Слуга Государев 2. Наставник

Глава 14

Москва

14 мая 1682 года

Перед самым началом штурма посланный патриархом человек вернулся. Полковники рейтарских полков, сказал он, поцеловали крест и даже написали свои имена на бумаге. Они соглашались подчиниться некому полковнику Стрельчину, наставнику государя.

Будем надеяться, что в этом времени крестоцелование, особенно по личной просьбе Патриарха, ещё что-то да значит. По крайней мере, уговор был таким, что как только в воздух взметнутся стрелы с разноцветными ленточками, рейтары начинают входить в город.

Более того, в той бумаге, что я передавал полковникам, отдельно написал: дескать, бунтовщики — ещё те хитрованы и могут от чьего-нибудь лица попробовать отдать приказ рейтарам.

Так что конным стрелкам стоило бы обращать внимание именно на те сигналы, что исходят из Кремля. Отрядить людей, которые смогут даже без подзорной трубы в затаённом месте наблюдать за Кремлём, не представляется сложным.

Уж не знаю, переиграл ли я бояр, но то, что у них гладко задуманное не пройдёт, — уже факт. Да и не думаю, что полковники рейтар так уж заинтересованы меня скинуть. Да они и вовсе не знают, кто я такой. Может быть, думают, что кто-то из ставленников боярских. Но раз крест поцеловали, клятвы дали… Да и не преступник я, чтобы меня арестовывать.

А когда будет победа в наших руках, так и вовсе будет очень опасно возводить напраслину на меня.

— Как мыслишь, отчего бунтовщики столь медленно идут? — спросил меня Григорий Григорьевич Ромодановский.

— Только единое: у них был расчёт на то, что ворота проломят, — отвечал я воеводе.

Не то чтобы Ромодановский ходил за мной хвостиком. Но оказывался почти всегда там, где был и я. И нет, меня это нисколько не раздражало, напротив. Видел я тут и Языкова, и Матвеева — на стене.

Однако получалось так, что я по сию пору словно бы прикрывался авторитетом военачальника Ромодановского. А он, словно своего ученика, постоянно тестировал меня, то и дело задавал вопросы. Но стоит отдать ему должное, в неуместное время Григорий Григорьевич ко мне не лез.

— Отбей сей приступ, и я буду на твоей стороне! — сказал тихо, почти что прошептал Ромодановский.

Он похлопал меня по плечу. Я и это стерпел. Не очень приятно такое панибратское отношение. Между тем я же видел, что Григорий Григорьевич решил сделать ставку на меня. Можно и простить его за отношение как с подчинённым.

Не сильно ли я всё-таки берега путаю? Подчинённый ведь я и есть. Правда, всё равно хотелось бы в ответ похлопать. Хорошенько так приложиться к мощному плечу воеводы. Ну ничего, всё будет.

— Идут! С лестницами идут! — закричали рядом, со стены.

Я тут же взял подзорную трубу, отчего-то единственную в Кремле, и взглянул в сторону Китай-города. Так и есть. Китайгородские ворота открылись, и оттуда посыпались бунтовщики.

Они пока не шли на приступ — они выстраивались вдоль стены. И не было ещё ясно, где будет нанесён главный удар. Или же я неправильно оценил силы противника, и они решили штурмовать Кремль со всех сторон, где это только можно.

— Всем молчать! — приказал я.

Приказа послушались все. Даже Матвеев, который стоял чуть в стороне и со снисходительным видом взирал на всё происходящее. Не только мне было интересно, что же там сейчас будет выкрикивать бунтовщикам главарь всей этой кодлы — и хотелось прислушаться.

Перед выстраивающимися для приступа стрельцами гарцевал конь Хованского. Уже другой конь — прежнего-то я подстрелил.

— Не воны, а вы с правдой идёте. Сего дня некогда злостно убили царевича Димитрия… — дальше было плохо разобрать, бунтовщики стали волноваться.

— Не допустим! — среди общего гомона отчётливо слышались возгласы.

— Там богатства, они — ваши! — подняв руку и этим жестом удивительно быстро успокоив толпу, выкрикнул Хованский.

— Язык вырву ему, собаке сутулой! — прорычал Ромодановский.

А не так чтобы сильно глупо стелил Иван Андреевич Хованский. Уповал на две главные болевые точки стрельцов. С одной стороны, доказывал им, что правда на стороне бунтовщиков. С другой стороны, обещал несметное богатство. Чем же не мотивация для боя?

Было видно, как Хованский махнул рукой в сторону Кремля, и бунтовщики побежали.

