Слуга Государев 2. Наставник

Глава 6

Москва. Кремль

13 мая 1682 года

— Вы с чего этого полковника позвали? — басил патриарх, зло зыркая на всех присутствующих.

— Кабы не он, бунтовщики уже давно бы хозяйничали в Кремле! — нехотя признался Матвеев.

— Усмирил бы я паству свою! И крови не было бы! — продолжал негодовать патриарх.

— Те предложения, кои читал ты, владыко, то измыслил полковник. А ещё он бунтовщиков на Красной площади гонял, яко гусей, — продолжал говорить Матвеев.

Да, все это прекрасно понимали. Полковник привёл силу. И больше не на кого опереться в эти дни царю и его окружению. Так что терпеть молодого выскочку-полковника нужно было.

— Ты, владыко, направь кого разумного, кто бы науки добрые ведал. Нужно проверить полковника. А за лучшее — так и показать ему, что не по чину берёт, уговаривает, что науки ведает силу добрую. Доказать обратное потребно, — говорил Матвеев.

Артамон Сергеевич вновь чувствовал в себе силу. Отчего-то Ромодановский молчал, следом за ним не смел высказываться и Языков. Иные бояре, которые разными путями приходили в Кремль, скорее, спасались от бунтовщиков, чем претендовали на власть. Нарышкины же опасались, что их вновь запрут в покоях. Видимо, уже договорились между собой, что пока помалкивать будут. Так что оставался только Матвеев.

— Крестным ходом выйду! До собора пройду, а там ждать буду бунтовщиков. Примиряться надо, — прогудел патриарх.

— Головы рубить надо! — выкрикнул Пётр Алексеевич.

В этот раз его слова оставили без ответа. Все, кроме патриарха, были согласны, что головы рубить всё же надо. По крайней мере, главным зачинщикам. Однако сначала лучше бы примириться — усыпить бдительность бунтовщиков, а некоторых из них уговорить встать на правую сторону. А потом можно и головы сечь.

— Софья где? — до того не проронившая ни слова, неожиданно и строго спросила царевна Наталья Кирилловна.

— Прибудет в Кремль. Чего же ей в монастыре быть? Одна кровь с вами. Повинна делить тягости, — сказал патриарх.

Иоаким был уверен, что царевна Софья Алексеевна в ближайшее время действительно прибудет в Кремль.

Она это сделает обязательно, но только лишь тогда, когда поймёт, что бунт полностью провалился. Некоторые же были уверены, что Софья играет свою роль так, что ей поверят, будто она непричастна к смутным событиям.

Телефон с его различным функционалом, телевизор… На самом деле всё это меня не слишком и манило, не вызывало ностальгии. Газета была бы хороша. Был недостаток информации и чтива, что хоть с ума сходи, если только выдастся свободная минутка для сумасшествия.

Но вот что меня действительно волновало, чего не хватало из прошлой жизни, так это часов. Жуть как некомфортно ощущать себя вне времени.

Часов что-то я в этом мире не наблюдаю. И обязательно их приобрету, как только будет такая возможность. А нет — так не остановлюсь и организую даже целую военную операцию, чтобы выкрасть каких-нибудь мастеров-часовщиков из Европы.

Хотя должны же быть и местные мастера. Тут ведь уже обслуживают часы на Спасской башне. Которые вчера, как остановились, так и не ходят поныне. Наверное, часовщика во время начала бунта не оказалось в Кремле.

Но ничего, дайте срок — всё поправим. Часы нужны и для порядка. Как можно слаженно воевать, если нет часов? Сейчас мы пользуемся какими-то сигнальными стрелами, флажками. Но этого недостаточно.

А работать как? Уже видно, что у служащих нет понятия, что им нужно вообще-то на работу ходить. Я спрашивал, кстати, и на меня смотрели огромными такими глазами. Что? А зачем какое-то рабочее место? Служащий, к примеру какой дьяк приказа, думает, что где он находится, пусть на семейном ложе с женой, там у него и рабочее место. Он, значит, спит, а служба идёт. И, естественно, о рабочем графике даже не задумываются.

И как тут установишь рабочий день с восьми до пяти, если нет часов? Нужны часы, а еще больше — люди, которые готовы по часам жить и работать.

Я потянулся, встал с кровати… Ну, как — с кровати… Вот если кто спал когда на шезлонге, тот меня поймёт — тут почти так, только спинка еще выше задрана. Вот такие лежанки, тупыми треугольниками, и были распространены в этом времени.

