Старый, но крепкий 4

Глава 17

Пот струится по лицу, стекает в глаза. Машинально вытер его плечом, не выпуская копья из руки.

Снова стою против Шалома, того быстрого мужчины. Сердце колотится, в ушах шумит.

Каждый раз, когда мы сталкивались на тренировке прежде, он побеждал меня за счет своей скорости. Его движения были молниеносными настолько, что я даже не успевал за ним следить. Мои удары всегда приходились в пустоту, мои блоки запаздывали на долю секунды. Он был словно взбесившаяся кошка — быстрый и опасный.

Но сегодня я решил изменить тактику. Вместо того чтобы пытаться угнаться за ним, я намеренно открылся. Я отвел правую руку с копьем слишком далеко в сторону и назад, обнажив бок. Я предполагал, что он не упустит этот шанс.

И я угадал.

Еще до того, как он полностью сменил позицию и собрался ударить, я резко дернул копье влево, вложив в движение всю свою силу и скорость. И тут же почувствовал, как древко содрогнулось в руке, да так сильно, что ладонь проскользила по древку.

— Ау! — вскрикнул Шалом и отскочил назад, потирая плечо. Глянул на меня с раздражением и злостью. — Слышь, у нас тренировочный поединок, нет⁈

— Прости, — выдохнул я хрипло. Шалом всегда оставлял мне синяки, но не издевался, просто с его силой и скоростью «ударить мягко» наверняка невозможно. — Я не успел бы замедлить оружие.

— Демоны с тобой, — выдохнул он, делая шаг назад. — Ты выиграл. Продолжать я точно не буду.

Его слова эхом отдались у меня в голове. Выиграл. Наконец-то. Я медленно опустил копье, чувствуя, как дрожат руки от напряжения. Словно весь мой мир замер в этот момент. Я сделал это. Выиграл у того, за кем даже проследить не могу!

Древковое оружие: +1

Долгожданное повышение! Но добиться этого было чертовски тяжело.

И вряд ли победа случилась бы без «понимания», давшего мне возможность читать и предугадывать действия противника. Хотя и с ней было сложно!

День за днем я оттачивал технику: работал над стойкой, над хватом, над скоростью движений. Я учился предугадывать действия противника, наблюдать за его позицией и дыханием. Я почти ежедневно укреплял руки и плечи, махал копьем до изнеможения.

И вот теперь — миг победы над тем, кто в разы быстрее меня. Не просто удача или случайность, а заслуженный результат всех моих усилий.

— У меня есть зелье, — сказал я и пошел к рюкзаку с аптечкой, который каждый раз брал на плац — мало ли что может случиться. — Пошли, подлечишься.

Я направился к своему рюкзаку, который лежал у края тренировочного плаца. Аптечка всегда была со мной во время походов и тренировок — привычка. Никогда не знаешь, когда может понадобиться перевязать рану или выпить зелье. Особенно в таких поединках, где практики машут копьями, мечами.

Я наклонился к рюкзаку. Плечи слегка ныли от усталости, болели ребра, куда прилетел легкий удар, но боль была приятной, как после тренировок в спортзале. Напоминание о том, что ты выложился на полную.

Раскрываю горловину рюкзака, достаю кожаную аптечку. Внутри были аккуратно разложены бинты, небольшие флаконы, травы в холщовых мешочках и даже пара игл с нитками для зашивания ран (хотя ими пользоваться не приходилось, и к лучшему). Я быстро нашел нужное — небольшой пузырек с густой янтарной жидкостью. Зелье с эссенцией восстановления.

Я открутил крышку пузырька. Запах зелья тут же разнесся в воздухе — терпкий, с легкими нотками трав и чего-то сладковатого. Половину выпиваю сам, протягиваю оставшееся ему.

— Половины должно хватить.

Шалом подошел ближе, все еще потирая плечо и сгибая-разгибая руку. На лице читалась странная смесь благодарности и уязвленного самолюбия.

Но пузырек принял.

— Ты всё-таки подготовился, — усмехнулся он, беря пузырек из моих рук. — И не только к бою.

— Всегда готов, — ответил я, пожав плечами. — Слишком много раз видел, как кто-то после тренировки валится от боли или травмы. Лучше перестраховаться.

Мужчина одним глотком выпил содержимое и поморщился.

— Фу… Мерзость похлеще варева Сталевара.

— Зато работает, — заметил я, убирая флакон в аптечку, а ту — обратно в рюкзак. — Сам варил.

— Сам⁈ Кхах. Ладно. Ты сегодня удивил меня дважды.

Его взгляд больше не был таким злым, как пару минут назад. Стоило только нанести выверенный удар, потратить на него собственное зелье, и в глазах Шалома появилась искра уважения. Хотя здесь сыграли и несколько недель тренировок, в течение которых я не жаловался и приходил снова и снова.

