Стажер магического сыска 2

Глава 12

В третий раз за несколько дней перед Анной и Глебом оказалась громада особняка Мельниковых.

— Если бы вы принимали пари, — сказал Буянов, — готов был бы поставить минимум червонец, что отец семейства снова попробует выставить нас за дверь. Если уж он не горел желанием помогать даже с расследованием причин смерти родного сына, то теперь, когда мы будем выпытывать, что же его связывает с сумасшедшей Лукиной…

Он поцокал языком.

— Ваша тяга к азарту не доведет до добра, — холодно отчитала его Анна. — Попробуйте проявить ваши лучшие профессиональные качества, как сотрудника полиции. Нам надо добиться сотрудничества от Мельникова, если мы хотим найти Дарью Ивановну в кратчайшие сроки, а не объявлять её во всеимперский розыск.

— Будем стараться, — отозвался Глеб и постучал.

Через несколько секунд послышался шорох, щелкнул замок.

— Добрый вечер, — из-за двери осторожно высунула нос Ефимия.

— Хозяин дома? — спросил Глеб.

— Дома, но не думаю, что он вас примет…

— Это мы уже слышали в прошлый раз.

Глеб вошел внутрь, оттеснив плечом служанку.

— Пьёт? — коротко спросил он.

Перепуганная Ефимия только кивнула.

— Принесите ему кофе, да покрепче, — распорядилась Анна. — Нам он нужен хоть немного более трезвым.

Мельников-старший, как и несколько дней тому назад, всё так же сидел в гостиной перед неизменной бутылкой коньяка, будто и вовсе с места не трогался. Его одутловатое лицо было пунцово красным, на носу лопнули капилляры, подрагивающая рука нетвердо сжимала коньячный бокал.

— Добрый вечер, — бросил Глеб, подвинул один стул для Анны, на другой присел сам, не дожидаясь приглашения.

Мельников смерил их долгим взглядом, будто силясь припомнить, кто они такие. Наконец в его мутных глазах мелькнуло что-то похожее на озарение.

— Убирайтесь, — с трудом пробормотал он.

— В который раз пытаетесь прогнать нас? — спросил Глеб. — А почему, хотелось бы узнать? Боитесь, что мы узнаем нечто такое, что нам знать не надо? Что такое вы скрываете, Семен Николаевич?

— Убирайтесь!

Мельников попытался встать и ударить кулаком по столу, но был настолько пьян, что лишь приподнялся на непослушных ногах, вяло хлопнул ладонью и тут же рухнул обратно на стул, будто мешок с соломой.

— Коньяком голос совести не заглушить, — сказал Глеб. — Поделитесь с нами, что же вас так терзает изнутри, помимо смерти сына? Дело же не только в этом?

— Я вам уже всё сказал, — пробормотал Мельников. — Я вам велел убираться. А вы снова пришли. Я уже звонил этому… вашему… Князеву… И вот вы снова тут. Что вам непонятно? Уйдите…

В комнату вошла Ефимия держа поднос, на котором дымился кофейник. Она старалась не глядеть на хозяина, но её руки так дрожали, что посуда выбивала быструю металлическую дробь. Служанка опустила поднос на стол и быстро упорхнула.

Глеб сам взял кофейник, налил чашку, придвинул её к Мельникову.

— Выпейте, — сказал он. — Может хоть в чуть более трезвом уме вы поймёте, что от вашего молчания могут пострадать другие люди.

— Пшёл к чёрту…

— Семен Николаевич, — холодно сказала Воронцова, — прекращайте вести себя, будто сапожник после получки. Вам это не к лицу. Вспомните о чувстве собственного достоинства, ежели его у вас хоть на каплю осталось. Мы пришли не ваши пьяные крики слушать, а побеседовать об обстоятельствах смерти вашего сына. Но если вам не интересно помочь нам разобраться с тем, умер ли Василий естественной смертью или это было убийство…

Она пожала плечами.

— Тогда мы с Глебом Яковлевичем, пожалуй, пойдем. Не будем тратить на вас время.

На протяжении всего её монолога Мельников вперивался в Воронцову тупым мутным взглядом. Когда она закончила повисла долгая пауза. Наконец он взял чашку и в несколько глотков выпил ещё дымящийся кофе. Тяжело закашлялся, вытер губы краем скатерти.

