Я свалилась с депрессией.
Первые дни не разговаривала. Просто лежала, слушая, как где-то за стеной скрипят половицы и потрескивает огонь в камине.
Кларисса почти всегда находилась рядом. Она не наседала, не задавала вопросов. Относилась ко мне так, будто я — не сломанное существо, а её родной ребёнок, у которого просто очень плохой день. Очень длинный день.
Утром она открывала дверь и звала почти шёпотом:
— Позавтракаем, солнышко?
Если я отворачивалась к стене, она не уходила. Садилась рядом, ставила миску с горячей манной кашей, добавляла сверху варенье и тихо говорила:
— Я знаю, тебе тяжело. Знаю, у тебя болит сердечко, но ты должна кушать, милая.
Я отвечала молчанием. Она брала ложку, набирала немного каши и терпеливо держала рядом. Почти всегда я сдавалась, покорно открывая рот.
Вечерами Кларисса приходила ко мне и подолгу сидела рядом. Расчёсывала мне волосы, заплетала их в косу. Говорила о всяких пустяках — как служанка разбила кувшин, как Лэнд снова спорил с поваром, как пёсик соседей гонялся за курицей.
Эш тоже пытался меня растормошить, рассказывая всякие небылицы из своего бурного прошлого, и много болтал о будущей жизни в академии. Я хоть и слушала, но почти всегда молчала.
Из меня будто выкачали все силы. Болело сердце. Ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни говорить.
Но Кларисса с Эшем продолжали свой натиск в попытке вернуть меня к жизни.
К слову, и дед пытался наладить со мной контакт, но у него не получалось.
Первый раз, когда он вошёл в мою комнату, я отвернулась. Он долго топтался на пороге, будто искал подходящие слова. В итоге тихо сказал:
— Я сварил тебе бульон. Не знаю, какой ты любишь, так что получилось... как получилось.
Я не стала есть.
На третий день он пришёл с книгой — старым томом сказок.
Я снова отвернулась.
Он вздохнул, положил книгу на тумбочку и вышел.
Иногда я слышала, как он останавливался перед дверью и просто стоял, не решаясь постучать.
На четвёртый день я всё-таки открыла его книгу.
На пятой странице была пометка: «Для маленькой Селены, которая боится грозы».
Я закрыла книгу и долго держала её в руках.
На седьмой день я нашла в себе силы спуститься на завтрак.
Кларисса светилась от счастья.
Она поставила передо мной травяной чай с мёдом и сказала:
— Умничка.
Дед хотел сесть рядом, но я бросила на него короткий взгляд, и он остановился на полпути.
— В другой раз, — пробормотал он и ушёл.
Я всё ещё не была готова к разговору с ним. Понадобится время.
Мне пора восстанавливать своё душевное равновесие, но как это сделать — ума не приложу.
Вроде всё хорошо, не считая глухой тоски, обволакивающей ноющее сердце.
Со мной рядом Кларисса, ставшая мне близким человеком, дед, который теперь старается быть обычным дедом, а не учителем, готовым сожрать тебя без соли. Что до остальных... больше в моей жизни нет места тем, кто приносил в неё несчастья и боль.
Кларисса как-то сказала, что Рейнард отомстил моим обидчикам, «вернув им собственную тьму». Лару он лишил магии и заставил Артиана отвезти сестру в монастырь, где послушники дают обет молчания. Кейру нашли через день — она жива, но глаза её больше ничего не видят.
Мне стало не по себе, когда я это услышала.
Странно, но злости я к ним не чувствовала. Кейра и Лара — пленницы собственных чувств. Они вцепились в мужчин, которые никогда их не полюбят по-настоящему. И это, наверное, худшее, что может случиться: жить, сгорая от любви, и знать, что в ответ — пустота.
А ещё Кларисса говорила, что Рейнард приходит каждый день. Подолгу сидит, ждёт, когда я спущусь.
Я знала, что он приходит. Чувствовала его присутствие. Но своего решения не поменяла. Мы расстались. Всё. Рейнард вскоре поймёт и перестанет приходить.
Первые дни мысленно костерила его на чём свет стоит, но вскоре злость растворилась, и на смену ей пришла жгучая меланхолия. Я стала вспоминать наши разговоры, его голос, как он смотрел на меня — и от этого становилось только хуже.
Рейнард просил доверять ему, а сам... отказался от меня, когда я вмешалась в его дела.