Приятно видеть, как человек, который воспринимал меня забавным учеником секты, с которым можно потренироваться, лениво отрабатывая удары, вдруг начинает воспринимать меня всерьез. И не скажу, что впервые вижу такой взгляд.

— Я просто сделал то, чему учился всё это время, — ответил я честно. — Все благодаря тебе, Шалом. Каждый раз ты заставлял меня выкладываться на пределе, и вот результат.

Он усмехнулся и пожал плечами. Обмена потоками лести не последовало.

— Ладно, Китт, до завтра, — хлопнул он меня по плечу. — В следующий раз я попробую дать тебе бой на пределе. Сдать твое копье?

— Буду благодарен. И если завтра будет дождь, как вчера, то лучше встретиться в зале.

— Разумеется, — кивает мужчина.

Я кивнул ему в ответ, чувствуя внутри странное тепло. Не гордыня, а нечто другое. Наверное, осознание того, что я двигаюсь в правильном направлении.

Иду в комнату, забираюсь в душ.

Сегодня еще нужно зайти в библиотеку, поискать в древних свитках кое-какую информацию по рецептам любовных зелий. А еще сегодня договорился со стариком Игнатом об одном опыте.

Хах! Кстати, про рецепты: я было подумал, что план с замаскированными рецептами, врученными храму, не сработал, но слушая разговоры в «Жареном дракончике» в редкие периоды отдыха с Лиссой, я удивился странным слухам, ходившим в народе. Оказывается, в Вейдаде, Лиангчжоу, Фэньюань и Чжаоюнь появились какие-то новые молитвы, которые «не нравятся Домам», причем без конкретики — мол, бесят Крайслеров. Ходили жуткие слухи про то, что эти молитвы хулят богов и прославляют демонов-óни. Но оно и понятно — эффект сломанного телефона во всей красе.

Я думал, что появись в Циншуе молитвы, под прицел в первую очередь попала бы секта, но предъявить мне, Альфу или Сталевару без доказательств никто ничего не смог бы — я уверен, что в Циншуе втихую занимается зельеварением минимум человек десять. В Вейдаде Барт учил алхимию, травник занимался зельеварением, целитель у себя дома вообще лабораторию организовал. Но вышло куда удобнее — молитвы потихонечку появлялись в самых разных городах.

В общем, люди предусмотрительнее меня исправили мой недочет до того, как он стал недочетом. А я понял, что с храмами и жрицами можно работать.

Умылся, переоделся и пошел быстрым шагом по коридорам дома учеников, а потом и по дорожкам секты.

Внутри меня разливалось приятное волнение. Хотя нет, даже не волнение — то был азарт, настоящий научный азарт! Сердце стучало чуть быстрее обычного, а пальцы непроизвольно сжимали кожаную обложку блокнота для записей (я могу запоминать информацию, но иногда приятнее структурировать ее на бумаге). Впереди меня ждали часы кропотливой работы, а потом еще копание в чужой памяти, но именно это мне и нравится. Новые рецепты, новые вызовы, опыты.

В читальном зале мне и воздух показался другим — пахнущим старыми страницами, пылью и древними тайнами. Здесь царила особая тишина, нарушаемая лишь шорохом переворачиваемых страниц и редким скрипом пера по бумаге, шорохом карандашей.

Я выбрал стол у окна. Здесь дневной свет падал мягко, но достаточно ярко, чтобы не приходилось напрягать глаза, и быстро натаскал туда с ближайших полок стопку книг — едва не с десяток фолиантов, которые я собрал за последние дни. Их потрепанные корешки и пожелтевшие страницы были настоящим кладезем знаний. Большинство из них были трактатами по алхимии, но среди них затесались и книги по философии и даже древние мифы. В прошлый раз я не прочел их до конца, но сейчас, думаю, осилю.

Я сел, аккуратно разложил свои записи рядом с книгами и открыл блокнот. Все мои заметки написаны на русском языке — личная предосторожность. Даже если кто-то «случайно» наткнется на них, посетив комнату в мое отсутствие, вряд ли сможет что-то понять. Я не собирался делиться своими мыслями.

Листая старые трактаты, я искал упоминания об экспериментах с эссенцией или зельях любви. Эти рецепты всегда были окутаны ореолом загадочности и романтизма, но меня интересовало совсем другое. Любовь как эмоция была лишь примером того, что можно запечатать в пробирку. Если можно поместить во флакон любовь, то почему бы не попробовать сделать то же самое с другими чувствами? Например, с верностью. Зелье верности было бы просто идеальным для дракона. Но прежде чем переходить к сложным эмоциям, мне нужно было разобраться с основами. Как запереть любую эмоцию в банке я уже знал — основа для зелья у меня была готова — сварил на днях из бутона черепоцвета — того самого, из которого изъял семена. Но как варить зелье, и главное — как извлечь само чувство?