Уж не знаю, с чем это связано. Может, с каким-то суеверием, что если лежать горизонтально, то демоны куда-нибудь унесут? Не скажу, что удобно. Да и соломенный матрас вряд ли можно сравнить с ортопедическим из будущего. И колется, и не так уж мне нравится запах прелой соломы. Зато органический на сто процентов.

Однако мне не стоит из себя строить «принцессу на горошине». А что точно уже нужно делать, так это поработать. Даже волнуюсь, чтобы ничего не изменилось за время моего отдыха.

Так что сразу же решил накидать приказов. Встал, подошёл к двери, приоткрыл, посмотрел: в коридоре есть ли кто. Должны же быть!

— Ты? Что ты тут делаешь? — спросил я у девушки.

У моей двери, присев на корточки, в дреме расположилась та самая темноволосая ведьмочка. Услышав вопрос, она встрепенулась, резко поднялась, начала поправлять сарафан, перезавязывать платок. Между прочим, показала мне непокрытую голову. Как это откровенно! Шучу, конечно. Пока во мне понятия человека из будущего не выветрились, да и вряд ли когда-то полностью исчезнут.

— Госпожа моя послала узнать, будешь ли ты на вечерней службе. Больше она сама к тебе прийти не сможет. Позору не оберётся. А на службе будет, с батюшкой со своим, — сказала черноволосая и зыркнула на меня.

А потом резко потупила взор, и на смугловатой коже появились пепельные оттенки, отдающие краснотой. Это она так, видимо, засмущалась. А есть от чего?

А то! Стоит перед ней молодой мужчина, рослый, точно не урод, усатый, пусть и безбородый. А ещё и уважаемый, перспективный, воин, защитник. И вот стоит такой молодец с голым торсом, в одних подштанниках, да и те — тонкие, что при желании и толике фантазии хоть бы и чресла рассмотреть. Эти… уды.

Для меня — это нормально. Будто, скажем, на пляже в плавках. В одних шортах м ковыряться в земле на своём участке — для прошлой жизни привычно. Но, видимо, не сейчас.

Но меня ситуация забавляла. Хотелось посмеяться от души, да не стал пугать девушку.

Нет… было в этом уже что-то, что больше, чем забава. Просыпались эмоции и желания, которые заставили меня красоваться перед девицей и не спешить одеваться. Вон что! Нужно все вот это брать под контроль. Не время. Хотя если бы пришла Черноглазка ночью «подсветить свечой»…

— Что же твоей хозяйке от меня нужно? — взяв себя в руки, спросил я.

— Знамо что… — плохо скрывая своё раздражение, отвечала девица.

А если она служанка, то что же сердится? Терпелива должна быть. И что-то мне подсказывало, что она раздражена не тем, что я тут такой, чуть ли не голышом. Вон бровь как вскинула! Это ревность. Да, точно. И, черт возьми, мне это нравится!

— Не нужно бы… — дернула плечиком девица, когда я потянулся к её руке.

Да хоть прикоснуться бы…

— Отчего её батюшка тогда не пришёл? — улыбнувшись, спросил я.

При этом усмехнулся. И глядела она на меня, и краснела, что под смуглостью видно. И я туда же… Это что-то невероятное, давно забытое, но, как оказалось, приятное. Я — старик; и я — мальчишка.

— Так чего батюшка не пришел твоей… Госпожи?

— Так занятой он человек. И ты занятой. Настасья Ивановна глаз положила на тебя ещё вчера, — сказала девушка, и в её голосе слышны были нотки неуважения.

Не жалует она свою госпожу.

— Война нынче, не до всего иного… Да и сподобалась мне иная. Ты-то сама зело пригожа, — сказал я.

Ох, ведьма! Зыркнула недовольно. Казалось, что готова вцепиться в меня ногтями своими, зубками шею разгрызть готова.

— Не забавляйся мною, полковник! — прошипела девица, которая что-то не особо и была похожа по характеру на холопку.

Хозяйка её мне не нужна — не до невест, как-нибудь позже слажу матримониальные дела. А насчёт вечерней службы — присутствовать на ней обязательно. И это хорошо, что я поспал всего не больше двух часов, и ещё успею в храм, судя по тому, что сказала девушка.

— Зайди ко мне! Ночью, — сказал я.

— Не можно! — строго сказала Чрноглазка.

— Не желаешь? Так и ступай с миром, — отмахнулся я.

И вправду, что нам стоять в дверях, ведь сообщение от хозяйки она уже передала?

