Глава 21

Когда прибыла подмога во главе с Кузьмой Макаровичем, Глеб сидел в кресле, держа на коленях обгоревшие бумаги. Голова нещадно гудела после удара. Волосы слиплись от засохшей крови, а про испорченную рубашку и пиджак он даже не думал: отстирается, наверное, не в них счастье.

— Скверно выглядите, — поделился сыщик вместо банального приветствия. — Вы как себя чувствуете, Глеб Яковлевич?

— Лучше всех, — соврал Буянов.

— Лучше всех, да только никто не завидует? — понял его Кузьма Макарович. — Вам бы к доктору надо, а ещё лучше к лекарю.

— Об этом позже, — отмахнулся Глеб.


По пути в участок его внезапно укачало. Тошнота накатила волной и не будь он голоден, так бы и не сдержался, испортив салон.

— Остановите, подышать надо, — выдохнул Глеб, зло теребя шейный платок, будто тот сдавливал шею не давая вздохнуть.

Шофер остановил паровик и Буянов отворив дверь вышел прямо на дорогу. Темное серое небо, нависшее над городом, тучи, будто грязная вата, мелкий несносный дождь со снегом, были для него сейчас куда приятней, чем духота машины.

Глеб задрав голову ощутил, как водяные капли и колкие снежинки падают на кожу. Затем провел ладонью по лицу, словно умываясь. Желудок унялся и более не пытался вывернуться наизнанку, а вот тошнота не прошла. Наоборот, Глебу показалось, что она стала более монотонной, постоянной проникающая в каждую клеточку тела.

— Какая дрянь. — Кривясь, он сплюнул под ноги.

Что бы хоть немного сосредоточиться, Глеб обвел мутным взглядом не вызывающий восторга в предрассветной дымке фабричный пейзаж. Вот трубы заводов серыми колоннами подпирают небесный свод. Чуть ниже, вдоль каменистого берега, стальная лента реки несет свои воды мимо фабрик и мануфактур к далекому морю.

Серое небо, серый город, серая хмарь. Глеб проморгался, отгоняя пелену, повисшую перед глазами и вздохнув поглубже холодный воздух вернулся в машину:

— Едем, да побыстрее, — потребовал он, а сам откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.

Впрочем, лучше не стало. Тошнота не желала уходить, а головная боль явно усилилась.

Глеб ехал и мечтал о таблетке анальгина или ибупрофена, или еще какой бытовой магии прошлого мира. Всё, что казалось таким привычным осталось там, за гранью, а он иномирец, который с трудом привыкает к новой жизни. Изредка ему безумно хотелось домой, но после бесед с Порфирием Григорьевичем или напряжённого дня, отпускало. Дом. Что такое дом? Там, где человек счастлив, а тут он вполне нашел себя, значит и счастье найдет.

Буянов чертыхнулся, и чего на философию потянуло? Видать и впрямь сильно головой ударился. Ладно, всё ерунда, ещё не пойман убийца, и что самое поганое, даже весомых улик кем этот убийца мог быть, у него не было.

Паровик остановился у околотка, и Глеб с радостью покинул машину. Несмотря на ранний час на улице все еще было как-то непривычно темно. Оглядевшись Глеб заметил, что фонари уже не горят.

— Совсем обнаглели, — проворчал он, запинаясь на ступенях. — По темноте недолго и ноги переломать.

На его удивление в участке тоже царил полумрак. И хотя городовые, снующие по своим делам, не обращали на это никакого внимания, Глеб не сдержался:

— У нас что сегодня, экономия на свете?

Дежурный удивленно вытаращился на него, но Буянов только махнул рукой, смысл разговаривать. Они может и слово такого не знают — экономия!

Добравшись до кабинета Анны, который он надеялся занимать лишь временно, Буянов устало сел за стол. Голова болела нещадно, хотелось лечь и отдохнуть, а не сидеть здесь в околотке, размышляя, как написать отчет о том, что при самообороне убил собственного начальника.

