Старый, но крепкий 4

Глава 25

Торговаться с Додоневым — как в детстве дразнить выводок злых гусей. Больно, обидно, и не понимаешь, зачем вообще продолжаешь это делать, если результат не меняется. Но все-таки…

— … но все-таки три золотых за склянку крови и кусок мяса — это грабеж! — искренне возмущаюсь я.

— Так не берите их, — пожимает плечами Додонев.

Говорят, в таких переговорах важно не дать торговцу почувствовать твою зависимость от товара. Мол, если он поймет, что тебе нужны эти ингредиенты, то не снизит цену.

Однако с Додоневым это не работает. Не важно, заинтересован ты в товаре или нет, ты вряд ли собьешь цену. За все время знакомства у меня всего дважды выходило сбить цену, и я не уловил закономерностей в тех двух случаях. Кажется, у Додонева просто было благодушное настроение и хорошая дневная выручка.

Пока он стоит, сцепив на пузе пухлые пальцы, я продолжаю:

— Ну подумайте сами. Это даже не целое сердце Костяного волка, всего-лишь треть! Две с половиной золотых монеты — это более чем щедро!

Никакого эффекта. Торговец лишь пожимает плечами.

— Уважаемый Додонев, я же всегда в первую очередь иду за товаром в вашу лавку. Я здесь уже десятка два золотых оставил! — пытаюсь я скинуть цену хоть на кроху.

— Потому, что другой такой лавки в секте нет, — пожимает плечами торговец. — Вы либо берете мой товар по моей цене, либо идете искать его в другом месте.

А другого места в окрестностях нет. Этому миру очень не хватает здоровой рыночной конкуренции. Один торговец, наладивший доставку в далекий от столицы регион, может диктовать свои цены, и никто ему ничего не сделает.

Хотя, если отбросить раздражение и злость на высокие цены и посмотреть на ситуацию с точки зрения взрослого человека, то если бы не Додонев, экспериментировать было бы не с чем. Вряд ли здесь появился бы второй такой торговец, к которому можно зайти в лавку и купить половину всего, что только придет в голову. А вторую — оформить на заказ по двойной цене.

Но эти мысли не делают трату золота приятнее.

И уйти я не могу. Именно эта кровь и сердце несут в себе сущность силы и мощи — именно то, что нужно мне для экспериментов с зельями.

Стандартные зелья силы или скорости продаются в любой лавке. Смешная мелочь, временная подачка для тех, кто хочет почувствовать себя сильнее или быстрее на пару часов. Даже эффект сложных и дорогостоящих смесей, вроде тех, что действуют неделю, в конце этой недели исчезает, оставляя после себя жесткую интоксикацию.

Я же хочу закрепить эффект, сделать перманентное зелье силы или выносливости. Создать зелье, которое не временно усиливает мышцы или ускоряет рефлексы, а меняет организм человека. Как тоник «Кровь зверя», который готовил целитель из выращенных на трупах цветов.

Амбициозно, но последние формулы показывают обнадёживающие результаты. Осталось лишь проверить рецепты в действии.

Проблема только в том, что для таких экспериментов нужны редкие и дорогие ингредиенты — такие, как печень или сердце сильного духовного зверя.

Ещё нужны добровольцы, но в этом мире всегда можно найти человека, готового рискнуть ради силы. А уж бедняка, готового за серебряную монету выпить незнакомый эликсир, я всегда найду. Да и умереть подопытные не должны — я вижу описания зелий, и самые ненадежные зелья просто не буду испытывать. Летально эксперименты точно не закончатся.

— Два золотых и девяносто пять серебра, — кивает торговец, и только тогда я понимаю, что последнюю минуту провел в размышлениях, с тоской пялясь на литровую бутыль крови Костяного волка. — Но только потому, что вам очень нужно.

Уступка незначительная, я бы купил и так, но на сердце все равно капельку приятнее, и расставаться с деньгами легче.

