Стажер магического сыска 2

Глава 8

С самого утра Глеб ждал, когда наконец кто-то прибудет в галерею. Судя по всему творческие натуры не особо любили подниматься в такую рань, когда рассветное солнце едва-едва показалось над горизонтом. Так что приходилось запасаться терпением. Он заглядывал в окна, стучал в двери, надеясь, что ему откроет ночной охранник или вахтер, но всё было тщетно. Порфирий с утра сообщил, что пойдет проведать Анну Витольдовну, так что скрасить ожидание приятной беседой было тоже не с кем. Всех дел только и оставалось, что подпирать стену, приветственно приподнимать шляпу, когда мимо проходили барышни, да бесконечно щелкать крышкой карманных часов, поминутно проверяя время.

— Скажи, голубчик, — окликнул Глеб дворника, — а когда галерея-то откроется?

— Ишь, ваше благородие. Часу в десятом и то — коли повезет. Их благородия спозаранку не встают, перины пуховые не пускають.

Хохотнув, дворник продолжил мести улицу. Оставалось только страдальчески вздохнуть и продолжать ожидание, никаких других идей как выйти на след исчезнувшей Анастасии всё равно не было.

Когда терпение уже подходило к концу, а мысли, что возможно и все художники из галереи тоже пропали скопом, как будто звучали уже не столь безумно, он наконец увидел, что к дверям подошла молодая девушка, достала толстую связку ключей и отперла замок. Чуть не бегом Глеб бросился к ней.

— Прошу прощения, здравствуйте!

Девушка обернулась. Молодая, с длинными русыми волосами, она удивленно посмотрела на него раскосыми карими глазами.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Меня зовут Глеб Яковлевич Буянов. Я из полиции, могу вам задать пару вопросов?

— Конечно, прошу. Меня кстати, зовут Елена, но вы можете звать меня Эвридика, — девушка не без нотки кокетства заинтересованно глянула на Глеба.

— Вы здесь работаете? — спросил он.

— Смотря что вы имеете в виду. При галерее есть мастерская, я в ней работаю. Я скульптор, мне надо много пространства, сами понимаете, в домашней обстановке не развернуться. Творческий порыв не терпит замкнутости, ему нужен простор, воздух.

Она поправила волосы.

— Давайте внутрь зайдем, — сказала Елена, — чего на улице стоим.

Глеб покорно последовал за ней.

— Вот там у нас выставка, — сказала она, проведя для Буянова маленькую экскурсию. — А там дальше сама мастерская. Владельцы галереи разрешают нам здесь бесплатно работать. То ли из меценатства, то ли для того, чтобы собирать деньги с состоятельной публики на выставках.

Они вошли в большую комнату, служившую очевидно мастерской сразу и для художников и для скульпторов: нигде не было свободного места не заставленного статуями, мольбертами, картинами, крупными кусками гипса и глины.

— Конечно, понимаю, — прервал девушку Глеб. — С интересом послушаю, но в другой раз. Сейчас меня интересует Анастасия. Савицкая Анастасия Александровна.

Огонек флирта в глазах Елены сразу погас.

— Ах, Настя, да-да, знаю её конечно, а что случилось? — спросила она.

— Нужно побеседовать с ней, — уклончиво ответил Глеб. — Знаете, где её можно найти?

— Дома, наверное, — девушка равнодушно пожала плечами. — Мы с ней не слишком близкие подруги.

— Дома… — протянул Глеб, не сумев скрыть своё разочарование.

— А что, — с плохо скрываемой надеждой в голосе спросила Елена, — она что-то натворила?

— Нет, — Глеб покачал головой, — просто перестала писать своей тетушке. Старушка волнуется, попросила вразумить племянницу.

Ни к чему ей знать о его опасениях. И тем более о мечтах расспросить исчезнувшую Настю, не была ли она частью его родного мира.

— Ах вот оно что, — с разочарованием вздохнула Елена.

— Вас это расстроило? — спросил Глеб.

— Так скучно живется, — призналась Елена, — что, право слово, это хоть бы какую-то искру жизни внесло в сонный Парогорск. Как было бы славно, если бы оказалось, что я месяцами работала… Скажем бок о бок с грабительницей банков! Или даже убийцей, просто представьте, какой восторг! А так… Скука, снова смертная скука.

