Скверная жизнь дракона. Книга восьмая

Глава 3 Часть 3

Мы дошли до последних широких деревьев, встав на границе между садом и пустой ровной землёй. Двести метров открытого пространства, сверху прикрытого кронами. Нет ни площадок, ни лестниц — всё осталось позади. Впереди лишь степенно поднимавшаяся земля, вздыбленная исполинскими корнями. И сотни нежити, шаркающей к серо-коричневому стволу главного дерева. Он испещрён отверстиями, где застеклёнными, а где с деревянными ставнями. В некоторых местах окна мелкие, в них едва просунется голова, в других сверкают ансамбли с разноцветными рисунками ростом с человека и балконом перед ними.

Аюра закашляла. Надрывно, с хрипотой, отхаркиваясь. На её ладонях осталась кровь с чёрными сгустками, в глазах полопались сосуды.

— Но ведь мы справились с первой частью, да? — прошептала она, глядя на Лану. В глазах девушек не нашлось места грусти или страху, только благоговение перед судьбой.

— И мы справимся со всем. Вместе, — Лана обняла Аюру, крепко. Так они простояли несколько тоскливых секунд.

Девушки аккуратно развязали шнуровки на клапанах своих небольших поясных сумок. Лана достала из левой сумки Аюры склянку размером с кулак, с синей жидкость и красными прожилками, и спрятала в свою левую сумку. Затем переместила из правой сумки таких же размеров склянку с жёлтой жидкостью и красными прожилками. И обнажила кинжал.

— Пригляди за Ланой, Ликус. Вам осталось немного. Молю, пусть всё получится, — Аюра улыбнулась мне и задрала золотую броню-оберег. Сталь вошла в аккуратную грудь. Всё тело эльфийки с пухленькими губами пробил спазм, она вцепилась в плечи подруги, стиснула зубы. Её рот так и остался закрытыми, даже когда хватка ослабла, а ноги задрожали. Лана заботливо подхватила Аюру за руки и помогла спуститься на колени, а там и лечь на спину. Девушка тяжело задышала, смотря на подругу, что-то прошептала на языке фуаларал и медленно, нехотя, закрыла глаза.

Лана отстранилась от подруги, несколько секунд грустно смотрела на её тело — и затрясла головой, отгоняя прочь лишние мысли. Она вытащила из груди Аюры кинжал, обтёрла его и заткнула за пояс.

— Можно идти, — произнесла девушка совершенно обычным для себя голосом, будто и не закончила жизнь подруги. Обречённую жизнь, но всё же.

— Секунду, — я прихватил кинжал Аюры и закинул его в сумку. — Вот теперь можно.

— Зачем тебе столько? Сколько уже, шесть?

— Восемь, — я шагнул на открытое пространство, подгадав удобный путь между ордами нежити.

— Всё рассчитываешь вернуться?

— Представь себе, — я показал на один из входов в огромный ствол. Будто прогрызенное огромным короедом, в отверстие могли бы заехать шесть телег сразу. — Мы договаривались с Лутарикием о том, что я пройду с вами до входа и отправлюсь обратно. Но мне интересно.

— Что? Хочешь подняться на самый верх? В сокровенную обитель?

— Допустим. Мне хочется прояснить одну связь, — сказал я и чуть притормозил, чтобы шедшей на меня нежити воткнуть в голову кинжал и активировать «умение». — На щитах, нагрудных пластинах и балахонах у нежити встречается изображение огромной птицы. Хочу знать, как оно связано с изображением птицы с руин Баскара. Я о многом догадался, но хочу лично посмотреть. И хочу узнать, что в склянках и зачем они, ведь у тебя есть свои.

— А ещё без меня тебе наверх не пробраться. Путь извилист, — ехидно улыбнулась Лана.

— Да. Именно поэтому ты мне о нём подробно расскажешь.

— А если нет?

— Думаю, тогда сумочки на твоём поясе, когда твоё время придёт, останутся с твоим телом, а я поверну назад.

— Неужели девушка не может рассчитывать на обещание?

— Может. Я обещаю убить тебя сразу, как придёт время.

— Какое благородство, — усмехнулась Лана, обогнув очередную нежить. Чем мы ближе подходили к проходу в главный ствол, тем больше становилось нежити. — Я объясню.

Лана не соврала и действительно многое объяснила. Не сразу, сперва нам пришлось несколько поработать кинжалами, расчищая путь в широком проходе. Стены в нём метров тридцать толщиной, а за ними огромный зал с отходящими коридорами и лестницами. На стенах и полотке росли съедобные растения вперемешку с цветами и шарообразными плодами, светившиеся яркими синими и жёлтыми цветами. Около стен прилавки с нежитью, но вместо товаров они будто торговали бумажными листами: нежить-покупатель что-то брала двумя руками, аккуратно складывала и клала себе в кошель, чтобы через несколько минут повторить действие вновь.