— Ладно, — вздыхаю я.

Додонев довольно кивает. Пока я, сжав зубы, борясь с жадностью, отсчитываю монеты, его толстые пальцы ловко порхают: торговец перекладывает литровую банку с кровью и залитый консервационным зельем кусок сердца в грубую холщовую сумку.

— Вот и славно, — говорит он, протягивая мне сумку. — Удачи вам с вашими экспериментами, господин Китт. И да, если вдруг понадобится еще что-то редкое, не забудьте заглянуть ко мне!

— Обязательно, — тоскливо вздыхаю я.

Закрыв за собой дверь лавки, отправляюсь в место, которое всегда поднимает мое настроение.

— Альф, — киваю я соученику.

— К-китт.

В лаборатории надолго не задерживаюсь. Собираю свои инструменты и иду в комнату, где укладываю их в походный набор алхимика: деревянный ящик, обитый изнутри войлоком, со множеством аккуратно вырезанных отделений. Нового в продаже не было, поэтому пришлось купить потёртый, но вроде бы надёжный.

Первым делом укладываю инструменты. Реторты и колбы — самые хрупкие предметы, их размещаю в центральных отделениях, обернув каждую тонкой тканью. Чашечки из кварца и серебряные мерные ложечки отправляются в соседнюю ячейку. Серебро важно — оно не вступает в реакцию с большинством химических и алхимических ингредиентов.

Далее идут пинцеты, ножи с разными лезвиями, ступка с пестиком, молоточек для измельчения минералов, простенькие весы. Всё это должно быть под рукой, если вдруг понадобится срочно сварить зелье или провести эксперимент в полевых условиях.

В отделения у края ящика кладу ингредиенты: сушёные травы, порошки, несколько склянок с реагентами и с концентрированными зельями. Добавляю к этому несколько пустых флаконов и пробок — кто знает, что мне придётся собирать в дороге. Последними ложатся банки с куском волчьего сердца и его же кровью. В банках достаточно алхимии, чтобы ингредиенты не испортились.

Прежде, чем закрыть деревянный ящик, кладу сверху плотную ткань и прижимаю ее широкой дощечкой, которая будет выступать в качестве походного стола — ингредиенты нарезать, приборы расставить.

Закрыв походный набор, проверяю защелки, а потом встряхиваю ящик. Всё надёжно закреплено — не слышу ни звука.

Хватаю рюкзак. Палатку я уже купил, дело за малым.

На выходе из секты сталкиваюсь с Апелием. Не знаю, куда он шел, но теперь шагает рядом со мной.

— Ну что, готов к приключениям? — бодро спрашивает одногруппник. — Или всё ещё мучаешься с подготовкой?

— Почти все купил. А у тебя как дела?

— Все, что можно, я узнал. Это… если нужно что-то достать подешевле, я могу помочь.

— Помочь? В каком смысле?

— У меня есть пара знакомых. Они могут достать кое-что полезное для похода по очень выгодной цене.

Мы оба знаем, что его «знакомые» — это городские пацаны, которые могут достать что угодно за полцены. Проблема лишь в том, что «достать» у них обычно означает «украсть». А уж если нас поймает стража со снаряжением, которое кто-то опознает как свое, будут лишние проблемы.

Красноречиво смотрю на него:

— Спасибо, но у меня достаточно монет.

Апелий закатывает глаза.

— Слушай, Китт, я понимаю твою осторожность, но эти ребята работают чисто. И у них можно разное достать, что так просто не купишь, и я сейчас не только о походном.

— И что они обычно достают? — спрашиваю без особого интереса, но Апелий оживляется, чувствуя, что я готов хотя бы выслушать.

— Да все, что угодно! Хорошие сапоги могут, походные плащи, ножи. Палатки там, не знаю… Мелочи всякие: веревки, фляги, карты. Редкие травы для зелий, наверное, тоже смогут. Иногда даже старинные карты или книги вору… э-э… достают. Ты ведь знаешь, сколько стоят такие вещи у торговцев? А эти ребята могут достать их за медь.

