Земский докторъ. Том 4. Смутные дни

Глава 20

Доктора разместили в пустой палате, благо больных в больничке пока что практически не было — май, скоро лето — страда. Промыв рану, оказавшуюся не такой уж глубокой, Аглая наложила повязку и ободряюще улыбнулась:

— Ну, Иван Палыч, повезло вам! Могло и хуже все быть.

— Могло, — кивнул Иван Павлович, осматривая собственную рану. На пару сантиметров выше — и все. Тогда точно бы не дотянул до больницы. Угодил бы бандит в артерию не спасти.

— Видать, дрогнула рука у супостата.

— Просто в толпе орудовал, вот и дрогнула, — хмыкнул доктор.

— Так не знаете кто?

— Не рассмотрел. Может, случайно толкнул кто…

А второй удар уже и никак было — кругом люди! Ах, Сильвестр, Сильвестр… Да еще Гвоздиков, черт… Мало нам проблем!

Гвоздиков…

Почувствовав себя лучше, Яким сбежал, воспользовавшись суматохой «Займа Свободы». Сбежал не с пустыми руками — раскурочил в смотровой шкаф, прихватив с собой жестяную коробку морфина и пару шприцов, чему Иван Палыч, честно сказать, был несколько удивлен. Гвоздиков — марафетчик? Ну, нет… Скорее, от страха! От страха он и сбежал… может быть, заметил в толпе Сильвестра?

Дурак. Самый настоящий дурак этот Гвоздиков. С такими ранами ему не то что бегать, ходить нельзя! В любой миг может кровотечение открыться. Чем он спасаться будет? Морфием?

Да-а… ситуация…

Еще и сам-то!

В лесу не убили, так достали здесь! Хорошо еще, так все обошлось. Однако, выбит из колеи минимум на неделю!

По крыльцу застучали чьи-то каблучки… Хм… Чьи-то?

— Иван! — в палату ворвалась Аннушка. — Аглая, как он?

— Да все в порядке, Анна Львовна. Жить будет! Но, немножко полежит… Правда, Иван Палыч? Ну, скажите, вы же сами доктор!

— Да, покой нужен, — улыбнулся Иван.

— Я… я в Совете солдат попрошу! — погладив доктора по руке, Аннушка тревожно покусала губу. — Выставим пост! И не спорь… Еще скажу Алексею Николаевичу…

Алексею Николаевичу — надо, — про себя подумал доктор. — А вот пост… Пост от Сильвестра вряд ли спасет! Гадина крученая, хитрая!

— Ну, ты тучи-то не сгущай! Подумаешь, поцарапали. Видно, ограбить решили… в толпе.

Про Сильвестра Иван Палыч пока что никому не сказал — ждал Гробовского. Да и зачем остальным знать? Сеять панику…

— Ох, и не вовремя же! — улыбнувшись, пожаловался доктор. — Детям, скаутам, книжки обещал в лагерь.

— А где у них лагерь?

— Недалеко от Ключа… Но, ехать с другой стороны надо… в Ключе знают, как.

— Ну, вот! — Анна Львовна хлопнула в ладоши. — Я и отвезу! Ключ от школьной библиотеки у меня есть… Надеюсь, господин Рябинин в обиде не будет!

Рябинин…

Чертов ирод! Как он с Анюткой… Да пора его уже и арестовать, доказательств хватит! Ну, это с Гробовским…

— Я как раз в Ключ завтра еду, по делам женсовета. В Комитет обещали машину дать, а в Совете — солдат! Места-то там не спокойные… помню… — девушка на миг закрыла глаза. — Ничего, разберемся… Так, я в библиотеку! Тебе что-нибудь принести?

— А, пожалуй… На свой вкус.

Анна Павловна еще не успела уйти, как в палату вошел Гробовский. Светло-серый костюм, рубашка с узеньким черным галстуком, шляпа, напомаженные усики — экий франт!

Вошел, плотно прикрыв за собой дверь, присел на край койки:

— Ну, Иван, как ты? Аглая говорит — пронесло.

— Да пронесло… — покивал Иван Палыч. — Узнал я того бандюгу… Сильвестр!

— Та-ак… — поручик пригладил усы. — Значит, не только аферой занялся, гад… И на тебя хватило! Ну, у «иванов» так заведено — обещал отомстить — отомсти! Впрочем, какой он «иван»? Разве что бывший…

— Да, тут кроме Сильвестра еще…

Доктор в подробностях рассказал про аферу Рябинина с госпиталем… и даже показал «прошение»!