— Как термиты живёте, — вырвалось у меня, прикидывая переплетение проходов в толще дерева.

— Правдивое сравнение, и необидное, — Лана похлопала меня по плечу и показала в один из туннелей, над его входом висело подобие цветка лилии. — Нам в него.

Как и везде, в тоннеле сновала нежить. Мы едва уворачивались от тварей, а некоторых приходилось убивать. Последнего делать не хотелось. Об оставленный труп-то спотыкалась прочая нежить и забивала проход — а ведь исчезнет труп только после оклазии, через два часа.

Лана показывала путь, я всё записывал на подкорку, чтобы не заблудится на обратном пути.

Мы прошли через ещё один зал, но уже чуть поменьше, с десятками лестниц и дверей. За ними скрывались небольшие комнатушки, больше кельи. В следующем зале девушка быстро отыскала нужный тоннель с лилией. Его стены так же усеивали небольшие двери, ведущие в крохотные одиночные кельи, но в конкретно этом проходе были и широкие двойные двери с охраной перед ними. Нам повезло, что при жизни длинноухие обходили охранников.

За двойными дверьми пологая лестница медленно поднималась и заворачивала вбок, с широкими, низенькими и глубокими деревянными ступеньками. Все подступенники украшала узорчатая резная гравировка, в деревянные стены вмурованы резные колонны, над потолком светятся плоды и цветы.

— В этих коридорах всегда пусто, — выпалила Лана, торопливо переставляя ногами. — Если поторопимся, то за полчаса успеем подняться на самый верх. Примерно столько осталось оберегу.

— Нам подниматься километр, а судя по наклону лестницы — идти не меньше километров пяти.

— Меньше. Каждый такой пролёт на сто метров высоты, в конце этого будет… администрация. Мы там найдём лестницу винтовую, тоже пустую. Сразу поднимемся через два пролёта.

— Откуда так в этом уверена?

— Потому что нас с Аюрой готовили с самого рождения. Мы досконально знаем все три сада и их сокровенные стволы, — девушка обвела руками стены. — Расположение залов и проходов отличается, но суть их всегда одинакова. Мы найдём администрацию, её пройдём быстро. Там не ходят, только работают.

Лана не обманула, в конце лестницы мы очутились в центре небольшого прохода, тупикового с одной стороны. С другой стороны проход упирался в овальный зал с десятками массивных кристаллов неправильных природных форм. Рядом с каждым группы нежити по четверо длинноухих. Одни группы неподвижно стояли, другие вдруг обступали кристалл и прикладывали к нему ладони, третьи же подражали сеансу дальней связи: один эльф прикладывал обе ладони к кристаллу, два других прикладывали ладони к затылку первого и друг другу на голову, а четвёртый клал ладони на затылки второго и третьего. Четвёртые группы отлеплялись от кристалла и один из них шёл в дальнюю часть зала, где за широким проходом виднелся полностью круглый кристалл.

— Что-то мне это напоминает, — пробубнил я, проходя мимо очередной группы нежити.

— Таких залов в дереве сотни. Каждый отвечает за связь с банком. Определённым.

— Так вот где хранятся деньги всего мира.

— Не здесь, но везде. Каждый банк связан со всеми тремя… деревьями. В них всё одновременно прописано.

— С этим разобрались. Осталось понять, где вы золото храните. Если его вам вообще относят, — пробубнил я, и тут же покосился на золотую броню-оберег на девушке. — Только не говори мне…

— Это небольшая часть, но в конце пути… — Лана приподняла взгляд. — Нет, здесь этого мало. Скверна горе принесла нам, но кое в чём услужила.

Эльфийка никак не пояснила сказанное, а меня в этот момент интересовал только путь наверх.

Мы потратили с пять минут, прежде чем Лана отыскала нужную винтовую лестницу. Скрытая за непримечательной дверью, без всяких обозначений рядом с письменным столом одного из работников «администрации». Лестница оказалась достаточно широкой, на одной ступеньке спокойно уместились бы четверо разумных, да и по высоте ступеньки небольшие — но мало приятного подниматься три сотни метров в тридцатикилограммовом обереге. Иной раз я руки поднять не мог, плечи будто заклинивало от тяжести, носимой уже не первый час.

Но если мне подъём давался относительно легко, то Лана тяжело дышала. На сотой ступеньке девушка вообще шумно сглотнула и причмокнула тонкими губами.

