Свет Дивояра

Глава 22

Красная молния сорвалась с места и понеслась в облёт гигантского смерча, ходящего по исковерканной земле и вырывающего громадные куски почвы, ломающего камни, рвущего с корнями лес — всё это подхватывалось неистовым потоком, перемалывалось и наполняло воздух, делая его похожим на густую взвесь. Ничто живое не могло вынести такой атаки. Но князь, сын огненной саламандры, мог делать то, что недоступно многим дивоярским магам. Вот теперь Лён увидал силу настоящего потомка Гедрикса!

Огненный поток прорезал путь Финисту — огромная струя пламени прожгла дорогу в сокрушительном месиве воздуха, земли и растёртых в щепу древесных останков. Белое пламя мгновенно испепелило пространство перед летящим грифоном, и струи горячего пепла, как взрывом разнесло по сторонам. Огненный князь летел на своем таинственном летучем звере, выбрасывая впереди себя ревущую струю огня, а от руки его, вытянутой к смерчу, крылом срывалась смерть — ослепительная река пламени. Он нёсся стремительно вокруг бурого столба смерча, словно наматывал на его гигантский, подвижный ствол обуздывающие ленты пламени. Огненные кольца опутывали тело смерча и прожигали его насквозь, с оглушительным шипением пластая на круги. Громадный, высотой до неба, столб дыма, грязи и обломков зашатался, распадаясь на обессиленные потоки. И те просыпались наземь, лишённые опоры.

— Нет, так меня тебе не взять! — расхохотался голос, похожий на гром — его раскаты осязаемо наполнили пространство, давили на слух, резали по глазам, вызывали дрожь.

Вся поднятая масса почвы и вырванных деревьев, мусора, воды и грязи вдруг обрушилась на землю, вызвав грохот — казалось, что смерч умер, но только на мгновение. А в следующий миг из глубины растерзанной земли пошли вспучиваться чёрные бугры, вершины их лопнули, из гигантских земляных яиц вырвались клубящиеся змеи. Сколько хватило взгляда, в этой мутной мгле извивались тысячи и десятки тысяч щупалец! Они выросли до неба и теперь метались, ощупывая каждую пядь пространства — пытались поймать огненного князя. Проворные хоботы свивались вокруг летающего грифона, мгновенно завязывались в узел, но Финист тут же ускользал, совершая прыжок в пространстве вместе со своим конём. Он так и метался среди бешено мотающихся вихрей. Под рёв Бакиды и её проклятия. И каждый миг казалось, что храбрецу вот-вот придёт конец.

— Румистэль! — крикнул князь, уводя внимание тролльчихи в сторону — от холма с развалинами замка, последнего приюта нетронутой земли, ещё покрытого травой, закиданной мусором и грязью. На его вершине бешено выплясывала Ленда, веселясь и скаля зубы. А у подножия застыл, глядя на чудовищную и неравную битву дивоярец со своим белым скакуном.

— А! — очнулся Лён, стряхивая с себя оцепенение.

Убить тролльчиху, убить Ленду — вот выход!

Он посмотрел наверх, откуда доносился топот, катились камни, довершая хаос под горой, и слышался утробный смех. Финист отвлекает старшую тролльчиху, уводит её от горы, чтобы он, Лён, мог добраться до Перстня Гранитэли. Каждый миг грозил князю гибелью. Лишь то, что старуха пока не вполне освоила свои возможности и предпочитает по своей троллячьей привычке кидаться грязью и рушить всё вокруг, дает князю шанс продержаться. Тупая тварь пока не знает, что можно манипулировать пространством и временем — вот настоящее оружие! Убить тролльчиху!

Как, как убить?! Он безоружен, а грау точно знает, что пускать врага к похороненным под развалинами замка сокровищам нельзя! Она топчется на них, вдавливая в холм обломки, кроша каменные блоки. И там, под её ногами — кошмар какой! — находятся все кристаллы, собранные Финистом за четыреста лет! Случайно попади тролльчиха хоть ногтем на ноге на такой кристалл, и он её поглотит. И тогда будут два инициированных тролльчихами кристалла, каждый из которых по-прежнему любит другого! О, ужас! Вот это ситуация! Они же тогда будут непобедимы!

— Сияр, дружок, не в службу, а в дружбу! — дрожа, припал Лён к уху своего верного коня. — Отвлеки тролльчиху, а я попытаюсь раскопать хоть что-нибудь в развалинах!

Он повязал вокруг шеи Сияра свой алый плащ — покажется издалека, будто он сам сидит на крупе лунного коня.