— Девочка, говоришь, раздобыла? Анюта? — выслушав, восторженно протянул Гробовский. — Ай, молодец! Ей бы в сыскное… жаль, девок не берут!

— Ну, это пока не берут, — Иван Палыч усмехнулся. — А там, дальше — видно будет…

— Значит, чуть не погубил девку? Ну, гад, — поручик выругался. — Не посмотрел, что ребенок… Надо его срочно брать, теперь доказухи хватит! Да и детей с ним — опасно…

— Думаете, он вернется в лагерь? — недоверчиво прищурился доктор. — Я б на его месте — подумал бы! Деньги он обналичил — чего еще ждать?

— Может, и не вернется, — Алексей Николаевич согласно кивнул. — Но детей-то все равно вывозить надо! Да и на лагерь любопытно взглянуть — вдруг какая зацепка? В Зарном, в школе, засаду оставим. Заодно тебя будем охранять! Да, да, уж привыкай теперь! Так, говоришь, Лаврентьев Анюту выручил? Петр Николаевич — достойный и честный человек! Жаль, что в лесах…

— Да я уж ему говорил!

— Та-ак… — склонив голову на бок, хитро прищурился Гробовский. — Все рассказал?

— Парни еще… бандиты… Там, в лесу… Что поразило — с шашками! — Иван Палыч чуть приподнялся в койке. — Понимаешь, деревенские-то такому как-то не обучены… Ладно бы — обрез… Но, шашки? Еще бы шпаги взяли… мушкетеры хреновы!

— А вот это интересно! — насторожился поручик. — Убийство Субботина помнишь?

— Ну?

— Вышел я на убийц… почти… Плотницкая артель! Артельный их за досками отправил… так двое по пути сбежали. А лесопилка-то недалеко от Ключа! Смекай!

Алексей Николаевич торжествующе понял вверх указательный палец:

— Кстати, ты приметы напавших не помнишь?

— Ну-у… Как-то не до того было, — Иван развел руками. — Парни, как парни… в куртках, галифе… плотненькие… один, вроде, патлатый… и рожи такие — бандитские.

— А вот теперь послушай приметы тех, «плотников»… Один рыжеватый, плотный, волосы длинные, в кожанке с отворотами… Второй — худой, но жилистый, роста среднего… Не здешний, из казаков… В станице своей убил кого-то — бежал. Виртуозно владеет шашкой… — поручик дернул шеей. — Гвоздиков пустым ушел?

— Морфия прихватил коробку. И шприцы.

— Это он со страху, — покивал Алексей Николаевич. — Или для понтов. Перед Сильвестром!

Доктор дернулся:

— И здесь — Сильвестр!

— Ну да, это ж одна шайка! Часть мы тогда на железке взяли… Думаю, Гвоздиков Сильвестра увидел, узнал… и дернул! — задумчиво протянул сыскной. — А, может, и Сильвестр его навестил… тайно… Про тебя все выспросил, обещал помочь… Тогда я Гвоздикову не завидую! Эх, Яким, Яким… А ведь когда-то толковый агент был! Сколько мы с ним смутьянов пересажали… Теперь бы хотя б с этих, что в Ключе, промышляют, начать… Поеду! Лаврентьева попрошу помочь, Денькова. Помогут — буду ходатайствовать! Хотя… их-то еще самих бы уговорить!

Вернулась Анна Львовна, принесла книжки — Майн Рида, и Жюля Верна — «Пятнадцатилетний капитан».

— Не знаю, читали ли?

— Ничего, — улыбнулся Иван Палыч. — Перечитают, ежели что. Эх! С вами бы поехать!

— Лежи, Иван Палыч! — негромко засмеялся Гробовский. — Я думаю, Рябинина сегодня возьму. В лагере. Коли явится. Ну, а насчет парней — посмотрим… Думаю, с Сильвестром они… Ну да поймаем — спросим!

— Я Ивану Палычу пока солдат выпросила, — вспомнила учительница. — У нас, в Совете… Для охраны.

— Это хорошо, — поручик задумчиво покивал. — Но, мы лучше придумаем! Изобразим, будто доктора в город лечить увезли… А ты, Иван, и носа из палаты не высовывай, понял? Полагаю, в Зарном у Сильвестра везде свои глаза и уши.