— Глеб Яковлевич, что-то нужно?

Глеб вздрогнув поднял глаза и увидел Никодима, стоявшего рядом:

— Какого рожна подкрадываться? — не сдержался он. — И вообще, не слышал, что стучаться надо?

— Я стучал, — городовой вздернул подбородок.

— Ну так громче стучал бы, я, видишь ли, думаю.

— Извините. Так что, помощь какая нужна?

— Воды подай и свет включи, ни черта не видать в потемках.

Никодим прищурясь посмотрел на Глеба.

— Ну? Чего еще? — не сдержался Буянов. — Впервые видишь окровавленного детектива?

— Нет, Глеб Яковлевич, просто утро на улице, солнце едва вышло.

— Вышло, не вышло, свет включи или тебе сложно?

— Не сложно. — Никодим подошел к выключателю и повернул ручку. — Так лучше?

Глеб посмотрел на лампочку — темная.

— Никодим, ты если надо мной издеваешься, то хоть скажи за что, — потребовал он.

— Да вы что, господин Буянов? Я ни в коем разе. Вот вода ваша.

— Где? — Глеб махнул рукой по столу, что-то задел и услышал, как разлетаются осколки.

— Вы её только что разбили, — пробормотал Никодим.

— Громче говори, ничего не слышно, — рыкнул Глеб, но ему никто не отозвался. — Зараза, сбежал, — вздохнул он, потер рукой глаза и нахмурился, едва разглядев ладонь.

Точно зачарованный он положил обе руки на стол, пытаясь разглядеть их. Пелена перед глазами явно стала гуще, она мешала видеть, не давая рассмотреть окружающий мир. Вспомнился туман на болоте, там так же — вытянул руку и не видать. Но тут-то туману неоткуда взяться.

Чья-то тень мелькнула рядом.

— А ну, голубчик, сколько я пальцев показываю?

Голос Казимира Игнатьевича доносился глухо, точно из бочки.

— Три? — попытался угадать Глеб, понимая, к чему тот клонит.

— Один, — отозвался Айболит. — Вы вообще меня видите?

— Как будто бы да, — осторожно начал Глеб, всматриваясь в знакомый силуэт. Впрочем, спроси его сейчас, кто из них Никодим, а кто эскулап, Глеб, пожалуй, не был бы уверен в своем ответе.

— У вас травма головы и очень серьезная, как вы вообще добрались до участка и главное зачем? Почему сразу не поехали в больницу?

— Думал пройдет, — произнес Глеб вечную как мир отговорку всех больных и убогих.

— Плохо, что вы так думали. Никодим, а ну помоги господину Буянову дойти до машины. Срочно езжайте в больницу, там сегодня Чигвинцев дежурит. Пусть приступает к лечению, немедля. А то боюсь еще немного и…

Он недоговорил, но Глеб и так его понял. Помирать отчаянно не хотелось. Как и ощущать себя инвалидом.

— Сам дойду, — заверил он, делая шаг и тут же врезаясь в стул.

— Давайте вместе, — предложил Никодим.

Взяв его за локоть, он медленно пошел вперед. Глеб хотел было возмутиться, но понял, что и впрямь ни черта не видит. Стало неуютно и жутко. Каждый шаг давался с трудом. Привычный путь до дверей растянулся на часы, ну или по крайней мере так казалось.

— Осторожно, ступени.

Глеб дернулся, чей это голос? Не разобрать.

Так же неспешно они дошли до машины. Кроме Никодима рядом находился еще кто-то, но Глеб никак не мог понять кто. Голова уже не болела, она налилась свинцовой тяжестью. Тянуло к подушке. Внутренний голос уговаривал закрыть глаза и уснуть. И впрямь, зачем куда-то идти? Перед глазами уже тьма, сон манит. К чему суетиться?