За прошедшие дни я изучал книги, пытаясь понять природу эмоций. Какие из них фундаментальны? Какие являются лишь оттенками?

Вчерашний день был особенно показательным. Я наблюдал за двумя соперниками, фехтующими на деревянных мечах. Картина была захватывающей: стук дерева о дерево, быстрые движения, напряженные мышцы, оскаленные лица. Один из поединщиков — высокий парень с короткими темными волосами — двигался быстро и уверенно, дразнил противника. Второй — крепкий блондин с ярко-синими глазами — атаковал с яростью. Его движения были менее точными, но зато мощными и резкими.

Тогда я закрыл глаза и сосредоточился на ощущениях сущности, исходящих от них. Это было похоже на настройку тонкого инструмента — я ловил вибрации их эмоций, сущностей, бушующих внутри них. Первый соперник ощущался, как теплый огонь: ровный, но сильный. Второй был в ярости и его эмоции напоминали бурю: хаотичную и разрушительную.

Обе эмоции были достаточно сильны, чтобы я попробовал их извлечь, только вот незадача: практики вряд ли хорошо восприняли бы, если бы я вмешался в тренировочный бой и попытался сделать что-то непонятное. Мне нужно было ставить опыты на обычном человеке, который вдобавок будет не против этого.

И вот сегодня я снова здесь, в библиотеке, пытаюсь найти ответ на свои вопросы. Я перелистываю страницы одного из трактатов и нахожу упоминание о «сущности любви», которая может быть извлечена «токмо из переживания любови на грани, на пике».

Ставлю в блокноте пометки, записываю пару мыслей себе на будущее.

Закончив с фолиантами, я аккуратно сложил книги в стопку, проверяя, чтобы страницы ни в одной книге не помялись. Пергаментные страницы были хрупкими, а госпожа Лань — излишне строгой женщиной, для которой каждая из этих книг была настоящим сокровищем.

Расставив книги по местам, я направился к стойке госпожи Лань. Ее строгий взгляд скользнул по мне, когда я подошел.

— Всё вернул? — спросила она равнодушно, поднимая на меня взгляд.

Она всегда знала, какие книги я брал и когда их возвращал, так что не удивлюсь, если вопрос для проформы.

— Всё до последнего свитка, — ответил я с легкой улыбкой. — Всего доброго, госпожа.

Она молча кивнула, и я, не задерживаясь, направился к выходу. Меня ждали дела в бедной части города.

Стоило выйти, и ветер поприветствовал меня, швырнув в лицо горсть мороси. Ну да, сезон дождей. Повезло, что с Шаломом успели пофехтовать на свежем воздухе.

Я прошел мимо стражников на воротах, только направился не прямо, а налево, выходя с центральной улицы.

Город начал меняться. Пара улиц, и вокруг уже нет вымощенных камнем улиц и аккуратных домов с резными ставнями. Дорога здесь «вымощена» комьями земли и размокшей от дождей грязью, дома вокруг всё проще: деревянные, двухэтажные, с покосившимися крышами и облупившейся краской.

Но откровенной нищеты, как в Вейдаде, здесь нет. Эти дома напоминали мне старые бараки с окраин земных городов: скромные, но вполне пригодные для жизни.

На улицах тихо. Люди здесь живут иначе — без суеты и лишнего шума. В основном я вижу стариков, которые сидят у домов на низких лавках или прямо на ступеньках крыльца. Лица изрезаны глубокими морщинами, глаза смотрят куда-то вдаль с усталой отрешенностью. Одежда потрепанная, но почти у всех чистая; видно, что они стараются поддерживать порядок даже в таких условиях.

Детей здесь почти нет. То есть, живут, конечно, но дети постарше цепляются за любую возможность заработать и выбраться отсюда. Кто-то уходит на рынок в поисках работы, кто-то нанимается подмастерьем к ремесленникам в более благополучные районы, чтобы заработать денег и снять жилье получше. А те, кому повезло больше других, даже забирают своих стариков с собой.

Но большинство стариков оставались здесь и доживали свой век среди таких же. Их лица рассказывали истории о прожитых годах: о тяжелом труде, о потерях и редких радостях.

Смотрю в окна, узкие, больше похожие на бойницы. Кто-то из жителей курит трубку, кто-то вяжет или чинит одежду. Некоторые просто сидят молча, глядя на проходящих мимо людей — самое распространенное развлечение. Как телевизор, но еще лучше — в реальном времени и с полным эффектом присутствия.