— Мне эти, лестницы, никогда не нравились, — с тяжким придыханием выпалила эльфа, но продолжила подниматься вслед за мной.

— За стену держись, легче будет.

— Оберег быстрее спадёт, — Лана вцепилась в мою спину недовольным колким взглядом. — А ты, я смотрю, как на прогулке.

— Мне тоже тяжело, не поверишь, — я чуть покачал руками, намекая на давящий на плечи оберег. — Но мои жалобы услышишь только ты, и вряд ли сможешь помочь. Да и какой в них толк?

— Облегчить душу. Выговоришься, и легче станет. Знаешь такое?

— Душу? — я саркастично усмехнулся.

— Нет. Когда легко. Когда мир яркий, вокруг тебя. Ты его понимаешь. И свою цель, ну, тоже, понимаешь. Всё кажется простым. Легко живётся тогда. Знаешь такое?

— Когда-то знал.

— А чего же сейчас не знаешь?

— Кое-какие ублюдошные животные помешали этим наслаждаться.

— Что-то связанное, с вашим народом? — спросила Лана, но я не торопился отвечать. — Ой, ну брось. Мы с тобой на одном пути. Говори со мной. Ну… ну хотя бы скажи, что они сделали?

— Разделили мою жизнь на до и после.

— Серьёзно, — выпалила эльфийка. — То есть, у тебя, эта, месть? Понятно, чего ты сюда пошёл. И почему вернуться хочешь. И, если вернёшься, то что с ними сделаешь?

— Не если, а когда, — сурово процедил я, не сбавляя темпа.

— Ну, когда. Что ты сделаешь с ними?

— Убью нахер.

Мы вышли к очередной администрации. В широком зале стояло восемь круглых кристаллов на деревянных постаментах. С них выходили толстые корни, вбуравливались в пол, бугрящейся линией простирались до стен и вздымались к потолку, жадно в него впиваясь. Среди обычных, ничем не примечательных дверей Лана только ей неведомым образом отыскала нужную, за которой скрывался проход с ещё дюжиной дверей. За одной из них начиналась пологая лестница, постепенно заворачивавшая в сторону.

— Практически пришли, — сказала эльфийка, оказавшись на первой ступеньке. — Сто метров подъёма, потом охраняемая площадка. И лестница на самый верх. Их будет четыре, нам нужна дверь с треугольным орнаментом на полотне. В его углах.

— Тогда поторопимся, здесь… — я не успел закончить мысль. Меня прервал надрывный, хриплый кашель. Эльфийка сотрясалась, прикрывая обеими руками рот.

— Вот и всё, — прошептала она с красными от полопавшихся сосудиков глазами. На её ладонях осталась кровь с тёмно-синими сгустками.

— Мы ещё успеем дойти.

— Нет, не успеем. Ты сам знаешь, Ликус, — усталым голосом произнесла эльфа и отстегнула пояс с двумя сумочками на боках. — Пообещай, что доставишь это наверх.

— Что здесь?

— Это…

— Не скажешь — не доставлю.

— Это практически полная эссенция наших душ, — Лана приподняла ожерелья, закрывавшие нижнюю часть шеи. На коже мерцали руны и печати. — Это надо доставить наверх, и разлить на любую из… сложно объяснить. На любую из кладок, ты поймёшь. Прошу, не должен наш путь оказаться напрасным.

Я аккуратно взял пояс с сумками и повесил себе через плечо. И посмотрел эльфе в глаза самым спокойным и умиротворяющим взглядом. Та сквозь подступающую боль улыбнулась и приподняла золотую броню-оберег.

— Обещаю, я доставлю это наверх, — сказал я, ударив кинжалом. Девушку пробила боль, она затряслась. И обмякла, напоследок прошептав слова благодарности. Её тело мешком с песком глухо упало на широкие ступеньки.

Кинжал эльфийки упал к прочим в рюкзак, и я продолжил путь.

Квадратный зал с десятками дверей охраняла толпа неподвижной длинноухой нежити, в металлической броне, со шлемами, и во всеоружии. Я быстро нашёл нужную дверь с треугольниками, но не открыл её. Меня несколько нервировали десятки некогда вполне опасных солдат в полной боевой выкладке. Ещё больше нервировало, что пропади золотая броня-оберег, и от такой оравы мне не отбиться.

Я приблизился к одной из тварей, целясь кончиком кинжала строго ей в глазницу. Пытаться быстро снять с неё шлем и воткнуть сталь в висок или затылок — идея интересная, но только для самоубийцы и шизоида. Не знаю, как второе ко мне относится, но в число первых я уж точно не вхожу.

