Смертная

Глава 14 Драгоценная

От купальни госпожа Шамирам… Ох, конечно, она желает зваться Хилиной – что ж, кто я такая, чтобы ей перечить? Итак, от купальни Хилина приходит почти в такой же восторг, как от комнаты с платьями – утром она едва не забыла про царя, когда дело дошло до выбора наряда. Говорят, госпожа Шамирам раньше любила переодеваться и особенно предпочитала одежды смертных. Очевидно, эти слухи правда: столько платьев, накидок и украшений нет ни у одной из дев даже в царском гареме. Хилина вскричала от восторга, когда увидела это великолепие, и с большим трудом от него ушла. Она гладила роскошные ткани, перебирала жемчужные ожерелья и казалась такой счастливой, словно ребенок, которому подарили дорогую игрушку. Странно, что платье она в итоге выбрала весьма скромное. И не надела ничего из украшений, которые – я же видела – так ей понравились.

О любви великой богини к плаванию не говорили ничего, но, похоже, она велика: при виде купальни с морской водой Хилина взвизгивает от восторга и интересуется, где взять бикини. Что это такое, жрицам невдомек. Они робко отвечают госпоже, что купальня нужна для свежести и веселья. Если великая богиня желает, они вмиг принесут благовония и приведут мужчин. У Хилины вытягивается лицо. Она нервно – с моей помощью и десятком ненужных вежливых слов – просит остаться одна.

Теперь лица вытягиваются у жриц, но бедняжки не осмеливаются перечить и гуськом тянутся к выходу из крытой галереи. Хилина дожидается, когда они уйдут, потом проходит к позолоченным перилам, смотрит вниз. Замечает замерших навытяжку стражей. Вздрагивает и отшатывается.

– Нужна ли моя помощь? – тихо уточняю я.

Хилина оглядывается на меня, потом снова смотрит на купальню.

– Нет. – И с сожалением добавляет: – Хотя непривычно, конечно, без купальника.

Она оборачивается к перилам, потом крадучись подходит к купальне и принимается раздеваться. Как будто мужской взгляд – стражника? – ее бы смутил. Странно.

Я все же помогаю ей с заколками. Хилина улыбается, стараясь не смотреть на настенную роспись – веселье госпожи Шамирам со смертными. И нагая, взвизгнув, прыгает в купальню.

Не будь я духом, меня бы окатило водой. А так промокает лишь платье – воздушный лен немедленно начинает напоминать половую тряпку.

– Ух, какая водичка! – по-детски радостно восклицает богиня и окунается с головой. Тут же выныривает, отодвигает со лба мокрые волосы и, улыбаясь, подставляет лицо солнцу, которое заглядывает в галерею сквозь круглое отверстие в крыше.

Я становлюсь на колени у бортика и жмурюсь: богиня сияет так, что больно смотреть. Меня с госпожой связывает призрачная цепь. Как ожерелье, она обхватывает мою шею и тянется к груди богини. Удивительно: я не видела раньше ничего подобного у других защитников. Но ведь моя госпожа – сама великая Шамирам, наверное, в этом дело.

С цепью или без, невозможно не заметить, что богиня начинает светиться особенно ярко, когда взволнована, боится или, наоборот, счастлива. Или возмущена. Так же ярко она сияла в саду, когда встретила царевича.

Как она посмела так с ним говорить! Как могла указать на его недостаток, его проклятье! За что она с ним так?!

Обида горчит на языке, жжет грудь. Я смотрю, как резвится в воде, точно простая смертная, богиня, и мне до безумия хочется встряхнуть ее как следует и рявкнуть: «Нельзя с ним так! Нельзя!»

Я дух, она богиня. Я привязана к ней. Мое дело – оберегать, а не обижаться. Вот о чем я должна каждый миг помнить. Но мне больно, так больно!

– Лииса, а ты почему не плаваешь? Вода – прелесть! – Госпожа выныривает у самого бортика и с улыбкой смотрит на меня.

Приходится отвечать. И смотреть в ответ – я заметила, ей не нравится, когда на нее не смотрят.

– Духи не плавают, если они не водные.

Хилина сдувает розовые лепестки, липнущие к ее плечам, и вздыхает.

– Жаль. А я как будто всегда умела плавать. Представляешь, когда впервые оказалась в воде, так сразу и поплыла. Мне лет пять было, но я все равно помню. Так понравилось! – в ее голосе слышится искренняя радость.

«Давай ты поверишь, что я человек из другого мира?»

Слушаю и повинуюсь, госпожа.

