Земский докторъ. Том 4. Смутные дни

Глава 18

Когда доктор вслед за Гробовским пришел в сарай, располагавшийся на заднем дворе бывшего трактира, мужики уже сняли повешенного и, положив в угол, накрыли куском полотна. Покрывало оказалось коротким, из-под него торчали ноги покойника, обутые в старые сапоги. На старой телеге горел керосиновый фонарь, в распахнутые настежь ворота заглядывала утренняя зорька.

— Ты глянь, Иван Палыч, — обернулся поручик. — А я тут пока с возчиками потолкую — они труп нашли.

Сыскарь повернулся к мужичкам:

— Значит, говорите, последний раз видели покойного вечером? Здесь же, в трактире?

— Так, барин, так…

Возчики смущенно мяли в руках картузы, видно было, что им очень хотелось поскорее уйти…

Вот ведь как бывает. Иван Павлович не мог поверить, что Субботин закончил так жизнь. Неужели та эмоциональная встреча с сыном так повлияла на него? Не смог выдержать? С трудом вериться, но кто его знает. Субботин очень болезненно отреагировал тогда на слова собственного сына. Даже прослезился. Но неужели вот так…

Откинув покрывало, доктор склонился над трупом. Странгуляционная борозда на шее повешенного показалось ему какой-то странной. Как-то не так она шла, не от горла вверх, а горизонтально… Ну да! Не сам.

— Что Иван Палыч, что-то нашел? — отпустив мужиков, Гробовский подошел ближе.

Доктор кивнул:

— Похоже, сначала задушили петелькой. А потом подвесили! — подняв глаза, врач посмотрел на свисающую с балки петлю. — Да, думаю — этой…

— Та-ак… — устало протянул Алексей Николаевич. — Этого еще не хватало! Да уж, Субботин много кому в селе насолил.

— Он еще с сыном вчера поругался, — Иван Палыч потер переносицу. — При мне. Оба случайно в городе встретились.

— Ага! — сыскарь напрягся, словно охотничья собака, почуявшая дичь. — О чем говорили?

— Говорю же — ругались.

— Та-ак…

Снаружи послышались чьи-то шаги, и в сарай заглянул Феклистов. Лицо его было бледным, руки тряслись.

— Да что же это! — мелко крестясь, вымолвил Игнат. — У меня в сарае! На моем дворе… Ну-у… выбрал место! Алексей Николаич, он сам… или…

Гробовский развел руками:

— Пока ничего сказать не могу. Идет следствие. С вас, Игнат Устиныч я тоже буду снимать показания. И со всех ваших людей… С гостей, кстати, тоже. Приезжих вчера много было?

— Да как всегда — хватало! — пожал плечами трактирщик.

— Высокие крепкие мужики были?

— Так цельная плотницкая артель обедала! Полдюжины человек, да еще артельный, старшой!

— Плотники, ага… — поручик потер руки. — А кто нанимал?

— Так я и нанимал… Расширяемся!

— А с Суботиным-то у тебя отношения были так себе, — задумчиво протянул Алексей Николаевич.

Феклистов перекрестился:

— Вы что же, Алексей Николаевич, думаете — я? Да Бог с вами! Ну да, не любил я покойника. Были у нас разногласия по поводу этого трактира, то есть гостиницы. Но, все вопросы с ним закрыл. Решили все как порядочные люди. Это вам на селе любой скажет! Так что это не я его… Господи-и… Кто ж его теперь хоронить будет? И где? Коли сам… Так грех же, нельзя на общей кладбище. Хоть на Красную земю не вези его, на выселки села.

— Так! Игнат Устиныч, тело пока на ледник, — подумав, распорядился Гробовский. — А всю свою прислугу да плотников давай по очереди на допрос, в обеденную залу.

— Господи, Господи… — трактирщик снова перекрестился и, кажется, еще больше ссутулился. — Прислугу — пригоню. А плотники еще поутру за досками поехали, на двух подводах. К вечеру только будут. Но, артельный их здесь.

— Ладно, поговорю с артельным… Ты Игнат Устиныч, ступай… там, распорядись…

Феклистов ушел, и сыщик быстренько прикатил под петельку валявшийся на земле чурбан для колки дров, этакую плаху. Поставил, забрался… надел на шею петлю!

— Бог с тобой, Алексей Николаич! — испугался доктор.