Верный Сияр без слов взлетел от подножия холма и резвой белой молнией с трепещущим алым цветком над крупом пошёл в облёт молодой тролльчихи, стражем чужих сокровищ торчащей на холме. Прошёл раз, вернулся, ещё раз скользнул перед носом.

— А, пожаловал! — зловеще расхохоталась Ленда. Сгребла здоровенными лапищами из-под ног груду камней и запустила в летающего жеребца.

Вдалеке клубились и метались в небе грязевые змеи, сверкали выбросы огня — шла неравная битва сына саламандры и всесильного, хоть и глупого чудовища. А на холме была своя война: обозлившаяся серая красотка здоровенного роста кидалась камнями в неуловимую молнию — Сияра.

Каждое мгновение дорого — сейчас она докопается до фундамента!

Одним быстрым переносом Лён оказался на вершине — за спиной у разъярённой грау. Он выхватил из ножен дивоярский меч — тот, что подарил ему Турайк. Ах, если бы сейчас с ним был его Каратель, меч Джавайна! Отправить грау в лимб! Какие ж идиоты они были, что отправились на поиски гриндрилов без настоящего оружия! Думали, так просто!

В одном пространственном прыжке он пересёк расстояние между ним и тролльчихой — пан или пропал, что будет! Вынырнув у самой её спины, он резко ударил по серой, складчатой шее — снести башку!

Лезвие глубоко прорезало грубую, как у носорога, кожу, и дивоярец мгновенно отскочил в сторону — всё тем же переносом.

Взбешенная тролльчиха поняла, что её обманули: вот коварный враг, не на летучем жеребце, а за спиной! Она схватилась руками за шею, из которой потекла зелёная густая жижа — троллячья кровь. Но слишком медленно потекла — дивоярец не задел артерию! Но только разозлил тролльчиху. Удар огненным шаром, от которого люди приходили в ужас, на неё не подействовал — она только отмахнулась от него. Зато как врезала толстенной короткопалой ножищей в месиво из обломков — так брызнул широкой струёй поток острых камней.

Прыжок через пространство — и Лён снова у неё за спиной. Что делать, какие силы применить, какой приём?! Мгновение решает всё! Не было у него такого противника никогда, ведь это же не бой на магических мечах!

Мгновенный перенос, и он снова наносит режущий удар. Раз за разом он налетает на тролльчиху и полосует её толстую шкуру своей сталью. Колющие удары не достигают цели — шкура очень толста, не достать до сердца! У грау три сердца, и упрятаны они под толстыми рёбрами. Она слишком медленно истекает кровью, и сил в ней ещё так много!

— Румистэль!.. — доносится издалека голос. Финист изнемогает, его грифон почти лишился сил. Да где ж ты, Перстень! Ну, выскочи из-под ноги проклятой грау, увидь, что твой хозяин погибает!

Лунный жеребец совершает отчаянный поступок — он налетает на тролльчиху и всеми четырьмя ногами бьет её в спину. Но слишком слабо — она не упала, а только споткнулась! Старуха вложила в неё много силы — грау, даже самцы, так могучи не бывают!

— Оторву копыта! — рычит покрытое скользкой зелёной жижей чудовище. Вся её шея изрезана множеством ударов — со всех сторон. Непонятно, на чем держится. Но дивоярский меч не может проникнуть сквозь носорожьи складки до позвоночника.

Следующий налёт отважного Сияра оказался неудачен: тролльчиха подловила его и одним ударом громадного кулака свалила лунного коня, и покатился он с протяжным стоном вниз по склону и исчез из виду.

Тьма охватила рассудок молодого дивоярца. Его конь, его верный друг, лунный жеребец Сияр! Думал ли когда-нибудь его хозяин, что лунного коня можно ранить или даже убить?! Никогда, за всю историю Дивояра крылатые кони не погибали ни в одной битве! Когда умирал его хозяин, они исчезали неизвестно куда, но конь никогда не умирал раньше дивоярца! Лён думал, что эти сыновья Луны вообще неуязвимы! Вот почему он не боялся за Сияра, когда шёл в битву против вурдалаков! Но где твой разум, Румистэль — разве не священное оружие Джавайна давало коню неуязвимость?! Ты предал друга, Румистэль, ты небрежно оставил свое оружие, ты подвёл товарища, который тебе верил!

— Гранитэль!! — бешено вскричал он, рубя наотмашь слабой сталью Дивояра чудовищную шею грау. — Отзовись! Неужели ты не видишь: твой хозяин погибает!

