И вот все трое опустились наземь, потому что сверху речки не видать. Тут же появилось извилистое русло и простой бревенчатый мост через неё — этим путём дивоярцы и вышли наружу, где природа неизменна, а реальность устойчива.


Всё изменилось, только одна примета оказалась на месте: высоко в небе плыл сияющий Дивояр — пышные клубы плотно прикрывали его снизу, и не были видны его сказочные башни, но свет, исходящий от него, короной стоял над краем облачного острова, как будто солнце прилегло отдохнуть на пышную перину.

Три всадника, едва выскочив из зоны наваждения, тотчас же взмыли вверх и стали набирать высоту, одновременно взяв направление на юг. Туда сейчас стремились, потому что сердца Брунгильды и Громура горели болью за Селембрис. А тот, кто был виновен в этом несчастье Планеты Эльфов, сейчас летел рядом и думал: точно ли он сможет что-то сделать. Все его магические вещи, которые могли бы чем-нибудь помочь — дудочка, вызывающая ураганы, голыш, который может выставить гору на пути врага, гребешок, который мгновенно выращивает непроходимый лес, и даже колокольчик, который зачем-то собирает птичьи стаи — всё это осталось там, в далёком будущем. У него есть только меч Джавайна, которого до ужаса боятся сквабары. А почему — он не знает. Наверно, потому, что раньше этот меч принадлежал блистательному Румистэлю, настоящему истребителю нечисти, имя которого Лён нахально присвоил. Он даже не представлял себе размеров несчастья. Он-то полагал, что область Дерн-Хорасада с самого начала была замкнута в непроходимое кольцо!


Три белокрылых птицы, несущие седоков, миновали все человеческие поселения, города и государства — далее была дикая, незаселённая местность. Таких много на Селембрис, которая не вся отдана в пользование людям — волшебники по возможности ограничивали распространение поселенцев, сохраняя места обитания древних существ Планеты Эльфов.

Отдай людям всё, и они уничтожат всё. Они выгрызают своими слабыми орудиями недра Селембрис, чтобы добыть себе металлы и драгоценные камни и изгоняют тем древние народы — гномов, которые тысячелетиями тихо рыли свои подземные ходы и бережно собирали по крупинке свои сокровища. Люди сбрасывают в реки отходы кожевенных, красочных и других производств, отравляя тем самым воду и изгоняя из рек робких русалок и водяных. Они строят свои города, вырубая леса и лишая пристанища леших и других — полевых, болотных, луговых, чащобных и многих-многих исконных обитателей Планеты Эльфов.

У Дивояра трудная задача: он охраняет интересы тех и других обитателей Селембрис, сдерживая напор быстро распространяющегося человечества и тихо угасающего древнего населения волшебной страны. И, надо сказать, Лён определённо более на стороне последних, потому что они часть вольной природы, а люди — её антагонисты и поработители. Он знает, что люди могут натворить со своей планетой. Так что, дивоярцы правильно делают, что ограничивают возможности человека, ему и так дано слишком много.

* * *

С высоты птичьего полёта видны внизу наспех возведённые барьеры — валы и глубокие рвы, заполненные водой. Местами стоят огромные щиты, местами горит огонь — всё это протянулось длинной полосой и уходило вдаль, где рыжие дымы восходили высоко в воздух, растворялись в нём и не давали ничего видеть. По обе стороны барьера вроде одно и тоже — там и тут леса, горы, реки. Где-то совсем далеко, на уровне горизонта угадывается море: над ним нет задымления. Дальше вся огромная территория теряется в тумане, и можно только догадываться, сколь велика площадь края, поражённого вторжением. С обеих сторон идёт какая-то непонятная суета.

Трое подлетали к линии защиты, и пока трудно определить — что же именно тут творится. Носятся над землёй крылатые кони, внизу кипит работа, снуют люди, раскинуты временные лагеря, двигаются обозы, горят костры.

Никто на них не обратил внимания, когда лунные кони опустились наземь — тут было полно таких коней, и все дивоярцы — мужчины, женщины — одеты в знакомые по выделке доспехи. Сияр, Светанго и конь Громура, изящно перебирая стройными ногами, легко понесли всадников вдоль оборонных укреплений, перемахивая через брошенные повозки, груды снаряжения, обходя костры и палатки. Здесь были не только волшебники, но и люди — целые бригады испачканных в земле, потных мужчин — они рыли зачем-то глубокий котлован. Кипели котлы в полевой кухне, был наскоро устроен лазарет. А далее — страшные предположения лезли в голову! — свежие холмики, насыпанные плотными рядами. И было их так много — целое поле!