— Скучно живётся? — возмутился Глеб. — Месяц едва прошел, как у вас… у нас тут промышленника Морозова поймали, который убивал девиц.

— Ах, — Елена только махнула рукой. — Газетные байки, да бабкины сплетни. Я газет не читаю и вам не советую, Глеб Яковлевич. Там ещё и не такие страсти насочиняют, лишь бы продажи повысить.

Глеб чуть не задохнулся от возмущения. Он хотел было рассказать, как всё происходило на самом деле, но тут в комнату вошел кто-то ещё.

— О, а вот и Франтишек пришёл, — девушка глянула куда-то за плечо Глеба. — Он вам, наверное, может что-то подсказать. Они были знакомы с Анастасией. Франтик, подойди сюда, пожалуйста! Франтик!

Он помахала кому-то рукой. Глеб оглянулся и увидел замершего в дверях молодого человека. Худой, бледный, с острым носом, завернутый в длинный красный шарф. Секунду между ними висел зрительный контакт, пока Глеб наконец не вспомнил его, сквозь чехарду событий последних дней. Этот был тот самый молодой человек, который со всей прыти начал улепетывать, когда служанка на улице закричала «вор!»

— Какая встреча. Здравствуйте-здравствуйте. Помните меня? — спросил Глеб, подходя ближе. — Мы знакомы, хоть вы и не представились в прошлый раз.

Судя по тому, как Франтишек начал затравленно озираться, будто мышь загнанная в угол, он его тоже вспомнил.

— В прошлый раз вы отказались представиться, но теперь я хотя бы знаю ваше имя, — произнес Глеб, подозрения в котором уже бушевали на все десять баллов. — Не возражаете, если мы сейчас с вами побеседуем? Я из полиции. Насчёт Анастасии Савицкой.

Вместо ответа Франтишек, нелепо шлепающий губами вдруг вмазал ему кулаком в челюсть и бросился бежать на улицу.

— Сволочь!

Глеб вынес плечом дверь и рванул в погоню.

— Задержать его! — только и успел он проорать. — Полиция!

Дыхание надо было беречь, потому что юноша, как и в первый раз, начал показывать какие-то неожиданные чудеса легкой атлетики, рванув будто гепард. Впрочем, от криков Глеба толку не было. Парогорские прохожие только расступались подальше от двух бегунов, но никому и в голову не пришло вмешаться и остановить Франтишека. Далеко впереди понеслась трель свистка городового. В сердце Глеба родилась маленькая надежда, что дорога теперь беглецу, всё больше разрывающего дистанцию с каждой секундой, перекрыта — самому догнать его не было решительно никакой возможности. Понял это видимо и сам Франтишек, потому что резко свернул в проулок.

Это-то и сыграло с ним злую шутку. Край длинного шарфа зацепился за узорчатую металлическую колонну, подпирающую карниз над подъездной дверью. Беглеца резко рвануло назад, ноги Франтишека взмыли выше ушей и чуть не задушенный собственным шарфом он грохнулся на землю. Глеб напрыгнул на него сверху, едва сдержав желание дать ему по роже в отместку.

— Что? — Глеб схватил Франтишека за воротник и встряхнул. — Снова скажешь, что просто испугался криков и убегать начал?

— Да-а-а, — жалобно проблеял пойманный.

— Не прокатит на этот раз. Всё, отбегался. Я тебе представился. При свидетелях. Так что за нападение на сотрудника полиции, поедешь ты, гад, на каторгу, если врать мне продолжишь.

Несчастный Франтишек, от таких перспектив на ближайшие лет пять, настолько сильно затрясся, побледнел и начал задыхаться, что Глеб решил немного сбавить нажим, пока бедолагу удар не хватил.

Хотя никто из прохожих и не подумал остановить убегающего, но все они тотчас стали стекаться к переулку и с любопытством подслушивать разговор.

— Всё в порядке, я из полиции! — рявкнул Глеб. — Разойдитесь!

Расходиться, никто и не подумал, но в толпе уже послышались отчетливые шепотки про «убийцу поймали», которым тут же оппонировали «да не, поджигателя».

Мысленно сетуя на то, как быстро и без всякого смысла самозарождаются слухи, Глеб заломил Франтишеку руку за спину и быстро повел обратно в галерею, под нескончаемые причитания задержанного. Побеседовать стоило в более приватной обстановке, пока толпа не решила, что пойман детоубийца и не попыталась линчевать несчастного художника на месте.