— Зачем вы пришли? — спросил Мельников.

— Лукина, Дарья Ивановна. Имя вам знакомое, не так ли?

При её упоминании Мельников чуть вздрогнул, кивнул.

Воронцова сцепила пальцы, подалась вперед.

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы с ней познакомились.

— Вы не знаете, через что я прошёл, — пробормотал Мельников-старший.

— Это вы уже говорили, — сердито бросил Глеб. — Если не хотите дать нам больше конкретики, возможно убийца вашего сына так и останется на свободе.

Семен Николаевич налил дрожащей рукой себе ещё одну чашку кофе и одним глотком выпил её, будто кипяток вовсе не обжигал ему горло. Вытер тыльной стороной ладони губы.

— Уж больше десяти лет прошло, — наконец заговорил он, — а я тот проклятый вечер, как вчера помню. Мы с акционерами удачное закрытие сделки отмечали, а жена моя, Агнессочка, и Васенька на машине ехали из города, театр смотрели.

Лицо Мельникова исказила жуткая гримаса боли, словно в нем проворачивали нож, он снова потянулся за бутылкой, но Глеб перехватил её и отставил в сторону.

— Дождь тогда лил, как из ведра. На улицах воды по колено. И вот звонят мне. Говорят… Нету больше твоей Агнессочки. Этот ублюдок водитель с управлением не справился и машину в кювет завалил. И всё. И нету моей дорогой больше.

Мельников всхлипнул и двумя ладонями растёр по лицу катящиеся слёзы.

— Его счастье, что он тоже на месте погиб, — продолжил рассказ отец, — иначе бы я своими руками его… эту гниду… задушил бы… он бы у меня…

— Семен Николаевич, — перебила его Анна, — а что случилось с Василием?

— Его в больницу отвезли, — слегка отстраненно ответил Мельников. — Он в себя не приходил. Долго. Больше месяца. Просто как будто спит. Вот вроде живой. А вроде и не живой совсем. Бледный такой. Худой весь. Будто покойник. Только дышит ещё.

Он нервно выдохнул и продолжил:

— Я лучших лекарей выписывал. Лучших целителей. Всё обещал, что попросят, лишь бы Васенька мой проснулся. А они только руками разводили. Не знаем, дескать, ничего сделать не можем. Не получается ничего. Только ждать. И я ждал. Ждал и молился, денно и нощно. И вот однажды чудо случилось. Он открыл глаза.

— Но дальше что-то произошло? — спросила Анна.

Мельников кивнул.

— Он сначала очень слаб был, но тут целители ему помогли. Василий быстро окреп, говорить начал. Только не узнавал никого и ничего. Даже меня не признавал. Боялся всего. Не понимал, где находится, как ему не объясняли.

Сердце Глеба сделало несколько слишком быстрых ударов. Мысль о том, что судьба Василия была так схожа с его собственной, растревожила ум, будто раскаленной кочергой поворошили.

— Говорил он что-то? — спросила Анна.

— Ерунду какую-то только. Что-то в том роде, дескать, будто с другого света вернулся. Так-то оно и было, вроде, целый месяц в себя не приходил.

Глеб заерзал на стуле. Казалось, он единственный кто сейчас действительно понимал, что же на самом деле случилось с сыном Мельникова. Но говорить об этом было, увы, нельзя.

— Я у всех целителей спрашивал, — продолжал свой рассказ Семен Николаевич. — Одни говорили, это нормально после такой продолжительной болезни. Пройдет, опомнится, главное уход, забота и покой. Другие только руками разводили. Так мол и так, смерть матери и сильная травма головы повредили мозг. Психика неустойчивая. Может придёт в себя, а может и нет. Сеансы нужны, реабилитация. Да только не помогало ничего. Я уже и домой его отвез и по всем врачам свозил, да все без толку. Не узнает никого. В доме родном, будто в глухом лесу плутает. Всё горячился, рассказывал только без конца про то, как с того света вернулся. Чушь какую-то бессвязную городил про свои видения.

— Какие видения? — спросила Анна.

— Не помню, — Мельников пожал плечами. — Мне его слушать больно было. У вас дети есть свои?

— Нет, — ответила она.

— Тогда вы меня не поймете, что значит слушать этот сумасшедший лепет от своей родной кровиночки. У меня сердце разрывалось, каждый раз.

