Стажер магического сыска 2

Глава 19

Глеб поднялся на свежий воздух, сел прямо на траву. Старался дышать медленно и глубоко, чтобы очистить организм от дурманных испарений. Потихоньку сознание прояснялось, к миру возвращалась четкость, но пережитый страх ещё не до конца разжал свою ледяную хватку.

Чуть дрожащими руками Глеб достал из портсигара сигарету, с пятой попытки зажег спичку и прикурил. Наверху творился жуткий хаос, всё прибывали новые полицейские, выволакивали из подвала сектантов, запихивали их в фургоны. Окрики, вопли, суматоха.

Перед глазами до сих пор стояла картина, как один из этих сумасшедших ублюдков подносит чашу с ядом к губам Воронцовой и ещё секунда-другая… Глеб поморщился, растер виски, поднялся на ноги. Огляделся. Двое дюжих городовых тащили под локти Куропаткина, который от страха, кажется, вовсе перестал чувствовать ноги.

— Этого сюда! — крикнул Глеб, швырнув сигарету в сторону.

На лицах городовых читалось, что они сами готовы растерзать Куропаткина, но подвели задержанного ближе и отпустили.

— Что было в той чаше, из которой вы хотели напоить Воронцову? — прорычал сквозь зубы Глеб.

— Мне… мне нужен адвокат.

Глеб схватил его за воротник и встряхнул так, что у Куропаткина лязгнула челюсть.

— Слушай сюда — адвокат покойникам не нужен. А ты, как мне кажется, очень на это нарываешься?

Ярость накатила обжигающей волной, застилала глаза красной пеленой, а в ушах гулко пульсировала кровь. Он почувствовал непреодолимое желание врезать кулаком в эту жалкую крысиную морду. Вмазать так, чтобы хрустнули зубы под кулаком. Глеб прерывисто выдохнул, хрустнул шеей. Нужно держать себя в руках. Куропаткин, казалось, прочитал по его лицу, насколько близко тот был к срыву. Он весь съёжился, втянул голову плечи, затрясся.

— Что? — прошипел Глеб. — Теперь не такой смелый, без своего балахона? Слушай сюда, я тебе поясню ситуацию. У тебя есть два варианта. В одном случае ты сейчас будешь отмалчиваться, тогда нам придется вызывать прокурора, который своей магией выдавит из тебя всю правду, до последнего слова. Всё, вплоть до того, что ты в детстве на завтрак ел. Мы все равно узнаем обо всём, чем вы тут занимались, только на суде это будет расценено самым некрасивым образом. И светит тебе и твоим чокнутым дружкам виселица. Отправитесь всей кодлой проверять, можно ли в посмертии изучить другие миры. В другом варианте ты сейчас, подчеркну, здесь и сейчас рассказываешь всё, что там у вас происходило. Тогда, может быть, врачи действительно сочтут тебя буйнопомешанным и ты ещё немного задержишься в этом мире. Тебе всё понятно?

Куропаткин заозирался на городовых, будто те должны были защитить его как-то от таких перспектив, но никакой поддержки не нашёл.

— Повторяю вопрос, — Глеб снова встряхнул его за шкирку. — Рассказываешь или будешь ждать, пока из тебя всю правду по капле не выжмут?

— Я все расскажу, всё! Мы не злодеи! Вы просто не понимаете…

Не дав договорить, Глеб, держа его за шкирку, потащил в дом, толкнул в сторону стула.

— Садись. Рассказывай.

— С чего начать? — Куропаткин вцепился в стул так, как утопавший в спасательный круг.

— Говоришь, вы не злодеи? — Глеб стиснул кулак до хруста. — Что было в этом пойле, что вы хотели дать Воронцовой?

— Эликсир! — быстро выпалил Куропаткин. — Он бы помог ей прозреть.

— Меня от твоей чуши с «прозрением» тошнит уже. Говори так, что я тебя точно понимал, без всяких иносказаний. Она бы умерла, если бы выпила?

— Нет-нет-нет, — Куропаткин отчаянно замахал ладонями. — Мы годами практиковались, совершенствуя рецептуру! Смерть была крайне маловероятна, клянусь!

Он зря сказал это и тут же понял свою ошибку, увидел перекошенное от гнева лицо Буянова. Ещё мгновение и Куропаткин мог прощаться с передними зубами, но тут на плечо Глеба легла чья-то рука.