— Вы что делаете? — Елена в ужасе приложила ладони к губам, глядя, как поникшего, будто мокрый кот Франтишека, Глеб заводит в мастерскую.

— Профилактическая беседа, — буркнул Буянов, усаживая задержанного на стул. — Итак, рассказывайте.

— Что рассказывать? Не знаю я ничего. Ничего я не делал. Почему вы меня мучаете? — Франтишек, кажется, немного подуспокоился, поняв, что отделается за удар в лицо только штрафом, и ушел в глухую оборону.

— Я буду стоять здесь и следить, чтобы вы ему ничего не сделали! — Елена в возмущении топнула ножкой.

— Да на здоровье, — проворчал Глеб. — Скучно вам жилось? Вот поглядите, как допрос негодяя проходит.

— Я честный человек! — Франтишек попытался встать, но наступил на длинный край шарфа, запнулся и рухнул обратно на стул.

— С Анастасией Савицкой знакомы? — спросил Глеб.

— Ну видел её пару раз в мастерской. Да на улице, когда она свои картины продавала. Вот и всё.

— Что-то я вам не верю. Вторая встреча и второй раз вы убегаете. Что-то у вас совесть не чиста. Не хотите поделиться? Душу облегчить?

— Как же так, Франтишек, — снова подала голос Елена, чуть не хлопая в ладоши от восторга, что такое зрелище, да прямо перед ней. — Вы же часто с Настей виделись, чуть не каждый день! Картины её нахваливали постоянно.

— Может и чаще видел, что вы ко мне пристали? Не делал я ничего! — захорохорился Франтишек. — И вообще, мне нужен адвокат! Слова вам больше не скажу, не обязан!

— Опять лютуете, Глеб Яковлевич? — послышалось позади.

Глеб обернулся и увидел Порфирия, который взгромоздился на стул, подвернув под себя лапы, став похожим на огромный рыжий батон хлеба, и с интересом разглядывал сцену допроса.

— Снова очередного несчастного на каторгу отправите? — продолжил кот и лукаво взглянул на Глеба. — Ну хоть живым взяли, этому повезло.

В стороне охнула Елена, то ли от ужаса, то ли от восторга.

— А что делать? — тут же подыграл ему Глеб. — На каторгу ему придётся, конечно. Молчит, отпирается. Ну ничего, поработает на лесоповале. Придется уж. Других вариантов нету.

— Конечно нету, — кивнул Порфирий. — Анастасия пропала. Думаю, убил он её.

— К-к-какой убил? — заикаясь пролепетал Франтишек. — Я её пальцем не трогал! Вы что!

— Лет двадцать дадут ему, не меньше, — игнорируя его заикание, продолжил Порфирий. — Убил, гад. Точно вам говорю.

— Наверняка убил, — кивнул коту Глеб, не глядя на Франтишека. — Двадцать лет каторги, это если сильно повезет. Присяжные наверняка не оценят, что он не раскаялся. Тут и на виселицу дело тянет.

— Никого я не убивал! — захныкал Франтишек, с трудом выговаривая слова. — З-з-за что в-в-виселица?

— Почему убегали тогда? — насел Глеб. — Отвечайте, быстро.

— Я картины её забрал!

— Картины? Что значит «забрали»?

— Ну просто взял на хранение! Я Анастасию не трогал, вот вам крест!

— На хранение? — переспросил Порфирий. — Это вы так кражу называете?

— Нет…

— Хватит врать! — прикрикнул Глеб. — У вас есть хоть один свидетель, что Анастасия вам сама картины передала?

— Нет.

— Когда вы их «забрали»?

Глеб снял перчатку и положил ладонь на руку Франтишека.

— Когда она исчезла куда-то, — быстро затараторил тот, словно каждая секунда тишины приближала его к виселице. — Неделю назад где-то, может чуть больше. Честное слово, я Анастасию с тех пор не видел. И не делал я ей ничего. Она тут, в мастерской несколько картин хранила. А когда она не появлялась, я решил взять их себе. Подумал, уехала куда или ещё что. А её картины часто покупали, они всем нравились. Мне просто нужны были деньги. Но я Анастасию и пальцем не тронул, клянусь! Клянусь чем угодно!