Метров семьсот нас разделяли. И была бы у меня снайперская винтовка — я бы уже начал «отрабатывать» по противнику. Но чего нет, того нет. А вот по Хованскому можно было бы попробовать ударить из нарезного ружья современного. Он выкрикивал свою пламенную речь метрах в пятистах от кремлёвской стены. Из пушки — долетит. Но вот попасть в такую мишень сложно. И таким выстрелом на удачу демаскировать наличие орудий именно на этом участке обороны было бы ошибкой.

— Первая линия, готовься! — отмашки начали подавать сотники.

Уже скоро взвились сигнальные флаги. Атаковали в том числе и возле Боровицких ворот. Бунтовщики явно рассчитывали залезть на стены. Видимо, посчитали, что каждые из ворот имеют пушки.

— Зело верно ты поступил! — похвалил меня Ромодановский. — Своечасно пушки повелел отвести.

Я пока что не отвечал на похвалу, но принимал её к сведению. Теперь меня полностью захлестнуло разворачивающееся сражение.

— Пали! — закричал сотник Волкович, бывший за главного на этом участке обороны.

— Бах-бах-бах! — раздались выстрелы из пищалей и фузей.

— Рано! — прорычал я, но не стал пока вмешиваться.

Заметил, что Григорий Григорьевич Ромодановский также со мной соглашался. Было видно, что этот залп не может нанести серьёзного ущерба врагу. Расстояние было больше ста пятидесяти метров.

— Бабах! — ещё не успел развеяться дым от первого залпа, как раздался второй.

Стрельцы стреляли не в цель, а по направлению. Из-за облака от сгоревшего пороха не было видно, где находится противник. Нам бы чуть посильнее ветерок!

Начали раздаваться выстрелы повсеместно. Взмылся сигнальный стяг со стороны Тайницких ворот. Значит, бунтовщики решили ещё попробовать форсировать Москву-реку. Уверен, что это лишь отвлекающий манёвр. Штурмовать Кремль с той стороны — сущее самоубийство.

— Прекратить палить! — всё же скомандовал я.

Ещё секунд десять понадобилось, чтобы облако дыма начало относить в сторону. Я чертыхнулся и срочно отдал новый приказ.

— Пушки — пали! — не своим голосом заорал я.

Бунтовщики в дыму бежали так быстро, что мы чуть было не упустили момент, когда нужно было бить пушками. Как раз противник находился на том расстоянии, где ещё раньше краской я прочертил линию.

— Ба-ба-бах! — прогремели выстрелы двух орудий.

Картечь вырвалась из стволов и устремилась в сторону противника. Я смог даже рассмотреть, как железные шарики прошивали стрелецкие тела. Как тут же, словно бы сама смерть поработала косой, были проделаны просеки, устланные лишь человеческими телами. Один железный шарик брал, порой, по две жизни сразу.

Если бы у нас было хотя бы шесть орудий на этом участке, то можно было бы буквально сокрушить порыв бунтовщиков, сломить их дух — и вся эта смута вмиг закончилась бы.

По крайней мере, так думалось, когда мне видны стали последствия всего лишь двух выстрелов.

— Алексей, разверни немного пушки по сторонам! — приказал я.

Между тем становилось понятным, что сражения на стенах нам не избежать. Я посмотрел в подзорную трубу — нет ли красных стягов по линии обороны. Таковых не обнаружилось. Тогда можно отдавать приказы, чтобы к нам подходил один из отрядов быстрого реагирования.

— Ну что, Гора, рубиться готов? — спросил я.

— Готов! — было мне ответом.

Правда, ответил он хмуро — но не из-за назревающей битвы. Этот большой человек недоволен был тем, что я выбрал ему новое прозвище. Старое, Волот, ему явно нравилось больше. Я же и хотел бы переселить себя — но то и дело в голове всплывал образ из прошлого.

— Бах-бах-бах! — раздался новый залп.

— Бердыши и сабли наголо! — скомандовал я. — Баграми скидывайте лестницы!

Высота стен Кремля не столь велика, что можно рассчитывать на неприступность. Вот если бы был ров, заполненный водой, вал, несколько выдвинутых вперёд бастионов… Да и ушли уже в прошлое крепости прямоугольные.

— Бояре, Бога ради, идите под защиту стен! — не выдержал я и прикрикнул.

Хотелось добавить: и не мешайте нам вас защищать.

Встав вместе со своими свитами на стенах и в лестничных проходах, бояре действительно мешали воинам передвигаться. И без того особой дисциплины и порядка не наблюдалось, а тут ещё и мешают. И не обойдёшь, не оттолкнёшь так просто богато одетого надменного человека — а кто-то при них и бежать куда нужно стеснялся.