Спустя несколько минут я разделался со всеми тварями, но за нужной дверью аж присвистнул. Через каждые пять ступеней у стен попарно стояли стражи, на протяжении всей лестницы. А она поднимается на двести метров, но с настолько мелким уклоном, что идти не меньше двух километров.

Намучался я с нежитью знатно, но не мог позволить оставить за спиной сотни опасных тварей. До конца лестницы я добрался спустя час, ужасно усталый и злой, потеряв два трофейных кинжала. У них кончилась «структурная прочность», они напитались скверной и были поглощены ей. Зато я поднял ещё тридцать «уровней» — каждая тварь приносила в среднем по сорок две тысячи «опыта» и страшно представить, насколько были сильны эти длинноухие при жизни. Но теперь «уровень» моей формы ксата перемахнул за шестисотый, свободных «очков характеристик» скопилось около двух тысяч. Не знаю, куда их распределять, но об этом думать буду позже.

Лестница на последних сотнях метров пути заворачивала вбок гораздо сильнее, упираясь в двухстворчатую дверь с резной фреской. На её левой части из толпы длинноухих вышел один с распростёртыми руками и будто разорванной изнутри грудью, но длинноухий улыбался. На правой части фрески на огромных ветвях сидели птицы с когтями в локтях крыльев. В центре, где две двери соприкасались, испускало лучи нечто, похожее на вытянутый ромб.

Я открыл лог-файл, закинул «очко навыков» в «Новеллу знаний». Из пяти полученных «фресок памяти» на одной запечатлелся образ двери с резной картиной.

«Чувство магии» показывало, что за дверью нет невпопад тускло мерцающих звёздочек. Просторный зал пронзали широкие колонны с выпученными затвердевшими наростами, как от гнойника. На уровне плеч человека в древесину некоторых колонн впивались вытянутые ромбы аккуратной, правильной формы, как от двух скреплённых четырёхгранных пирамидок. Все ромбы кристаллические, одни до прихода скверны практически поглотились колоннами и теперь торчали крохотным углом, другие только начали поглощаться.

Стены в зале пусты, украшений нет, полы не застелены, но вряд ли на охрану ничего не означающего зала выделят четыре сотни бойцов в металлических доспехах.

Единственное, что выделялось в зале — это шестнадцать двойных дверей, расположенных по кругу с выверенной точностью. За ближайшей к двери, из которой я пришёл, лестница поднималась наверх, а охраны не было. За следующей дверью вниз опускалась лестница с бойцами на широких ступеньках, а внутри полотно двери украшено фреской с толпой длинноухих, птицами на деревьях и кристаллом в центре.

Лестницы за восьмью дверьми ведут к кроне дерева, восемь спускаются к администрациям. Хотелось бы потратить несколько часов, чтобы обойти все лестницы, убить охранников и поднять ещё «уровней» — но не хотелось рисковать. Лутарикий предельно честно говорил о моей броне-обереге, но в скверну даже малейшую возможность остаться один на один с толпой нежити в этом огромном дереве.

В проходе с поднимавшейся лестницей слышался шум листвы. Лестница заканчивалась простенькой неказистой дверью, за ней — широкая площадка с отвесным обрывом на одном из боков верхушки дерева. С боков от площадки тропинки, заботливо вырубленные в толще древесины, тянулись к сотням массивных веток и их густым кронам, между ними спокойно бы пролетела и стая драконов. В ветвях всюду прятались гнёзда, только если обычные птицы строят их из веточек, то местные из стволов деревьев. В огромных гнёздах лежали яйца с монотонной серой скорлупой, жёлтые в разную крапинку, красноватые с прожилками — но все выше человеческого роста.

Многое прояснилось, многое сложилось цельной картиной. Пять лет назад какой-то маг пожертвовал собой, чтобы довести группу до верхушки дерева — и пять лет назад нас с Налдасом отказывались впускать в город из-за шукаты, огромного осквернённого беркута. Сегодняшняя группа длинноухих шла к дереву и целенаправленно защищала двух эльфиек с каким-то «достижением»; и, понятно, что именно эти эльфийки должны были сделать в одном из гнёзд.

Можно было бы сейчас всю одежду вместе с рюкзаком и бронёй-оберегом свернуть в плащ, воплотится в свою истинную форму, схватить свёрток в зубы и спуститься, пролететь к началу пути и там воплотиться обратно — но это огромный риск. И плевать, что длинноухие могут заметить моё истинное обличие, но сколько я тогда нежити за собой потащу? Мне же отбиваться от них потом.