Анна Львовна и Гробовский вернулись уже ночью. Доктору не спалось, вот и углядел лучи фар еще за рощицей, а потом уж услыхал и приближающийся шум мотора. Поднялись по крыльцу двое… послышались приглушенные голоса:

— Может, завтра зайдем, с утречка? — озаботилась Аннушка. — Пусть поспит…

— Да не сплю я! — Иван Палыч уселся на койке. — Заходите! Ну, как?

— Рябинина нет, — покачал головой поручик. — Так и не явился.

Анна Львовна улыбнулась:

— А в лагере — порядок! Ребята дежурство установили, пищу готовят. Молодцы! Слава Богу, продукты есть!

— А все бумаги Рябинин забрал, — передернув плечами, протянул Алексей Николаевич. — Видать, и впрямь, возвращаться не собирался. Хотя, кто его знает? Ладно! Анютку вашу мы навестили. Петр Николаич сказал — присмотрит. Да и с бандитами обещал помочь! Больно они тут уже всех достали! В Ключе мужики облаву хотят.

— Хороши ребята в лагере! — Анна Львовна вдруг улыбнулась. — Пьесу для деревенских поставили. Ну и я перед пьесой против местного «домостроя» выступила! Насчет снохачества честно предупредила, что дело подсудное! Спасибо, и Алексей Николаевич мне в этом помог…

Снохачество… Мерзкое явление, когда глава большой патриархальной семьи — «большак» сексуально пользовал собственных невесток, в деревнях до сих пор считалось делом обычным. Особенно, когда сыновья были на «отходе», занимаясь промыслами в городе или еще где.

— Честно говоря, если по доброй воле — никого не привлечь! — прощаясь, хмыкнул Гробовский. — А было ли принуждение — еще доказать надобно.

— А ничего, что там девушки — жены — часто несовершеннолетние еще? — Анна Львовна гневно сверкнул глазами. — Так что и доказывать ничего не надо.

— Э, Анна Львовна, погодите! — покачал головой поручик. — У них что же, документы какие-то есть? Что в церкви дьячок записал в приходской книге — то и есть. А уж, в случае чего, там и возраст можно подправить, и листы вырвать… и вообще книгу потерять! Иди потом, доказывай…

— Понимаю, дело сложное, — тихо отозвалась учительница. — Но с этим скотством бороться же как-то надо! Я вот лично — не отступлюсь.

— Так и я помогу, коли надо, — Алексей Николаевич махнул рукой. — Ладно, Анна Львовна… Пошли, что ли?

Аннушка вдруг смутилась:

— Да я вообще-то хотела чаем Иван Палыча напоить… Аглаи нет, Глафира тоже ушла…

— Ох, я и дурень! — Гробовский с хохотом хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно, доктора одного не оставляйте! Чаю попейте… А я пойду! До завтра.

Ближе к концу недели Иван Палыч почувствовал себя уже почти здоровым. Рана затянулась, и можно было, наконец-то, заняться делами. И в первую очередь — вывезти детей из лагеря! Рябинин ведь так и не появился, а бесхозных скаутов Воскобойников, ничтоже сумняшеся, «повесил» на доктора. Ну, не на начальника же паровозного депо? Прямо так и передал через навестившего больничку Чарушина: мол, выздоравливайте и займитесь фальшивым госпиталем! Там палатки, нары и все такое прочее — нужно составить подобную опись и принять на баланс!

— А Рябинин-то что? — возмутился Иван Палыч.

— А Рябинина — ловят! — Виктор Иваныч только руками развел. — Когда поймают — под суд. Да в любом случае, ему уже не учительствовать. Так что надобно нового учителя искать. Эх, жаль, занята Анна Львовна… Ничего! Курсисточку какую-нибудь найдем, кинемся в ноги… У нас же все-таки — продуктовые карточки! И зарплата триста рублей.

— Ага, ага… Триста рублей нынче, как до войны — тридцать! — язвительно усмехнулся доктор.

Для возвращения детей был созван родительский комитет, организованный когда-то еще Анной Львовной. Комитет скинулся на пароконную бричку с подводой. Еще одну поводу — для вывоза имущества — выделила земская управа.

