Случай с девочкой разрешился в тот же день. Через три часа после моей угрозы в дверь квартиры постучали представители церкви, сопровождавшие длинноухих лекарей. Они раздели малышку и полностью её осмотрели, и приложили ладони к самым болезненным местам: к затёкшему глазу, крупным шишкам на лбу и затылке, и огромному синяку на пояснице.
Длинноухие что-то прошептали и «Чувство магии» показало, как около их ладоней сконцентрировались белёсые ниточки. Они распадались, тревожа пространство рябью, строго направленной в больное место. На каждое пошло по одному сеансу, но и этого хватило, чтобы припухлость у глаза заметно спала, а шишки уменьшились. Эльфы передали мне четыре склянки с зельями «малого оживления», они помогают организму чуть лучше залечивать простенькие раны. По склянке через день и через неделю пропадёт даже заплывший глаз.
Пока девочку раздевали и осматривали, та опасливо сжималась в комок и всё время жалобно смотрела на меня, но я подбадривал её кивками. Когда же эльфы прикоснулись к малышке, то бедолагу аж затрясло, но девочка стойко перенесла выпавшее испытание. Да и занимавшиеся девочкой длинноухие сохраняли на лицах маски полного безразличия.
Пришедшие с эльфами служители церкви передали бумагу с шестью подписями местного совета малиров. И клятвенно заверили, что к завтрашнему обеду найдут виновных. Нам с девочкой этого времени хватило, чтобы купить малышке новую одежду и зайти к одному из портных во внутреннем городе. Он обслуживает только церковников и пообещал уже к вечеру починить порванную куклу.
Церковники сделали всё, чтобы о случившемся никто в городе не узнал. Нас с девочкой привели в одно из зданий с просторным входным залом, где уже ждали шесть семей с детьми лет восьми. Взрослые опасливо косились на церковников и двухметровую стражу в полных стальных латах, а дети стояли около родителей и угрюмо смотрели в пол. При появлении девочки они широко распахнули глаза и только хотели что-то крикнуть, но все родители практически синхронно кто вломил затрещину ребёнку, а кто дёрнул за ухо. Ещё стояла портниха с семьёй, учившая девочку. При нашем появлении та побледнела и осела на пол, причитая, что она не виновата в случившемся с моим рабом.
Малышка в тот день закончила вышивать узоры на небольшой тряпице и портниха как раз пообещала, что на следующем занятии они займутся раскройками для платьев и прочего. Портниха вышла из помещения, оставив девочку одну. Новость о раскройках малышку настолько взбудоражила, что она не удержалась и воспользовалась зеркалом, расстегнула куртку и приподняла кофту, рассматривая, как сделаны стежки в рукавах второй пары рук. Именно в этот момент портниха вернулась, а уже через десяток секунд девочка лежала на снегу перед ателье, и не могла сфокусировать взгляд из-за тяжёлого удара в темечко. А недалеко от ателье её ждали недавние друзья.
— Я хочу всех вас вырезать, — сказал я, глядя на шесть семей с детьми и семью портнихи. И положил ладонь на голову девочки. — Мне плевать, что она в ваших глазах кусок мяса, но она — моё имущество. И вы его повредили.
— Но… — начал говорить один из отцов, но его глотку бетоном сковал скрип лат и скрежет вынимаемого меча из ножен.
— Но решать вашу судьбу буду не я, — я протянул костяной кинжал девочке. Она вгляделась в него, перевела взгляд на избивших её детей, и покачала головой. — Давай, это уменьшит боль.
— Не надо, — девочка шмыгнула носом и грустно улыбнулась, но в то же время её взгляд наполняло счастье. Девочка ухватилась за край моей куртки и подошла вплотную. — Я здесь. Это всё, больше не надо. С хозяином буду, с ним хорошо. Не надо остального.
— Уверена?
— Да, — малышка низко кивнула, и даже пролепетала кроткое «спасибо», когда я убрал кинжал обратно в ножны.
— Живите, суки, — процедил я и, взяв девочку за руку, отправился с ней домой.