В беспамятстве он сам не помнил, что творил, откуда взялись силы и умение: от рук его исходили молнии, скручивался воздух, разверзалась под ногами земля, кипели камни, а в глубокой яме выбитой ногами грау, возилась она сама — залитая кровью, жестоко изрезанная, но всё ещё живая. Глухой рёв исторгала та мерзкая дыра, что была на месте её рта, искромсанные острием дивоярской стали глазницы слепо искали врага, обрубки пальцев упрямо и бессмысленно ловили воздух. Чудовищной живучестью напоила мать-тролльчиха свою тролльчиху-дочь. Вот что может сделать эльфийский кристалл в руках чудовищ!

Одной рукой она ловила дивоярца, а второй рыла, рыла землю под собой! И вот один зелёный огонёк выскочил из земли! Мгновение, и он бы стал добычей Ленды!

Как сокол, ринулся дивоярец на тролльчиху — она, поверженная наземь, уже изо всех сил долбила пятками в крошево камней, острых балок, выбивая тучи острых крошек, и те летели в глаза дивоярцу. Воздушные удары отбивали эти смертоносные осколки, и те неслись обратно, вонзаясь в тело Ленды, вызывая её пронзительные вопли — она звала мать. Но та не слышала её. И он колол её, колол и бил своим мечом, кромсал, резал, проклинал, кричал и снова бил. О, что за силища в этой страшной твари! Не убить, не уничтожить, не остановить!

Жуткий удар потряс всё тело истерзанной земли, так что холм подпрыгнул, высоко вскинув размолотые камни замка вместе с тролльчихой. Истерзанная, воющая туша взлетела вверх и тут же рухнула обратно. И дивоярца подкинуло вместе со врагом, и так же рухнул он обратно — на её поганое, неистребимое тело.

Он оглянулся — на битву Финиста с Бакидой. Со дна выбитой этой дикой схваткой ямы, откуда ничего нельзя увидеть.

Громадная гора высотой до неба видна даже через край — там, где только что была равнина. А сверху стремительно падали ещё несколько гигантских вершин с плоскими подошвами, как будто срезанных ножом длиной в десяток километров. Удар, удар о землю. Бакида пытается раздавить сына саламандры, как надоедливую муху. Жив ли Финист — неизвестно, ничего не видно в этой тьме.

Как чует Ленда близкую подмогу — шарит, ищет, роет землю. Гора окровавленного, воняющего тухлым, мяса. Но живёт! Непостижимо, неестественно, чудовищно!

Каждая секунда на счету, и каждый миг как на волоске: кто первый одолеет.

— Мой меч! — забыв о том, что его меч Джавайна не с ним, крикнул обезумевший дивоярец.

Как было с ним однажды, когда забылся он в бою с крылатым огненным драконом-оборотнем Лембистором, когда почувствовал вдруг в себе небывалую и неведомую силу, когда на миг поверил, что может он приказывать всему — живому и неживому, повелевать воздухом, водой, огнём и камнем, что стянуты к его рукам невидимые нити, управляющие движением ветров, течением вод и тайными земными токами, в тот день, когда почувствовал он в себе такую мощь и власть, несвойственную смертным, что крикнул, не колеблясь и не сомневаясь, что исполнится по его слову: мой меч! Мой меч Джавайна, ты никогда меня не покидал! Так отчего же нынче ты не служишь мне и не повинуешься моей руке?! Не узнаешь хозяина, Каратель?!

Безмолвное сияние на миг резануло по запорошенным глазам, казалось, следом должен разразиться гром, но вместо этого запела яростную песню волшебная сталь неведомого Джавайна. К нему тянуло тайно сердце, и он, как путеводная звезда, как маяк во тьме кромешной, звал к себе и говорил к душе. И как тогда рука вдруг обрела вновь твёрдость, и быстрые потоки силы потекли по изнемогшим мышцам, и Лён поднялся, как тогда, над перепаханной землёй холма, как будто крылья выросли из его плеч, и вознёсся, как крылатый ангел мщения с пламенеющим в руке мечом.

— Убить! — твёрдо повелел он и кинул белую молнию Джавайна в истерзанную, но живучую тролльчиху.

Сияющая полоса одним ударом рассекла чудовищное тело грау.

— В лимб! — пронзительно крикнул Лён, испытывая к этой твари такую ненависть, что сам готов был волочь её в мир проклятых навеки душ.

Короткий вскрик, и чудовище распалось на две части, обе засмердели, быстро сворачиваясь в кожурки, и вот на месте Ленды больше нет ничего.

Он вскочил на край ямы, встрепанный, растерзанный, покрытый грязью, кровью грау, собственными ранами. Дикими глазами он смотрел вдаль, пытаясь понять: изменилось ли что со смертью Ленды. Где князь, где тролльчиха? Не видно ничего.

