Стажер магического сыска 2

Глава 14

Осмотр убежища покойной Лукиной длился уже несколько часов. Типичная служебная рутина этого мира: городовые методично записывали всё найденное в хижине, осматривали местность, обсуждали странные находки внутри, кидая косые взгляды на Воронцову и Глеба, сетовали как могли на заметить у себя под носом сумасшедшую ведьму Лукину, и что ведь было так много признаков того, что с ней что-то не так и сразу это было видно…

— Пожалуй, я уже увидела всё, что хотела, — сказала Анна Витольдовна. — Не думаю, что этот дом нам раскроет ещё какие-то секреты семейства Лукиных.

— Согласен, — с мрачным видом кивнул Глеб, постаравшийся при первой возможности выйти из избенки. Смотреть на болота и то было куда лучше, чем находиться в этом сумасшедшем доме. — Сама Дарья Ивановна могла бы ответить на вопросы, но увы…

Он пожал плечами.

— Сейчас она только перед сатаной, разве что, ответит.

— Цинизм вам не к лицу, Глеб Яковлевич, — одернула его Анна.

— Ну извините, но я не испытываю глубокой скорби из-за смерти убийцы.

— Вы снова берете на себя функции суда, Глеб Яковлевич? — спросила Воронцова. — Взглянем на ситуацию беспристрастно. Всё что у нас есть, это только подозрения и косвенные улики. Ни свидетелей, ни признания, ничего.

— Пусть косвенные, но достаточно сильные, — парировал Глеб. — Тут всё кажется очевидным. Дарья Ивановна явно страдала каким-то помешательством. Может от отца по наследству перешло, может это только воспитание наложило такой тяжелый отпечаток, но тем не менее, вот результат. Она считала, что видит демонов и как могла пыталась от них избавиться.

— С покойным Мельниковым она была давно знакома, а решилась убить только более чем через десять лет? — с сомнением спросила Анна.

Вопрос был резонный. Лукина совсем не походила на расчетливого убийцу, что может доброе десятилетие вынашивать свой план. Глебу оставалось только развести руками.

— Вы как будто не видели, во что она собственные жилища превращает, — сказал он. — Может с годами её мания и страхи перед демонами только обострились. Сначала она пыталась помочь с помощью магии, а потом в один прекрасный день шестеренку в голове заклинило и всё. Решила госпожа Лукина для себя, что надо избавлять землю от отродий. С Мельниковым она была знакома, а на несчастную Настю Савицкую вышла через него же.

— Может быть, — нехотя согласилась Воронцова. — Однако вся наша позиция по её заочному обвинению строится в основном на догадках и предположениях.

— Чем богаты, — Глеб пожал плечами. — Если «несчастные случаи» и «смерти от естественных причин» прекратятся, значит гибель Лукиной поставила точку в этом деле.

— Это понятно. Только возникает логичный вопрос — а если не прекратятся?

— Анна Витольдовна, вопросы задавать я и сам мастак. И я бы тоже с удовольствием послушал ответы на все возникающие предположения и сомнения, но сейчас мы имеем, что имеем. Если будут новые случаи — будем их расследовать, станем рыть дальше.

— Ладно, вы правы, — наконец сдалась Воронцова.

Глеб кивнул.

— Что дальше? — спросил он.

— Сейчас мне хочется только вернуться домой, переодеться и принять горячую ванну.

— Тогда доброго вечера вам. Мне, наверное, надо остаться тут, дождаться конца обыска.

Анна Витольдовна одарила его своим очередным фирменным недовольным взглядом, коих у неё в загашнике был, кажется, целый миллион.

— Что опять не так? — Глеб страдальчески закатил глаза.

— Вам сейчас в первую очередь надо ехать и отчитаться перед начальством. Составить рапорт обо всём, что произошло. Затем уже приложить описание улик, аурографические карты и показания всех свидетелей… — начала менторским тоном пояснять Воронцова.

— Отчитываться перед Князевым? — фыркнул Глеб. — Много чести. Протоколы пусть прочитает, когда ребята тут закончат.

— Вам действительно стоит подумать о своей субординации и профессионализме. Так что хоть я вам больше и не начальник, но всё же настоятельно рекомендую составить отчет и доложить Князеву, как можно скорее. Если делаете свою работу — так делайте её профессионально, а не давайте волю своим антипатиям.