Я дрожащими от тремора и усталости руками снял с плеча пояс с сумками. Склянки глухо звякнули. Пояс описал широкую дугу и рухнул на площадку, звонко треснуло стекло, в воздухе запахло чем-то мускусным.

— Обещание исполнено. Они на самом верху, — саркастично произнёс я. На верхушке центрального дерева меня больше ничего не держало.

Из сада я вышел ночью усталый, голодный, злой, запыхавшийся, сонный и, вообще, внешне не очень приятный. Ксаты и так выглядят как страшный сон косметолога, а я в тот день был неотразим: поставь передо мной зеркало, и оно бы разбилось мелкими осколками, не способное отразить моё великолепие.

В недалеко от сада дежурила повозка, длинноухий возница сначала испугался вышедшей нежити, но заприметил золотую броню. Меня несказанно обрадовало наличие повозки, но я едва не заплакал от счастья, когда забрался в кузов и лёг на пол. Руки не поднимались от усталости, я как гусеница выворачивался и дёргался, постепенно выбираясь из брони-оберега. Ждать помощи не хотелось.

Лагерь опустел, в нём осталось с пяток охранников и несколько извозчиков, многие спали. Я пробыл в саду чуть меньше суток, а, казалось, что больше недели. Прибытие повозки всполошило лагерь, все длинноухие проснулись, увидели усталого ксата и сразу же принялись собирать палатки. Никто не хотел оставаться около скверны дольше положенного.

Я с удовольствием переоделся в обычную одежду, а от истрёпанного кожаного комплекта избавился. Быстро перекусил походной лепёшкой с несколькими редьками и кусками вяленого мяса, с удовольствием выпил кувшин терпкого вина. И завалился спать. Просыпался только в обед, облегчиться да перекусить, а ближе к вечеру меня растормошил помощник. Как бы мне ни хотелось в тот момент послать длинноухого в скверну и нахер, а потом поменять пути назначения и послать ещё раз — но именно я попросил его о побудке, иначе ночью не уснуть.

В твердыню князя я попал ближе к ужину. Приятно после долгой трудовой недели и тяжёлого дня смыть с себя все трудности как заскорузлую грязь. Стоило мне выйти из бани, встроенной в твердыню князя, как на меня налетел светло-красный шарик с серовато-жёлтыми волосами и светло-синей кожей. Девочка низко поклонилась, приблизилась вплотную и робко протянула руки, схватив меня за край рубахи.

— Соя… — девочка осеклась, заметив мой усталый взгляд. — Я рада видеть… ам… вас, хозяин, — пролепетала девочка со счастливой улыбкой. Меня всего передёрнуло от этого «хозяйканья», но я сдержался.

— Молодец, у тебя хорошо получается говорить, — я потеребил волосы малышке, на что та прикрыла глаза от удовольствия и что-то блаженно прошептала.

Стоявшая рядом гувернантка сообщила, что меня настойчиво приглашают на ужин. Я его более чем ждал.

Мы шли по длинному коридору к одному из обеденных залов, девочка давила счастливую беззаботную улыбку и не выпускала край моей рубахи. Она отпустила его на секунду, когда мы рассаживались за столом, но одной из нижних рук тотчас же ухватилась обратно.

Длинноухие пришли через несколько минут после нас, но даже это время мне показалось вечностью. На краю стола стоял стеклянный графин с тёмно-бордовым вином, пахло персиками и гвоздикой. Я вожделенно смотрел на него, но одёргивался.

Лутарикий с двумя верными приятелями едва ли не влетел в обеденный зал, торопясь сесть за стол, приказать слугам разлить напитки, подать закуски перед основным блюдом — и отойти к стенам.

— Я надеюсь вы, Ликус, простите нам нашу… нервозность, — улыбнулся Лутарикий. Его приятели кивнули и чуть пригубили вина с бокалов. Они показывали, что собираются больше слушать, чем говорить.

— Смотря чем она вызвана, — я взял бокал, но силой заставил себя остановиться и не выпивать залпом половину.

— Вы ходили к центру, и вернулись, — Лутарикий закинул в рот тарталетку, для приличия, и отодвинул тарелку. — Мы вас просим не молчать. Расскажите, как всё прошло.

— Если вы спрашиваете о том, как шла группа — то шла она вполне слаженно. Если спрашиваете, докуда она прошла — то далеко. А некоторые из группы и слишком далеко.

— Настолько, — от возбуждения будто нарочито натянутый фальцет Лутарикия звучал расстроенной скрипкой.

— Кто-то видел один из входов в основной ствол, кто-то видел залы с большими кристаллами. А кто-то видел какие-то странные наросты на колоннах с выпирающими из них… кристаллами души. Я прав?

