Ст. лейтенант (Часть 2) Назад в СССР. Книга 11

Глава 21 Пыль, река и кишлак

Воздух над заставой звенел от напряжённой тишины, которую резко разорвал гул дизельных двигателей.

Два старых пикапа, кажется, это были японские «Тойоты», оба в белой расцветке, щедро заляпанные рыжевато-коричневой грязью, затормозили у ворот, подняв облако пыли. Вообще-то, достаточно большая часть южного Афганистана была покрыта такой вот пылью — если поднимается пыльная буря, то в буквальном смысле — туши свет. Даже дышать и то непросто будет, а про видимость и говорить нечего. К счастью, пылевые бури тут бывали крайне редко, а обычные ветра лишь перегоняли пыль с одного места, на другое.

Мне пришлось срочно принимать меры.

Позицию я занял на чердаке одноэтажной казармы. Полуразвалившаяся, трухлявая деревянная крыша, местами без шифера и черепицы, сквозь которую пробивались лучи солнечного света — само по себе место для наблюдения достаточно неплохое. Вот только под ногами все скрипело, похрустывало и всячески говорило о том, что нужно либо сидеть тихо как мышь, либо сваливать отсюда как можно скорее.

Но куда? Других выходов с территории заставы я не увидел. Высокий забор из камня серьезно ограничивал свободу перемещений. Конечно, можно было бы попробовать перемахнуть через ограду, но я потерял драгоценное время, пока решал, как лучше поступить в сложившейся ситуации. Местами тут еще висели обрывки колючей проволоки.

Сложно сказать, кто пожаловал на заставу. Скорее всего, это люди генерала Хасана, не какие-нибудь афганские мародеры. Ну а кто ещё может настолько дерзко перейти государственную границу и разъезжать по округе на вооруженном транспорте?

Кстати, анализируя происходящее, у меня появилось стойкое чувство, что авантюра на которую по какой-то причине пошел генерал, затянулась. Все вот-вот выйдет из-под контроля, а желаемого результата он так и не получил. Ну, по крайней мере, я надеюсь. Не знаю, как Лейла, а мои парни сдаваться врагу точно не будут. Скорее, сами погибнут. Шут и Смирнов в плену уже были, что такое холодный грязный зиндан знают.

Время неумолимо шло, процесс достижения желаемого затягивался. Перемещения столь крупных скоплений противника наверняка скоро кто-нибудь, да заметит. Прилетят Ми-24 и раздолбают их ракетами, либо крупнокалиберными автоматическими пушками. Но когда это произойдет?

И вообще, если в этих квадратах проводится такая операция, то почему тут так тихо и никого нет? Что за бред⁈

В общем, мне не оставалось ничего другого, как затаиться и просто наблюдать. Автомат закинул за спину, вооружился пистолетом. Мне нужно было вести себя максимально тихо, а ствол… Это на крайний случай!

Можно подумать, что я сам загнал себя в ловушку, но откуда я мог знать, что сюда так быстро заявится противник?

А тем временем из подъехавших машин, выбралось несколько человек. Я насчитал восьмерых, но это не точно — обзор плохой. Все они были в одинаковой темно-серой форме, с различным вооружением. У них были и Калашниковы образцов сорок седьмого и семьдесят четвертого года, и неизвестные мне китайские автоматы и американские М-16. Все бородатые, крупные. Движения уверенные.

Да-а, это не молодняк, набранный из ближайших кишлаков, с ржавыми английскими винтовками конца прошлого века. Видно, что это бойцы личной гвардии генерала Хасана, люди — которых учили западные инструктора. Их движения были выверенными, уверенными, без лишней суеты. Это матерые головорезы, которых хорошенько обработали.

Чего им тут нужно? Неужели как-то просчитали мою рокировку и просто объехали перевал в объезд? Быстро, они однако, управились. Они достаточно быстро, повинуясь командам старшего моджахеда в шапке-пуштунке, быстро заблокировали КПП, вытянувшись неровной цепью, заняв ключевые точки. Двое остались у машин, развернув пулеметы в сторону брошенных зданий, где гулял только ветер. Создавалось впечатление, что перед тем, как покинуть это место, тут разобрали и поломали все, что можно. Либо, местные жители уже позже постарались. Но скорее всего, уместно и то и другое.

Я продолжал наблюдать и анализировать обстановку.