Произошедшее меня не радовало, это даже сатисфакцией назвать нельзя — но идти против выбора девочки я не хотел. Это её обидели, её добрые чувства и намеренья растоптаны, так что и отвечать должна только она одна.
На праздник Основания мы с девочкой пошли вдвоём. Я не собирался оставлять малышку одну даже на мгновение в городе с настолько «одухотворёнными» разумными. Благо, что праздник только церковный и проходил в Соборе, да и разрешение прийти с девочкой я получил вместе с письмом от шестерых малиров.
Мне опять пришлось напялить на себя церковную белую робу, но зато малышка выглядела потрясающе. С заплывшим глазом, синяками на лице и треснутой губой, и в красном платьице с белыми оборочками на всех четырёх рукавах. Она произвела настоящий фурор в огромном зале, где собрались сотни разумных в белых одеждах и, минимум, с красным подолом. Они ошарашенно смотрели на мой посох и гримуар с жезлом, на мою морщинистую кожу и роговые отростки на голове. Смотрели, как я вёл за ручку малышку к выделенным нам местам, и как малышка пугливо опустила голову и прижималась ко мне, опасливо зыркая исподлобья на церковников.
Больше всех в состоянии эпического ахера прибывал фуаларал Лаотлетий. Его голубые глаза едва не вывалились из орбит, а отклянченная нижняя челюсть, казалось, держалась у черепа только на святом духе и добром слове. Он мотнул головой, возвращая себе показательную адекватность, лишь бросил на меня испепеляющий взгляд.
Праздник Основания, или Торжество Основания — вообще никакой не праздник. Сотни церковников в огромном зале сидели на скамьях и стульях и несколько часов слушали доклады за прошедший год, возвышенные речи каждого из шести малиров и просто всех желающих выступить. Уже на пятой минуте девочка широко зевнула, а седьмой — начала качать головой. Мы сидели на скамье у края зала, и само наше расположение велело не мучать малышку. Вскоре она с довольной улыбкой пристроила голову на моих коленях и мирно засопела, чем вызвала недовольное перешёптывание сидевших рядом церковников.
Девочка посапывала, а я скучал, но слушал выступления. Я не рассчитывал, что вообще смогу почерпнуть хоть что-то полезное из них, но одна деталька, всё же, показалась мне знаковой.
— … И нет нам права усомниться в заключённых договорах. Нет нам права предавать их и потакать желаниям толпы. Дата повторного основания Собора Магласии указывает нам на ошибки наши, кои допускать мы больше не должны…
Эти слова произнёс один из малиров. И я даже хвостик на отсечение ставить не собираюсь, ибо и так понятно, что произошло с первым Собором Магласии, и почему это произошло. Договор, предательство, толпа — в этих трёх словах настолько очевидная подсказка, что даже как-то скучно. Интересно, а огромную столицу некогда единого государства, Баскар — она была стёрта за одну ночь по той же причине?
Долгие выступления закончились объявлением, что праздничная трапеза ждёт всех. Церковники в зале оживились, взбодрились, зашумели. И разбудили малышку. Покачиваясь и сонно причмокивая, она поклонилась мне и пожелала доброго утра, и только потом сообразила, где вообще находится.
— Мы с тобой заслужили награду. Пойдём, объедим тут всех, и домой, — я протянул девочке руку, чтобы та не потерялась в толпе белых роб.
— Я не хочу есть. Давайте сразу домой, пожалуйста, — малышка жалобно уставилась на меня.
— А придётся, мне ещё нужно кое-что у кое-кого узнать. И я никогда не поверю, что ты не хочешь есть, — на мою последнюю фразу девочка смущённо отвела взгляд.
Из огромного зала сотни церковников расходились в другие огромные залы в других зданиях. У каждого в приглашении указано, в какой именно зал им идти, но мне очень не нравилось идти с девочкой в здание, где в подвале держали троптосов. Это даже не иронично, а просто гнусно.