Паровик поехал и Глеб попытался задремать, но его тут же встряхнули за плечи:

— Спать нельзя, Глеб Яковлевич, никак нельзя! — послышался точно шум прибоя голос Никодима. — Казимир Игнатьевич строго-настрого запретил.

— Я просто моргнул, — соврал Глеб, злясь на исполнительного городового.

— Не моргайте больше, смотрите вперед.

— А толку, сплошная чернота, — признание далось Глебу с трудом.

— Но вы все равно смотрите, а больница уже рядом, там вас и подлечат, — пообещал Никодим и всё, что оставалось Буянову, так это верить городовому на слово.

Видимо Казимир Игнатьевич позвонил Чигвинцеву, потому как тот уже встречал их на крыльце больницы.

— Рад вас видеть, Глеб Яковлевич, — сообщил лекарь. — Но не рад в таком состоянии, давайте-ка, держитесь за меня, или вам носилки принести?

— Я что калека? — вскинулся Глеб, ощущая как его пошатывает. — Сам дойду, только говорите куда.

— Ваша храбрость тут никому не нужна, — заверил его Петр Сергеевич. — Впрочем, как хотите, идемте аккуратно, но быстро.

Шаркая впотьмах словно старик, Глеб двигался ведомый лекарем и городовым.

— Пришли. Садитесь, Глеб Яковлевич, — скомандовал Чигвинцев, и обращаясь к Никодиму добавил: — А вы можете быть свободны, сегодня я Глеба Яковлевича отсюда точно не выпущу.

— У меня отчет, — усмехнулся Глеб.

— Умеете печатать вслепую? — поинтересовался лекарь суетясь подле него.

— Нет, — признался Глеб.

— Тогда какой смысл об этом говорить? Опять же мертвый вы и вовсе ничего не напечатаете, так что забудьте о работе. Лучше скажите, где это вам так досталось?

— Везде понемногу, ночь адская выдалась. — Глеб вздохнул. — Вначале сектанты едва не отравили на своем дьявольском ритуале Анну, потом…

— Что с Анной? Она в порядке? — голос Петра Сергеевича зазвенел, как струна.

— Да, всё обошлось, — поспешил успокоить его Глеб, но тут же не удержался от вопроса: — Погодите, а если вы так переживаете, отчего не пришли на свидание? Анна Витольдовна сказала, что ждала вас.

— Заминка вышла, задержался, а когда явился к месту её не было. Что ж, видимо у неё были другие планы, — признался Чигвинцев. — Сами понимаете, женщины.

— Понимаю, однако, если вас не затруднит, позвоните госпоже Воронцовой, сообщите, что со мной, — попросил Глеб, и пояснил: — Там у нас такая заваруха произошла, без неё в участке никак.

— Об этом позже. Анне Витольдовне наверняка есть кому сообщить, а сейчас давайте займемся вами.

Глеб кивнул и тут же зашипел. От простого движения в голове точно разорвался снаряд.

— Не двигайтесь, пожалуйста, — потребовал Петр Сергеевич, — дайте сосредоточиться.

Глеб замер на стуле. Некстати вспомнилось ночное приключение и Анна, сидящая в кругу безумцев. Он хотел поделиться этим с Чигвинцевым, но передумал — сыщик всё же, а не желтая пресса. Анна захочет — сама ему всё расскажет, они же на короткой ноге.

Он не знал, что там делает лекарь. Ни тепла, ни холода, ни покалывания не ощущалось. Но пелена перед глазами стала светлеть и вот он уже мог видеть кабинет. На душе стало легче. Хотя голова все еще болела, да и тошнота была такая, что едва сдерживал позывы к рвоте, но сам факт возвращения зрения Глеб посчитал за благо.

— Видите меня? — уточнил Чигвинцев, становясь перед ним.

— Почти отчетливо.

— Неплохо, — лекарь хмыкнул, взял стул и сел перед Глебом. — Давно вы получили ранение?

— Час назад. Может два. — Глеб осторожно пожал плечами. — Некогда было считать минуты.