Духи молча чего-то ждали. Их старший тоже молчал, внимательно осматривая брошенную заставу. Затем что-то негромко крикнул и они медленно рассредоточились. Здесь они немного «затупили» — не разобрались, кому и куда идти, а потому разойтись красиво не получилось. Впрочем, это совершенно не важно. Меня больше волновал другой вопрос — куда уходить, если что-то пойдет не так?

А такая вероятность была. Помещение подо мной было почти пустым, не считая старые сломанные кровати, прохудившиеся рваные матрасы, сломанные табуретки и обломки тумбочек. Ранее здесь могло проживать два-три отделения солдат. Гарнизон небольшой, вероятно, был оставлен задолго до того, как советскую армию начали выводить из Афганистана.

Все бы ничего, да только в углу был хорошо виден открытый люк, через который я и забрался на чердак. Пара тумбочек у стены, поставленных друг на друга недвусмысленно намекала, что они так стоят тут не просто так. А ну кто-то полезет, что мне делать?

Единственный путь для экстренного отступления, это прямиком через весь чердак, по всей казарме, а там прыгать вниз… С моей травмой спины подобные прыжки сейчас крайне не рекомендуются… Но если не будет иного выхода, выбор очевиден! А дальше? Дальше бежать, пробиваться…

Духи, двигаясь неровной цепью, начали обход территории. Оружие держали наготове.

Мое укрытие пахнущее пылью, старостью и мышиным пометом, постепенно превратилось в западню. Деревянные доски подо мной потрескивали и местами даже прогибалось. Каждый звук казался оглушительным в гробовой тишине. Я тихо перебрался за какой-то пустой деревяный ящик, протиснулся дальше между поддерживающими балками, зацепившись плечом о торчащий ржавый гвоздь. Прошипев от боли, замер, прижавшись к низкому парапету. Ну вот, осталось еще заражение крови получить.

В носу свербило от запаха глиняной пыли.

Минута. Полторы.

Ничего не происходило.

Вдруг, внизу, в казарме, появились двое. Сверху почти ничего не было видно, но в одном из проломов я кое-что все же сумел рассмотреть. Один — коренастый, невысокого роста, с ног до головы закутанный в традиционную афганскую одежду, но со скрытой арафаткой головой. Вооружен китайским автоматом «Тип-56». Их я видел в музее, но лично такое оружие мне держать в руках не доводилось.

А другой — более высокий и худой, с автоматом Калашникова в руках. Они перебрасывались редкими, фразами, осматриваясь с холодным безразличием. Шли, прислушиваясь.

Снаружи тоже слышались голоса. Иногда скрипы дверей, какой-то стук.

Я чуть подался вперед и через пролом увидел, как коренастый замер посреди казармы, глядя по сторонам. В какой-то момент, он посмотрел точну в ту сторону, где я забирался на чердак. Ну, ясно, тумбочки ему не понравились.

Он что-то негромко, сдавленно бросил напарнику, и тот направил ствол автомата в ту же сторону.

— Во прицепились, черти! — недовольно подумал я, покрепче сжав рукоять своего ПБ-1С. Сейчас бородатые наверняка захотят убедиться, что на чердаке тоже чисто. Я ведь никаких следов вроде бы не оставил… Рюкзак со мной, автомат тоже.

В груди все сжалось каким-то неестественным комом. Адреналин ударил в голову, заглушая боль.

Я отчетливо услышал, как один из них сказал другому лезть наверх и все там проверить. Лексикон и манера речи выдавало в них тот факт, что это были люди, которые жили непосредственно на юге Афгана и отличались тем, что были настоящими фанатиками. Вот их-то и обучали в пакистанских лагерях. Эти никогда мирно жить не будут.

Послышались шаги, скрип. Шум тяжелого дыхания. От меня до пролома — метра два, не больше. Спрятаться тут негде. Да твою же мать!

Прошло несколько секунд и в проломе показалась голова, накрытая пуштункой. Это был высокий, сейчас он был без оружия. Дух медленно принялся осматривать практически пустое пространство чердака, а уже через несколько секунд столкнулся взглядами со мной. Увидел и ошалел.

— Привет от русских! — негромко произнес я и дважды выжал на спуской крючок. Тихо пшикнуло.

Брызнула кровь.

Издавший непонятный возглас душман, захрипев, мешком свалился вниз. Коренастый, вскрикнув, тут же подняв ствол автомата Калашникова, дал по глинянному потолку длинную, зигзагообразную очередь. Загрохотало, все заволокло сизым дымом. Пули начали дырявить потолок, выбивая ошметки глины, соломы и щепки от досок.