Он может говорить всё, что угодно, но в моменте он прилюдно отказался от меня, выбрав Лару, и ему было глубоко плевать на мои чувства.
На следующее утро я спустилась вниз, обняла Клариссу, поприветствовала деда и, сев за стол, потянулась к миске с кашей.
Появился аппетит, и это не могло не радовать.
— Чем сегодня займёшься, милая? — с улыбкой спрашивает Кларисса, будто бы я все эти дни не валялась в кровати, утопая в луже собственных слёз.
Я открываю рот, чтобы ответить, как вдруг двери с грохотом распахиваются и входит... Рейнард.
Золотистые волосы взъерошены. Губы поджаты. На скулах гуляют желваки. Под глазами тёмные круги. На нём помятый чёрный камзол с золотистыми вставками.
Кларисса тут же встаёт и приглашает его к столу.
Рейнарда дважды просить не пришлось. Тут же плюхнулся на ближайший стул и мрачно уставился на меня.
На этот раз убегать в свою комнату не стала.
— И что ты здесь делаешь? — цежу сквозь зубы, ощущая, как пересыхает в горле.
Чем дольше я на него смотрю, тем сильнее бьётся моё сердце.
— Пришёл. К тебе.
— Уходи.
— Нет.
— Между нами всё кончено.
Я чувствую себя попугаем. Говорю одно и то же, но он продолжает меня игнорировать.
Рейнард отрицательно качает головой и тянется через весь стол за ложкой.
Какой же он всё-таки наглый.
— Я не уйду, можешь не просить. Я обещал тебе, что ты больше не будешь страдать, я исполню своё обещание.
У меня задёргался правый глаз.
— Я страдаю при виде тебя, — рычу, наклоняясь вперёд. — Будь добр, избавь меня от своего присутствия!
— Артиан больше к тебе не явится, — с уверенностью заявляет, сверкнув глазами. — Я позаботился об этом. Других врагов у тебя нет. Если появятся, я о них позабочусь.
Больше не в силах слушать этот бред, я резко вскакиваю и лечу к выходу из дома.
Он, конечно же, не отстаёт.
Шаг, второй, и его тяжёлые шаги звучат за спиной.
Я переношусь порталом в Цитадель, спускаюсь в подвал, где хранятся мои вещи. После недолгих поисков нахожу свой кошелёк — запылённый, но целый.
Могла бы даже порадоваться, если бы не ощущала за спиной присутствие этого упрямого дракона.
— Иди уже, — цежу сквозь зубы.
— Не могу, — спокойно отвечает, скрестив на груди руки.
После Цитадели перемещаюсь на столичный рынок. Нужно купить писчие принадлежности, одежду и нижнее бельё. Долго хожу между рядами, разглядывая ткани, книги и травы, пытаясь хоть немного отвлечься.
Останавливаюсь перед витриной с платьями — тонкий шёлк, вышивка, золото.
Когда-то леди Агнард сшила для меня целый гардероб таких платьев — по меркам Миры. До сих пор коробит, когда вспоминаю. Как же приятно осознавать, что моя проклятая сестрица теперь страдает... И будет страдать ещё долго. Впрочем, как и её родители. За два года сытой, беззаботной жизни придётся расплачиваться.
Стою, любуюсь, пока затылок не начинает покалывать от тяжёлого взгляда.
— Тебе что, заняться нечем? — не выдерживаю я, резко оборачиваясь.
— Есть, — отвечает Рейнард, не моргнув. — Но сейчас я занят самым важным делом.
— Каким же? — раздражённо спрашиваю.
— Тобой, — произносит просто. — Ничего важнее нет.
Я закатываю глаза, отворачиваясь к витрине.
— Ты принц, у тебя, вроде, трон, обязанности… дела какие-то.
— Готов отречься, — спокойно бросает он. — Если придётся выбирать между властью и тобой — выберу тебя.
Я закрываю глаза и медленно считаю до трёх, чтобы не заорать.
Как же он меня бесит...
Похоже, единственное, от чего он не собирается отрекаться — от желания меня довести.
Придя домой, я обнаружила на кровати все те платья, что днём разглядывала в витринах. Выбросить рука не поднялась, но и оставить их себе не могла. Аккуратно сложила обратно в пакеты и вынесла за дверь.
Кажется, придётся съезжать от деда с Клариссой, не хочу, чтобы они мучались от нашей с Рейнардом ядовитой связи.