— Как скажете, — Глеб вздохнул и безразлично пожал плечами. — Подвезете тогда?

Всю обратную дорогу до Парогорска в паромобиле Воронцовой висела тишина. Анна Витольдовна то ли обдумывала что-то своё, то ли слишком сосредоточилась на вождении. Глеб же снова вернулся к тем мыслям, которые посетили его буквально пару дней назад, хотя сейчас и казалось, что прошла уже целая вечность. Что если и в самом деле взять, да и уволиться со службы, ко всем чертям? Что его держит здесь теперь? Помогать людям можно и частным детективом, почему нет? Да и вообще, сдался ему этот Парогорск? Почему бы не взять, да и не махнуть в столицу, в Петербург? Если он сумел обжиться здесь, так и там не пропадет. Новая жизнь, новое место. А что тут его держит? Порфирий разве что? Так может он и согласится поехать вместе с ним, почему нет. Да если уж и мечтать, так может и Воронцова с ними поедет, не кажется ему, будто Анна сумеет найти себя, когда с её службой покончено. Надо как-то только момент найти подходящий для этого разговора. Из раздумий его выдернул резкий рывок автомобиля, затормозившего у здания околотка.

— Вы что-то сказать хотели? — спросила Анна, пристально глядя ему в глаза.

— Да нет, — промямлил Глеб. — В другой раз тогда. Доброй ночи.

Он проследил за паромобилем, удаляющимся по ночной улице. Подумал о том, что теперь ему надо каждый раз придумывать повод, чтобы вообще пообщаться с Анной. Вздохнул, медленно переставляя ноги поднялся по ступеням и вошел в полицейский участок, чувствуя, как в ботинках все ещё хлюпает болотная жижа. Прошел мимо ночного дежурного, который не задал вопросов, только с удивлением посмотрел на его внешний вид и грязные следы на вымытом полу околотка. Без стука вошел в кабинет начальника.

Князев был на месте. Он оторвался от написания какого-то документа, отложил перо. Окинул Глеба сердитым взглядом: заляпанный грязью, травой и болотной тиной буквально до ушей. Не спрашивая дозволения, Глеб пододвинул стул и присел.

— Вы что, пьяны? — холодно спросил Князев. — Почему вы являетесь в кабинет начальства в таком виде?

— Простите, — фыркнул Глеб, — просто решил, что оперативность информации важнее внешнего вида.

— О чем вы?

— Мы подозреваем нашу аурографистку Лукину в серии убийств.

Несколько секунд Князев молчал, переваривая это сообщение.

— Кто это — «мы»? — он бросил быстрый взгляд на Глеба.

— Я и Кузьма Макарович, — тут же нашелся с оправданием Буянов. Участие в операции Анны Витольдовны всё-таки стоило приберечь пока что.

— Вы всё-таки пьяны, да?

— Нет.

— Вот как? — медленно протянул Князев. — Обвинения в убийствах — вещь очень серьезная. Что на это скажет сама Дарья Ивановна? Любопытно было бы послушать.

— Боюсь, что уже ничего, — ответил Глеб. — Она погибла.

Князев кашлянул, ослабил воротник. Снова взял перо, повертел его в пальцах, опять отложил, некоторое время задумчиво смотрел в окно.

— Не затруднило бы вас, Глеб Яковлевич, рассказать мне всю историю с самого начала? Может, вам покажется странным, — с интонацией полной кипящего яда наконец сказал он, — но мне, кажется, надо знать, при каких это таких обстоятельствах погибла моя аурографистка. И, что самое главное, какое участие приняли лично вы в её смерти.

Времени обдумать план, что и как именно подавать из всего произошедшего, у Глеба было полно. Давить на то, какую важную роль здесь сыграла Воронцова — идея гиблая. У начальника к ней явно какие-то личные счёты. Так что не приходится рассчитывать, будто Князев теперь внезапно покается и лично попросит Анну Витольдовну вернуться на службу. А вот вариант, что он только сильнее взбесится, узнав о том, что Воронцова приняла участие в расследование — куда выше. Кто знает, что от него можно ждать. Так что он начал рассказывать с обнаружения тела Савицкой и её связи с Василием Мельниковым, аккуратно лавируя в своей истории, чтобы не упоминать Анну, но в любой момент оставить за собой вариант сказать «Ну да, разумеется там была Воронцова», придержав этот факт, как козырь в рукаве. Если получится протолкнуть историю Лукиной в газету, там уже можно будет выстрелить главным калибром, рассказав, как самодур-начальник отстранил лучшего сыщика во всем Парогорске. Посмотрим тогда, засидится ли Князев в своём кабинете.