И тут же улыбнулся:

— Понимаю — следственный эксперимент.

— Видал? — Гробовский негромко засмеялся. — Мне как раз впору! А ведь Субботин-то пониже меня был. Что же он, на цыпочках вешался? Однако, прав ты, Иван Палыч. Помогли! Однозначно. Что ж, будем искать. Дело привычное. Честно сказать, очень меня плотники напрягают…

— А меня — Феклистов!

Доктор рассказал о ночном происшествии на старом погосте.

— С лопатой, говоришь? — удивленно протянул поручик.

— Или с фонарем! Ну, блестело что-то.

— Золота, может, кусок? — Гробовский расхохотался. — Да шучу, шучу, Иван Палыч! Не делай ты такие глаза. А, если серьезно — за Феклистовым я давно присматриваю. Тот еще аферист. Вот и пристройку он на какие деньги строит? Доски-то сейчас — ого-го! А по поводу погоста… Если припрем — отвертится. Скажет, показалось господину доктору, вот вам крест! С Субботиным бы сейчас разобраться… Еще один труп! Петраков меня живьем съест! Афера еще эта… Заем Свободы… Ищи их теперь…

— Так они могут чес делать! — ухмыльнулся доктор.

Алексей Николаевич удивленно моргнул:

— Какой еще чес?

— Ну-у… — Иван Палыч задумался, подбирая слова. — Понимаешь, в Зареченске у них все гладко прошло — куш сорвали. Так почему бы в соседний городок не заглянуть? А потом и в другой? Всю нашу провинцию прочесать. Тем более, городки там маленькие народ простоватый… Никаких артисток приглашать не надо, можно и гимназистками обойтись.

— Та-ак! — Гробовский хлопнул в ладоши. — А ведь ты прав, Иван Палыч! Кругом прав. Если тут гладко, так в самом деле — почему бы и… Денег много не бывает! Славно, дельно! Петракову я твою мысль обскажу…

С обеда все сотрудники уездного Комитета Временного правительства собрались в Управе на очередное собрание. Именно так — сотрудники, или комиссары — слово «чиновник» нынче старались не употреблять, уж больно старорежимное, недемократическое.

— Ох, — выгоняя «Дукс», сквозь зубы ругался Иван Палыч. — Снова воду в ступе толочь.

Одно было хорошо — в состав Комитета от партии правых социалистов революционеров кооптировали Анну Львовну… Так что уселись рядом, шепотом болтали, смеялись…

Да шептались тут все, присланного из Петрограда пропагандиста никто не слушал… да он особо и не старался, ясно было — все делается для галочки.

— Смотри-ка, Иван — все старосты здесь, — шепнула Аннушка. — Значит все же важная лекция.

Доктор хмыкнул:

— Да ну! Опять одно и то же…

Да и в самом деле!

— Война до победного конца… Не посрамим Родину… Бософор и Дарданеллы… — гундосил по бумажке лектор — невзрачный тип в мятом сюртуке и несвежей манишке, — Земельный вопрос… Учредительное собрание…

— Иван Палыч… Господин доктор! — кто-то зашептал сзади.

Иван Палыч обернулся, увидев незнакомого кособородого мужичка в диагоналевом городском пиджаке и косоворотке:

— Я Трофимов, Онфим… Из Ключа. Помощник старосты.

— Так! Господа, господа! Потише! — встав, шикнул на говорунов Воскобойников. — Прошу тишины, господа!

— Война… Северо-Американские Соединенные штаты… Проливы…

В перерыве на доктора вдруг наехал сам господин председатель.

— Иван Палыч! Напоминаю вам об отчетах! Я уже говорил Чарушину… Так уж вы постарайтесь. К четвергу! Особенно — дальние деревни. Нужен полный развернутый, ну как положено, не мне вас учить.

— А бензин…

— За бензином — прошу к Нобелю мы с ним договорились.

— А вот за это — спасибо! — искренне обрадовался доктор. — Не беспокойтесь! Всю информацию по эпидобстановке предоставлю в самое ближайшее время.

Ну да! Пока все старосты здесь… Грех не воспользоваться моментом. он они — встали кружком во дворе. Курят.

— Аннушка, я мигом!

Перепрыгивая через три ступеньки, Иван Палыч сбежал вниз, во двор.