– А Шамирам – она умела плавать? – спрашивает вдруг Хилина.

– Не знаю, ведь мне не довелось ее застать. Я появилась после того, как великая богиня спустилась в нижний мир. Я еще юный дух.

– Да? Сколько же тебе лет?

Я удивленно смотрю на нее. Потом вспоминаю: да, человек из другого мира, конечно.

– Духи не считают годы, как смертные.

– Правда? – Хилина задумчиво рассматривает меня, потом вдруг интересуется: – А летать ты умеешь?

– Духи-защитники не летают, – тихо отвечаю я, потому что мне страшно, что госпожа услышит горечь в моем голосе и поймет, как же сильно я скучаю по небу. И как ненавижу цепь, связывающую нас.

– Жаль, – повторяет Хилина. Она опирается о бортик, божественно прекрасная в солнечных лучах. – А что делает дух-защитник? От чего ты меня защищаешь, Лииса?

Я выдерживаю ее взгляд, хотя это сложно. Госпожа как будто ждет подвоха – или ищет его, очень тщательно.

– От всего, наверное. Я лишь недавно стала защитником, поэтому мне еще предстоит это выяснить. Но господин Дзумудзи сказал, я должна помочь тебе освоиться.

Хилина кивает.

– Ты помогаешь. Я благодарна тебе за это.

– Спасибо, госпожа.

Она усмехается, и я поправляюсь:

– Хилина. Прости.

– Ничего. Лииса, в качестве освоения, – голос госпожи звучит так дружелюбно, что я в растерянности, – расскажи мне про Дзумудзи. Он бог, верно?

– Да, он ваш бра… – Я запинаюсь, но богиня улыбается. А потом переворачивается и спиной ложится на воду, раскинув руки, нечеловечески прекрасная, в окружении венчиков цветов.

Я сглатываю и на мгновение представляю, что случилось бы, не будь Юнан слеп. Он бы пал ниц перед великой госпожой, как другие смертные. Он был бы очарован ею и поклялся бы в верности до самой своей смерти. Богиня забрала бы его сердце – походя, как привыкла.

Впервые я думаю: «Хорошо, что он слеп».

– Лииса, ты сказала, Дзумудзи брат Шамирам? – торопит меня госпожа.

Водная гладь дрожит и сверкает на солнце вокруг нее. Но сияние госпожи все равно ярче.

– Да, Хилина. Господин Дзумудзи – младший брат великой Шамирам.

– Брат? – Хилина переворачивается и недоуменно смотрит на меня. – А разве не муж?

– И брат, и муж. Все верно.

Хилина моргает.

– А… То есть… Здесь братья женятся на сестрах?

– Не знаю, как это у смертных, Хилина. Но все великие боги братья и сестры друг другу. Как, наверное, и все мы… в какой‐то степени. Нас всех сотворили Отец-Небо и Мать-Земля. Но великие боги, конечно, их любимые дети.

Хилина задумчиво кивает.

– Правда, других брачных союзов среди великих богов нет, – добавляю я. – Только госпожа Шамирам и господин Дзумудзи.

– Понятно. А вот еще: я слышала, в этой божественной паре не все гладко, да?

– Хилина, пожалуйста, я не смею…

– Лииса, расскажи, – тихо просит она. Но таким тоном, что я не могу ослушаться. – Должна же я знать, кем притворяюсь.

– Да, Хилина. Как прика… скажешь. Я слышала, что господин Дзумудзи очень любит госпожу Шамирам. Но великая богиня часто… – Я смотрю на роспись за спиной госпожи.

– …ему изменяла. В том числе и с местным царем. – Хилина тоже смотрит на стену. – Вряд ли после этого наш рогатый бог так уж любит свою женушку.

– Я не знаю, Хилина.

– Ну хорошо. – Она оборачивается и снова принимается сверлить меня взглядом. – А чем заведует Дзумудзи? Он бог чего?

– Разрушения. Господин Дзумудзи повелевает бурей.

Хилина не выглядит впечатленной.

– И войной, наверное? Недалеко же от бури.

– Нет, войной занимается господин Мардук. Он младший из великих богов и…

– …и ему теперь поклоняется царь, – заканчивает за меня Хилина. – Что логично, раз он собирается воевать. Значит, буря. И все же я не понимаю: вот умерла ваша Шамирам… Кстати, как богиня может умереть?

– Она не может. Госпожа Шамирам спустилась в нижний мир, чтобы жил ее возлюбленный.

