Земский докторъ. Том 4. Смутные дни

Глава 8

Яркое апрельское солнце, клонясь к закату, весело заглядывало в окна. По сверкающим спинкам больничных коек прыгали яркие солнечные зайчики. Снег уже почтив весь стаял, и лишь остатки его притаились на заднем дворе, у забора, угрюмыми синими сугробами. Дороги подсохли, однако же, не везде — если до города и до более-менее крупных сел можно было спокойно добраться на телеге, то о лесных дрожках сказать такого было нельзя. Таяли, вскрывались, болота, разлились ручьи, так что в тот же Ключ — только в обход и никак иначе.

— А мы вот так! — сидя на койке, Петраков азартно передвинул фигуру. — А? Что скажете, Степан Григорьевич?

— Хм… — поправив очки, Рябинин ненадолго задумался и, что-то прикидывая, зашевелил губами. — Ладно-с! А я — рокировочку! Оп-па!

— Однако, вы и хитер, — рассмеялся раненый.

Начальник уездной общественной полиции (пока, вроде, так называлась) заметно шел на поправку, молодой организм брал свое. Иван Палыч уже подумывал на следующей недельке выписать парня в город — пусть уже долечивается там!

Что же касаемо господина Рябинина, то в последнее время он все чаще захаживал в больницу. Поначалу сам обратился по поводу хрипов в груди и ревматизма, потом стал приходить на уколы да и так — поболтать, сыграть с тем же Петраковым в шахматы. Ни Иван Палыч, ни Аглая сему не препятствовали. Доктор считал, что Василию общение сейчас как раз очень даже полезно, Аглая же… Аглаю терзали иные заботы…

— А конем! Вот!

— А тут мой ферзь!

— Где ваш ферзь? Вот уже и нету!

Скрипнув дверью, в плату заглянула Глафира, юная помощница Аглаи, худенькая, румяная, с круглым курносым лицом и толстой светлой косой с синею лентой.

— Ой, опять вы здесь! — Рябинина она отчего-то не жаловала, а вот что касаемо Петракова…

— Василий Андреевич! А я вам молочка принесла… Холодненькое! Доктор сказал — вам полезно. Крынку я в смотровую поставила… Вы бы туда играть перешли, пока я тут уберусь…

— Да-да, Глафира, обязательно! — широко улыбнулся Василий. — Степан Григорьевич, пошли.

Вскоре компанию им составил и Иван Палыч, вернувшийся из соседнего села, куда ездил навестить амбулаторных больных… ну и разузнать кое-что по порученному Чарушиным делу. Перемещенный детский госпиталь № 27 он в селе не нашел, да, честно говоря, и не очень на то надеялся. Уж если бы здесь, под боком, что-то такое было — так знал бы! Значит, не под боком… Да и было ли? Но, ведь деньги-то кому-то пришли! И весьма солидная сумма.

Ну, конечно, если и напортачить — так не расстреляют! Смертная казнь еще 12 марта отменена правительственным декретом. Однако и получить пятнадцать лет каторги — приятного мало!

По пути доктор заехал на станцию — купил свежих газет и теперь, усевшись поближе к распахнутой форточке, с любопытством почитывал новости.

— Ну, что там, Иван Палыч? — деловито расставляя фигуры, Петраков обернулся. — О чем пишут?

— Так по вашей части и пишут! — хмыкнул доктор. — Вот… Извольте-ка!

Иван Палыч громко зачитал самое, по его мнению, интересное. — Министерство внутренних дел издало циркуляр «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». О как!

— Да-а, — Василий задумчиво покивал. — Найди их теперь, сыскных! Все поразбежалися…

— Все, да не все, — загадочно протянул Иван Палыч. — Гробовский вон, из сыскных! Ты Василий Андреевич, его ведь арестовывать собирался?

— Собирался, — сделав ход, Петраков покусал тонкие губы и поправил на носу пенсне.

Выглядел он до неприличия юно, а пенсне все ж таки добавляло солидности, и доктор сильно подозревал, что стекла там — простые, без всяких диоптрий. Впрочем, мог и ошибаться.

— Собирался… — повторил Василий, чуть смутившись. — А сейчас бы на службу взял. Согласно циркуляру. Хотя, в нашей службе каждый день изменения. Сегодня я начальник, а завтра — кто знает?