— Понимаю вас, понимаю, — закивал Петр Сергеевич и вдруг спросил: — Глеб Яковлевич, а вам не говорили, что у вас очень своеобразная аура?

— Если это комплимент, то странный, — отозвался Глеб внутренне напрягаясь. — И нет, не говорили. А что в ней не так?

— О, в ней есть один интереснейший изъян. — Лекарь выдержал паузу, точно заправский актер и чуть наклонившись вперёд молвил: — Она не цельная. Понимаете?

— Нет, — признался Глеб.

— Как много вы знаете об аурах? — поинтересовался Чигвинцев и, пока Глеб не успел ответить, криво усмехнулся. — Не затрудняйтесь, господин Буянов. Я почти уверен, что вы о них знаете ровным счетом ничего, а все потому, что вы не из этого мира.

— О чем вы говорите? — Глеб напрягся. — По голове ударили меня, а ерунду несете вы.

— Ерунду? Ну да, конечно ерунду, — хмыкнул Чигвинцев. — Эту ерунду я впервые приметил у Мельникова, Василия Семеновича. Знаете такого?

— Осматривал труп покойного Мельникова, а вот откуда вы с ним знакомы? — Глеб прищурился, раздумывая, что Чигвинцев явно не так прост и как бы его допросить.

— Не суть важно, — отмахнулся лекарь. — Просто однажды я осознал, что мир полон демонов.

— Вам эту чушь Лукина рассказала? Вот уж кто верил в иномирных существ.

— Дарья Ивановна? Да что вы, просто женщина воспитанная сумасшедшим отцом, который в свое время неким образом увидел тот другой мир. А вернувшись смог различать людей нашего мира и поселенцев, таких, как вы.

— Я все еще не понимаю, о чем речь. Но, пожалуй, мне пора идти. — Глеб попытался встать и с ужасом понял, что не чувствует ног. — Что происходит, что вы сделали?

— О, ничего особенного. Просто обездвижил вас, сугубо для своей же безопасности. — Петр Сергеевич улыбнулся. — Итак, Глеб Яковлевич, скажите мне, кто вы такой и откуда?

— Я сыщик в полиции Парогорска, если вы вдруг запамятовали! — рявкнул Глеб. — Немедленно верните мне ноги.

— Ноги это все, что вас интересует? Как прозаично. Когда я узрел иномирье, а после стал замечать таких же отмеченных печатью, я осознал, что все куда сложнее и запутаннее. И лечить надо не только людей, но и наш мир, латать прорехи созданные такими как вы, врачевать саму суть мироздания. С помощью таких, как я!

— Так вы, похоже, глотнули эликсира Мельникова и спятили? — Глеб фыркнул. — У меня для вас плохая новость. Лечить теперь нужно вас.

— И кто же это будет делать? — удивился Петр Сергеевич. — Такие как вы и Мельников? Выходцы из оттуда? Нет уж, благодарю покорно. Но вам тут не место.

— Как было не место и Мельникову? — уточнил Глеб и лекарь кивнул. — Не смотря на то, что именно благодаря ему вы прозрели?

— Это дар свыше, чтобы я смог убрать всех тех, кто появлением своим загрязнет мир. — Нравоучительно заявил Чигвинцев.

— То есть Крапивина, Савицкую и Елизавету Шмит?

— Ничего не знаю про Крапивина, это случилось до меня. Но художницу, малюющую чужие миры и несущую волнения в наш, упокоил я. Как и Елизавету Михайловну.

— Она-то вам чем мешала? — не сдержался Глеб. — Бедная девушка и так была не в себе!

— О, она стала точно открытые врата, и в любой миг демон из вашего мира мог проникнуть в нее, обжиться и притворяться одним из нас, ломая саму суть мироустройства! Я просто действовал на опережение.