Я зашёл в свою комнату, стал одеваться. Но девица всё стояла на пороге, боясь сделать шаг. Я краем глаза смотрел на неё, любовался.

Странные всё-таки у меня были ощущения по отношению к этой девушке. Нет, я не о том, какая она манкая да красивая. С этими эмоциями я как-нибудь смогу справиться — а то, может, мы с нею вместе с ними и справимся.

Но ведь у этой девочки было что-то не так. Как же она стала служанкой какой-то там Настасьи? Казалось, что у Черноглазки — сильный характер, вольный. Характер дочери вождя.

Я прямо представлял её верхом на коне, скачущей по степи. Чёрные, как вороново крыло, волосы развеваются ветром. А она, конечно, обнажённая…

— Фу ты! — вслух одёрнул я себя.

— Так что передать моей госпоже? — не переступая порога моей комнаты, спрашивала черноглазка.

— А передай своей госпоже мой пламенный привет!

Ну, почти про шведского посла вышло.

— Что? — удивилась девушка.

— Тебя как зовут? — спросил я, натягивая сапоги.

— Анной, — ответила Черноглазка.

— А до крещения как звали? — проявил я догадливость.

— Шашлы Бейке, — произнесла девушка.

Я пристально посмотрел на неё. Понял одно, что с удовольствием поел бы шашлыка.

— Лучше я буду звать тебя Анной, — сказал я, сглатывая слюну.

И не понять теперь, на что или кого такая реакция: или на вкусное мясо, или на аппетитную девушку.

— А меня, молодой полковник, звать не потребно. И имя свое ногайское я, почитай, уже и забыла, — с вызовом произнесла та.

Ух! Я же и говорю, дочь вождя, не меньше.

— Ступай, Аннушка… Скажи своей госпоже, что дела у меня нынче много, потому не смогу уделить ей нисколько своего часу, — сказал я, концентрируясь на сапоге.

Не хотел, зараза, натягиваться.

— Добре! — не скрывая радости, сказала девушка.

Разулыбалась — и стала ещё краше. Просто голова кругом идёт!

— Захочешь прийти чем помочь мне: то ли одеть, то ли раздеть… — начал я, но Анна вновь зарделась, резко развернулась и побежала прочь, только юбки взметнулись на пороге.

Чертовка! Но спасибо ей. Открыла новые грани моего организма. Здоровое молодое тело реагировало на девушку. Правда, и проблема открылась. В таком патриархальном обществе еще нужно умудриться найти себе зазнобу. А без этого сложно придется.

И жениться я не хочу. Не сейчас, ни даже скоро.

— И все же жениться вам, барин, надо! — пробурчал я, наконец натянув сапог на левую ногу.

— Бах-бах! — прозвучали пушечные выстрелы.

Да, не до свадеб — родина в опасности. Интересно, наши пушки стреляют или вражеские?

— Бам! — послышался звук прилёта, скорее всего, в крепостную стену.

— Не наши, значит, пушки, — сделал я несложное умозаключение.

Ну никакого порядка! Вышел главный, его возле дверей встречает какая-то девица. И ладно бы девица эта была прислана подчинёнными, чтобы, так сказать… Ну, чтобы не сказать, а чтобы сделать. Ибо в том, что у меня на уме, слов много не надо, там природа подскажет, что и как.

Ну а если эта девица пришла бы меня убить? Возможно такое? Да легко.

— Десятник, ты мне Прохора найди! — приказал я десятнику, который дежурил у терема.

Присел на лавочке у входа. Подумал, что было бы неплохо полузгать семечек. Или даже закурить. В прошлой жизни лет двадцать лет курил. Правда, потом бросил эту пагубную привычку. И не сказать, что сейчас тянет. Но на чём-то отвести душу хочется. Лучше всё-таки семечки. Тыквенные… Они полезнее. А есть тут тыква? Или, опять же, ещё рано, и это культура из «колумбового обмена»?

— Звал, полковник? — запыхавшийся от бега, Прошка предстал пред мои грозные очи.

— Ты с чего, стервец, оставил меня одного? Комната не закрыта, какая-то девица под дверьми сидит. Тебя не найти, — отчитывал я своего адъютанта.

— Так с чего, полковник, девицу пужаться? — сказал Прохор, изображая похотливого кобеля. — С ней знамо дело, как нужно.