— Глеб Яковлевич, — услышал он спокойный голос Анны, — сейчас не самый подходящий момент демонстрировать, насколько ваш нрав соответствует фамилии. Возьмите себя в руки.

В припадке ярости Глеб даже не заметил, как из проклятого подвала наверх поднялась Анна, которую под руку держал Кузьма Макарович, а возле её ног тёрся Порфирий. Воронцова была бледна, по щекам ещё стекала маленькими каплями кровь, но как и всегда она держала спину идеально прямой, а голос звучал ровно, будто находятся они на светском приёме, а не в логове сумасшедших сектантов.

— Согласен с Анной Витольдовной, — прошипел Порфирий. — Глеб, оставьте этого негодяя в покое. Отдайте его мне, я сам лично располосую этого слизняка на мелкие кусочки.

— Прекратите, это непрофессионально, — одёрнула их Анна. — Спасибо за помощь, Кузьма Макарович, но в обморок падать я не собираюсь. Проследите за тем, чтобы остальных подозреваемых доставили в околоток и оформили.

Старый сыщик кивнул, бросив взгляд полный ненависти на Куропаткина, и вышел на улицу.

Глеб сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, досчитал про себя до десяти. Затем, чуть успокоившись, поднял ладони вверх и сделал пару шагов назад.

— Всё, всё, — сказал он. — Обещаю не прибить его раньше времени. По крайней мере постараюсь.

Воронцова встала напротив Куропаткина, отчаянно пытавшегося вжаться в стул, будто строгая учительница перед учеником.

— Кто в вашей группе старший? — спросила она. — Тот человек в золотой маске?

Сектант быстро замотал головой.

— Нет-нет, он всего лишь один из нас. Такой же адепт первого круга. Он в нашем сообществе меньше трёх лет, — в его голосе послышались нотки пренебрежения.

— А сколько вы? — спросила Анна.

— Почти десять лет, — Куропаткин не смог скрыть на секунду прорвавшуюся гордость и чувство собственной значимости. Но тут же испуганно притушил в себе этот огонек самодовольства.

— Значит, — холодно спросила Анна, — старший здесь это вы?

Куропаткин уже понял, что со своим ответом попал в ловушку.

— Нет-нет-нет, вы не понимаете! — быстро затараторил он, словно это признание вынесло ему мгновенный смертный приговор. У нас есть разные степени посвящения. Неофиты, адепты первого круга…

— Это вы расскажете потом, — оборвала его Воронцова. — Сейчас я спросила, кто у вас старший.

— Старшим был Мельников, — нервно сглотнув ответил Куропаткин. — После его смерти мы так и не решили, кто займет его место.

— Любопытно. Всё это… общество? Организовал тоже Мельников?

Куропаткин часто закивал.

— Это он, это всё он. Собирал первых людей, вводил в курс дела, раскрывал нам глаза на правду. Он и меня пригласил. Рассказывал о том, что пережил сам, о других мирах, о способах их познания, что может раскрыть нам глаза, на то, как на самом деле сложно устроено мироздание. Я… я ему поверил. Мне было интересно, поймите! Это же научный интерес! Это всё… может быть невиданным открытием! Мы действовали во благо всего человечества.

— Глаза бы я тебе выцарапал, во благо человечества, — прошипел Порфирий.

От этого обещания Куропаткин ещё сильнее побледнел и втянул голову в плечи.

— Прекратите трястись, — брезгливо сказала Анна. — Вспомните о чувстве собственного достоинства, если в вас осталось его хоть на каплю. Просто отвечайте на мои вопросы. Значит, вашу секту организовал Василий Мельников, так?

Короткий нервный кивок в ответ.

— Чем лично вы занимались?

— Мельников рассказывал нам, что существует возможность заглянуть за ткань мироздания, узреть другие миры, проникнуть в них так же просто, как перелистнуть страницу книги. Понимаете? Но это дано не каждому, стать путешественником между мирами, нам нужны были люди, специальные люди, которые были бы способны увидеть…

— А вербовали таких людей вы? — спросил Глеб. — Обещали открыть секреты мироздания, затем опаивали, сводили с ума и ликвидировали?

— Нет… что…

— Не врите, именно после знакомства с вами Крапивин влился в этот дьявольский кружок, сошел с ума и закончил свою жизнь нищим.