Глеб внимательно следил за реакцией Князева. Поймет ли тот, что стажер ему что-то недоговаривает? Рассказ об умершей художнице, казалось, не тронул начальника вовсе. При упоминании Мельникова напрягся (неужели до сих пор считает, что убитого горем отца надо было просто оставить в покое, даже если это помогло выйти на след убийцы?). Когда же речь зашла про жуткое логово их аурографистки и последний час её жизни, Князев наоборот, словно успокоился.

— Значит, вы считаете, что все эти смерти дело рук Лукиной? — спросил он.

— Эти и возможно ряд других, — ответил Глеб. — Нам надо ещё проверить, не причастна ли она ещё к каким другим делам в прошлом.

Князев нервно дернул шеей. Пригладил бороду.

— В любом случае, убийца уже понесла заслуженное наказание, — сказал он. — Возмездие свершилось, так или иначе. Может и не стоит нам слишком сильно афишировать эту историю. Потому что доказательства у нас сейчас только косвенные.

«Точь-в-точь как Анна заговорил», — мысленно вздохнул Глеб.

— А разбрасываться ресурсами, чтобы пытаться связать с её каждым инфарктом случившемся в Парогорске — непозволительная роскошь, — назидательно сказал Князев, глядя в упор на Глеба.

— Да, такими ценными кадрами, как Анна Витольдовна, разбрасываться действительно опрометчиво, — не удержался от колкости Буянов.

В глазах Князева сверкнула холодная молния, желваки напряглись.

— Глеб Яковлевич, сегодня у вас был, кажется, очень длинный день, — медленно произнес он. — Так что идите домой. И отоспитесь. А то ещё наговорите чего-то такого, о чем можно и пожалеть. Завтра жду ваш полный письменный рапорт о случившемся. Свободны.

Фыркнув, Глеб поднялся со стула и вышел из кабинета не прощаясь. Как минимум идея отоспаться действительно была хороша.

Мечты просто провалиться в крепкий сон оказались слишком оптимистичными. Всю ночь его преследовали кошмары, как он сам вязнет в болоте, тонет все глубже, сантиметр за сантиметром, пытается дотянуться до спасительной земли, но ему не хватает каждый раз буквально чуть-чуть, и вот уже зловонная жижа подступает к лицу… Глеб с трудом разлепил глаза, чувствуя себя ещё более вымотанным, чем до сна, встал с кровати. Груда грязной одежды свалена кучей на полу — надо будет отнести её прачке, а сегодня придется достать из шкафа запасной костюм. Надел брюки и свежую рубашку, заварил чай. Пошарился по кухне, но из всей еды в доме остались только бублики.

Естественно, стоило только усесться за стол, как в окно начали настойчиво долбить. Глеб отложил бублик, все сильнее укрепляясь в мысли, что Порфирий сидит за окном и нарочно ждёт, когда получится выдернуть из комфорта.

— Так-так, что тут у нас сегодня? — спросил Порфирий, запрыгивая на стул. — Горячая вода и черствый хлеб? Ого, шикуете, Глеб Яковлевич. В честь чего такой пир? Что, премию на службе выписали?

— А вы всё язвите? — проворчал Глеб, наливая в блюдце молока и придвигая его к коту. — Утро без колкостей — день насмарку?

— Я забочусь о его питании, а он опять недоволен! — возмутился Порфирий. — Вот что не скажи — все в штыки, все наизнанку вывернет! Пожалуйста, Глеб Яковлевич, хотите падать в голодный обморок — воля ваша. Сколь угодно. Я умываю лапы, раз вы отвергаете мою заботу. Сами о себе беспокойтесь. Рассказывайте, что там вчера у вас приключилось, пока ещё в силах говорить.

Глеб начал подробный рассказ, на этот раз ничего не утаивая, как от Князева.