Я шел дальше по улице мимо бараков, пока не увидел дом, который искал. Он ничем не отличался от остальных: двухэтажный барак с покосившимся крыльцом и облупившейся краской на стенах.

У двери барака меня уже ждал «старик» Игнат. Одет в простую рубаху с длинными рукавами и такие же простые штаны. Чистое, но выцветшее и многократно застиранное белье. Одежда, хоть и старая, была аккуратно выглажена, а сам Игнат выглядел опрятно. Видно, что он старался держать себя в порядке, даже несмотря на скромные условия жизни.

Игнату было слегка за сорок, но из-за раннего знакомства с тяжелым трудом и голодом выглядел он на все семьдесят. Лицо старика было покрыто сетью морщин, а волосы были полностью седыми.

В это время с уровнем местной медицины и уровнем жизни таких, как Игнат, неудивительно, что он выглядит как старик.

Что сказать, здесь бедняки, у кого нет денег на целителя (или переданных от прадеда на словах рецептов простеньких зелий), мрут от тяжелой простуды, от аппендицита, а иногда и от простого пореза, в который попала грязь. То, что на Земле решает курс антибиотика или простая операция, здесь зачастую убивает тебя. Так что Игнат еще долгожитель по сравнению с некоторыми. Разве что практики — исключение. Возможно, их даже воспаление аппендикса и последующий абсцесс и перитонит не убьют. А скорее, до этого организм сам не допустит. Зависит от силы практика: я читал истории про людей, которые и с раной в сердце умудрялись выживать.

— Господин Китт, — кивнул суетливо старик.

— Игнат.

Названное при знакомстве имя меня удивило: Игнат — первое славянское имя, которое я услышал в этом мире. До этого мне встречались Сержи и Сяо Жу, но Игнат… Первый человек с более-менее славянским именем, встретившийся мне. Может, совпало, а может, действительно есть в нем корни русского человека. В конце концов, если здесь есть какие-нибудь Сержи и Сяо Жу, почему не быть Игнату или какому-нибудь Ивану?

Правда, узкие глаза намекали, что здесь скорее замешаны родители-попаданцы, которые и нарекли потомка, чем русские корни.

— Готовы?

— Разумеется, — снова закивал Игнат. — Пройдемте…

Игнат суетливо повел меня в свою комнату, которая находилась в глубине дома. Мы прошли через узкий коридор с обшарпанными стенами и с полами, скрипящими похлеще соловьиных. Пахло сыростью. Где-то что-то капало.

Комната оказалась небольшой, но уютной. Здесь было чисто, хотя мебель выглядела старой и видавшей виды. У окна стоял простой деревянный стол с несколькими глубокими царапинами на поверхности. На нем лежали стопка бумаги, перо и чернильница — все аккуратно сложено. В углу комнаты находилась кровать с грубым матрасом, набитым соломой. На кровати лежало покрывало, заштопанное в нескольких местах, но чистое. Вдоль стены стоял небольшой шкаф с покосившейся дверцей. На полу лежала старая циновка.

— Садитесь, — предложил он, указывая на стул у стола.

Я сел и достал из сумки банку с основой для зелья. Игнат пристально посмотрел на нее, затем перевел взгляд на меня.

— Давай сразу обговорим условия, — начал я спокойно. — Как только начнется процедура, ты заснешь. Проснешься уже завтра утром, когда всё закончится. Как я и сказал вчера.

Он кивнул, не задавая лишних вопросов.

— Вот твои деньги, — продолжил я и положил на стол десять серебряных монет. Это была огромная сумма для таких людей, как Игнат. Я заметил, как его глаза на мгновение расширились, но он быстро взял себя в руки.

— Деньги можешь спрятать здесь в комнате. Я отвернусь. Или можешь отдать их кому-то из знакомых.

Игнат усмехнулся и покачал головой.

— Лучше спрячу здесь. Я скорее поверю в честность ученика секты Тьмы, чем в своих соседей.

— Непорядочные? — спросил я с легким любопытством.

— Относительно порядочные, — ответил он с кривой улыбкой. — Они признают, что украли деньги. Будут рассыпаться в извинениях, просить прощения на коленях, но денег не вернут. Здесь каждый думает, что ему монеты нужнее, чем соседу. Так что, если вы не против…

Я понимающе кивнул и отвернулся к узенькому окошечку. За моей спиной послышался шорох: Игнат поднял матрас и спрятал деньги. А я мимоходом задумался, насколько разными бывают люди в зависимости от обстоятельств их жизни. Для меня эти десять серебряных были мелочью, для него же это была целая жизнь: возможность купить еду на месяцы вперед или даже что-то более важное.

Минуту спустя он закончил шуршать и сказал:

— Всё готово, господин практик. Можем начинать.