В центре зала — десятки накрытых скатертями столов и стульев, а по краям зала — столы с сотнями тарелок и различных блюд. И запечённый кабан, и тарталетки, и вино в кувшинах, и даже свежие фрукты. Последние всяко хранились в специальных магических бочках и амфорах, но только небольших пирамидок из ягод клубники с десяток на все столы фуршета, а ещё там яблоки, томвития, бананы, персики и прочее. От запечённого жареного мяса поднимались тонкие белёсые ниточки пара, а стоявшие у стен служители с зелёными краями подолов готовились накладывать еду по тарелкам.
Мы подошли с девочкой к одному из фуршетных столов и малышка аж растерялась, взглядом изголодавшегося горностая перебегая от молочного поросёнка на осетра, а с него на жирнющего гуся. А ещё чуть поодаль стоял слоёный пирог с овощами и ломтиками грибного слизня, и несколько видов тортов.
— Всего мясного сюда, и закусок разных, — я показал служителю на самую большую пустую тарелку, размером примерно с локоть. А в тарелку поменьше надо было положить фрукты и несколько кусочков тортов. Служитель опешил от такого приказа и только хотел открыть рот и сказать, что расточительство в еде не позволительно, но стушевался.
— Неужели вы откажете голодному сулину? — раздался рядом со мной чуть высокомерный голос. Стоявший рядом белобрысый нутон с идеальным пробором в волосах мило улыбался. Помощник у стены тут же ответил, что исполнит всё в лучшем виде. Девочка прижалась ко мне, спасаясь от Хубара, но всё равно поглядывала, как на тарелку перемещалась еда.
— А я как раз искал тебя, Хубар. Мы не закончили.
— Да, обсудим за столом, — белобрысый любезно показал на центр зала, намекая мне присаживаться.
Вот только с первого раза присесть я не смог. Нам передали две тарелки, заполненные едой, и хоть у нас с девочкой три пары рук на двоих, но мне пришлось ещё возвращаться за напитками. Девочка в это время караулила еду и мой посох у стола, прижимаясь к стулу. Ей ничего не угрожало, она это понимала, но дрожала от направленных в её сторону взглядом, полных презрения и отвращения.
Я вернулся с двумя кружками с соком и вином, и небольшими тарелочками для еды: не с одной общей же есть. Девочка запрыгнула на стул, притянула к себе тарелочку и замерла с невысказанным вопросом во взгляде.
— Да ешь ты уже, мелкое наказание, — я чуть пододвинул девочкину тарелку, на что та угукнула и жадно заработала челюстями. Я есть особо не хотел, так что просто потягивал вино и прикусывал фруктами.
— Приятного аппетита, Ликус, — Хубар присел через место от меня, делая вид, что девочки не существует. Рядом с церковником появился шепелявящий мужик. Он поставил тарелки на стол и отправился за напитками.
— Приятного и тебе, Хубар. Я не удивлён, что Всеобщая Церковь настолько любит торжества, — я обвёл пальцем зал. Украшенные картинами и гобеленами стены, десятки магически светильников под потолком в декоративных стояках, ковры на полу и растопленные камины.
— Первый день самый пышный, — Хубар довольно улыбался. — Ещё одиннадцать дней будут подводить итоги прошедшего года.
— Новый год осенью.
— В Соборе свои правила, — Хубар окинул взглядом зал и проходивших рядом прочих церковников. — Почтенная Малаюнария и высшие чины в другом зале.
— Ей приятного аппетита. Когда едем?
— Завтра же.
— Так вот чего ты улыбаешься как не в себя. Получилось отвязаться от отчётностей.
— Они составлены заранее, но в одном ты прав, Ликус. Нам не придётся выступать с ними, — Хубар поднял ладонь, намекая мне быть максимально внимательным. — Оставшееся место нужно расчистить до праздника Новой жизни. Отчёт, желательно, тебе подготовить там же, в лагере.
— Обрадуй меня, что можно не возвращаться в Магласию, и я скажу тебе спасибо, Хубар. Конечно, придётся после этого отрезать себе язык, но я это скажу.
— Твой язык останется при тебе, Ликус, как и слова благодарности. Совет малиров ещё не решил, хочет ли он выслушивать тебя лично, или ограничится докладом от меня и почтенной Малаюнарии. Если не получим сообщение в городе, то тебе придётся вернуться.