— Ух! Ух! — уже следовали пистолетные выстрелы.

Первые стрелецкие бунташные головы стали подниматься на стену. Их кололи и рубили, просто сталкивали вниз. Но на смену одному приходили уже двое.

— Стройся! — командовал я, практически за руку подтягивая одного стрельца к другому.

Примерно то же самое, но метрах в ста подальше, делал и сотник Алексей Матвеевич. Пока ещё кипит бой, пока ещё противник не закрепился на стене, нужно организовать второй этап обороны.

Даже если сейчас враг начнёт захватывать метр за метром пространства на стене, мы уже будем готовы к тому, чтобы это пространство сужать. В плотном построении, организованно будем с Алексеем двигаться друг другу навстречу.

Такую тактику мы заранее оговаривали. И недаром на каждом участке обороны находятся от трёх до пяти десятков пикинёров. Я был необычайно удивлён, когда узнал, что в русской армии, в то время когда в других армиях Европы от них уже отказываются, было немало иноземцев-пикинёров.

Ну, а здесь люди с пиками нам будут в помощь.

— Бабах! — всё-таки успевают выстрелить наши пушки.

Я даже не смотрю, какой урон они могут нанести штурмовикам. Явно, что немалый. Но сейчас эти две пушки становятся серьёзным препятствием для нашей же обороны. Они физически мешают.

Но не сбрасывать же их вниз!

Клещи, чтобы замкнуть прорвавшегося врага, были готовы. Ещё кипел бой, ещё бунтовщики не захватили и пяти метров стены, но было ясно, что пикинёрам и стрелкам в плотных построениях сегодня придётся поработать.

Краем зрения я видел, как Ромодановский пошёл вниз, где стояли Нарышкины, Долгоруков, другие товарищи. Наверное, Матвеев улучил момент и сейчас находится вместе с царём и царицей в палатах — возможно, какое-то внушение делает Наталье Кирилловне. А вот остальные здесь.

Я, на самом деле, безмерно благодарен Григорию Григорьевичу Ромодановскому за то, что он взял на себя роль успокоителя боярского возмущения. Но явно князь Ромодановский в подробностях не донёс до бояр суть плана обороны Кремля.

И потому бояр должно было беспокоить, что бунтовщикам удалось уже взять даже не пять, а как бы не десять метров пространства на кремлёвской стене.

— Отход! — кричал я всем бойцам, которые ещё сражались и совершали попытки не допустить бунтовщиков на стену.

Часть плана заключалась в том, чтобы сконцентрировать удар бунтовщиков на одном участке. Пусть наши силы и позволяли более или менее насытить оборону по всему периметру кремлёвских стен, но это лишь «более или менее», а не полностью и уж тем более не с избытком. И если сражение будет развиваться на одном участке, то здесь мы уже можем иметь преимущество.

Небольшая военная хитрость. Мы отдаём врагу яблоко, чтобы, пока он его с довольным видом жуёт, качественно ударить в челюсть.

Я уже наблюдал, как с других участков толпы бунтовщиков хлынули именно сюда, к нам. Не прорвавшись больше нигде на стены, они рассчитывали развивать успех на участке обороны между Боровицкими и Спасскими воротами.

— Мортирки готовь! — командовал я с улыбкой.

На стене уже было не менее ста пятидесяти врагов. Другие ещё лезли и лезли на стену. Они мешали друг другу, у них не хватало организованности, чтобы разделиться на группы. У стрельцов мало опыта брать крепости. Да я и не припомню, чтобы в последнее время русское войско брало крепость, а не защищало её.

Так что явная суета царила среди противника. А ещё у них была такая скученность, что если бы я решил использовать не маленькие мортирки, стреляющие дробом из пяти–десяти железных шариков, а полноценные пушки, то это могло бы иметь абсолютно ошеломляющий эффект.

Однако я опасался, что перекрёстный огонь почти в упор, когда союзников разделяют разве что каких-то сто метров, мог бы оказаться убийственным и для защитников.

Встав на небольшую скамью, чтобы возвышаться и видеть более полную картину, я с удовлетворением отметил, что и со стороны Алексея Дробатого также вперёд выдвинулись бойцы с мортирами в руках.

Древнее оружие, которое использовалось ещё сто лет назад, сейчас могло нам здорово помочь при обороне.

Стоя всё на той же скамейке, посмотрел и на то, что происходит за стенами Кремля.