– Спустилась и вернулась. Делов‐то, да? – усмехается госпожа. – Для богини.

– Госпожа… Хилина, из нижнего мира даже великой богине не уйти, если никто не предложит за нее равную, добровольную жертву.

Госпожа задумчиво хмурится и спрашивает:

– А равная жертва – это?..

– Другой бог, – отвечаю я, стараясь не думать о том, что говорю очевидную вещь. Если того желает госпожа, я сыграю в любую игру, даже в такую странную. – А если смертный, то царь.

– Ага, – кивает Хилина. – Тогда ясно, почему царь так передо мной трясся. Шамирам, когда вернется, будет в ярости, да? Хотя почему? Она же умерла, чтобы он жил. Вряд ли бы ей хотелось, чтобы ее жертва была напрасна. Как‐то нелогично получается.

– Наверное, госпожа.

– Хилина.

– Да. Прости, Хилина.

Она снова поднимает на меня взгляд.

– Ладно, допустим. А все‐таки чего хочет этот Дзумудзи? Зачем ему двойник жены? Да еще и человек?

– Хилина, я не знаю.

– Ну конечно, – фыркает госпожа.

– Хилина, я говорю правду. Могу лишь предположить, что господин очень тебя любит.

– Меня?

– Я хотела сказать, госпожу Шамирам. Очень. – Я смотрю на нее и вдруг вижу Юнана. Он грустно улыбается, и я говорю – ему, а не госпоже: – Такая любовь – драгоценность даже на небесах. Боль любимого – твоя боль. Его счастье – твое счастье. Все, что он ни пожелает, ты исполнишь. Ты живешь ради него и умрешь за него. Только бы он улыбался.

– Лииса?

Я вздрагиваю.

– Прости, Хилина. Я лишь хотела сказать, что любовь господина Дзумудзи известна на земле и на небесах.

Хилина хмурится.

– Если он так ее любил, то почему она ему изменяла? Значит, не все так было… Как ты сказала? Драгоценно.

– Потому что иногда любви недостаточно, – выдыхаю я, думая о Юнане. Моя любовь не стоит ничего. Не может ничего. Не спасет никого. Лучше бы ей вовсе не быть!

– А я сказала ему, что это его вина, – бормочет Хилина, горбясь. – Черт!

Я заставляю себя улыбнуться и протягиваю руку, глажу госпожу по плечу.

– А чего бы хотела ты?

– Что? Я?

– Да. Если господин Дзумудзи хочет любить, то чего хочешь ты, Хилина?

– Чтобы меня любили, – эхом отзывается она. И фыркает. – Странная связь – при чем тут я? Но… Когда тебя любят, ты нужен. А если ты не нужен, то зачем тогда жить?

Я молча смотрю на нее. Не этого я ждала от госпожи Шамирам, великой богини любви. Разве ее любят не все и не всегда?

– А ты, Лииса? Чего хочешь ты?

Я хочу, чтобы Юнан был счастлив. И я хочу снова летать. Очень хочу!

– Защищать тебя, конечно, Хилина. Я дух-защитник. Чего еще мне желать?

Она отворачивается, но я успеваю заметить в ее глазах разочарование.

– Ну да. Конечно.

До вечера мы не разговариваем. Госпожа возвращается в комнату с платьями. Скоро к ней присоединяются жрицы во главе с Верховной, и сейчас богиня не против. Она молча перебирает ткани и украшения, слушая хвалу своей красоте, но лицо у нее при этом такое, что понятно: она думает о чем‐то совсем другом.

А потом в воздухе прокатывается протяжный звук. Все замирают – даже Верховная жрица замолкает на полуслове.

– Что это? – громко спрашивает Хилина.

Я невольно вспоминаю первый раз, когда слышала этот звон. Тогда царь вернулся с победой из земли Черного Солнца и привез пленного царевича. Юнан был еще ребенком, Саргон – молодым и сильным. Пленника отдали в жертву господину Мардуку, благодаря за дарованную в битве удачу. Помню, я очень боялась, что Юнан отправится на площадь вместе со всеми, ведь господин Мардук тоже там будет, а он презирает слабых и мог проклясть и так болезненного слепого мальчика.

К счастью, Юнан не пошел. Я пыталась его утешить после, когда крики пленника зазвенели в воздухе. Конечно, у меня не получилось.

– Гонг, великая госпожа, – отвечает Верховная жрица. – Царь пожелал принести в жертву сына. Во славу великого господина Дзумудзи.

Я оседаю на пол. Хилина роняет вышитую золотом накидку.

– Что?!