— Дурень ты! Дурень как есть. Будет время опосля — расскажу тебе немало историй, где девки и бабы убивицами были. И давай, докладывай уже. До греха не доводи, а то как есть с кулака воспитывать стану, — в шутливой манере, но при этом вполне готовый дать оплеуху Прохору, сказал я.

— Бах!

— Бум!

— Воры с пушек бьют! — сообщил очевидное Прохор.

— Как стена? Держится? — спросил я.

Казалось, что нужно срочно бежать на стену и смотреть, что же там происходит. Но уже раз в пять минут обязательно одна или две пушки бьют, и так уже на протяжении нескольких часов. До этого-то раз в четверть часа били.

— Так, пужают больше! — отмахнулся Прохор.

— Опосля службы вечерней, на кою я пойду, полковников и сотников собери. Будет о чём поговорить. Алексея Матвеевича пригласи, Рихтера, иных, — приказывал я. Потом добавил помягче: — Ну а нынче рассказывай, что сосчитали. Какова наша доля с усадеб?

Мой порученец стал рассказывать, сколько серебра мы заработали своим походом. Он говорил, а я сперва разочаровывался. Казалось, что столько добра вывезли: серебра, даже что-то было золотое, шелка. Коней привели, а ведь такие скакуны — как бы не на вес золота. Даже то, что несколько телег соли привезли, и то стоило немалых денег.

Однако в итоге получилось, что одна доля составляет всего лишь три ефимки. То есть рядовой стрелец получит три рубля. Те, кто непосредственно не участвовал, а были лишь на подхвате у самого Кремля, получат полдоли. И с этим решением я был более чем согласен. В конце концов те стрельцы, что занимались погрузкой, воевали с отрядом Хованского, — они достойны немного большего.

Три рубля… А много это или мало?

— Сколько корова нынче стоит? — спросил я у Прошки.

Нужно же было с чем-то сравнивать суммы. Вряд ли, конечно, счёт в коровах как условных единицах мне здорово поможет. Но всё же…

— Так то ещё какая корова… Коли клячи дохлые, молока дающие с кринку или две, то…

— Сколько стоит корова? — спросил я, перебивая словоохотливого стрельца.

— Так это… Меньше пяти ефимок не сыщешь добрую. Больше десяти же ефимок — дорого даже для доброй молодой коровы, — ответил Прохор.

Что ж, хоть какая-то ясность.

— Ступай и предупреди всех, кого я назвал, кабы после вечерней службы были у меня. На то освободить потребно комнату в тереме возле моей опочивальни. Туда же перенеси ещё столов и те карты, что мы взяли у дьяков, — озадачивал я Прохора.

Я всё ещё считал его ушлым парнем, способным стать для меня очень важным помощником. Нет большей радости для начальника, если у него в подчинении есть помощник, которому что ни поручи — обязательно выкрутится, но сделает в срок и в полной мере. Если у меня будет таким Прохор… то готов ему и приплачивать, и двигать вместе с собой наверх, учить. Лишь бы только выполнял все поручения.

— Прохор! — окликнул я стрельца, когда он уже стал удаляться. — Прознай мне всё про ту девку чернявую, что была у моих покоев!

— А-а! А мне больше иная приглянулась. Ну, та… — Прохор показал руками большой размер, определяя «красоту» Настасьи.

И вот же скотина! Такое выражение лица состроил… Впрочем, он такой же молодой, как и я. Пусть улыбается. А мой помощник должен ещё разбираться и в пикантных делах. Для чего? Мало ли, как жизнь устроится. Но вкусы у него, конечно… Или все вокруг будут считать, что как раз мой-то вкус — странный? Ибо нравятся мне стройные, ничего тут не поделаешь.

— Бах! — прозвучал новый выстрел.

В этот раз прилёта по стене не было. Промахнулись, может, пороха мало сыпанули. А лучше — пусть бы у них ствол пушки разворотило.

Итак, что имеем по доходу? С учётом того, что у меня сто долей, то с одной вылазки я имею триста рублей, ну или, как все говорят, ефимок. Да, неплохо. Иметь стадо в тридцать хороших коров — наверное, уже очень даже существенный бизнес.

А вот если сравнивать с тем, сколько стоит одно кремниевое ружьё голландской выделки, так тут выходит около двадцати фузей. И вот такая малая цифра мне кажется недостаточной. Впрочем, достоверно стоимость фузей я пока и не знаю. Это так, с разговора с отцом. Но то, что производил он могло быть дешевле, чем привезти из Голландии.