— У вас, Василий Андреевич, хотя бы профильное министерство есть, — доктор оторвался от газеты. — У нас же — только местное руководство. И это руководство — я!

— Так хорошо же!

— Чего ж хорошего? Если б я еще и деньги умел печатать? Или знал бы, у кого спросить…

— А действительно, у кого спросить? — заинтересовался Рябинин. Сверкнули сквозь очки живенькие глаза. Худое лицо его, со всегдашней небритостью, внезапно озарилось улыбкой…

— Шах вам, Василий Андреевич!

— Ох ты ж… А мы — так!

— Ага-а-а… — Степан Григорьевич тупо уставился на доску и надолго задумался.

— Говорите, не знаете, у кого денег спросить? — неожиданно хохотнул Василий. — В финансовом комитете можно… И в том же Совете депутатов… где эсеры и меньшевики… Да-да, там тоже деньги крутятся — вполне могут дать. У частных лиц, опять же! Благотворителей в любой газете найдете. Только надо подробные заявки составить… И лучше явиться лично… Так вы, Степан Григорьевич, «Гамлета» ставите?

— А? Ну да, ну да… Да! — Рябинин вдруг оживился. — Давно хотел спросить — где в Зареченске можно купить театральный грим, парики и все такое? Костюмы-то мы из старых занавесок сладим…

— Грим, парики… — задумчиво протянул Петраков. — Так в «Диезе» же! Музыкальный магазин господина Хромова! На Второй Дворянской, сразу напротив аптеки. Там граммофоны, пластинки, ноты… Ну, и для театра что-то, думаю, вполне можно заказать.

— Спасибо, Василий Андреевич!

А ведь начальство этого неуловимого госпиталя вполне может обратиться еще и к благотворителям, да в тот же комитет, в Совет… — неожиданно подумал доктор. — Где-нибудь да дадут — денег много не бывает. Может, там и поспрашивать? Мало ли, уже обращались? Госпиталь номер двадцать семь. Детский… А, с другой стороны, можно и в газете объявление дать! Мол, представителей просим явиться за денежным переводом, со всеми необходимыми документами. Обращаться в уездный Комитет Временного правительства, в отдел «здравоохранения и общественного призрения».

Или — рановато еще в газету? Вдруг какие аферисты объявятся? За деньгами-то — глаз да глаз. Да и госпиталь этот… Чай, не иголка — найдется.

— А мы — ладьей! Вот так… — наконец, сделал ход Рябинин.

На следующий день, прямо с утра, у больницы остановился большой легковой автомобиль, выкрашенный белой эмалью. Из авто выбрались старые знакомые доктора из уездной земской управы, ныне — служащие Комитета. Виктор Иваныч Чарушин, Ольга Яковлевна, и еще парочка вальяжных господ, коих Иван Палыч раньше видел лишь мельком.

— Ой! — ахнула Аглая. — Неужто, проверка?

Доктора тоже вдруг самые нехорошие предчувствия. Хоть тот же Чарушин или Ольга Яковлевна были людьми не чужими, однако же, двое статских вызывали какие-то смутные опасения. И они явно были здесь главными! Один — высокий, усатый, худой, второй — крепенький, черневый, с эспаньолкой… Сам председатель, глава местной власти! Как его… Воскобойников.

— Проходим, проходим, господа!

Первым в больничку вбежал Андрюшка — принес охапку дров. Заодно и сообщил про машину — что уж успел углядеть:

— Думал — «Лорен-Дитрих»! Ан, нет — «Изотта-Фраскини». Милан! Франция! Правда, ангела с радиатора кто-то спер…

— Милан — Италия, Андрей, — поправил доктор.

И больше не успел ничего сказать — в смотровой показалась представительная делегация.

— Здравствуй, Иван Палыч! — улыбаясь, протянул руку Чарушин. — Не пугайся, мы не с ревизией. И ненадолго. Ну, кое-кого ты тут знаешь…

— Ольга Яковлевна, добрый день!

— Добрый, добрый, Иван Палыч! — странно было видеть секретаря управы без привычной папиросы. Видно, докурила на улице или в машине…

— Вы лично еще не знакомы, господа? — улыбнулся Виктор Иваныч. — Это вот — Петров, Иван Палыч… доктор и наш комиссар по здравоохранению… Вот Иван Палыч, позволь представить… Воскобойников, Павел Ильич — председатель Комитета… Краюшкин, Федор Кузьмич — товарищ председателя…

«Товарищами» тогда называли заместителей, коих у главы уездного Комитета было два — Чарушин и этот вот Краюшкин.