Как мы и ожидали, противник стал перебрасывать на наш участок всё новые и новые силы. И теперь внизу столпилось не менее чем с тысячу бунтовщиков, которые ждали своей очереди, чтобы подняться на стену. Подняться и торжествовать хотели они. Ещё больше вражеских бойцов спешно приближались к нашему участку.

— Сигнал рейтарам! — приказал я Прохору.

Побитый, с опухшим лицом, но не утративший силу духа, Прошка тут же отправился к группе лучников. И уже через полминуты в воздух одна за одной стали отправляться стрелы с красочными лентами. Со стороны, наверное, можно было подумать, что это такой странный и несвоевременный салют.

Однако ж это на деле начинался третий этап обороны Кремля. Ещё немного выжидаем, когда на стене будет явно больше двух сотен противников, и начинаем уже активно действовать.

Да и сейчас не дремлем. Вражеские бойцы то и дело натыкаются на пики и получают пистолетные выстрелы.

— Мортиры, пали! — выкрикнул я, не сходя со скамьи и подавая сигналы Алексею.

— Бабах! — раздались оглушительные выстрелы.

Сейчас не один десяток моих бойцов получил лёгкую контузию. Но я знал, что это не заставит их кинуть оружие. Те, кто мог, схватились за уши, раздались крики то ли боли, то ли возмущения. Строй слегка поколебался, но действительно быстро пришёл в равновесие.

— Шаг! — командовал я. — Да ступайте уже!

Не настолько ровно, как хотелось бы, но пикинёры сделали один шаг вперёд. Это было не так легко: часть из наших бойцов, которые всё ещё бежали под защиту пик, мешались в строю.

И да, немного, но единицы союзников попали под наш так называемый «дружеский» огонь. Кто-то всё-таки не сумел выйти из боя. Можете меня и обвинять в том, что погибли свои. Но все разбирательства — после боя.

— Шаг! — командовали уже сотники.

Облачко дыма унесло вверх, и открылась ужасающая картина. Десятки бойцов противника были ранены либо убиты. Множество вражеских тел были, едва ли не под ногами пикинёров.

Бойцы, что держали мортиры, почти все после выстрела уронили своё оружие. Они спешно поднимали мортирки, опять же мешая построению. Но всё же шаг за шагом мы сжимали пространство на кремлёвской стене.

Тут не было лестниц, ведущих вниз. И выходило, что противник, думая ворваться и победить, оказывался в ловушке. Те, кто ещё лез вверх по лестницам, кто ждал своей очереди, не до конца понимали, что они превратились в дичь.

И что охотник очень зол.

— Шаг! Шаг! — кричали сотники.

— Бах-бах-бах! — разрядили пистолеты стрельцы первого стрелецкого приказа.

Ещё раньше я потребовал от сотников, прежде всего от дядьки Никанора, чтобы проработали возможность стрелять в условиях плотного построения. Это могло бы показаться нелепым, но на поверку оказывалось вполне эффективным. Один «плечник» подхватывал другого стрельца, приподнимал его, чтобы тот смог выстрелить в сторону врага, не задевая союзников.

Словно бы на концерте, когда парни водружают девиц на плечи, чтобы они видели любимого артиста. Только в нашем случае девиц нет, а артисты так себе, воинственные.

Жаль, что подобный фокус с пищалями не провернешь. Но и пистолетные выстрелы явно не доставляли врагу приятных ощущений.

Нам отвечали: редко, но всё-таки звучали выстрелы в направлении пикинёров. С десяток раненых среди них точно был. И не представлялось возможности их оттянуть в сторону и оказывать первую медицинскую помощь. Другие бойцы пока что просто переступали через раненых, совершая шаг за шагом.

— Есть! Есть стрела с лентой! — прокричал Прохор, задача которого была смотреть на север в ожидании сигнала от рейтаров.

— Передать сигнал на Боровицкие ворота! — отдал я очередной приказ.

Теперь и мы готовы начать вылазку. На Боровицких воротах должно было сейчас скопиться не менее семи сотен защитников Кремля. В основном, это стремянные стрельцы, усиленные отрядами боярских боевых людей. Правда, последних немного.

— Шаг, шаг! — продолжали изрекать приказы сотники.

Наши силы надвигались. Пространство на кремлёвских стенах для противников неумолимо сжималось. Бунтовщики отчаянно мешали друг другу. Было видно, что некоторые из них, не дождавшись триумфа, уже пытаются спрятаться за спинами товарищей. Но там была уже такая давка, что неизвестно, чего опасаться: то ли наших длинных копий и пистолетных выстрелов, то ли давки, в которой можно и задохнуться, и затоптанным быть невзначай.