— Господа старосты, добрый день! — улыбнувшись, доктор вытащил карандаш и записную книжку. — Вопросы к вам. Давайте по очереди. Кто у кого чем болеет? В каких деревнях? Начнем с Лугового. Что у нас там, Сидор Акимыч?

— Да ништо, господин дохтур. Больных нету. А! Бегоньков Колька, варнак, с сарая по-пьяни свалился… Так уже ничего, отошел…

— Ага… В Рябиновке что? Все выздоровели?

— Одна бабка осталась, Степанида. Спину скрючило — третий год на печи. Да там уже не спина, а лень!

— Ну, это ясно… Ключ?

— Дак староста наш третьего дня чугунок с картошкой на ногу себе уронил… Да вроде, ничего уже, сказал — оклемается. По двору ходит ходко, а в город вот, меня послал… — приосанившись, доложил Онфим Трофимов. — О! Зовут уже…

— Господа, господа! — на крыльце появился товарищ председателя Комитета Краюшкин. — Прошу всех в залу!

— Онфим… Вы что-то мне хотели сказать? — Иван Палыч догнал помощника старосты из Ключа.

— Ась? Я? А! — девушка намедни на выселки забегала, — Трофимов неожидан улыбнулся. — Смехотная такая. Тощая, в кротких штанах, цвета такого… как у военных. Така же гимнастерка, а на шее — платок. С булавкой! И шляпа еще. Зеленая! Как-то она себя обозвала… забыл…

— Может, скаут? — насторожился доктор.

— Может, и так… Говорю ж — смехотная! Сказала, передайте доктору Иван Палычу, что рука у нее зажила совсем…

— Ага… понял… А больше ничего не говорила? Где она, как?

— Да не-е… Про воду что-то сказала — мол, вкусная… Оглянулась — да бежать! Игра, говорит, у них… Военная!

— Спасибо вам, Онфим! — искренне поблагодарил доктор.

Что ж, вот и лагерь нашелся! Где-то недалеко от Ключа. Молодец, Анютка, сообразила, подала весточку!

А, кстати, можно туда и съездить — проверить эпидемобстановку. Старосту заодно навестить — как у него там с ногой?

— Виктор Иваныч! — в коридоре доктор нос к носу встретился с Чарушиным. — Я вот вам хочу вернуть… ну квиток этот чертов, перевод, который никто не забирает…

— А-а! — Чарушин неожиданно рассмеялся. — Так скоро заберут денежки-то! Может, даже сегодня. Давай, Иван Палыч квиток. Госпиталь номер двадцать семь отыскался!

— Как отыскался? — опешил доктор. — Где?

— Где-то на краю уезда… или в соседнем. Точно не знаю, — Виктор Иваныч беспечно махнул рукой. — Теперь это, Иван Палыч, не наша забота. Московский представитель Мануйлов вчера приехал… На авто!

— Мануйлов?

— Ну, министр народного просвещения! Между прочим, стыдно не знать… — земский снова расхохотался и похлопал доктора по плечу. — Шучу, шучу! Так вот, сегодня с утра он встретился у меня с начальником госпиталя… Представительный такой мужчина, врач, как и вы. Сели в машину да поехали с ревизией! Ну, госпиталь этот смотреть. Коли все хорошо — начальник денежку и получит. Ну, а коли нет… Так не к нам все вопросы, а лично к господину Мануйлову, министру!

— Ну, Виктор Иваныч, — вытащив надоевший квиток, Иван Палыч протянул его собеседнику. — Прям гора с плеч!

— Не то слово!

Анютка в Ключе! Молодец, подала весточку… Лагерь там где-то рядом. Ох, Рябинин…

Да! Навестить! Проверить эпидемобстановку.

И снова рычит верный «Дукс», несет доктора по лесной дорожке. Ветер в лицо, ветки по очкам-консервам, по сторонам — грязь из старых коричневых луж.

Так… После старой ветлы повертка, через луг… Там, впереди вдруг взялся откуда-то столб желто-серой дорожной пыли, чем-то похожий на маленький смерч! Смерч приближался…

Автомобиль! Откуда он и взялся в здешних глухих местах? Пусть проедет. Пусть уляжется пыль, хотя бы немного.

Иван Палыч заглушил двигатель. Мимо с рокотом прокатил роскошный лаково-черный лимузин с водителем в замшевом жилете и таких же очках, как у доктора. Кто сидел в салоне, доктор не разобрал, да и из машины вряд ли заметили «Дукс» за кустам.

