Я не могла поверить, что выпалила это. Но разве был у меня выбор? Здорового красивого мужчину собирались искалечить у меня на глазах. Смотреть на казнь было выше моих сил.
Когда я сказала, что возьму его себе, Альв вздрогнул. Вне всяких сомнений, он меня узнал, но, похоже, пребывал в таком сильном отчаянии, что сейчас обрадовался бы любой хозяйке. Его тело расслабилось. Эльф протяжно выдохнул и прикрыл глаза, обмякая в своих цепях. Только что он избежал участи, которая для любого мужчины была страшнее смерти. Его голая грудь в капельках пота вздымалась от тяжелого, сорванного дыхания. Кожа на лице обтянула кости черепа, как бледная маска смерти, но у скул неровными пятнами алел чахоточный румянец — розовые мазки стыда на белом полотне ужаса.
— Как здорово, правда? — щебетала под ухом Кияна. — Теперь ты можешь отыграться на нем за то чудовищное унижение в Йолине. А знаешь, кого за это надо благодарить? Меня. Да-да, меня. Твоя любимая сестричка убедила наших женщин не брать этого подонка себе в постель, а оставить его тебе для сладкой мести. Этот Альв, конечно, урод, но красавчик редкий. Если бы я заранее не подсуетилась, его бы схватили в первую же секунду. А так он твой.
Парадируя чванливых эльфов, Кияна скривила лицо и произнесла с наигранной брезгливостью:
— Фу, толстые человеческие карлицы. Бе-бе.
Она зажала пальцами нос, как делают, если чуют неприятный запах:
— Меня воротит от одного вашего вида.
И добавила уже своим голосом, перестав гримасничать:
— Теперь этих толстых человеческих карлиц ему придется ублажать в постели.
Кияна хохотнула.
Всех человеческих женщин, какими бы стройными и высокими они ни были, эльфы считали полными и низкорослыми.
Я перевела взгляд с лица сестры на скованного пленника.
Альв все еще стоял на коленях в центре кроваво-красной арены и смотрел на меня настороженно, будто услышал Кияну и поверил ее словам о мести. Крылья его опухшего носа трепетали. Взглядом можно было разжечь костер из сухого хвороста.
Палач убрал нож в перевязь на поясе и отошел к границе Круга. Его место перед пленником занял судья собственной персоной. Это был худой мужчина с лицом таким же холодным и пустым, как и его голос. В своих мрачных одеяниях он напоминал ворона.
Из широкого рукава судебной мантии показались костлявые пальцы, похожие на пальцы самой смерти, и подушечками прижались к вене на шее эльфа. Тот дернулся всем телом, как если бы в него ударил разряд молнии. Когда судья убрал руку, на месте прикосновения расцвела черная метка в форме кленового листочка — такими у нас клеймили рабов для утех. В иерархии рабов, а иерархия существовала и среди них, постельные относились к самой презираемой касте. На них даже другие невольники смотрели свысока.
— Теперь ты — вещь, — пронесся над ареной бесцветный голос, привыкший вершить судьбы. — Личная собственность кирнари Хель Теннет.
Услышав свое имя, я вздрогнула.
Судья продолжал:
— У тебя больше нет своей воли и никаких прав. Ты просто тело для услады госпожи и должен повиноваться ей душой и телом. Клеймо на твоей шее не даст тебе причинить вред свободным жителям Андера и отойти от хозяйки дальше, чем на три метра. Для твоего же блага я советую тебе, эльф, поскорее смириться со своей участью и забыть, кем ты был прежде.
— Кирнари, — теперь судья обращался ко мне. — Чтобы поднять орган этого никчемного раба, вам достаточно сказать: «Встань».
Я почувствовала на себе ненавидящий взгляд Альва и даже услышала, как он тихо зарычал сквозь зубы.
— Чтобы опустить более ненужный орган, скажите: «Опустись».
Альв шумно дышал, стоя на коленях со спущенными до колен штанами.
От всеобщего внимания и слов судьи у меня горели щеки.
— Чтобы постельный раб не разрядился, произнесите: «Без семени». Чтобы излился — «Давай». Метка реагирует на ваш голос и приказной тон. Вы также можете приказать этому ничтожному существу сидеть, молчать, есть, не шевелиться. Я рекомендую вам дать своему рабу новое имя. Это поможет ему поскорее расстаться с воспоминаниями о прошлом и привыкнуть к новым условиям жизни. Кроме того, напоминаю, что метка исчезает с тела раба, когда он становится искренне и всей душой предан своему хозяину.
Всей кожей я ощущала волны черной ярости, что исходили от эльфа. Если бы взглядом можно было испепелять дотла, на моем месте уже темнела бы горстка пепла.
Пленника расковали. Краем глаза я наблюдала, как эльф поднимается с колен и одной рукой неуклюже натягивает на себя штаны, заправляя срам, как он щупает следы на горле, оставленные магическим ошейником, и осторожно пытается вправить вывихнутое плечо. Помочь себе у него предсказуемо не получилось. Рука так и осталась висеть плетью.
Палач подтолкнул Альва ко мне, его госпоже. В полном смятении я замерла на краю арены, всем телом чувствуя приближение эльфа и не зная, как себя с ним вести. Мне не хотелось с ним говорить. Не хотелось его видеть. Не хотелось взваливать на себя обузу в виде нового, абсолютно ненужного мне раба, и уж тем более я не собиралась ничего у него поднимать и опускать с помощью колдовской метки. Будь моя воля, тропинки наших жизней никогда бы не пересеклись.
Но Альв был здесь. Мужчина, который однажды нанес мне ужасное оскорбление, шел ко мне, и я с ужасом понимала, что теперь он всегда будет рядом. Всегда. Магия не позволит ему отойти от хозяйки дальше, чем на три жалких метра.
Шаги звучали все громче и ближе и наконец затихли.
Я почуяла запах — пот и кровь, а под ним — тонкий аромат, присущий всем эльфам. Не цветочный, не фруктовый, не хвойный, а… Я никогда не могла дать ему определения.
Альв стоял передо мной и зло кривил рот.