Так вот и поехали: Иван Палыч и представители родительского комитета — Пелагея Романовна, статная и очень красивая женщина, мать Маши Кудрявцевой, и старый приятель доктора — кузнец Никодим. Насчет него настояли все члены комитета — мало ли, что там придется разобрать, или бричка вдруг по пути сломается — путь-то неблизкий, два десятка верст с гаком! Все втроем в бричке и покатили — на подводах имелись свои возчики из местных крестьян.

Оставшиеся родители махали вослед руками… Бывший трактирщик Игнат Феклистов, выглянув в окно, проводил бричку с подводами долгим внимательным взглядом… и вдруг куда-то заспешил.

— Как же они там одни? — погоняя лошадок, переживал Никодим. — Это ж еду надо… да вообще…

— Да бросьте вы, Никодим Ерофеич! — поправив на голове летний платок из цветного ситца, Пелагея расхохоталась в голос. — Управятся! Девки там взрослые. Вон, хоть мою Машку возьми. Она все по дому умеет! И там справится. Тем более, сено там косить не надо, коров да коз доить — тоже…

— Так вы, Пелагея Романовна, и коров, и коз держите? — искоса глянув на женщину, уважительно протянул кузнец. — Поди, и маслице, и сыр?

— Да делаем, — Пелагея Романовна усмехнулась. — Что-то в городе продаем, что-то в усадьбе, ну а что останется — себе. Девки, слава Богу, подросли — работницы! Но, без мужиков, конечно плохо… Муж, да вы знаете, два года назад умер, а парни — Лешка с Микешей — в окопах. Лешка недавно письмо прислал! Пишет — в солдатский комитет избрали! В начальстве теперь, так-то!

— Ишь ты! Молоде-ец! — одобрительно покивал Никодим.

— Иван Палыч, — Кудрявцева обернулась к доктору. — А вы не знаете, когда эта война кончится?

— Ну-у… — врач лишь руками развел.

Вообще-то, Иван Палыч (Артем!) о конце войны хотя бы примерно знал… Брестский мир большевики в марте подпишут. В следующем году, да. Только… там еще и другая война будет — Гражданская, когда брат на брата… Нет! Лучше такое не говорить!

— И никто не знает, — вздохнула Пелагея Романовна. — Разве что только сам господь Бог. Эх, вернулись бы с войны парни! Коровник бы новый построили. Тогда можно было бы еще парочку телочек завести… А то что эти козы! Коза, Никодим Ерофеич — корова бедняков, так-то!

В лагерь приехали уже ближе к обеду. Еще издали увидали на поляне большие палатки, да дым от костра. У костра кашеварили, на опушке же стоял часовой — Мишка Зотов. Гордый, в коротких штанах защитного цвета и поношенной гимнастерке с желтым скаутским галстуком, со скаутским же посохом в руках!

— Стой, кто идет! — выступив вперед, Мишка перегородил дорогу посохом. — Куда, к кому, зачем?

— Так, за вами же! — спрятал улыбку доктор.

— Тут пока стойте! — мальчишка указал посохом. — А я пойду, доложу начальству.

— А что, ваш учитель вернулся? — тут же напрягся Иван Палыч, нащупывая за поясом револьвер.

— Не-е! Степана Григорьича мы давно уж не видали. Василий нынче у нас, а него! И. О. начальника. Мы его сами выбрали, вот! — махнув рукой, Зотов обернулся. — А вон он и сам уже идет.

— Господи… — перекрестился кузнец. — Это мой Васька, что ль? В начальство выбрали… Ух!

— Тятенька!

Завидев отца, Васька со всех ног бросился к бричке.

Чувствовалось, что в лагере и без Рябинина был полный порядок — Анна Львовна оказалась права. Трава скошена, над большим столом натянут тент от дождя, над костром кипят большие котлы с каким-то вкусным — судя по запаху — варевом… У главной палатки колыхался на ветру белый флаг с желтой скаутской лилией и надписью — «Будь готов!». Рядом с флагом стоял часовой — голенастый подросток с посохом, в скаутской форме. Не деревенский, чужой — как видно, из дома призрения.

— Дежурный — доклад!

Подойдя, Васька отдал честь.

Пелагея Романовна откровенно хмыкнула, а Никодим поспешно отвернулся… но, по всему чувствовалось — горд!

— В лагере двенадцать человек! — отсалютовав посохом, дежурный приступил к докладу. — Трое — в наряде по кухне, четверо — за дровами. Остальные собирают гербарий в липовой роще! Одна отсутствует — изучает на дальнем хуторе жизнь и быт!