— И все это краденное? — уточняю я, хотя для меня ответ очевиден.

Апелий спокойно пожимает плечами.

— Не всегда. Иногда они правда знают, где взять дешевле. Но да, бывает и так.

Для меня это дикость. Не знаю. Если есть выбор, взять в лавке, пусть и дороже, или купить дешевле у воров, я выберу лавку. Не знаю, как бы я пел, если бы у меня не было денег, но деньги есть.

— Слушай, Китт, я понимаю твои принципы, — продолжает Апелий, правильно оценив мое молчание, — но у пацанов выбора нет. Они живут на улице, а стража закрывает глаза на них только потому, что эти ребята… ну, слишком мелкие, чтобы представлять угрозу. Кому десять, кому четырнадцать. Им нужно как-то выживать до того времени, как они смогут попробовать себя на испытании секты.

Я хмурюсь.

— То есть, те парни, которые на испытании с тобой были…

— Да, — дергает головой парень. — Мои ребята.

Мы проходим мимо лавки кожевника, откуда доносится запах свежевыделанной кожи. Впереди шумит рынок: крики торговцев смешиваются с гулом толпы. Но мои мысли далеко отсюда.

— Сколько им, говоришь?

— От десяти до шестнадцати. Ну, в основном. Чуть больше десятка пацанов, несколько девчонок. Ловкие ребята!

Апелий с легкой улыбкой рассказывает о «талантах» своих знакомых, словно это не более чем забавная история. Или просто свыкся с этой компанией и не понимает, как это звучит.

— И что, они всегда справляются? — спрашиваю я, стараясь не выдать своего внутреннего смятения. — Наверняка есть история, как их за руку ловили.

— Ну, почти всегда им везет, — пожимает плечами Апелий. — Они умные, шустрые, опытные. Да и кто будет ловить какого-нибудь мелкого пацана, который в дыру в заборе юркнул? Стража за такими не гоняется, у них других забот хватает.

Я молчу.

Мы лавируем между людьми. Впереди уже виднеется рынок, воздух наполняют крики торговцев и запахи свежей выпечки. Но мысли возвращаются к этим детям. Десять лет… В таком возрасте Китт бегал по двору с палкой, представляя себя героем из сказок. А они в это время учатся красть?

— Как ты вообще с ними познакомился? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от этих мыслей.

— Ты думаешь, я на улицах не жил? — невесело скалится Апелий. — У меня тоже история… невеселая. Не суть. Просто, чтобы ты знал: секта — это лучший выход для них. Я им иногда монету-другую подкину, кому иногда работу найду или крышу над головой. Но всех сразу облогадетель… Облага…

Апелий замолчал, не справившись со сложным словом. Я же качаю головой, но молчу.

— А почему бы не устроить их всех на работу? — спрашиваю я, когда мы проходим мимо очередного ряда торговцев. — Ни за что не поверю, что в городе нет работы.

Апелий пытается подобрать слова.

— Думаешь, не пробовали? Только вот кто их возьмёт? Бесприютных никто не любит. У нас репутация… ну, сам понимаешь. Все считают нас мелкими воришками.

Небезосновательно.

— Но ведь есть работы, где это неважно, — настаиваю я. — Разве нет?

Апелий хмыкает ещё раз, но уже с горечью.

— Есть. Но ты думаешь, это легко? Вот смотри. Рыбу ловить — это одна из немногих возможностей. Утром на пристань приходишь, нанимаешься за пару монет к рыбакам. Они дают тебе таскать корзины с рыбой или разрешают на реку выйти с ними, ставить сети. Но это тяжёлый труд, Китт, и платят гроши. А если кто-то из них узнает, что ты из «уличных», могут и не заплатить, дадут пару рыбин, скажут «радуйся, что я тебя накормил».