Я кубарем откатился к дальнему краю крыши, едва не попав под этот обстрел. Дух бил неприцельно, веером. Как попало, лишь бы наделать побольше шуму и предупредить своих товарищей. Тогда начнется мясорубка — я гарантированно сумею завалить нескольких человек, но для меня все равно вряд ли все закончится хорошо.

Я невольно обратил внимание, что с этой стороны открывается замечательный вид. Вид на крутой, осыпающийся обрыв, уходящий вниз, к достаяточно узкой, но извилистой ленте воды. Это река Герируд. Пограничная артерия, разделяющая горы. Прыжок с шестиметровой высоты на россыпь острых камней у подножия — большой риск. Может, спина тут и не особо пострадает, ведь весь удар придется на ноги, под большим углом… Еще и грунт просыпется!

— Русский здесь! Шурави! Шурави! — заорал душман.

Очень быстро среди духов поднялась тревога. Ну, оно и очевидно — надеялись, что здесь никого не окажется, а получилось вон как.

Моджахед снова закричал, затем дал очередь, справа еще кто-то открыл огонь. Пули, пробив пресованную глину, начали выбивать деревянную крошку. Рикошетить во все стороны. Одна из них с характерным жужжанием пролетела у меня под носом. Били не просто так, а чтобы зацепить как можно больше пространства и заодно зацепить возможную угрозу в моем лице. Принцип прост, согнать, заставить делать ошибки. Быть может, бежать.

Снаружи уже послышался топот и скрежет подошв о глину других противников, сдержанное дыхание. Короткие крики. Выбора у меня особо не оставалось.

Снизу, по периметру и правда, был сложенный из камня забор, но я его за препятствие не считал. Через пролом дважды выстрелил по душману. Вроде даже попал. Но это был не коренастый, кто-то другой…

Сразу с трех сторон послышалась стрельба. Я едва успел распластаться по полу, как со всех сторон полетели ошметки глины. Бросился в другую сторону.

С грохотом пробив собственной массой часть гнилых и рассохшихся досок, я частично оказался снаружи. С силой оттолкнулся от края и полетел вниз, стараясь сгруппироваться, подтянув колени к груди. Пролетев несколько метров, я достаточно больно ударился о крутой, покрытый щебнем и колючкой склон и покатился. Совершенно не в силах остановиться, сбивая по пути камни и клубы рыжей пыли.

Мой отвлекающий маневр превратился в необьяснимый хаос из оглушительной стрельбы, хруста досок и ослепляющей боли в спине. Нога куда-то провалилась, но я быстро выбрался из пролома. Шатаясь, бросился дальше.

Кое-как остановился плашмя, попытался подняться. Меня вихляло. Я снова упал.

Духи поднявшись на чердак, открыли по мне хаотичный огонь. Засвистели пули, выбивая пыль тут и там. В этот же момент, в бронежилет на спине внезапно прилетело. Дважды.

Я охнул от неожиданности.

Никакого равновесия тут уже не удержать. Я снова упал и покатился вниз. Было больно. В глазах потемнело.

Ах ты ж, черт! — застонал я, но очень тихо.

К счастью, река оказалась совсем рядом. Не знаю, на что я рассчитывал, но для меня была одна цель — просто уйти из зоны поражения. А там еще посмотрим, кто кого.

Все закончилось внезапно.

Я вдруг очнулся в мутной, коричневатой и невероятно быстрой воде. Да, это Герируд, вздувшийся от таяния снегов в горах Гиндукуша, крутил и бросал мое тело, как щепку. Легкие горели, не хватало воздуха. Я инстинктивно забултыхался, пытаясь вынырнуть, но тяжелый автомат и насквозь мокрая разгрузка неумолимо тянули ко дну. С трудом, пальцы плохо слушались. Я внезапно понял, что потерял свой АК-74.А вот подсумки с магазинами держались. Еще у меня остался только пистолет ПБ, заткнутый за пояс под мокрой афганко. Ну и еще нож.

Вынырнув, я успел сделать судорожный, хриплый вдох, прежде чем очередная волна меня накрыла с головой. Течение несло мое тело, то и дело ударяя о невидимые подводные камни. Сколько прошло, я не знаю. Может минута, а может десять. Я боролся из последних сил, но все же Герируд оказался сильнее. В глазах потемнело, поплыли багровые круги, сознание начало отключаться. Последней мыслью, отрешенной и странно спокойной, было:

— «Ну, только утонуть мне не хватало»! — мелькнуло в голове.