Иван Палыч чуть не закашлялся: о как! На дальнем хуторе! Изучает жизнь и быт.

— Больных нет, раненых нет. Доклад закончен! Дежурный по лагерю Никаноров Максим.

— Так, Максим, а что на обед? — с самым серьезным видом поинтересовалась Пелагея Романовна.

Дежурный и тут не ударил лицом в грязь:

— На первое — суп из щавеля с картошкой, на второе — гороховая каша с маслом, на третье — компот!

— Ох ты, у них еще и компот! — покачал головой Иван Палыч. — Ну, вы пока осматривайтесь, а я… на дальний хутор пройдусь. Приведу ту, кто там жизнь и быт изучает… Надеюсь — старательно.

Между тем, Пелагея Романовна уже пробовала кашу на вкус…

— Машуля! А ты что луку-то не положила?

— Да есть там лук!

— И пересолено, похоже…

— Ну, мам…

— А мучицы почто не добавили? Сытней с мучицей-то!

До края леса Иван Палыч доехал на бричке, а уж там, привязав лошадок, пошел дальше пешком. Золотились над головой высоченные липы, напоенные жарким уже почти летним солнцем. Пахло можжевельником и сосновой смолой, на тропе, под ногами, жались «медвежьи ушки», серебрилась по краям тропы таволга. Ближе к болоту уже пошли лютики — словно кто-то присыпал луг золотой пыльцой… А ведь всего-то неделю назад ничего этого еще не было! Быстро как. Что и говорить — природа.

Однако, скоро уже и болото… Сделав пару шагов, доктор остановился. Вроде, здесь они с Машей шли… Или — не здесь, чуть левее… Ну да, ну да, там, где елочки…

За елочкой вдруг что-то блеснуло… Наученный горьким опытом доктор тут же отпрянул в строну. И вовремя!

Грянул выстрел…

Дробь пролетела буквально в двух шагах!

Иван Палыч со всех ног бросился к лесу…

Позади издевательски захохотали:

— Э, дохтур! Не уйдешь! Тут те не деревня… Тут — наше все!

Снова выстрел! Дробь…

За дерево, живо… Так!

Осторожно выглянув, доктор увидал тех, уже знакомых, парней в синих галифе и кожаных, с отворотами, куртках. Темные лица, щетина, цепкие злые глаза. Один — патлатый — в картузе, другой с непокрытой головой… И шашки! Шашки на поясах у обоих. Не очень-то удобно с шашками по лесу… Говорите, ваше тут все?

Доктор достал револьвер, прицелился… пальнул…

Пуля отщепила от сосны щепку…

— Бросай наган, дохтур! Нас много… не убежишь!

Блефуют! Было бы много — обложил б давно, как волка…

Снова выстрелы… Дробь…

И громкий знакомый голос:

— А ну, руки вверх! Оба! Прохор, давай, вяжи…

Гробовский!

Он показался из-за кустов вместе с Лаврентьевым… За ними бывший урядник Прохор Деньков вел связанных по рукам лиходеев. Петр Николаевич прибрал шашки, обрезы…

— Здоров, Иван Палыч!

— И вам всем не хворать!

Поручик улыбнулся:

— Что, Иван Палыч, вовремя мы?

— Да я, собственно, ждал… А эти дурни…

— Вот уж действительно — дурни! Но эти — последние, — Гробовский обернулся к парням. — Вы чего в город-то не ушли, дурачье?

— Приказу не было, — хмуро отозвался патлатый.

— Ну-у, шага-ай! — Прохор подогнал бандитов пинками.

— А где Анюта? — наконец, спросил Иван Палыч.

— Анюта? У болота ждет… — Лаврентьев широко улыбнулся. — Девчоночка умная! Сейчас позовем… Анюта-а! Э-эй!

— Эге-гей! — отозвалась эхом девчонка. — Петр Николаич! Прохор! Сюда! Сюда, скорее!

Все дружно переглянулись:

— Да что там такое-то?

— Мы глянем!

Доктор с Гробовским со всех ног понеслись к трясине…

Анютка Пронина ждала их у самой гати:

— Вот… Что нашла.

Она показала на жестяную коробку из-под морфия…

— И вот еще…

Чуть поодаль валялся раздавленный сапогом шприц.

— Эх, Яким, Яким… — негромко протянул поручик.