— Вы были там? — подался вперёд Лутарикий, остальные два эльфа вцепились в моё лицо колючими взглядами.

— И многое видел.

— Что с избранницами?

— Они не дошли. Скверна не пощадила их.

— Они просили…

— Ланагария взяла с меня обещание доставить на самый верх склянки с синей и жёлтой жидкостями. Других обещаний я не давал.

Лутарикий шумно вздохнул и закрыл глаза, как и два других эльфа. Так они просидели несколько минут, даже не заметив, что закуски сменили на горячее блюда. Первым успокоился эльф в синем балахоне, потом Лутарикий, потом эльф в красном. Они все втроём переглянулись и кивнули друг другу.

— Мы предупреждены и о таком, — спокойным голосом проговорил Лутарикий. — Мы благодарны, Ликус, что вы рискнули собой ради помощи в нашем сокровенном долге. Вы многое сделали для нас.

— И я надеюсь получить соответствующую оплату, — процедил я, чувствуя, что разговор мне совершенно не нравится.

— Одну часть мы уже исполнили, — эльф взглядом показал на девочку, самозабвенно выгребавшую ложкой горячее жаркое. — Новое платье на ней, а заказанные вами вещи ждут в комнате. Вторая часть будет принесена завтра, карта с логовами монстров. О третьей мы будем говорить сейчас.

— Я весь во внимании. Я так понимаю, от меня потребуется рассказать вам всё, что я видел в пути?

— Не совсем. Да, вы правы о рассказе, но не нам, — Лутарикий взял почтенную паузу. — Вас хотят слышать в Эзуура-Шуноонга-Тээльсера. В сокровенном саду, откуда я прибыл говорить с вами от всех нас. Именно там вас ждут с рассказом обо всём.

— Опустим, что это, если я правильно помню, западная часть северного материка. Но я — ксат.

— Вас впустят и выпустят. Правда, только вас, — Лутарикий покосился на девочку.

— Допустим, но что я получу?

— Вы ведь хотели узнать всё о наших оберегах. Вам расскажут об их производстве. Если же ваши сведенья о пути помогут будущим группам, то вам покажут производство. Во всех подробностях.

— Будущим группам идти…

— Прошу, не мне, — Лутарикий резко вскинул руки. — Вы расскажите всё там, и там же получите оплату. Я не имею права вас выслушивать.

— Уверены? — с некоторым недоверием спросил я. — У меня долг перед церковью.

— Именно поэтому. Мы не знаем, что может случиться с вами в будущем, и… Простите за резкость, но мы не собираемся быть должными ксатам. Даже одному. Никто сейчас не будет слушать о вашем пути. Как закончите все ваши дела — отправляйтесь на встречу. О вас будут знать.

Три главных длинноухих могут услышать от меня только информацию о лагере пограничников, за это я получаю новую одежду для девочки и информацию о логовах монстров, и никто никому ничего не должен. В принципе — отличная сделка.

— Надеюсь, у вас найдётся несколько дней? На составление всех отчётов и карт о лагере?

— Два дня найдётся точно. Но каждый вечер я хотел бы обнимать кувшин с вином.

— С самым лучшим, — Лутарикий вместе с двумя другими длинноухими по-доброму улыбнулся. И повёл разговор о винах, завязывая ничего не значащую светскую беседу. Понятно, что эльфам надо доложить о моём возвращении и получить инструкции, но вряд ли что-то изменится: основной ответ был получен ещё до похода с группой.

После ужина я шёл к комнатам с единственным желанием: сеть и выдохнуть из себя тяжесть прошедшего разговора. Девочка шла рядышком, всё так же ручкой сжимая край моей рубахи. А в комнате, когда я сел в кресло — девочка встала рядом и счастливой собачонкой смотрела на меня. Будь у неё хвостик на заднице, то он всяко бы сошёл за вентилятор.

— Ну, рассказывай, чем занималась последние дни, — устало произнёс я. Девочка просияла.

— Соя… Я училась считать, до ста. Один, два, три… — девочка начала загибать пальчики в такт словам. На седьмом пальце она несколько застопорилась, но быстро вспомнила нужную цифру.

Я девочку практически не слушал, открыв лог-файл и уйдя в собственные мысли. Лог.

Почти две тысячи свободных «очков характеристик». Именно из-за этой цифры я решил не тратить время на нежить в дереве. И именно из-за этой цифры я в который раз напрягаю извилины. Во что их вкладывать? В характеристике «Магии» в форме ксата сейчас восемьсот восемьдесят очков, можно вложить ещё сто двадцать, довести до тысячи и узнать, есть ли награда за тысячный уровень в «характеристике».