— Значит, у Лукиной в доме были фотографии Мельникова, Савицкой и вас? — в голосе кота слышалась тревога.

— Ну да, — беззаботно отозвался Глеб, надкусывая бублик, — и ещё какого-то неопознанного мужчины. Вероятно её прошлая жертва, с этим тоже надо будет разобраться.

— А мне кажется, — сердито сказал кот, — что в первую очередь надо разобраться, почему у неё была ваша фотокарточка.

— Ну была и была, — беззаботно отмахнулся Глеб. — Лукина уже никому зла не сделает. Она мертва. Уж поверьте мне, Порфирий Григорьевич, я видел это собственными глазами. Хотя и предпочел бы забыть. А сейчас, впрочем, у меня другие планы.

— Какие же это?

— Хочу навестить Лизу Шмит в лечебнице.

— Зачем? — Кот недоуменно склонил голову набок. — Она же находится не в себе. Что она вам вообще сказать-то сможет?

Глеб неопределенно пожал плечами.

— Не знаю. Просто всё думаю…. Вдруг во время опытов Рубченко она что-то увидела такое, отчего повредилась в уме? Может она сейчас одновременно в двух мирах? Может я вообще единственный, кто может хотя бы понять её состояние. Вдруг какие-то мои слова найдут у неё отклик?

— Ох, не строил бы я таких больших мечтаний, Глеб Яковлевич, — грустно вздохнул Порфирий.

— Лучше попробовать, чем не сделать и жалеть, — ответил Глеб, поднимаясь из-за стола.

— Не люблю я больницы, — проворчал Порфирий, опасливо косясь на серые больничные стены. — Таблетками пахнет, сразу тоску смертную навевает. Бррр. Будь моя воля — даже лапой сюда бы не ступил, без крайней на то нужды. Только ради вас и согласился. Хмарь беспросветная. Даже ваши цветочки картину особо не красят.

Повинуясь какому-то сентиментальному чувству, Глеб купил маленький букетик цветов. Да, Лиза сейчас, может, и бродит сознанием по другим мирам. Но вдруг ей все-таки будет приятно? Они прошли через больничный коридор, пока Порфирий уже назидательно вещал, что дарить цветы женщинам это глупости, и приносить надо что-по полезное. Рыбу, например. Или мешок картошки, на худой случай.

— Вы кладезь житейской мудрости, Порфирий Григорьевич, пропал бы я без вас, — рассеянно отозвался Глеб, стараясь совладать с накатывающим волнением, и постучался в дверь палаты.

Никто не отозвался.

— Елизавета, можно войти?

Тишина.

Он толкнул дверь и вошёл в палату. Елизавета лежала на кровати, свернувшись клубком, спиной к нему. Сердце Глеба кольнуло тоской, когда он увидел, что её некогда длинные локоны сейчас острижены коротким ёжиком.

— Елизавета, простите, не хотел вас беспокоить…

Нет ответа.

Глеб подошел ближе, осторожно тронул девушку за плечо.

Никакой реакции.

— Лиза…

Уже понимая, что произошло, он нервно потряс Лизу за плечо, но девушка не просыпалась. Букетик цветов упал на пол. Чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме, а к глазам подступают слёзы, повернул её на спину. Лиза была мертва. На приоткрытых губах застывшая пена, остекленевшие глаза смотрит вникуда. Одной рукой обхватил её запястье, почувствовав холодную кожу, пальцы второй положил на шею, надеясь на какое-то чудо. Пульса не было. Зато тьма, спутница всех усопших тут же потянула его за собой, накатила волна страха и одновременно счастья, колкая горечь и вспыхнувшая искра надежды. Почти так же, как и у прошлых умерших. Вынырнув из этого омута, Глеб нервно вздохнул и огляделся.

Не было видно ни ран, ни следов удушения, ничего. Ещё не зная, что скажет врач в морге, Глеб был точно уверен — «смерть от естественных причин». Ещё одна…

Порфирий мягко тронул его лапкой по ноге.

— Что? — глухо спросил Глеб.

— У Лукиной в квартире была портреты. Мельникова, Савицкой, Лизы, твой…

— И что?

— Я боюсь, что ты можешь быть следующим, Глеб.