— Можно купить сети, лодку…

— И отхватить от рыбаков! — закончил Апелий. — Идем дальше — можно грузчиком работать на рынке или в порту. Таскать мешки с мукой или ящики с товарами. Но легко надорваться, и платят так же — могут пинком за прошлую кражу, вымышленную или реальную. Помогать в лавках иногда берут: пол подметать, воду носить, мусор выносить, но десяток ребят так не устроишь. Можно на мельнице мешки с зерном и мукой таскать. Можно наняться к кузнецу — меха качать или уголь подбрасывать в горн. Но это редкость. Кузнецы обычно берут учеников из хороших семей, а не оборванцев с улицы.

Он замолкает на мгновение, будто вспоминая.

— В основном работа на полях. Землю копать для посадок, летом урожай собирать. Но это сезонная работа.

— Чего-то ты мне недоговариваешь, — качаю я головой. — Давишь на жалость, пытаешься объяснить, что выхода нет, но я сам знаю, как это работает. При желании можно найти работу.

Апелий пожимает плечами, не опровергая мои слова, но и не подтверждая их.

— Смотри, в чём дело, Апелий. Все эти разговоры про тяжёлую жизнь, про то, что выхода нет — это пустые слова. Люди просто находят оправдания. Парни режут кошельки, воруют с прилавков, а если их поймать за руку — наверняка сразу начинают ныть: «Мне надо было покушать» или «А что я могу сделать?». Да всё они могут. Просто не хотят.

Апелий бросает на меня хмурый взгляд, но молчит. Продолжаю:

— Да, жизнь иной раз плохая, но у всех есть свои проблемы. Но разница между теми, кто выбирается из грязи, и теми, кто остаётся в ней? Одни пытаются выбраться. Пусть за медяки, пусть иной раз надрываются, но работают. А другие только костерят судьбу, ждут подачек и спрашивают «А что я могу?», «Что мне делать?». Им проще сказать: «Меня никто не возьмёт», чем пойти и доказать обратное. Проще протянуть руку за чужим кошельком, чем взять лопату или корзину. Потому, что одно — путь привычный, а второе — неизвестно и страшно.

Апелий останавливается и оборачивается ко мне. В его прищуренном взгляде появляется нечто острое, злое.

— Скажи мне, Китт, ты хоть раз голодал по-настоящему? Ты хоть раз спал под открытым небом в сезон дождей? Ты хоть раз видел, как твой друг умирает от болезни, потому что у тебя не было монет на лекарство? Или ты только со стороны смотрел? Легко рассуждать, когда у тебя есть выбор! А у них выбора нет! Они живут одним днём. Сегодня украл — сегодня поел. Завтра… А кто знает, будет ли у пацанов «завтра»?

— Это не оправдание, — вспоминаю я свои первые забеги в горах, когда ничего не мог и сдох бы, встретившись со слабеньким скелетом, когда просыпался от холода и смотрел на иней на кровати. — Люди способны меняться. Просто не все хотят этого, и не у всех есть достаточный стимул. Я тоже не с серебряной ложкой в руке родился, если хочешь знать.

Может, дело в том, что некоторые беспризорники не хотят меняться? Кто крал, продолжает красть, кто сбегал с работы, прихватив инструменты, продолжает сбегать.

Я еще на Земле удивлялся: если у тебя нет работы и жилья, если ты на улице ночуешь, то можно найти хотя бы какую-то работу, на той же стройке или дворником, месяц поработать, купить себе нормальную одежду и снять комнату, чтобы устроиться на работу получше. Простая схема, которой один человек, сорвавшийся в финансовую и социальную пропасть, последует, а другой станет бомжом и будет ночевать на вокзале. Не знаю, что их конкретно держит там, на дне, и не стремлюсь выяснять. Но менять планы и вместо стариков с окраин везти на остров беспризорников я не стану.