Ещё двести пятьдесят очков вложу в «Волю», чтобы довести показатель до минимальных значений, требуемых для второго круга призыва сущностей. И сверху ещё двести очков, для острастки. И в «Выносливость» двести очков, чтобы в параметрах «жизни» и «выносливости» было не меньше шести тысяч пунктов — это так же пригодится для призывов «второго круга тн’аба». Но остальные-то очки куда девать? Хотя, вопрос с «очками характеристик» не самый важный.

Если мне память не изменяет, то у архимагистора в академии шестисотый «уровень», он считается одним из опаснейших магов на южном континенте. Раньше я бы побаивался его, но сейчас даже не замечу. Сейчас все разумные для меня не больше, чем конское дерьмо на дороге или копошащиеся в муравейниках букашки — разумные мне не враги, даже если некоторые из них носят белоснежные мантии и бросаются скверной. Они всего лишь инструмент, мои истинные враги в другом месте. И если один разумный не представляет для меня опасности, то один я не представляю опасности для любой крылатой твари.

Есть идея, как стать сильнее, но сначала надо разобраться в одном щепетильном деле. Крайне сильно запутанном деле.

Вот у архимагистора условный шестисотый «общий уровень» — это шестьсот двадцать одно «очко навыков», за уровни и за каждый сотый уровень. Но у старика есть «достижение», заменяющее собой сто уровней в навыке «Чувство магии». Понятное дело, старик всяко вкладывал «очки навыков» в «Знание магии», и за пятьсот десять очков довёл навык до пятидесятого уровня. Навык прошёл через два этапа улучшения. Что выбирал старик: «Контроль» или «Управление»? Это первый по важности вопрос.

Второй вопрос ещё непонятней: как работает особое «достижение» архимагистора? Оно просто добавляет сто уровней к навыку «Чувство магии» или работает как усилитель? В первом случае, получается, что у старика четыре улучшения в «Чувстве магии» и два в «Знании магии», но во втором случае у старика пять улучшений в «Чувстве магии», потому что оставшихся ста десяти очков «навыков» аккурат хватит на развитие «Чувства магии» до первого улучшения.

Это щепетильные вопросы, но ответить на них я обязан всенепременнейше. Старик умеет телепортироваться, а это явно не самая простая магия. Я даже почему-то уверен, что вряд ли ей можно обучиться у обычного городского мага. Кто же обучил старика телепортации, и что для этого требуется? Насколько и как должны быть развиты «навыки»?

Думается мне, что с «Чувством магии» и «Знанием магии» всё обстоит как-то запутанно. Все объяснения о работе «навыков» и недавняя подсказка о «контроле» маны доказывают, что при развитии «навыков» можно получить неплохой результат, главное — знать, как именно развивать.

Стоявшая рядом девочка закончила считать до ста и ожидающе посматривала на меня.

— Прям до ста? — удивлённо проговорил я, на что малышка закивала. — Молодец. Это пригодится. Чем ещё занималась?

— Нона водила Сою… меня водила на рынок. Нона рассказывала о монетах… эти… детях?

— Деньгах?

— О деньгах! — радостно прощебетала девочка. — Нона… сначала показала Сое монеты, рассказала о них. Здесь есть большой и маленьких золотой, вот. А ещё серебряная… забыла. Но оно больше полушки. Ой, серебряная чеканка и полушка, вот! А ещё медяк, один и два. Нона обучила, мы пошли на рынок. Соя сама платила. Нона дала монеты, Соя купила сыр, на кухню.

— То есть, ты умеешь всякое на рынке покупать? — устало спросил я, не в силах бороться с постоянным упоминанием имени девочки. Та сперва обрадовалась моему вопросу, но призадумалась.

— Всякое?

— Знаешь слово «разное»? Это синонимы.

— Синонимы?

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — я помассировал переносицу. — Смысл у слов одинаковый. Понимаешь?

— Всякое — это разное? — девочка широко раскрыла глаза от осознания глубинных глубин.

— А разное — это всякое, — отмахнулся я. Хотелось ещё сказать, что «не всякое — разное», но это с лёгкостью поломает неокрепший детский мозг.

— Да, Соя… — начала щебетать девочка, но заметила мой хмурый взгляд. — Я могу всякое покупать.

— Может быть, я проверю твои способности. Сначала надо уйти из княжества.

— Уйти? Мы… — девочка шумно проглотила подступивший ком к горлу и с мольбой посмотрела на меня. — Мы… не… — начала мямлить та, да слов не могла подобрать.