— Мы, собственно, не к вам, дорогой доктор, — церемонно пожав руку, протянул Воскобойников. — А к нашему герою… вашему, так сказать, пациенту! Он в палате один?

— Господа, в палату все ж таки бы нежелательно! — Ольга Яковлевна вытащила из сумочки пачку дешевых папирос «Тройка». Повертела в руках, но не закурила, а, вздохнув, убрала прочь и снова посмотрела на доктора:

— Так как себя чувствует наш Василий Андреевич? Может сюда прийти?

— Да пожалуйста! — пожал плечами доктор. — На той неделе его вообще в город отпущу.

— Вот как? Это было бы просто прекрасно! — довольно потеребив бородку, покивал Воскобойников.

— Аглая… приведите…

Войдя в смотровую, Петраков напряженно покусал губу:

— А я вас в окно еще заметил, господа. Значит, по мою душу?

Вытащим какую-то бумагу, Воскобойников выступил вперед:

— Дорогой Василий Андреевич! Позвольте довести до сведения несколько правительственных циркуляров. Так сказать, по вашему профилю. Во-первых…

Чиновник откашлялся и продолжил:

— Циркуляр министерства внутренних дел за подпись министра, князя Львова. «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». Так что, дорогой господин Петраков, будет восстанавливать уголовный сыск!

— Хорошо — не жандармерию, — не выдержав, пошутил Василий.

— Будет надо — восстановим и ее! — Воскобойников шутки не принял. — Да-да, восстановить сыск! А то шпана совсем распоясалась. Бандиты никого не бояться, грабят средь бела дня. Да что там говорить, господа! Так что, Василий Андреевич, ищите опытных сыскарей… И сам лично будешь за ними приглядывать… Ибо что?

— Что?

— Ибо имеется еще и постановление правительства «Об учреждении милиции»! Это — во-вторых… Милиция сия объявляется исполнительным органом государственной власти на местах, как указано — «состоящем в непосредственном ведении земских и городских общественных управлений». Начальниками местной милиции могут быть лица с образованием не ниже среднего, назначенные городской или уездной земской управой.

Начальники милиции должны ежегодно отчитываться перед Городской думой или Уездным собранием, а также перед комиссаром Временного правительства в данной местности. Министр внутренних дел осуществляет общее руководство, обеспечивает разработку нормативно-правовой базы и организовывает ревизии на местах. Подпись — председатель правительства князь Львов! Так что, Василий Андреевич, с этого момента вы — начальник уездной и городской милиции. Как там дело о краже приводных ремней, кстати?

— Работаем…

— Что ж, удачи. И, господин Петраков, работайте поэнергичней!

Воскобойников неожиданно улыбнулся:

— За сим удаляемся! Есть еще дело одно — закрыть местный вертеп! Опять же, согласно постановлению от двадцать седьмого марта о запрете на изготовление и продажу спиртного. До конца войны, так-то! А то, что же это получается? Одни воюют, а другие спокойно себе пьянствуют? Непорядок!

Вот тут доктор был полностью согласен. Однако, ничуточки не сомневался, что закрытый трактир обязательно возобновит работу… нелегально.

— Вы, Василий Андреевич, особо-то не хорохорьтесь и в огонь не лезьте! — провожая Петракова в палату, вскользь заметил Иван Палыч. — Недели две — три просто набирайтесь сил! Плечевая артерия — не шутка.

— Вот и Степан Григорьевич мне то же самое сказал, — Петраков улыбнулся. — Этими же самыми словами. Да, вы про просьбу мою не забыли? Насчет глаз…

— Не забыл, не забыл… помню… Идите, Василий Андреевич… отдыхайте.

Плечевая артерия… Что же, Рябинин разбирается в медицине? Ну-у, верно, немного… Как всякий интеллигентный человек.

Где искать Гробовского, доктор, конечно, не знал. Зато хорошо представлял, у кого можно об этом спросить… Вдруг да повезет? В конце концов, верных людей у поручика в городе — раз, два и обчелся.

И вновь ревет мотором верный «Дукс»! Проносятся по сторонам леса, поля, перелески. Низко над пожней грачи кружат стаями, зеленеет молоденькая травка, перемежаемая мохнатыми солнышками мать-и-мачехи. Вкусно пахнет набухшими почками и клейким первым листом… Середина весны, однако!