Все же интересно — что это за авто? Может, представитель из Москвы, о котором говорил Чарушин? Да, верно, так и есть. Уже закончил ревизию и едет обратно. Ну да, что тут торчать? В Москве-то, всяко, поинтересней. Что же, выходит, неуловимый госпиталь номер двадцать семь где-то поблизости? Да черт с ним! Лагерь бы отыскать.

Ну, а для начала — заехать в Ключ, проведать старосту. Как у него с ногой? Заодно расспросить.

Решив так, доктор дернул кик-стартер…

С ногой у старосты Ключа все было нормально — осталась лишь ссадина. А вот о лагере скаутов почему-то никто в деревне не знал.

— Скауты? Палатки? Не-е, этакого отродясь не видали!

Последним, кого спросил доктор, оказался пастух, уже за околицей. Он же и указал, как проехать на выселки, к помощнику старосты Трофимову Онфиму.

— Эвон, по лесной дорожке. Версты две — и хутор. Увидите. Трофимовы там ишо со Столыпинских времен дак!

Поблагодарив, Иван Палыч покатил по лесу, и вскоре увидал хутор. Добротный дом пятистенок под тесовой крышей, столь же основательные постройки, забор с распахнутыми настежь воротами…

Помощник старосты, закатав рукава, деловито возился с воротами — смазывал петли дегтем.

— А, господин доктор! Милости прошу!

— Нет, нет, заходить не буду — извините, некогда… Онфим! Помните, вы рассказывали про девочку…

— А! Про смехотную-то? В куцых штанах, — Онфим рассмеялся. — Ну да.

— Так, а что она еще говорила? Вы сказали — про воду…

— А, вода, говорит — вкусная. Рядом — три родника!

— Три родника… — задумчиво повторил доктор. — А не знаете, где это?

— Родники-то? — помощник старосты взъерошил затылок. — Как не знать? На Заболотье. Только там трясина, кто путь не ведает — не пройдет, сгинет.

— То есть, ни пройти, не проехать…

— Почему ж не проехать? Проедете. Только в объезд… — Трофимов принялся объяснять. — Вернетесь обратно за Ключ, там — через луг, и вдоль железки. Не так, чтоб хороша дорога, но нынче сухо, проехать можно. Мужики там раньше лес возили. Однако, двадцать верст! А через болото, по гати — и пяти не будет. Однако, гиблое место — о-о-о!

И снова «Дукс»… Двадцать верст — всего-то!

На заливном лугу, в низинке, Иван Палыч заметил следы протектора. Ну да — давешний автомобиль! Дальше дорожка пошла пылью — и там уже никаких следов было не разобрать.

Вдоль железной дороги… От ракиты — налево… Ох, как трясет-то! Однако… ого!

Лес неожиданно расступился, и впереди показались палатки. Обычные военные палатки. Верне сказать, военно-медицинские — большие, с красными крестами в белых матерчатых кружках. Ну, видно, какие достали…

— Раз-два… раз!

У палаток деловито маршировали скауты — хорошо знакомые деревенские ребята в широченных зеленых шортах и блузах. Трое дежурных возились у костра с котлами.

Хм, выходит, не обманул Рябинин! И палатки выбил, и форму достал…

Услыхав рев мотора, ребятишки побросали все свои дела и радостно обступили доктора:

— Иван Палыч! Как там, в Зарном?

— А вы уколы не будете ставить?

— А у нас военная игра!

— Мы же скауты, что значит — разведчики!

— Так, ребята! — доктор шутливо поднял руки. — Еды хватает? Вкусно?

— Хватает! Вкусно!

— А начальство ваше где?

— Я за него! — выпятив грудь, гордо отозвался Василий. — А Степан Григорьевич в Ключ уехал — за молоком.

Доктор насторожился:

— Уехал? На чем?

— Так из города приезжали! На шикарном авто! — задорно тряхнув челкой, доложил Мишка Зотов. — Смотрели, как у нас тут. Фотографировали! А мы — кто в театре играл — изображали раненых и больных. Ну, игра такая… военная…

— Ой, умора! — подошла Маша Кудрявцева, поправила косу.