— Ты умеешь портить настроение, Хубар, — я раздосадовано покачал головой и посмотрел на девочку. Та самозабвенно работала челюстями, пережёвывая гусиную грудку с запечённым яблоком. На вопрос о вкусе малышка усиленно закивала.
Вернулся шепелявящий мужик, поставив на стол две кружки, для себя и Хубара. За столом могло разместиться десять разумных, но стульев занято только четыре. Никто прочий не хотел присоединяться к нам. И этим я хотел воспользоваться.
— У меня вопрос. Как вы, простые разумные, не ксаты, попадаете на северный материк? Понятно, что кораблями. Как на них покупаете билеты?
— Я этот вопрос слышу от ксата? — ошарашенно прошепелявил мужик. Хубар же решил сохранить молчание, лишь прищурился и на мгновение покосился на девочку.
— Ты это слышишь от ксата, который воспользуется путём, доступным простым разумным, — я положил девочке ладонь на плечо. — Я не буду пересказывать мой разговор с Лаотлетием.
— Да знаю я, что он требовал с тебя отписку от миссий, — мужик усмехнулся. — Я с Залим иной раз встречаюсь, он рассказывал. Ну, парень с носом кривым. Он же сейчас у почтенного Лаотлетия в помощниках.
— Я помню его, но имя его запоминать не собираюсь. Я хочу попасть на корабль как простой разумный.
— Так иди в ратушу, — мужик пожал плечами. — Там узнать можно, когда ксаты на своих этих флотилиях между материками плавают. В ратуше узнаешь, где ближайшая. Решил на северный материк податься? У тебя ж, ну, вроде, дом в каком-то городе есть. Про ту деревню никто не знает.
— Ещё ничего не решено, — я одним большим глотком вполовину осушил кружку и задумчиво смотрел, как девочка уминает в себя тарталетку с рыбой и сыром. Она заметила мой взгляд и быстренько проглотила еду.
— Неважно. Главное, чтобы с хозяином, — пролепетала та. Я тюкнул её пальцем в лоб, намекая не отвлекаться от еды. Всё необходимое я узнал и обсудил, и более задерживаться в Соборе не хотел.
Третьим местом на зачистку оказалась довольно зажиточная деревушка, даже небольшой городок, обнесённый частоколом и с несколькими дозорными вышками. Как и форт с замком, скверна поглотила деревушку две тысячи лет назад, но ничего примечательного я в ней не нашёл. Кроме шести сотен тварей, убитых за несколько дней. Замок нужен церковникам из-за золота, в форте оно тоже есть, но там больше металла — но в деревушке нет ничего. Небольшая кузня не сравнится с запасами форта, в домах старосты и владельца деревни золота и прочего меньше, чем в замке.
Я несколько дней ломал себе голову, зачем церковникам сдалась эта деревня. Троптосов в этот раз не использовали, Лаотлетий и его новый помощник с искривлённым носом, поговаривали, уехали из Магласии по какому-то заданию. Вся работа по зачистке легла на меня, но Хубар с Малаюнарией каждый вечер спрашивали об успехах. Им хотелось вернуться в Магласию, но это напускное. Они постоянно вдвоём что-то обсуждали, шушукались, а в последний день так и вовсе захотели посетить деревню. За день до этого случилось обновление, нежить вся истреблена, так что нутон и длинноухая приблизились к скверне и твёрдой рукой опрокинули в себя зелья защиты от скверны.
Несколько часов двоица блуждала между зданиями и постройками, осматривая стены, крыши, двери, даже некоторое время потратили на грязь у местной конюшни. И посетили просторный дом владельца деревни. Сверху широкого крыльца развевался чуть потрёпанный изумрудный стяг с палицей и хвостом бобра. Хубар сказал, что это кто-то из баронов или баронетов, но записи о тех эпохах давно безвозвратно утеряны. На моё предположение, что знаний о тех временах они всяко найдут в замке, Малаюнария коротко отрезала, что знания эти ничего полезного не принесут.