— Скажи, Брунгильда, — наконец, обратился к валькирии Лён, устав наблюдать массу непонятного, — рвы и огонь от сквабаров?

Уж он-то знал, что такие меры для сквабаров не препятствие — чудовища огненных миров не боятся пламени!

В ответ услышал страшные слова:

— Рвы и огонь от людей, — ответила валькирия, останавливаясь перед большой палаткой. — Тысячи их пытаются прорваться из кольца, но мы не можем допустить распространения заразы. У нас нет средств борьбы с этой страшной болезнью — только огонь.

— Мы едва успели захватить эпидемию в самом начале, — пояснил Громур, — много народу успело погибнуть. Но и после смерти они опасны, даже ещё опаснее, потому что зараза быстро распространяется. Хорошо ещё, что тут безлюдная местность. Вот эти котлованы роются для того, чтобы сжигать тела. Раньше мы их просто хоронили, пока не поняли свою ошибку.

— Но огненные рвы сдерживают и червей, — объясняла Брунгильда, показывая на высокие языки пламени, — черви не погружаются глубоко в почву, поэтому огненный ров для них хорошая преграда. Все леса и вся зелень по ту сторону широкой полосой выжжены дотла, чтобы лишить паразитов питания. Но для этого нужна древесина и каменный уголь, и мы вынуждены разорять леса и недра Селембрис. Ну, ничего, скоро всё будет по-другому.

С этим ободряющим словом она оставила Лёна и Громура и вошла в походный шатёр с символом Дивояра на верхушке: на синем флаге запечатлена в алмазах восьмиконечная звезда.


Голова шла кругом от всего этого, непонятности множились, а разгадок не было. Но билась настойчиво в голове одна мысль, которой он боялся доверять: Дерн-Хорасад — говорило ему сознание. Отброшенный хроноволной ещё дальше в прошлое, он наблюдает извне агонию умирающей области с городом короля Гедрикса в центре. Оттуда пошла нечисть, и все факты говорили о том. Единственное, что позволяло думать, что это не так — это отсутствие эффекта пространственного пузыря, которое сделало замкнутой область Дерн-Хорасада. Герцог Кореспи Даэгиро ничего не говорил о баррикадах по границам заражённого края, он упоминал о странном искажении метрики.

Лён стоял и озирался вокруг, на спешащих людей, на лошадей, тянущих возы с дровами.

— Вольт, как далеко тянутся такие заграждения? — спросил он у будущего ректора Дивоярского университета.

— По всей границе области, — ответил тот.

— И много это?

— Очень много. Весь Дивояр занят на обороне, даже учёба в Университете прекратилась.

— А почему вы вместо таких жалких мер не примете настоящие, магические меры?

— Румистэль, сквабаров невозможно убить летающим огнём, они настоящие порождения преисподней! Одеяла, серых жаб, змееголовов — можно, а сквабаров — нет! Его надо изрубить в куски, чтобы он, наконец, подох! Ты знаешь, сколько наших погибло?! А пиявцы, которые идут сплошным потоком и жрут всё — один прорыв, и полоса смерти! А червяки, которые выгрызают начисто все живое на земле и под землёй! У нас нет выхода, как только запереть их в этой области и охранять периметр!

— Но сколько же ресурсов надо для этого?! Почему вы не поставите магическую сеть?

— Какую сеть? Откуда нам её взять?!

— Но как же так…, - забормотал Лён, вспоминая как они с Финистом проникли в защищённый магической сетью проход в Портал миров. — Такая сеть, как отражающее поле…

У них нет магической сети? Почему же она тогда была? И почему границы зараженной проникновением области открыты? Как он винил себя за то, что эта несчастная земля оказалась изолирована от остального мира, за то, что погибала, не получив помощи от дивоярцев. А оказалось, что она вовсе не закрыта, и нашествие грозит распространиться по всей Селембрис и уничтожить волшебную страну! Что же происходит? Ничего не понятно. А если эта область ещё не свёрнута, то получается, что где-то там, в центре этого проклятого места хранится заветный шар с кристаллами, которые собрал Гедрикс! Выходит, их можно достать!

* * *

— Пусть выйдут все, — сказала валькирия, стремительно входя в палатку главнокомандующего обороной.