В отличие от всех остальных. Она была в обычной своей одежде — юбка и ситцевая кофточка, синяя, в белый горошек. Маша была постарше других и, видно, ходить в шортах сочла для себя неприличным. Опять же — кофта красивая… как и сама девушка.

— А чего умора-то?

— Лежу такая вся в бинтах, раненую изображаю… Походит… важный такой господин. Спрашивает, что за рана?

— Говорю — осколочная. Уже заживает. Сама чуть от смеха не икаю! А он мне такой — конфету! Вку-усная…

— Так-так… — в голове у Ивана Палыча, наконец, начал складываться пазл! — Значит, говорите, раненых изображали… Как раз и палатки подходящие… А что-то я Прониной Анюты не вижу?

— Так она с заданием! — пояснил Василий. — По карте!

— Понимаю… Спортивное ориентирование.

— Все давно уже пришли, а ее что-то нету! — Зотов покачал головой. — Как бы в болото, дуреха, не забрела!

— Сам ты, Мишка, дурень! — хмыкнула Маша. — А Анютка умная, в болотину зря не полезет. Хотя, да — в ту сторону пошла… И уж давно пора бы вернуться.

— Так… вы сказали, Степан Григорьевич — за молоком. На той же машине и привезет?

— Не-а! Сказал, попросит подводу.

— Василий! — взяв паренька за руку, решительно промолвил доктор. — Раз уж ты ту за старшего — объявляй поиск! Ищем все Анюту! Только чур, близко к болоту не подходить. Лесочек вокруг проверьте — вдруг да ногу подвернула. А болото — я сам…

Маша Кудрявцева хмыкнула:

— Сам не сможете! Давайте я с вами пойду. Мы там когда-то чернику брали…

— На мотоцикле проеду? — поинтересовался Иван Палыч.

— Пару верст — да. А дальше — по гати.

— Ну, тогда садись, да держись крепче!

Ох, каким завидущими глазами посмотрели ребята на Машу! А та показала им язык, подоткнула юбку да закинула косу за спину…

Покатили!

Да, через пару верст «Дукс» пришлось оставить… Дальше шла гать!

— Вон, видите — сосна! Прямо на нее идти надо. Там — островок. А вон — дуб… Туда — ни ногой! Аню-ута! Ау-у! Аню-ута! Ой…

Девушка вдруг осеклась, нагнулась… и вытащила из осоки мокрые скаутские ботинки!

— Анюткины боты… А вон там…

Что-то зеленело на лужайке, совсем рядом, в трех шагах…

— Стойте, Иван Палыч! Туда нельзя — трясина! Палкой надо…

Палкой доктор и подцепил. Шляпа! Со скаутской желтой лилией и ландышами…

— Анютина шляпа! Это она ландыши прицепила. А вон тина взбаламучена! Иван Палыч! Неужели…

На глаза девушки навернулись слезы.

— Давай-ка в лесочке еще посмотрим, — не давая Маше раскиснуть, предложил доктор. — Ты — слева, я справа…

— Ага…

Неужели, Анюта утонула? Сгинула, пропала в трясине. А все на то и указывает! Господи… Анютка, Анютка… Вот тебе и разведчица… Вот тебе и шпионка! Да как же так…

Сзади вдруг затрещали кусты. Доктор обернулся — медведь? Да нет, все спокойно… А если Анюта спаслась, добралась до островка? Та-ак… а это что? Явно следы… У самой трясины! Хотя…

— Иван Палыч… — тихо позвали сзади. — Повернись… Только громко не говори!

Та-ак… это еще кто? Леший?

Доктор медленно повернулся:

— Господи! Петр Николаевич! Господин штабс-капитан…

Петр Николаевич Лаврентьев, бывший становой пристав, с марта скрывающийся где-то в здешних местах вместе с урядником Прохором Деньковым! Одет по-крестьянски — косоворотка, овчинный жилет. Бородой зарос! Но, узнать все же можно.

— Тсс! Иван Палыч, жди здесь. Сейчас девчоночку тебе приведем. Насилу успели из трясины вытянуть!

— Девчонка? Анюта? Что же она в трясину-то…

— Да, она и есть, — беглый пристав поиграл желваками. — Игра, говорит, военная. Маршрут нарисован! Я бы тому, кто его рисовал, голову бы свернул своими руками. Азимут по болоту точнехонько на старый дуб выведен. На верную смерть послали девчонку!