— Да, я же признаю, Мельников назначил меня одним из тех, кто отбирает кандидатов. Но я всего лишь искал новых людей, тех, кто и сам был в поисках, поймите же! Никакого насилия.

— Видел я сегодня ваше «никакого насилия», — рыкнул Глеб. — Так что ты бы помолчал лучше.

— Что происходило с кандидатами? — спросила Воронцова.

— Кого-то посвящали в помощники, — Куропаткин умоляюще смотрел на неё, будто надеялся, что та в самом деле проникнется их «благими помыслами». — Тех, кто знал химию или магию. Но нужны были ещё и те, кто стал бы проводником, первопроходцем в иной мир.

— И какая же судьба ждала таких «первопроходцев»? — спросил Глеб.

— Им давали эликсир. Его долго разрабатывали, меняли рецептуру множество раз. Не все проводники выдерживали, кто-то умирал…

Куропаткин всхлипнул.

— Мельников говорил, что рецептура не идеальна, нужна другая. Те, кто помогал ему варить зелье, становились рангом выше, те, кто знал химию и магию… Кто-то не переживал испытания эликсиром, да, но это были вынужденные жертвы! Поймите! Малая жертва для великого блага!

Сектант задергался, переводя взгляд то на Анну, то на Глеба.

— Это работало! Работало! Рецептура стала лучше! Проводники стали выживать, рассказывать о своих видениях, о картинах, что им удалось узреть!

— Как Крапивин, например? — злобно спросил Глеб. — Так он с ума сошел, вашими стараниями.

— Всего лишь побочный эффект! Он же сумел узреть иной мир. Да, его рассудок помутился, но это значило, что мы на верном пути, надо всего лишь продолжать совершенствовать рецептуру, искать более ментально сильных кандидатов!

— Такой стала Анастасия Савицкая? — спросил Глеб.

— Совершенно верно! — тут же уцепился Куропаткин. — Она прошла через ритуал и сумела узреть. Её разум выдержал. Она рассказывала нам о своих видениях, о гигантском городе, чьи дома из стали и стекла подпирают небеса!

— Тогда почему же вы её убили? — спросила Воронцова.

— Её никто не убивал! — запротестовал Куропаткин. — Да, кто-то стал жертвой, но жертвой священной, во благо! Савицкая же стала нашим символом того, что мы на правильном пути. Она сумела побывать за гранью, вернуться и рассказать нам. Но она не захотела проходить ритуал ещё раз, ушла рисовать свои картинки. Многие были против, она казалась идеальным кандидатом, но Мельников запретил заставлять её. Никто не убивал Савицкую.

— Вы что, хотите сказать, она действительно просто так скончалась в столь юном возрасте? — спросила Анна. — Или это всё-таки последствия ваших опытов? Отложенный эффект?

— Этого я не знаю, — поник Куропаткин.

— Савицкая, Мельников, Крапивин, Шмит, — отчеканил Анна. — Вы хотите сказать, что ваша секта непричастна ни к одной из этих смертей?

— Нет….

— Нет? Вы действовали почти десять в Парогорске, сколько людей вы загубили за эти годы? Сколько людей не пережило ваших экспериментов?

Куропаткин судорожно вздохнул, отвел глаза.

— Сколько крови на ваших руках?

Тот снова не ответил.

— Молчите, если вам будет так угодно. Это не имеет значения, — сказала Анна.

Они с Глебом отошли чуть в сторону, а Порфирий остался сидеть возле задержанного, будто сторожевой пёс.

— Вы ему верите? — спросил Буянов, кивая в сторону Куропаткина, поникшего, как выжатая тряпка.

— Может быть, — ответила Анна. — Возможно, он и сам знает не всё. Кто-то из них мог быть подручным Мельникова, чтобы устранять тех, кто мог проболтаться об их опытах. Это ещё предстоит установить, у нас ещё достаточно подозреваемых, кто-то возможно прольёт свет. Если же решат запираться — что ж, на этот случай у нас есть господин прокурор, с его даром заставлять людей говорить лишь правду. Послушаем. Работы впереди предстоит ещё очень много.

— Вам бы отдохнуть надо, Анна Витольдовна, — мягко сказал Глеб, стараясь не смотреть на кровавый след на её щеке.

— Спасибо за заботу, Глеб Яковлевич, но я в порядке, — холодно ответила она.