Из Магласии мы выехали где-то в конце последнего зимнего месяца, потом две недели на дорогу и пять дней у северного места. За эти дни я истратил оставшиеся магические кинжалы, но за них не переживал. «Магическая стрела» поднята до сорок пятого уровня, а «общего опыта» за все три скверных места я набрал чуть больше четырёхсот тысяч. Это две третьих от необходимого для нового «уровня», и после осквернённого сада такая медлительность вгоняет в депрессию.
Путь обратно занял примерно столько же времени, но от внешнего города до Магласии караван скользить по снегу уже не мог. Близился конец первого весеннего месяца, снег таял и гораздо быстрее добираться на колёсах, пересчитывая ими ухабинки и промежутки между мостовыми камнями.
— Мы надолго сюда? — спросила девочка, повернувшись и разрушив кожано-тряпичный кокон. Даже несмотря на весну, мне холода в воздухе ещё достаточно, чтобы дрожать сутулой собакой.
— Не ёрзай, мелкое наказание моей скверной жизни, — я легонько тюкнул девочку по голове и закутал кокон обратно. Мы хоть и въехали в Магласию, но до дома ещё не добрались.
— Позволь предположить, Ликус, что тебя я в холодную пору больше не увижу, — Хубар растянул губы в довольной улыбке.
— Мы оба сочтём удачей вообще не видеть друг друга, Хубар, — я хотел было сплюнуть, но сидел не с краю повозки и сдержался. — Когда ждать ответа от совета?
— Завтра же, сулин Лик’Тулкис, — вместо Хубара эльфийка ответила голосом недовольного начальника. — Мы не меньше вашего желаем избавить город от источника волнений. После случая с вашим существом совету малиров пришлось постараться, чтобы погасить слухи.
— Стало быть, если завтра ответа не будет, то я могу быть свободен?
— Отчёт вы уже сдали. Мы будем вам признательны, — эльфийка отвернулась и уставилась в полотно тента, размышляя о чём-то своём.
— Да, Ликус. Ты сделаешь всем услугу, убравшись из города с первым же караваном, — Хубар с намёком глянул на торчащее из кокона лицо девочки и поморщился.
— Поверь, Хубар, я бы очень хотел остаться с тобой подольше, но я нисколько не буду скучать по твоему лицу, — я вежливо улыбнулся церковнику. Тот ответил мне такой же улыбкой.
На следующий день в дверь выделенной мне квартиры постучал шепелявящий мужик. Он не стал переступать порога, так и остался стоять в общем коридоре.
— Вали из города, ксат, или сдохни в помойной яме. Это слова Хубара, — мужик недовольно цокнул, языком облизнув десну отсутствующего зуба. И передал мне конверт с запиской. — А это от совета малиров. Тебя благодарят за помощь рутифакторам в важном деле, считают тебя исполнившим свои обязанности и больше тебя задерживать не собираются. Время и дату своего отъезда выберешь сам, но тебя просят не затягивать. Амулет для прохода и одежды верни.
Серебряный медальон и белые одежды с поясом и накидкой лежали в прихожей, заранее приготовленные. Я передал их мужику, и он ушёл так же быстро, как и пришёл.
Девочка, всё это время простоявшая в дверном проёме между спальней и коридорчиком, перевела молящий взгляд с конверта на моё лицо. Она жалобно смотрела, как я сорвал сургучовую печать и вчитался в содержимое листов. Там официальное объявление, что я оплатил услугу Всеобщей церкви и больше ей не должен. И письменное разрешение на выезд из города и доступ к любому из внешних городов.
— Думаю, — я потряс листками, рубиновые глазки девочки пристально следили за ними, — ничего страшного не случиться, если мы сегодня пропустим обед. Пошли в гильдию свободных торговцев.
— Уезжаем? — девочка приоткрыла ротик, её глазки увлажнились. Я кивнул и добавил, что с первым же удобным караваном. — Пойдёмте быстрей, хозяин. Пойдёмте, мест не останется.
Малышка ужаленной в причинное место юлой бросилась к вешалке с уличной одеждой. Она быстро натянула на себя шарф, шапку и дрожащими от возбуждения руками долго боролась с пуговицами. А на улице аж вцепилась в мою руку. Девочка решительно шагала по мостовой, таща меня следом, но вскоре замедлилась и остановилась. И принялась растерянно озираться по сторонам.