— Но как вам это удалось? — Глеб старался как можно дольше тянуть время, надеясь, что кто-то заглянет кабинет. Или может Никодим вернется, чтобы проверить как он тут. — Мы не нашли чужих следов аур, да и отпечатков магии тоже.

— Вы глупы, Буянов, глупы как пробка, а все потому, что вы не отсюда, иначе хоть какая-то мысль у вас бы появилась, как у Анны Витольдовны. Анна прозорлива, она удивительная женщина, чувствует магию даже если не видит ее следов, уникальный талант!

— Не троньте Анну — потребовал Глеб. Даже не думайте о ней!

— Как же не думать о такой прекрасной даме? Я даже склонен к тому, что, пожалуй, сделаю ей весной предложение. Или на Рождество. Вы как считаете, когда лучше?

— Не приближайтесь к Анне, а не то…

— Не то что? — хмыкнул врач. — Не то нападете на меня, арестуете? Ах нет, расскажете всё ей! Верно?

— Примерно так, но в другом порядке. А еще я вас убью, — мрачно произнёс Глеб.

— Увы, увы, должен вас разочаровать, господин Буянов, ничего из вышеперечисленного у вас не выйдет. Пошевелите-ка пальцами? — Глеб попытался и не смог.

Видя растерянность на его лице, Петр Сергеевич удовлетворённо потер руки.

— Еще немного и кем бы вы ни были, прозревшим или демоном, попавшим к нам, вы умрете. Исчезнете, как дым. Пуф! И вас нет. И все благодаря моему таланту.

— От излечения до смерти одно неверное движение, только вот вы совершали его намерено, не так ли? — Глеб не сводил взгляда с Чигвинцева.

Лекарь наигранно изобразил аплодисменты:

— А вы сведущи в медицине.

— Добрый друг научил.

— Жаль будет сообщить ему, что рана была смертельной, а вы обратились так поздно. Отек мозга, паралич и как итог — смерть.

— Анна поймет, что на меня воздействовали магией!

— Конечно воздействовал, — легко согласился Петр Сергеевич. — Я и отпираться не стану, я же пытался вас спасти. Ах, как жаль, что ничего не вышло! Чувствуете, немеет язык? Это смерть медленно берет свое. Даже жаль, что с вами не пришлось поэкспериментировать, как с другими. Там я за день-два наносил визит и касаясь запускал необратимый механизм уничтожения. Что есть организм? Большая машина, отлаженная как часы. Но легкий сбой, например, образовавшийся тромб и вот уже нет приличного человека, любимого сына, важного члена общества. Гения науки и магии. Основателя глупого культа, среди таких же глупцов как он. Или вот картина в его комнате, я сразу понял, что она другая, я видел это в своем путешествии. А Василий Семенович не скрывал и едва я замолвил словечко о том, как бы хотелось и мне иметь рисунок на память, как он рассказал где искать Анастасию Александровну. А там что, немного магии и смерть. Право, я думал вы чуть сообразительнее, и потому предупредил старушку Лукину, что вы идете за ней, демон, вышедший на охоту. Ну а чтобы она точно не убежала, я ослепил ее.

Чигвинцев задумался, а Глеб смотрел на него, ощущая, как немеет всё лицо, как закладывает уши и смертная тень застилает глаза, и жалел лишь о том, что не сможет вывести этого гада на чистую воду. Не успеет предупредить Анну, не сумеет…

— Я убрал свою аурографию из коллекции Лукиной, — прошептал ему на ухо Петр Сергеевич. — Теперь это лишь моя тайна, ведь по сути я говорю с мертвецом.

Глеб хотел ему ответить, но не смог. В голове точно взорвалась петарда. В глазах потемнело. Грудь сдавило так, что не вздохнуть.

Тук-Тук. Тук.

Сердце еще стучит, удивился Глеб и проваливаясь в черный омут небытия вдруг понял, откуда была искра надежды у остальных. Что если он сейчас очнется в своём мире, а всё случившееся окажется сном?

Вдруг?

Тук…

Загрузка...