Тело, которое отзывалось болью, вопреки усталости, еще как-то продолжало бороться. Ммнуту, другую, третью. Каким-то чудом, потеряв счет времени, я почувствовал под ногами скользкий крупный камень. Еще один толчок — и меня выбросило на илистое мелководье, под нависший над водой глиняный карниз. Я выполз на берег, исторгая из себя мутную, горькую воду, и, не помня себя, отполз в скудную тень колючих кустов тамариска. Там и отключился, полностью обессиленный.

Очнулся я здесь же, от прикосновения — сухого и шершавого, как змеиная кожа. Надо мной, перекрывая нависшее над головой солнце, склонился бородатый старик в грязной, некогда белой чалме и потертом, цвета пыли халате. Его лицо, темное и испещренное глубокими морщинами, напоминало высохшую грушу. А глаза, маленькие и черные, смотрели на меня с холодным любопытством. Он что-то проговорил на фарси, тыча в меня длинным, кривым пальцем с грязным ногтем.

— Помоги… — с трудом, не своим голосом просипел я, при этом чувствуя, что распухший язык будто прилип к нёбу.

Старик-афганец, не выражая ни удивления, ни сочувствия, никаких-либо иных эмоций медленно кивнул. Он поднялся и скрылся за поворотом тропы. А я снова отключился.

Открыл глаза вновь, когда очнувшись, понял, что меня куда-то тащат на волокуше. Привязав к ослу. По крайней мере, ослиную задницу я увидел почти сразу. Рядом шел старик, судя по той же одежде.

Вокруг была пыль, камни. Горы. Реки вроде бы не видно. Кажется, впереди какой-то кишлак — это хорошо.

Все мое тело болело так, будто по мне каток проехал.

— Пить! — глухо попросил я. Странно, но после реки, почему-то хотелось пить.

Старик обернулся, покивал головой. Затем выудил из-за вещей что-то похоже на небольшой бурдюк коричневого цвета. Внутри была какая-то жидкость.

— Пей, шурави! — хрипло произнес он. — Пей! Поможет!

— Там есть яд⁈

Я еще пытался держаться, принимать меры предосторожности. Это Афган, кругом потенциальные враги. И не все были рады победе СССР. Но самочувствие совсем дрянь.

Афганец тихо выругался, затем сухо усмехнулся и скрутив пробку, сделал несколько глотков из своей же «фляжки».

Этого было достаточно. Если бы там был быстродействующий яд, он бы не рискнул. Я схватил бурдюк дрожащими руками и залпом выпил прохладную, горьковатую, с привкусом глины воду.

Старик что-то быстро и бегло заговорил, показывая узловатым пальцем в сторону видневшихся неподалеку, слепленных из глины и камня домиков маленького, приземистого кишлака. Он суетился, торопился. В его глазах я заметил деловую, привычную уверенность. Это торговец, судя по всему.

— Сам пойдешь? — очень невнятно поинтересовался он. — Ты плохой очень.

— Сам, — сбиваясь, кивнул я. — Пойду сам.

Я кое-как поднялся, почти ничего не соображая, сделал несколько шагов, то и дело спотыкаясь о камни. Ноги были ватными. Мы миновали несколько таких же глинобитных домов с плоскими крышами; в воздухе висели запахи дыма, нечистот. На нас с любопытством, но без удивления, смотрели несколько очень молодых местных мужчин, сидевших в тени у стены. Их взгляды были отстраненными, словно советские солдаты тут — враги.

Мы вошли в одну из саклей. Внутри оказалось темно, прохладно и густо пахло дымом, курдючным жиром, чем-то кислым и пылью. Старик усадил меня на грубый, истертый палас у самой стены и, что-то пробормотав, снова исчез в темноте дальнего угла, задернутом занавеской из старого ковра.

Я сидел, прислонившись головой к прохладной, неровной глиняной стене, и чувствовал, как по телу разливается странная, ватная слабость, отличная от изнеможения. Голова закружилась с новой силой, в ушах зазвенело. Вода… В ней было что-то другое. Какой-то дурман, какая-то трава… Но как же так? Старик же тоже пил!

Дрожащими руками попытался снять свой бронежилет, но не вышло. От прострелившей боли, я снова скривился. Вздрогнул. Обернулся.

Последнее, что я увидел перед тем, как меня снова зашатало, это вернувшегося старика. Он стоял в дверном проеме с каменным лицом, а в его руках была толстая, увесистая деревянная палка, похожая на ручку от лопаты…