Тогда он бросился опять в яму и израненными, болящими руками стал разгребать плотно спрессованный завал. Спасибо Ленде — она так постаралась, а то бы легко раскопала.

О, до чего же всё медленно! Руки, руки, вам не взять эту утрамбованную каменной крошкой массу! Гранитэль, умоляю, помоги…

Оглушённый от боя, беспомощно царапал он камни разбитыми в кровь пальцами, барахтался на дне ямы, покрытый грязной кровью грау. Ах, если бы он был Румистэль — тот, настоящий! Тот воин с беспощадным взором, непобедимый сын эльфийского народа. С чего он взял, что Румистэль — эльфийский принц?.. Не знаю, не знаю, мне всё равно… Перстень, ну почему ты не хочешь признать меня?…

— Я, Румистэль, приказываю… — едва шепчут искусанные губы.

Немеющие пальцы натыкаются на что-то, глаза не видят — что именно. Грязными кулаками Лён протирает веки, чувствует, как режет глаза. Нет защиты — гол и беспомощен.

Сквозь кровавую пелену видит, что в руке его Перстень Гранитэли. Вспомни меня, принцесса… мы были с тобой друзьями.

— Я, Румистэль, приказываю!

Забыв о боли в глазах, он видит, как рассыпается прахом ближайшая гора, свалившаяся с неба, как наковальня. Растаяла вторая — как не было её. Опять равнина — чёрная, грязная, разворошенная, вся в ямах и буграх. Где река, где каменное плато на том берегу — нет разницы, всё стерто. В небе чёрные тучи — застыли, свесив вниз лохмотья, как будто раздумывают.

Вот медленно редеет, расходится густая пелена, в прорехи просачивается свет, и открывается жуткая картина разгрома — всё изломано, стерто, как будто громадный астероид упал на землю и перепахал её.

Лучи солнца словно разгоняют тучи, и вот их нет, остался только чёрный столб посреди арены страшной битвы — он медленно и неуверенно колеблется, словно растерялся.

В верхней части столба прорезается огромное лицо, похожее на физиономию Бакиды. Провалами на месте глаз, бездонными грязными норами смотрит она на дивоярца с огромной высоты.

— Убил мою девочку, да? — гремящим голосом спрашивает она, продолжая колебаться туда-сюда.

Князя Финиста нигде не видно.

— И после этого думаешь остаться жить? — спросила тролльчиха, и голос её крепчал.

— Ты думаешь, одна любовь способна управлять кристаллом? — зловеще продолжила она.

— Нет, ты ошибся, дивоярец!! — прокричала грау, — Ненависть тоже сила! Ради моей дочери я не пощажу Селембрис!

А в следующий миг столб растёкся широко-широко, как будто превратился в кипящий вал, и тот двинул на Лёна, разинув пасть километров в сто, а из пасти бешено сверкали глазки. Вся эта махина со скоростью ураганного ветра летела на дивоярца, и было это пострашнее Ленды.

— Я справлюсь с ней, Румистэль, — спокойно сказал голос Гранитэли.

Вот когда он смог увидеть настоящие возможности эльфийского кристалла.

Пространство вокруг волны, силой похожей на цунами, заколебалось, всё видимое заходило ходуном, как будто кто-то тряс полотно с нарисованной картиной. Искривлялись очертания горизонта, земля смешалась с небом. Хлопок с боков смял гигантскую волну, превратил её в пухлый рот. Непонятные силы вывернули, растянули, перекрутили, прихлопнули сверху, снизу, и вот неровная спираль кружит по одному месту. Пронзительные вопли несутся из неё, она как будто потеряла ориентир и мечется. Одна за другой в ней стали рваться вспышки, и каждая выворачивала этот живой столб, меняя его конфигурацию.

Замыкание пространства, сворачивание его, наслоения новых и новых оболочек — всё это уменьшало видимый объём монстра, созданного живым кристаллом — Бакидой. Тролльчиха понятия не имела, что может делать при помощи тайных энергий Космоса опытный жилец эльфийского осколка. Лён сам впервые видел такую мощь Гранитэли.

Он не сразу понял, откуда к нему явился его конь — Сияр был жив, без всяких признаков повреждений. Это сила Перстня восстановила его!

Как оставила его боль, куда девались раны, как сошла с него грязь и кровь — не заметил! И весь он снова чист, одет. На бедре висит в ножнах подаренный Турайком меч лунной стали, в руке другой — небесный клинок Джавайна. Как будто не было того жуткого боя в яме!