Стрелецкое годовое жалование — шесть ли, семь ли рублей. И за один день те стрельцы, что участвовали, получат теперь заработок за полгода. Неплохо. Так что наверняка одним из главных вопросов на Военной Совете после вечерней службе будет не желоба какая, а именно возможность повторить успех.

Я даже не против, если только будет проведена разведка. Но напрямую участвовать в этом я уже, скорее всего, не буду. Хотя, может быть, и меньше чем стократную, но отстаивать свою долю необходимо. Согласен на шестьдесят долей за координацию отсюда, из Кремля. Нужно быть тут и держать крепко свою власть над стрельцами.

Получается, что мы используем этакую тактику множественных порезов: мелкими операциями наносим ущерб неприятелю. Остается в таком же ключе действовать дальше, ожидать, чтобы противник кровью истёк и оттого пошёл на все наши предложения.

Опасно… Не факт, что время работает на нас. И ещё нужно брать интендантскую службу, ну или что тут ее заменяет, под свой контроль. Ведь пока стрельцы питаются только тем, что привезли с собой. А кремлёвские склады, если они будут не подконтрольны, опустеют за день-два. Даже не за неделю, о чём на собрании бояр говорил князь Долгоруков.

— Господу помолимся! Господи, помилуй… — басом выводил сам патриарх.

Служба шла к завершению.

Мне и в прошлой жизни нравилось посещать богослужения или хотя бы зайти в храм вне служб. Любил я этот аромат свечей, ладана. А поют! Пробирает. И если отринуть лишние мысли, то можно прочувствовать катарсис.

Но в этот раз я был далёк от озарений. Напряжение витало вместе с ароматом ладана и сожженных свечей. Да и многие отвлекали — и от того, чтобы наслаждаться службой, и от того, чтобы, если уж не случился катарсис, так хотя бы пораскинуть мозгами. Ведь оставалось ещё очень много вопросов, которые нужно обдумать.

Да только что ж ты будешь делать! Опять этот взгляд исподлобья от Настасьи. Да не только от неё. И не только в мою сторону. Видно, девицы, запертые в теремах, именно в церкви и видят хоть какую-то свободу. Парадоксально. Ведь религия девиц и закрывает в теремах.

Наверное, сложно придумать то место, где незамужняя девушка могла бы хотя бы просто посмотреть на мужчину и не получить осуждения. Только в церкви, несмотря на то, что родители старались оттеснить своих дочерей в сторону, и можно было как бы невзначай остановить на ком свой взгляд. Ведь старшие понимали, что девушки будут высматривать себе женихов.

И одна девица, похоже, увидела жениха во мне. Метнулась мысль: побольше бы узнать про этого стряпчего у крюка, отца Настасьи. Какие возможности имеет, какое приданое даёт за своей дочкой.

— Бр-р! — сказал я вслух и поморщился, словно лимон укусил.

Нет, если б Настасья поразила меня умом да огоньком в глазах, то и забыл бы я про иные, скажем так, неудобства. Но тогда бы это была не Настасья, а царица какая. А так… Рядом стоящая с Настасьей девушка — вот кого бы я увидел сегодня ночью, если придётся хоть немного поспать. Анна… Хороша девка.

— Проповедь мою пастырскую услышьте! — закончилась служба, и, конечно же, патриарх не преминул продвинуть свою информационную повестку.

Я, было дело, навострил уши послушать, что скажет владыко, но…

Опять не дали послушать. Насторожился, когда увидел, что в мою сторону настойчиво пробивается мужик в рясе. Меньше всего в этом человеке я видел монаха. Уверенный взгляд, чёткие и выверенные движения — это то, что отличает военного человека и в этом времени, и в последующих столетиях.

Я подошёл ближе к колонне, отмечавшей здесь середину внутреннего пространства. В голове уже вырисовывалась картина, как я буду противостоять этому бойцу в рясе.

Рядом стояли и полковник Глебов, и мои сотники. И все они смотрели только на патриарха и ждали пастырского слова от владыки. Я сделал ещё один шаг, одним плечом прячась за колонну, одно отточенное движение — и из рукава кафтана скользнул в руку нож.

Монах, оставаясь от меня всего лишь в метрах двух, застыл — между ним и мной ещё стояли, толпясь в тесноте церкви, четверо. Теперь он стоял, не сводя с меня взгляда — и в его глазах я читал понимание и решимость.

От автора:

Медик попадает в тело офицера перед Русско-японской войной. Сражения на суше, будущие белые и красные. И немного мозгов.

Новая АИ от Емельянова и Савинова — https://author.today/work/392235