— Ты что, Брунгильда, — недовольно ответил немолодой маг с седоватой бородкой на мужественном лице, склонившийся над раскрытой книгой, стоя в окружении воинов. — Мы совещаемся, а ты что здесь делаешь? Почему покинула наблюдательный пост?

— Срочное сообщение, касается только членов Совета, — дерзко ответила та.

Архимаг сделал жест к присутствующим, прося их выйти.

— Ну? — коротко спросил он, опираясь обеими руками о край стола.

Валькирия подошла к столу и оперлась обеими руками на другой край стола, нависнув над книгой и приблизив лицо к главнокомандующему.

— Корс, нашёлся человек, по всем описаниям соответствующий пророчеству, его имя — Румистэль, — тихо, но отчетливо произнесла Брунгильда.

— С чего ты взяла, что это тот самый Румистэль? — после минутного замешательства, спросил военный вождь, — Мало ли кто присвоит себе это имя? Да и возможно ли даже самому сильному магу прожить такое огромное количество лет? Даже если он будет периодически подпитываться из дивоярского источника Молодости. Он стар?

— Нет, он очень даже молод! — стремительно мотнула длинными чёрными кудрями Брунгильда.

— Имя ничего не значит! — уверенно заявил Корс Филфхариан, — Нужны настоящие подтверждения пророчества — это Каратель и способность прочитать Книгу! Если он обладает всем этим, он спасет нас. Если нет, я даже не подпущу его, как бы он там ни назывался, к секретным документам.

Резкие слова архимага прервало громкое завывание труб — играли тревогу.


С неба стремительно падали крылатые кони и тут же взмывали вверх, вознося своих хозяев. Сотни вооружённых людей лезли на укрепления. Заряжались невиданные орудия — громадные арбалеты, укреплённые на вышках. Были и другие приспособления, непонятного назначения.

Лён бежал вместе со всеми, стараясь не отстать от Брунгильды. Вместе с ней и Вольтом он вскочил на лунного коня. И вот с небольшой высоты, увидел приближение к границе нескольких разрозненных фигур, прикрытых облаком пыли. Неслись они быстро, но было их немного. Если это и есть атака, то довольно слабая.

Он сразу понял, что видит сквабаров — ни с какой иной тварью нельзя было спутать эти тёмные фигуры, подпрыгивающие при беге и слегка планирующие на коротких крыльях.


Белые молнии со всадниками на спинах налетели на стремительно несущееся войско чудовищ — неуклюжие с виду сквабары, помесь медведей и драконов, двигались огромными прыжками, отталкиваясь от выжженной земли своими крепкими птичьими ногами, а передние — медвежьи лапы с неимоверно длинными синими когтями, нацелены вперед, как будто твари уже чувствовали в них добычу. Короткие кожистые крылья помогают тварям, позволяя чуть планировать в прыжке, и оттого казалось, что чудовища летят на бреющем полёте над самой землёй. Глаза горят мрачным адским пламенем, синие пасти раскрыты и брызгают слюной. Именно такими помнит их Лён — с тех самых пор, как побывал в образе Гедрикса и убивал их своим мечом. Вот этим — Карателем, мечом Джавайна. Его боялись сквабары до умопомрачения. Но почему?

И видит он как спрыгивают со своих коней отважные дивоярцы — мужчины и женщины, на равных! — взлетают кони ввысь и парят над полем боя, пронзительно крича. И началась страшная сеча — десять на одного сквабара. Магический бой при полном напряжении сил.


Когда был он Гедриксом, не помнил, как сражались со сквабарами воины Стауххонкера — там было месиво, в котором ничего невозможно разобрать. Он помнил только безумие, которое владело им, и ярость, и рёв меча, и крики умирающих сквабаров. Тогда он думал, что порубал примерно половину, а остальное сделали солдаты. И вот теперь понял, что ошибся: человеку не выстоять против сквабара, даже кучей — это совершенная машина для убийства. Он помнит, как непрерывно сверкал его клинок, как сила переливалась в его мышцы, как бил он неотрывно, как будто утонул душой и разумом в кровавом пространстве, где царила одна лишь смерть. А теперь он понял, что сам убил всех тварей острова Рауфнерен. Солдаты ж просто умирали.