Мы заходим на рынок, и шум становится оглушительным.

— Ладно, давай опустим эту тему, — первым делаю шаг навстречу. — Не хочу ссориться.

Апелий указывает на одну из лавок с походным снаряжением.

— Ты прав, хватит о серьезном. Давай посмотрим, что тебе еще нужно. Может, я смогу помочь советом.

Беру три пуховых спальных мешка, котелок (в своем алхимическом я еду варить не стану и другим не дам).

Далее идёт выбор провизии. Идем на пару суток, но собираюсь я на неделю. Беру сушёное мясо, орехи, сухари, пару мешочков с сушёными фруктами, крупы. Всё это займёт немного места и не испортится в дороге. Я также покупаю муку и соль — на случай, если удастся поймать рыбу. Рыболовные снасти уже сложены в рюкзаке.

Пока я покупал снаряжение, Апелий где-то купил большую кожаную шляпу и надел ее вместо капюшона. Надеюсь — купил, хотя я не видел, чтобы парень рассчитывался.

Когда всё необходимое куплено и уложено в рюкзак, мы возвращаемся к секте.

Ищу Жулая и оставляю ему концентрат специального зелья, которое нужно развести в ведре воды и напоить дракона — зелье должно помочь его раненой лапе. Перепонка крыла зарастает тяжело и медленно, и что-то мне подсказывает, что здесь либо стоит положиться на драконью регенерацию, либо пригласить целителя.

Дракон уже доверяет нам, но Жулаю почему-то доверяет куда больше, чем остальным (не считая меня, но я-то понятно, я в его голове копаюсь).

Вечер выдался на удивление спокойным. После возвращения в секту и передачи зелья Жулаю, я решил немного отдохнуть. Время до наступления ночи тянулось лениво, как вязкая патока.

Пригласил Лиссу к себе, но та отказалась: сказав, что ей нужно кое-что проверить в библиотеке. Вечер прошел за записями и размышлениями, от которых меня весьма приятно отвлекла девушка, скользнувшая в комнату.

Когда я проснулся утром, Лиссы рядом уже не было. Размялся, помедитировал, сходил в душ, и когда в дверь постучали, я уже был одет в дорожную одежду и готов к выходу.

— Подъём! — раздался голос Лиссы. — Китт, если ты не встанешь сейчас же, я ворвусь внутрь и начну петь!

Я подхватил ящик и собранный рюкзак, толкнул дверь.

У порога стояли Лисса и Апелий. Парень довольно ухмылялся, стоя в той же кожаной шляпе, которую теперь надвинул чуть ли не на глаза.

— А, так ты не спишь…

— Доброе утро.

— Доброе? Ну, для кого как, — хмыкнул он. — Ладно, пойдем быстрее. Я договорился с крестьянами. Они привезли сюда овощи и будут проезжать мимо дороги до деревеньки Сточной. Быстрее и удобнее, чем пешком. Ну как? Благодарите меня!

— Спасибо, — в унисон сказали мы с Лиссой. А девушка еще и добавила:

— Молодец, выполнил оговоренную работу!

На дороге нас уже ждали две крытые телеги. Крестьяне — двое загорелых мужчин с добродушными лицами — приветливо махнули нам руками:

— Усаживайтесь, господа практики!

Лошади лениво тянулись к растущей у обочины траве, а сами телеги были нагружены пустыми мешками и охапками соломы. Мы разошлись по телегам: я устроился рядом с Лиссой на пыльных холщовых мешках, а Апелий улёгся в другой телеге, удобно устроившись на соломе и надвинув шляпу на глаза.

Крестьяне забрались на козлы, дернули поводья и телеги тронулись вперёд. Колёса заскрипели, бодро катясь по утрамбованной земле тракта. Мы ехали молча, наслаждаясь прохладным утренним воздухом и видом полей по обе стороны дороги.