— Не хочу пускать в ход тяжелую артиллерию, Анна Витольдовна, — нарочито строгим тоном сказал Глеб, — но вы вообще отстранены от службы. Вам надо сидеть дома, пить кофе с бубликами и читать романы, а не допрашивать сумасшедших сектантов часов.

Он призадумался на секунду.

— Хм, подождите. Как вы вообще здесь оказались? Со мной-то всё понятно, я сам сунулся в этот расставленный капкан, когда этот червяк Куропаткин поделился фактом существования секты. Вот кабы мне глотку перерезали сегодня ночью или отравой напоили, это понятно, сам дурак, но с вами-то что произошло?

Анна Витольдовна поколебалась, будто ответ давался ей с невероятным физическим усилием, но всё-таки ответила:

— Петр Сергеевич назначил мне свидание. Я не нашла сегодня для себя ни одного хоть сколько-то более интересного дела, так что нашла целесообразным согласиться, дабы не киснуть дома от скуки. Хотя если бы вы, Глеб Яковлевич, рассказали мне о том, какие новые знакомства успели завести, я бы, наверное, предпочла вам помочь, а не оставаться в блаженном неведении.

При слове «свидание» Глеб вздернул бровь и не удержался от ехидной мальчишеской улыбки. Кто бы мог себе представить эту железную женщину, да на свидании? Трудно было вообразить её, неспешно прогуливающуюся по парку под ручку с кавалером, нашептывающими друг-другу милые глупости. Или как в Парогорске вообще принято проводить свидания? Глеб ни на одном ещё не был здесь, надо бы и озаботиться в самом деле, если вон даже Анна Витольдовна решилась. Порфирий, опять же, тоже напрямую говорит, что пора бы и озаботиться второй половинкой… Из спонтанного потока мыслей его выдернула речь Воронцовой:

— Неудачная получилась история. Я пришла, но вот Петр Сергеевич так и не изволил объявиться. Не знаю, куда он запропастился, но я прождала его битых полчаса, чувствуя себя наивной дурочкой. Что ж, мне не привыкать ждать мужчин, которые не явятся…

По её лицу пробежала тень, но Воронцова быстро взяла себя в руки.

— Одним словом, когда я так и не дождалась Петра Сергеевича, направилась обратно к своему паровику. Даже понять ничего не успела, когда мне приложили какую-то тряпку к лицу. По всей видимости с хлороформом. Очнулась я, когда меня уже спускали в подвал. Что им надо они так и не сказали, но не строила я иллюзий, будто мне будет позволено покинуть это место живой. Если бы не вы, Порфирий Григорьевич, так бы тому и суждено было оказаться.

Анна хмыкнула, пытаясь развеять неловкость, но тут же посерьёзнела:

— Впрочем, вы совершенно правы. Меня здесь быть не должно.

Заложив руки за спину, Воронцова выглянула в окно.

— Здесь должен быть ваш непосредственный начальник, но что-то я не наблюдаю тут Алексея Леонидовича. Порфирий Григорьевич, любезный, скажите, вы не позвали его сюда только из чувства личной неприязни?

— Я про этого мерзавца Князева ничего не знаю и знать не хочу, — отозвался кот, продолжая глядеть на Куропаткина, будто тигр на кусок сырого мяса.

— Ясно. Что ж, Глеб Яковлевич, не забывайте о субординации. Не могу вам ничего приказывать, но могла бы посоветовать сообщить господину Князеву обо всём произошедшем, как можно скорее.

— Да пошёл он к чёрту, — огрызнулся Глеб.

— Понимаю ваше нервозное состояние, но тем не менее. Мы… Вы сотрудник полиции и должны соблюдать порядок. И если вы не решили сложить с себя этим полномочия, значит должны доложить начальству.

Ничего не оставалось, как развести руками. Глеб, сердито бормоча под нос проклятия в адрес и Князева и сектантов одновременно, пошёл на улицу, когда его окликнула Анна.

— Господин Буянов?

— Да?

— Я слышала, что вы предлагали свою жизнь за мою. И очень это ценю.

Глеб смущённо потёр шею.

— И вы и Порфирий Григорьевич сделали бы для меня то же самое, — сказал он.

— Я бы крепко подумал, — фыркнул кот. — Если вы сами за свою жизнь совсем не печетесь, мой друг, так я-то чего должен своим загривком рисковать.

Улыбнувшись его ворчанию, по которому он успел уже так сильно соскучиться, Глеб ушёл.