Я коротко сказал, что не в церковь. Девочка тут же нервно выдохнула и проморгалась, отгоняя слёзы. И похлопала ручками по подлокотнику кресла: — Да, не в церковь. Вместе. Соя — здесь, здесь.

— И здесь, и там, и тут, и сям, и по полям, и по лугам, и по неведомым путям, — на последней фразе я резко хлопнул в ладоши перед лицом девочки. Ту дёрнуло, она чуть отступила и ошарашенно уставилась на меня. — Я уже говорил, что тебя в церковь не отдам. Забыла?

— Нет, не забыла. Спасибо, — робко промямлила девочка, рассматривая новые туфельки.

Ложиться спать ещё рано. Я спросил у девочки, чем она занималась по вечерам, когда заканчивала учёбу с гувернанткой. Оказалось, что приходила в комнату, садилась в кресло и ждала, пока Нона не придёт и не скажет ложиться спать. Игрушек или чего-то подобного у девочки нет, да и какие вообще игрушки у детей в средневековом мире? Всяко деревянные, благо что не прибитые к полу.

— И вот так сидела в кресле до самого отбоя? Ничего не делала? — спросил я.

— Нет, делала, — промямлила девочка, кожа её лица вместо светло-фиолетовой стала пунцовой, а чуть закрученные у кончиков длинные уши умилительно дёрнулись. — Соя… думала о рассказах. Хозяин вернётся и Соя… я расскажу всё. Всё расскажу, да.

— Ну тогда рассказывай, я ве-е-есь во внимании, — я скрыл сарказм в голосе. Девочка заулыбалась и невпопад затянула о прошедших днях, чего делала, куда смотрела и что видела.

Я девочку не слушал, размышляя о ближайшем будущем. Три дня на составление карт, и я покину княжество. Точнее — мы покинем, я потащу девочку с собой. Всё ещё не понятно, зачем она мне сдалась, но и бросить её как-то неправильно. Не очень умно тащить её в главное здание Всеобщей Церкви на южном материке, но и глупо оставить одну. Она ведь троптос, а таких без присмотра разорвут на части.

В Трайск мне вернуться придётся, «структурной прочности» посоха осталось на пятьсот активаций «умений». Если Хубар в своём послании намекал на истребление нежити, то мне нужна замена. Но проблем не возникнет — я предупредил церковника о своей задержке и что прибуду по снегам. Потребуется тёплый комплект одежды, но и его я возьму из Трайска.

Я думал о тяжёлых делах с церковниками и долгой утомительной дороге, а девочка взахлёб перечисляла события прошедшей недели. Историю про дымчатого кота, с истошным криком гонявшегося по двору за крысой и чуть не вытоптавшего одну из клумб, девочка рассказывала в третий раз.

Что мне делать с этим ребёнком? И будь она уже взрослой девушкой, попавшей в рабство из-за долгов, то я бы продал её обратно или убил, а будь она преступницей, то просто бы убил. Но этот ребёнок оказался в подвале церкви спустя месяц после рождения. Судьба незавидная, но я-то тут при чём? «Мы в ответе за тех, кого приручили»? Нет, такого мне не надо — но девочку-то куда деть? Убить ни в чём не повинное дитя я прямым образом не смогу, а косвенно подстраивать какой-то инцидент уже не хочется.

Чувствую, что девочка превращается в подобие брелока — висит и ладно, и не страшно потерять. Но я лукавлю, притом самому себе. Это дитя может пригодиться, ведь на неё не реагирует скверна.

Как вообще церковники проморгали подобное? Знай они об этом, и от девочки не избавились бы как от протухшего куска мяса. Избавились из-за отсутствия роста? И почему не попробовали отпаивать её молоком, включая грудное? Ведь это вполне логичное решение. Вряд ли у церковников не нашлось денег, значит, дело в другом. Неужели таких детей у церкви сотни, что можно ими вот так разбрасываться? Не знаю, но чем дольше я думаю об этом, тем сильнее скверное чувство в груди извивается мотком колючей проволоки.

Я зевнул, широко и протяжно, после изнурительного месяца организм требовал отдыха. Я сказал девочке готовить постели ко сну. Та поспешила начать с моей кровати, но остановилась и робко похлопала ладошкой по перине.

— Да делай что хочешь, — отмахнулся я, не в силах пререкаться.

Девочка низко поклонилась и оставшееся время не спускала широкой улыбки с лица. Даже когда нырнула под одеяло и высунула голову, даже когда попыталась прижаться ко мне и получила отказ — это мелкое наказание моей скверной жизни искренне радовалось моей компании.