— А… нам куда?
Я не смог сдержать в себе смешок, на что девочка надула щёчки. Но очень быстро повеселела, когда я пошёл дальше. Малышка держала меня за руку и чуть ли не подскакивала при каждом шаге, довольно улыбалась и даже не обращала внимания на горожан. Но после случая с портнихой она так реагирует вообще на всех разумных.
В гильдии свободных торговцев настал мой черёд радоваться. Завтра утром из Магласии отправлялись три каравана, на восток, юг и север. Если отправиться на восток или юг, то можно за полтора-два месяца добраться до Трайска, немного отдохнуть там и отправиться на север, чуть меньше месяца пути потребуется на дорогу до океана. Но на восток и юг не поехать, там война, да и караван едет только до внешнего города.
Оставался караван на север, в нём я прикупил два пассажирских места и место на провоз груза: трофейные книги и прочее остались в квартире, их ещё надо перетащить в повозку. Но перед этим я, всё же, решил сходить в местную ратушу. Караванщики поделились некоторыми слухами и новостями, хотелось их подтвердить. И узнать о флотилиях на северный материк.
— Мы не в Трайск, да? — спросила девочка, когда мы вышли из ратуши под ненавистные взгляды работников администрации и горожан. Девочка вообще не замечала разумных, пока я узнавал у работников о флотилиях и новостях. Малышка смотрела только на меня и жадно ловила каждое моё слово.
— Я же говорил, что мне нужно на северный материк. И… — я прервался, потому что сам не понял, чего именно хотел сказать. Чтобы дальше не произошло, но я должен решить дальнейшую судьбу девочки. В Трайске её не оставить, но и глупо брать с собой на северный материк. — Дела у меня на северном материке.
— Я хочу с Консервой увидиться. Она хорошая.
— А я хочу превратиться в свинью и пить вино как не в себя.
— Не надо вина, хозяин. Вам плохо от него, — жалобно протянула девочка, смотря на меня щенячьим взглядом. На что удостоилась лёгкого щелбана в шапку, потому что только я решаю, что мне хорошо, а что плохо. И вино мне нужно, тремор в руках иной раз настолько сильный, что я едва умудряюсь удерживать посох в сомкнутом кулаке.
В ратуше получилось выяснить, что на север я еду вовсе не зря. На востоке и юге за внешними городами действительно промышляют ватаги наёмников, и до тёплых дней там лучше не появляться. Ближе к лету наёмники отправятся на другие задания, их сменят солдаты и дороги станут поспокойней. Но и на севере не всё так гладко.
Из внешнего города можно попасть в три других, не считая Магласии и внешних городов. Можно поехать на восток, северо-восток и северо-запад. Вот только на востоке и северо-западе около городов промышляют наёмники. Зато от города на северо-востоке практически прямая дорога к океану, путь займёт чуть больше месяца. Приеду как раз к концу второго весеннего месяца, а на первую декаду третьего назначен отход пассажирской флотилии ксатов. Но можно сделать крюк и из города отправиться к Трайску, и сесть на флотилию где-то в середине лета. В этом случае, скорее всего, зимовать придётся на северном материке.
Дилемма. В первом случае все дела с длинноухими я закончу ближе к осени и на зиму успею вернуться в Трайск. Северный же материк я не знаю, но можно попросить Ганзейскую торговую лигу подыскать удобный город для зимовки, а там отправиться в одну из магических академий. В ней есть отделение магов, занимающихся изучением и вплетением особо сложных печатей в магические предметы. Это бы пригодилось в создании блокирующих скверну перчаток.
Не знаю, что выбрать. За последние года я как-то привык, что приходится всё время реагировать на происходящее и выбирать, по факту, из уже имеющихся вариантов. А вот сейчас, когда ничего не угрожает, когда все задачи выполнены и я относительно свободен — даже теряюсь в выборе. Из-за этого какое-то склизкое чувство шершавым языком облизывает сердце.
Пожалуй, приеду в город, там и решу на месте. Единственно, что мне не нравится — так это слухи о готовящемся в тех местах празднике Новой Жизни. Как бы не застрять там.