Вот и город. Помпезный вокзал, извозчики, афишная тумба, оклеенная рекламой синематографа: «Тайна охранки», «Тайна дома Романовых», «В цепких лапах двуглавого орла», «В лапах Иуды» («Провокатор Азеф»)… Тот еще репертуарчик, однако!

Девушки в весенних пальто и шляпках, студенты. Много солдат. И что они не на фронте? Стоят, митингуют… Все — с красными бантами!

Тротуары засыпаны шелухою от семечек. В скверике, прямо на газоне, выпивали и закусывали какие-то люди. Духовой оркестр неподалеку играл «Амурские волны»…

Проскочив шумный проспект, доктор поверну налево. Спешился и, оставив «Дукс» у парадной, вошел… не встретив ни привратника, ни дворника…

Знакомой латунной таблички — «А. П. Везенцевъ, мастеръ-граверъ» — на дверях не оказалось. Как видно, украли… Звонок тоже не работал, пришлось стучать. И довольно долго.

— Кто там? — наконец, послышался за дверями дребезжащий голос. — Кто-кто? Доктор? Я не жду… Постойте, постойте… Господин Петров? Иван Палыч? Алексея Николаевича друг…

Гравер ничуть не изменился — все тот же живенький старичок с венчиком седых волос и остроконечной бородкой. Небольшого росточка, подвижный, как ртуть. Разве что выглядел чуть устало…

— Алексей Николаевич сказал, что вам можно доверять… Да, он был. Ночевал пару ночей. Потом ушел. Сказал, его можно найти в синематографе Коралли. Это недалеко, на Ярославской… По четным дням просто постойте у входа… Сегодня как раз четный. Сеанс на семь вечера…

Семь вечера. Синематограф Коралли…

Поблагодарив гравера, доктор спустился вниз.

Еще оставалось время, чтобы заехать в Совет, тоже располагавшийся неподалеку, в центре города, в особнячке, до войны принадлежавшему какому-то немецкому кондитеру.

Домчав до особняка минут за десять, Иван Палыч оставил мотоциклет у чугунной ограды и вошел во двор. Во дворе шел митинг. Сброшенная с пьедестала статуя наяды валялась под ногами собравшихся, с пьедестал же вещал какой-то патлатый деятель в тужурке с красным бантом:

— Граждане свободной России! Мы, партия социалистов-революционеров, стояли истоим за полную социализацию земли! За изъятие ее из товарного оборота, из частной собственности — в общенародное достояние!

— Верно! Даешь! — одобрительно закричали солдаты. Похоже, почти все они были из недавних крестьян…

И в окопы явно не торопились, несмотря на все призывы правительства. Поднимаясь по широкой лестнице, Иван Палыч подумал вдруг, что задерживать солдат в городе очень выгодно самому Совету. Он же — «рабочих и солдатский депутатов». А солдаты нынче — реальная сила. Пожалуй, даже единственная!

— Куда? — в дверях нарисовался солдатик с винтовкой и в гимнастерке с красным бантом.

— Мне бы Мирскую, Анну Львовну… Она тут по женским делам у вас…

— Мирская… — солдатик задумался, подозрительно глядя на доктора… — Нету нас таких! И вообще, посторонних пускать не велено!

— Кем не велено? — возмутился Иван Палыч. — Я, между прочим, в Комитете…

— А нам Комитет не указ! Хотим — поможем, нет — так нет… Сила-то вся у нас, вона!

Солдат засмеялся, показав желтые прокуренные зубы.

— Доктор! — послышалось вдруг с лестницы, сверху. — Иван Палыч! Это ж — вы?

Одноногий солдатик на костылях помахал рукой…

— Тереньтев! — узнал доктор. — Елисей! Ты… так как здесь?

— Товарищем председателя! — Елисей приосанился. — Вот, избрали… А Анны Львовны сейчас нет. Поехала по деревням, за феминизм агитировать! Бричку ей выделили, кучера и еще пару солдат. Вот, только что и уехала. Так что нескоро будет…

— Что ж… занятой человек…

Иван Палыч неожиданно ощутил укол ревности к этому не совсем понятному для него «феминизму». Оно понято — борьба за права женщин и все такое… Однако, в глухих деревнях подобные идеи прокатят вряд ли.