— Что вы сделали дальше? — перебил его Глеб, которому очень не хотелось, чтобы Мельников сейчас смог припомнить рассказы сына о других мирах. Кто знает, куда мог завести этот разговор.

— Насоветовали мне бабку одну. Может, дескать помочь, когда человек умом повреждается.

— Это и была Дарья Ивановна? — спросила Анна.

— Она самая. Ведьма чертова. Я к ней сына свозил. Она его осмотрела глазом своим черным, что-то руками помахала, чуть что не обнюхала всего. Говорит, демон в твоего сына вселился, Семен Николаич.

— И вы поверили? — не удержался Глеб.

— Как тут не поверишь, когда родной сын ведет себя, будто сам не свой? Поверил. Она говорит, ритуал надо провести. Демона, дескать, изгнать. Только тут, говорит, в городе энергетика, якобы, не та. Потоки магические и вся эта ваша колдовская чушь, не понимаю я в ней ничего. Послушал её. Отвез сына к ней в избу, тут неподалеку от Парогорска, на болотах….

Анна и Глеб быстро переглянулись.

— Они там заперлись и Лукина, ведьма старая, то ли ритуалы свои крутила, то ли беседовали о чем-то несколько часов.

— Это помогло? — спросила Анна.

Мельников надолго задумался, потом неопределённо пожал плечами.

— Можно и так сказать. Он тише стал, спокойнее. Не приставал ко всем со своими бреднями про другой свет, иной мир. Только…

— Что?

— Будто всё равно так никого и не узнавал. Только вид делал. Всё изучал, запоминал. Словно всё ему в диковинку было. Понимаете? Словно маскировался.

Его передернуло, будто от мороза.

— Книги начал изучать. Выписывал десятками. Потом пропадать куда-то стал. Уедет куда-то, вернётся, и не говорит где с кем был.

— Почему вы были недовольны? — спросила Анна. — Если вашему сыну стало лучше.

— Не поймете вы. Нет у вас детей. А я на Васю смотрел. И не узнавал. Будто мой сын. А будто вовсе и не он. Другой человек. Сердцем словно чуял что-то, как смотрю на кого-то, кто на себя только кожу моего сына натянул.

Анна изумленно изогнула бровь, глянула на Глеба. Тот почувствовал только острый приступ жалости к этому человеку, который просто любил своего сына и пусть только в душе, пусть никому не говоря о своих сомнениях, но чувствовал правду.

— Вот теперь и нету моего Васи. Совсем нету, — пробормотал Мельников, схватил коньячную бутылку, отпил из горла. — Ни Агнессочки моей. Ни Васеньки. Мне-то, старику, зачем жить самому теперь?

— Мы можем обыскать его кабинет? — осторожно спросила Анна. — Это может помочь в следствии.

Мельников сунул руку в карман, достал ключ, бросил его на стол.

— Делайте, что хотите. Только оставьте меня в покое.

Глеб, избегая смотреть ему в глаза, забрал ключ. Они поднялись с Анной из-за стола, пошли к лестнице, ведущей на второй этаж.

— У меня только одна просьба, — бросил Мельников через плечо. — Если убили моего Васю… Вы поквитайтесь за него.

Глеб с Анной вошли в кабинет Василия. Большой, светлый, по периметру заставленный книжными шкафами. Глеб взглядом пробежался по названиям на корешках.

— Физика, химия, основы магии… Да черт его дери.

— Что у вас вызвало такую бурную реакцию? — Анна Витольдовна изумлённо посмотрела на него.

— Да знаете, будто снова в квартире Рубченко оказался. Тот тоже любил изучать эти науки. Только чертежей безумной машины по перемещению души покойника в чужое тело не хватает. Впрочем, не удивлюсь если и что-то похожее найдем.

— Предпочитаю не строить догадок. Давайте не будем тратить время и попробуем найти хоть какие-то улики, проливающие свет на деятельность Мельникова-младшего.

В отличие от хаоса логова того же Рубченко, в кабинете покойного сына Мельникова царил идеальный порядок. Книги ровно выстроены корешок к корешку, бумаги и карандаши на столе в идеальный симметрии, нигде ни пылинки. Единственное, что выбивалось из строгой педантичности этой комнаты, больше похожей на образцовую обитель какого-нибудь академика, так это картина, подписанная в углу росчерком, похожим на звезду. В густом предрассветном тумане, зажатая между двух высотных домов, светилась вдалеке Останкинская башня.