Но где же Финист? Выжил ли собрат? Тревога владела сердцем Лёна, но верить не хотелось, что Гранитэль не сохранила своего рыцаря. Ведь бился сын саламандры один на один, без всякой помощи Перстня с самой Бакидой, которая сильнее Ленды, как ураган сильнее ветра! Ведь по небу били эти каменные наковальни величиною с гору! Ох, князь, не был ли этот бой последним подвигом в твоей борьбе с Судьбой?

И видит он: идёт к нему издалека Сын Саламандры, шагает по истерзанной земле, как будто семимильными шагами движется, похожий на живой огонь. Глаз не заметил, как минул Финист разделяющую его и Лёна пропасть. Как поднялся на вершину разбитого холма — не увидал. И вот стоит он рядом, жив и невредим — протяни руку, и коснёшься. Нет ран на нём, цела одежда. И меч в руке — знакомый меч Джавайна! Глядит на друга-брата Финист — как будто бы издалека, лицо печальное и мудрое. И кажется он как будто нереальным.

Что с тобой? — хочет спросить Лён, но видит, что между ним и князем как будто колышет тонкая, чуть видимая плёнка. Идёт волнами, трепещет.

— Я хотел тебе сказать, мой брат, — заговорил Финист, и странен его голос — как будто прозрачный, далёкий, гасимый эхом. И в то же время близкий, ясный, глубокий.

— Ты должен знать, где ждут тебя все собранные мной кристаллы, — продолжил тот, как будто не замечал замешательства на лице собрата, — Моё жилище ненадёжное убежище для такого опасного сокровища. Ты видишь, брат, что может натворить кристалл в руках алчных и жестоких. Вот так, Румистэль, погибли многие миры из тех, где я собирал осколки Вечности. Не оставляй нашего дела, Румистэль, собери всё и спрячь в тайном месте.

Он говорил, и лик его менялся с каждым словом. С изумлением и ужасом Лён наблюдал как теряется, увядает яркая красота огненного князя. Как бледнеет лицо, и усыхают щёки, как теряют сочный алый цвет его пышные огненные пряди, как выцветают глаза цвета дикой вишни. А преграда между ними меж тем становится всё явственней и ощутимей, и князь словно удаляется, хоть и стоит на месте. И за спиной его как будто мелькают кадры — сияют неземные солнца, пышут пламенем горячие миры, мёртвые пустыни ледяных планет, сменяются тьмы преисподних на огни великих городов, укрытые снегами горы на безжизненные каменные плато — быстрее и быстрее, уже мелькают так, что глаз не может уследить. А Финист ровен и спокоен, и голос его всё так же неизменен, и только облик старится и гаснет.

— Ты найдёшь то, что я собрал, когда пройдёшь через меня. Там оставил я наследие свое. Прощай, мой брат, больше не встретимся с тобой, пока твой путь не приведёт тебя к Вечности.

Яркие глаза Финиста совсем потухли и превратились в прогоревшие угли. Алые волосы теперь седы, как остывший пепел. Вместо меча в худых старческих ладонях — посох. Видение затягивалось дымкой, теряло краски, ускользало. Миры за его спиной прекратили свой сумасшедший бег, и вот лишь седой грифон медленно поднимает тяжёлые веки и смотрит на дивоярца белыми от старости глазами. Старец поднял руку и растаял.

Ошеломлённый, с чувством невообразимой потери, ничего не понимая из последних слов Финиста, дивоярец повёл вокруг себя взглядом, словно пытался убедить себя, что происшедшее с ним, все эти путешествия с потомком Саламандры по мирам лишь приснились ему, и сон был странно ярок и реален.

Что видит он, стоя на холме и обозревая далеко окрестности, по которым только что гулял смертельный вихрь, всё круша и уничтожая?

Все разрушения, что натворила бешеная тролльчиха, как бы затянуло время: река мирно течёт среди зелёных берегов, каменное плато, изрытое прибрежными пещерами, на другой стороне. Зелена трава и цел луг. И лес стоит. И холм. Он пуст — нет ни следа от разрушенного замка, не видно на ровной верхушке его остатков фундамента — тех самых, что видел Лён в своем волшебном зеркале, как будто никогда на этом месте не стояло жилище.

Теряясь в догадках и не веря своим глазам, Лён искал на заросшей невысокой, ровной травкой вершине холма следы каменной кладки. Он же помнил правильные очертания заросшего дёрном и травой фундамента. Не было ничего, всё было пусто.

И тут услышал ржание своего коня: лунный жеребец вытянул шею и кого-то приветствовал взмахами крыльев.

Лён посмотрел в ту сторону и увидал: издалека несутся к нему два всадника на летучих скакунах. Нет сомнения: это дивоярцы.