Вечером, без пяти семь, доктор фланировал у входа в синематограф Коралли. Нынче давали две фильмЫ: «В цепких лапах двуглавого орла» и «Провокатор Азеф». Судя по количеству народа, картины были весьма интересными.

Тут же сновали мальчишки — торговали самодельными леденцами и газетами.

— «Вечерние новости»! Нападение рабочих на господина Милюкова!

— Северо-Американские Соединенные штаты вступили в войну!

— Господин… вас просют… — один из мальчишек тронул доктора за рукав и указал пальцем. — Эвон, в сквере…

Иван Палыч перевел взгляд: какой-то господин в расстегнутом весеннем пальто и с бородкою, поднявшись со скамейки, помахал шляпой…

— Господи, Алексей Николаич! — подойдя, ахнул доктор. — Вот ведь — с бородой! — не узнал.

— Конспирация, — Гробовский пробурчал вполголоса. — Как у какой-нибудь, прости господи, шантрапы.

— А теперь, Алексей Николаевич, тебе скрываться не надо!

— Как это — не надо?

— А вот газеты надо читать!

Сказать ли ему о беременности Аглаи? Да, пожалуй, пока что не стоит. Пусть сначала легализуется, ну, а потом… Там девчонка сама решит…

Внимательно выслушав доктора, Гробовский задумался:

— Что-то я такое слышал… в газетах читал… Однако же — с трудом верится! Я уж было собрался на фронт…

— Погоди, Алексей Николаич… На фронт успеешь! — охолонул Иван Палыч. — Тем более, у тебя и тут есть… за кого отвечать. Аглая поклон передавала.

— Аглая… — поручик вздохнул. — Ну, раз поклон… Ну, да ладно — попробую. Бог не выдаст, свинья не съест… Этот Петраков… Что за человек-то?

— Бывший студент… кажется, технологического… С четвертого курса отчисли за политику. В окопы — не успели. Революция…

— Ну-у… поглядим…

Все же чувствуя уколы совести — обещал ведь Петракову кое за кем присмотреть — Иван Палыч по пути заехал в трактир… Который, вообще-то, должны были закрыть согласно постановлению, но, вот, однако…

Вроде, все как обычно…

— А мы теперь закрыты! — тряхнув бородой, угрюмо заявил из-за прилавка Игнат Устиныч Феклистов. — Власть приказала…

— А… обедать где же? — не зная, что сказать, поинтересовался доктор.

Феклистов повел плечом:

— Обедать можно и у нас. По продуктовым карточкам! Водку, вино — нельзя…

Продуктовые карточки, повсеместно вводимые с конца марта в целях борьбы с голодом, следовало получить в управе, у Ольги Яковлевны.

Карточки!

Вот ведь, дожились…

Простившись с трактирщиком, доктор заехала в школу. Уроки уже закончились, но Рябинин с ребятами увлеченно репетировали «Гамлета»…

— Через неделю премьера! — не преминул похвастать Степан Григорьевич. — Не целиком конечно, но так… пару частей… Для начала! Иван Палыч, вы ведь человек большой… В управу не заглядывали? Кроме денег они еще и карточки обещали… ну, продуктовые… Я бы сам спросил, завтра поеду… Но, как-то невместно, что ли… Можно, на вас сошлюсь?

— Да пожалуйста… — доктор развел руками. — Я у вас мотоцикл оставлю? Ненадолго…

— Ради Бога!

Вечерело. По темно-голубому небу пробежала оранжевая полоска заката. Из «закрытого» трактира тянуло запахом вчерашних щей… Интересно, они тоже — по продуктовым карточкам?

Иван Палыч просто хотел постоять на углу, у лабаза, посмотреть — кто заходит в трактир, что туда привозят… Ну, и Анну Львовну дождаться, наконец!

Мимо прогрохотала крытая рогожкой подвода, запряженная парой сытых коней. Лошадьми правил молодой парень с синюшным лицом, в длинного покроя армяке и картузе. Незнакомый, чужой…

Интересно, что ему здесь надо?

С заднего двора трактира доносился стук молотков — сапожная мастерская работала вовсю.

На краденом сырье?

Заскрипели, отворились ворота…

Торопясь, Иван Палыч завернул во двор вслед за подводой…

— А-а-а, доктор! — прозвучал позади чей-то насмешливый голос. — И что ты тут вынюхиваешь?