Внизу противник стал суетиться. Поняли, что все места на кремлёвской стене заняты согласно купленным билетам в ад. Толпа мятежных стрельцов внизу тоже была внушительной и крайне плотной, но всё же не как здесь.

— Гренады! — выкрикнул я.

Нашлось и такое оружие на кремлёвских складах. Причём, на удивление, в немалом количестве. И объяснение тому было простое: этого оружия боялись сами стрельцы.

Мне удалось найти всего лишь три десятка стрельцов, которые имели дело с гранатами и не бежали бы от них, яко от кары небесной. Причём последнее как бы не важнее первого. Если руки дрожат и ты боишься оружия, то это оружие почти наверняка сработает против тебя.

И эти три десятка стрельцов теперь были распределены так, чтобы являться первым или вторым рядом со стороны внешнего периметра.

Строй начал распадаться. Метатели гранат останавливались, им требовалось время, чтобы поджечь трут.

— Всем стоять! — крикнул я резко и громко.

Ещё немного — и у нас тоже начнётся давка. К счастью, ряды меня услышали и дали возможность метателям гранат зажечь фитили и начать скидывать «кругляши» вниз.

— Бу-у-ух! — глухими, но громкими звуками разрывались гранаты внизу.

Целиться, куда метать гранату, не приходилось. Под стенами скопилось такое количество врагов, что куда ни кинь — всё будет «в яблочко». Вот и тот самый удар в челюсть жующему яблоко противнику.

Теперь мы не двигались. Бойцы ждали команды, а гренадеры работали без приказа. Но, к сожалению, у них запас не безграничен — только лишь по четыре гранаты. Не такие и легкие эти изделия, даже чтобы носить в суме.

Между тем взрывы внизу спровоцировали хаотичный обстрел кремлевской стены. И были потери и среди метателей гранат. Но это война… Они-то своими действиями выкосили как бы не пару сотен бунтовщиков. А главное, что заставили их сомневаться. Что-то я не вижу среди бунташных рьяного желания продолжать бой. Уже и на стену не лезут.

Впрочем, на стене-то как раз места нет никому. Если моя сторона остановилась и отрабатывала по противнику гранатами, стреляли из пистолетов, то Алексей приближался. Уже не более двадцати метров оставалось у противника свободного пространства.

— Стремянные выходят! — выкрикнул Прошка.

И как он своими подбитыми глазами все успевает замечать? Я вновь встал на скамью, чтобы иметь возможность рассмотреть за спинами своих бойцов, что же происходит за стенами Кремля. Информация Прохора подтвердилась. Стремянные смогли выйти из Боровицких ворот и сейчас растекались по Красной площади.

Взять разгон для лихой кавалерийской атаки у стремянных не получалось. Брусчатка, видно, всё-таки не располагает к таким действиям. Но вот выстрелы стремянных стрельцов делали свое дело. Попадали они или нет — как ни странно, это уже дело десятое. Важнее иное — противник растерялся.

Было видно, что некоторые бунтовщики уже и бежать намылились. Хованский, видя это, предпринял свои меры и установил что-то вроде заградительного отряда. Его немногочисленная конница занималась тем, что отлавливала бегунов, направляла обратно. Пока что справлялись холуи князя Хованского при помощи плетей. Но это пока… Скоро придется либо стрелять и рубить, либо…

— Да разбегайтесь же вы уже! — прошипел я, когда увидел, как часть стрельцов пытается быстрее выстроиться в линию, чтобы стрелять по стремянным.

Причем адресовался мой посыл и к бунтовщикам, и к стремянным — тем не нужно было пробиваться дальше, пора было уходить. Разрядили карабины? Все — прочь! На соединение с рейтарами.

Но нет… Не то забылся приказ, не то захватил их огонь схватки — но одна конная фигура за другой прорубалась всё глубже, теряя пути отхода.

— Сотник Собакин! Сотник Волкович! Готовить вылазку! — кричал я.

Придется стремянных спасать. Хоть как отвлекать на себя бунтовщиков. Вижу, что уже окружают союзных конных стрельцов. Не оказалось среди стремянных доброго командира, не выполнили они установку на бой.

— Готов, Гора? — спросил я, когда уже спускался со стены.

Тут все в порядке, осталось немного — и вытесним бунтовщиков. А вот стремянные, если не пойти им на выручку, полягут. Уже первая линия мятежников выстрелила в сторону конных стрельцов.

Ну и где рейтары, черт их побери⁈