В клубке его эмоций читался только жуткий страх и стыд. Но ничего, что дало хотя бы малейший намек на его ложь.

— Это называется воровство, — Глеб скривился.

Франтишек молча повесил голову и всхлипнул.

— Где сейчас её картины?

— У меня дома…

Пришлось отдать ключ от его квартиры городовому, и ждать пока тот не вернется. Глеб нервно курил папиросу, одну за одной. Порфирий сидел напротив Франтишека, будто сторожевой пёс, иногда развлекая себя тем, что сулил несчастному воришке все кары небесные на голову и выдумывая разные уголовные статьи, за которые тот уедет на каторгу на ближайшие лет триста.

Наконец в мастерскую вернулся городовой, торжественно неся на вытянутых руках объемное полотнище. Глеб сдернул тряпку, в которую оказались замотаны несколько полотен без рам. Автопортрет Анастасии, где она нарисовала себя за работой в отражении зеркала. Мальчишка, уличный чистильщик сапог, смотрит устало куда-то вдаль. Улица Парогорска, окутанная туманом, несколько пейзажей…

— Узнаете что-нибудь, Глеб Яковлевич? — шепнул Порфирий.

Тот помотал головой.

— Узнаю только пейзаж этот, — сказал он. — Такой же исчезнувшая Анастасия рисовала уже. У неё дома хранится с десяток таких рисунков… И всё.

Кот подошел ближе, заинтересованно рассмотрел картину, повернув голову набок.

— Зато я узнаю это место, — сказал он. — Это возле Парогорска. Видите, вон два горных хребта? Не перепутать. Плюс реку видно. Можно узнать с какой точки Анастасия нарисовала картину.

— Да что толку? — мрачно ответил Глеб, опускаясь на стул и стискивая виски.

— Как что? — кот тронул его лапой за колено. — Если Анастасия часто там бывала, может мы можем найти какие-то следы? Отпечатки ауры? Может у неё там домик неподалеку или ещё что? Нет, не хотите ехать, как хотите. Но я что-то не слышал от вас других идей, за что нам хвататься и где искать. Что я вам, в самом деле, всё советую, советую, а вам всё не нравится. Всё, не буду больше навязываться со своими непрошенными советами. Делайте, что хотите.

— Ладно, ладно. Вы совершенно правы, Порфирий Григорьевич. Едем.

Задержанного Франтишека Глеб сдал на руки городовому, наказав вести арестованного в участок и оформить за кражу. Возвращаться самому, чтобы заодно взять служебный автомобиль решительно не хотелось. Того и глядишь, попадешься на глаза Князеву и всё расследование может пойти прахом. Кто знает, что от него можно было ожидать? Так что он за свой счёт нашел паромобиль такси и с уютно устроившимся в пассажирском кресле Порфирием они отправились за город.

Кот, будто заправский штурман, без конца подсказывал куда ехать, препирался с шофером какая дорога лучше, и всячески критиковал его манеру вождения, доведя бедного таксиста чуть не до белого каления. Несчастный, судя по выражению лица, считал каждый метр, пока автомобиль наконец не покинул город и не помчался по загородной дороге, подпираемой с двух сторон густым сосновым лесом.

— Вот там остановите, — приказал Порфирий, дождался, пока Глеб откроет ему дверь, спрыгнул на землю. — Чуть не угробил он нас, право слово. Кому нынче только не раздают права на управление транспортным средством. Ужас.

— Здесь нас подождите, пожалуйста, — сказал Глеб шоферу. — Мы из полиции, — прибавил он, чтобы водитель не нажал тут же на педаль газа, лишь бы больше не слушать всю обратную дорогу кошачье ворчание.

Порфирий, распушив хвост, уже уверенно потопал по узкой тропинке, ведущей в глубину леса.

Деревья впереди наконец расступились и они увидел поляну, с которой открывался прекрасный вид на два горных хребта и узкую серебристую полосу реки вдалеке. Глеб вздохнул, поднял повыше воротник пальто, закрываясь от резкого порыва ветра. Прищурился и разглядел вдалеке то, что сначала принял за торчащую из земли корягу. Это был мольберт. Стараясь не сорваться на бег, подошел ближе. Остановился. Тяжело вздохнул, снял цилиндр. В высокой траве неподвижно лежало женское тело и ветер трепал длинные светлые волосы.