— Ещё одна картина Анастасии Савицкой, — отметила Анна.

— Угу, — буркнул Глеб, ожидая, что начальница заинтересуется сюжетом, и что тогда прикажете отвечать? Правду? Оглянуться не успеешь, как окажешься с Лизой в соседних палатах. Но Воронцова была уже поглощена поиском улик.

— Проверьте, нет ли за ней сейфа, — сказала она.

Глеб снял картину, но открылась лишь стена.

— Не стоило и надеяться, — нарочито расстроенно проворчал он и поставил картину на пол, повернув изображением от себя.

Воронцова тем временем подошла к рабочему столу, быстро просмотрела бумаги.

— Отчеты о финансовой деятельности завода за квартал. Ничего интересного для нас.

Она положила документы обратно, попробовала дёрнуть ящик стола. Заперто.

— Надо спросить у Мельникова, может у него где-то храниться запасной ключ от стола, — сказала Анна.

— Обязательно спросим, — ответил Глеб, осторожно отстраняя её в сторону.

Он взял со стола нож для писем, вставил его в щель между ящиком и столешницей, со всей силы надавил. Треснуло дерево, тренькнуло напополам разломившееся лезвие.

— Но потом, — закончил Глеб выдвигая ящик.

— Варвар, — бросила Анна, уже с нетерпением разглядывая бумаги и письма. — Были бы вы моим подчинённым, получили бы выговор. Вы действуете непрофессионально. Нарушаете служебную этику.

— Непрофессионально, зато действенно. Я вообще простой стажер, с меня взятки гладки, — отмахнулся Глеб. — Ну, что там?

— Ничего интересного, — ответила Анна. — Финансовые отчеты, списки книг и прочая ерунда.

Когда последняя бумага была вынута из ящика, на самом дне обнаружилась маленькая записная книжка.

— А вот это уже интереснее, — Глеб в азарте прихлопнул ладонями по столу, будто наблюдал за бегами и его лошадь вырвалась вперед. — Что там?

Воронцова открыла блокнот, нахмурилась. С замиранием сердца Глеб ожидал, что это окажется тайный дневник Василия Мельникова, в котором он покается в каких-то таких страшных грехах, что хоть как-то прольет свет на загадку его смерти.

— Ну не томите, что там? — повторил он.

— Не берусь ответить точно, — ответила Анна, положила записную книжку на стол, перелистнула несколько разворотов.

Страницы были размашисто исписаны цифрами и буквами. Какие-то были зачеркнуты, некоторые подчеркнуты двойной линией, мелькали восклицательные и вопросительные знаки.

— Тринадцать, точка, ноль два, одиннадцать, П-П, семнадцать, ноль, семь, девять, А-А, — зачитал Глеб вслух несколько строк. — Что это значит?

— Вы задаете много вопросов, хотя я предпочла бы слышать от вас версии и предположения, — отчеканила Анна. — Я не знаю. Если можно представить, что цифры через точку это даты, то что значит второе число и буквы — сейчас можно только гадать.

Она хотела убрать записную книжку обратно в ящик, но Глеб выхватил её и убрал себе в карман.

— Вы что себе позволяете? — Воронцова обожгла его очередным своим фирменным взглядом. — Оставьте в покое личные вещи скончавшегося. Может ещё канделябры прихватите из дома Мельниковых, Глеб Яковлевич?

— Заберем, как потенциальную улику. Отцу сообщим. Если не пригодится — вернем. Если мы знаем, что покойный Василий Мельников как-то связан с сумасшедшей старухой, которой везде мерещатся демоны, как знать, может и это записи оберега от демонов или что-то в этом роде. Заклинания какие-то или цифры, которые ему нашептывали бесы по ночам. Это единственная подозрительная вещь из всех.

— Или просто какие-то отчеты о его любовных похождениях, — Анна неожиданно рассмеялась коротко и сразу снова посерьезнела. — Итак, что мы имеем?

— Против покойного Мельникова ничего, — Глеб пожал плечами, — кроме того, что он, возможно, в глазах сумасшедшей ведьмы Лукиной был одержим дьяволом.

— Значит, наведаемся в её ведьмин домик на болотах.