Огромная туша обладала необыкновенной проворностью: сквабар вертелся, прыгал, хаотически метался, рубя вокруг себя длинными когтями, как будто то острые ножи, насаженные по ободам несущейся боевой колесницы. Два дивоярских воина в сияющих латах с мечами в руках непрерывно перемещались вокруг одной твари, каждую секунду они делали пространственный скачок, действуя слаженно, синхронно, отточено, показывая высший класс дивоярского магического боя. Один вызывает атаку на себя, второй перемещается за спину твари и наносит небесной сталью удар. И тут же исчезает, едва избегнув лап чудовища. С минуту они бьются, и вдруг пропадают. И тут вступает другая пара дивоярцев — новая, поскольку выдержать такой бой более минуты невозможно. Так они меняются, доводя чудовище до бешенства, изматывая его. Из порезов на сквабаре сочится густая синяя кровь, заливает землю. Это страшно, потому что ноги дивоярцев скользят. Упал — погиб.

Сколько же порезов на чудовище, вся спина иссечена, крылья — в лохмотья! И вот не выдерживает, падает одна тварь. Затем другая. Поле боя залито синей кровью, усеяно откромсанными клочками шерсти, мелкими кусками мяса. А дивоярцы, шатаясь и оглядываясь, идут к щитам, установленными между укреплениями. Большая створка приоткрывается и пропускает воинов, и тут же снова закрывается на запор.

— С одеялами легче, — небрежно скажет потом Брунгильда, когда отойдёт от боя, — они не такие вертлявые и вообще не обладают магией. Сквабары хуже всех. В каком аду родились эти твари?!


"Почему я не вмешался в сражение?" — мрачно думал Лён, лёжа поздно вечером в отведённой ему палатке. Ведь он имел опыт битвы с этими порождениями огненных миров, он знал их повадки и манеру нападать кучей. Совершенно очевидно, что лезть со своим мечом в гущу схватки, где мелькают в пространственных прыжках дивоярцы, нельзя — своих порубит. И всё же увиденное потрясло его.

Он чуть задремал, но проснулся от звуков чьей-то возни. Открыв глаза, в свете факела увидел, что сосед его по койке, Вольт Громур, одевается.

— Что, тревога? — спросил Лён.

— Нет, — отрывисто ответил тот, обуваясь, — один из наших погиб, отравился — кровь сквабара попала под латы.


В лазарете, завернутое в простыни, лежало неподвижное тело. С содроганием увидел Лён знакомые страшные черты умершего от яда сквабара: синее лицо, перекошенное мукой, прокушенные губы. Такими были лица солдат, погибших там, на ледяном поле возле острова Рауфнерен.

Группа дивоярцев молча стояла вокруг, никто не прикасался к умершему.

Тело вынесли на простынях, без всяких церемоний сбросили в недавно вырытый котлован — на слой сухих дров — и встали по кругу, всё так же молча. Среди магов были и люди — бородатые мужчины, вооружённые луками и с полными колчанами стрел. Наверно, это было прощание с товарищем.

Пришли другие, сверху накидали ещё дров поверх тела, щедро полили маслом и вот одним щелчком Корс Филфхариан высек длинную искру, от которой занялось пламя. И тут Лён увидел то, о чем писал в своей книге отец Корвин.

Покойник вдруг сел среди огня, раскидав дрова, открыл белые глаза и дико зарычал. В тот же миг ему в грудь вонзились сразу с десяток стрел. Заражённый опрокинулся на спину, потом снова попытался встать, и снова лучники метко пронзили ему голову. Весь утыканный стрелами, похожий на дикобраза, он ещё пытался встать, но огонь пожирал его. Об этом писал Скарамус Разноглазый: тела заражённых ядом сквабара следовало сжигать, а пепел смешивать с глиной. Теперь Лён воочию видел как оно происходит — никакие слова не могли передать этого страшного зрелища.

Когда от тела остался только пепел, его залили водой и засыпали растёртой глиной, смесь потом тщательно перемешали баграми.


— Раньше мы их просто предавали земле, — сказал Лёну один один из дивоярцев, когда после церемонии погребения все отправились досыпать до рассвета.

— Но это оказалось ошибкой. Потом только узнали, как с ними надо поступать.

— А могилы? — спросил Лён, кивая на еле виднеющиеся в свете молодого месяца холмики.

— А, ну это те, кого порвали одеяла или укусили серые жабы. Или змееголовы — они не опасны так, как эти или черви. Вот тех, кого заразили черви, надо тоже сжигать, но они не оживают.

Загрузка...