Скверная жизнь дракона. Книга восьмая

Глава 1 Часть 1

В дверь гостиничного номера постучали аккуратно, со всем почтением.

— Открыто, — сказал я безразличным тоном.

В комнату вошёл ратон со светло-русыми волосами и густыми бакенбардами на овальном лице. Асилик закрыл за собой дверь и замялся, подбирая слова.

— Господин Ликус, там… Вы, как, после сегодняшней ночи?

— Я в порядке.

— Да, конечно. Просто в прошлом году вас кошмары… — Асилик заткнулся, заметив, что я сжал губы и гневно свёл брови. Ратон протянул мне конверт. — Пришло сообщение от Илура. И… вы не можете помочь караванщикам? У одного из торговцев, который с нами поедет, рабы на продажу. Заболели некоторые, серьёзно. Местный лекарь дал микстуры, но в дороге могут помереть. У него помощники есть, присмотрят, но…

— Короче.

— Вы же в академии зельеварением занимались, и походная лаборатория есть. Если в пути будете готовить микстуры, то у торговца есть раб один, особенный. Он вам его отдаст. Это троптос.

— А нахер он мне нужен?

Асилик не нашёл слов для ответа. Постояв несколько секунд, ратон чуть поклонился и поспешил выйти. Показываемое «Чувством магии» белёсое облачко ненадолго остановилось у другого такого же в коридоре за дверью и спустилось на первый этаж, присоединившись к обедавшим караванщикам.

Я раздражённо потёр переносицу и раскрыл конверт.

'Дорогой Ликус.

Пишу тебе сказать, что все твои указания исполнены. Объявления размещаться больше не будут, а с продаж сам знаешь чего большая часть выручки отправится сам знаешь на что.

Позволь просить у тебя прощения ещё раз, если посмел тебя чем-то обидеть в нашу встречу или действия лиги тебя чем-то оскорбили. Никто и думать не посмеет принести тебе неудобства. Поверь, ты всегда можешь обратиться к лиге и даже ко мне с любой просьбой, и мы всегда её исполним. Не стесняйся писать мне по старому адресу, и даже заходить: ты для меня всегда долгожданный гость.

Надеюсь, всё ещё твой друг, Илур Ларнарс'

Я скомкал письмо и швырнул в угол комнаты. Какой в скверну друг? Что вообще такое эта «дружба»? И зачем она мне с другими… даже если это не насекомые или животные, а даже с разумными — то вообще зачем она мне? Высказаться, выговорится, выплакаться? Да пошли они. И ещё эта просьба кому-то там микстуры готовить ради троптоса — зачем он мне? Что мне делать с существом, в котором, по словам церковников, зиждется семя скверны?

— Асилик! — крикнул я, поражённый мгновенно родившейся идеей.

Со второго этажа гостиницы, через закрытую дверь, длинный коридор, лестницу и заполненный гамом постояльцев обеденный зал — через всё это докричаться проблематично. Зато стоявший в коридоре охранник от Ганзейской торговой лиги услышал мой крик, подкреплённый «Возгласом страха», и аж подскочил на месте. А подойдя к двери — вежливо поинтересовался моим самочувствием.

С самого утра я просидел в комнате, лишь ненадолго выйдя умыться и затолкать в себя завтрак после очередного ночного кошмара. После завтрака вернулся в комнату, сел на кровать, прислонил посох к плечу и так и просидел полдня, неотрывно смотря в одну точку. И сейчас, когда Асилик зашёл, я всё так же сидел на кровати.

— Что именно хотел торговец? — спросил я.

— Как я и сказал. Только снадобья готовить. Присматривать его помощники будут.

— Нужна карта макир, — сказал я, и пояснил, что нужна карта скверных природных мест.

— Решили помочь им?

— Это не от меня зависит, — я поднялся с кровати и достал из походного рюкзака толстую книгу.

Вскоре мы шли по улочкам одного из южных городов Арнурского королевства. Народ с привычной ненавистью косился на меня — но мне плевать. Я раздумывал о предстоящих днях. Мы завтра покинем город и отправимся к одной из местных макир. Чтобы не произошло с объявлениями, но мне всё ещё выгодно добывать для лиги заллаи, чем я и занимался последние два месяца. Завтрашняя поездка — последняя, дальше только путь к Яхоновскому княжеству. К Тамливийскому саду скверны.

— Вы не подумайте, господин Ликус, — заговорил Асилик. Рядом с ратоном шёл его помощник, нёсший в сумке карты и мою книгу. — Я видел того троптоса. Это действительно ребёнок скверны, будьте уверены. Отвратное существо. Как подобное может рождаться?

— Глупый вопрос от отца.

— Я ж не про это, — нервно усмехнулся ратон. — Это же скверна. Ну, в ребёнка попадает. Ни молитвы, ничего не спасёт от подобного. Как думаете, это… Я не знаю про ваш народ, но у нас говорят, что скверна проползает, когда Всебоги отворачивают свой взор от нас.

— Если бы всё было действительно так, то в лекарствах никто бы не нуждался. Но кто бы ни понял скверну, он нам всем окажет серьёзную услугу.

Асилик согласно закивал, что будет молиться на скорое явление такого разумного, и повёл меня к одной из конюшен гильдии свободных торговцев. Но, помимо самой конюшни, там нашлась и стоянка для повозок и телег. В самой конюшне лишь в шестерых из двадцати стойл фыркали лошади. В остальных разместили десятки рабов: ратоны и нутоны, мужчины и женщины, от совсем детей до тронутых сединой голов.

Мы с Асиликом остались недалеко от входа, привыкая к спёртому запаху лошадиных тел и навоза. Вскоре прибежал караванщик, старательно растягивая губы в приветливой улыбке.

— Спасибо, что откликнулись, господин. Меня зовут…

— Неважно, — сказал я, кивнув в сторону стойл, откуда испуганно выглядывали рабы. — Показывай. Лекарь приходил? Что сказал?

Торгаш с человеческими ушами торопливо распинался, что лекарь осмотрел всех семерых заболевших, нашёл одну и ту же болезнь и прописал зелья. Ещё торгаш постоянно перемежал объяснения тем, что у него весь товар заказали и что сам станет рабом, если хотя бы двое подохнут. Торгаш что-то ещё говорил про свою семью и маленьких детей — но я пропускал всё мимо ушей.

В двух стойлах на сене лежали рабы обоих полов. Их лихорадило, трясло, многие бредили. Недавно каждого напоили зельем, их в запасе у торгаша на несколько дней, но зелье от лихорадки не сложное, его можно сварить в походной лаборатории.

— Троптос, — сказал я, закончив осматривать рабов. Торгаш немедленно повёл меня к самому дальнему стойлу. И чем ближе к нему, тем сильнее и тошнотворней становился местный запах.

Недалеко от огромной кучи навоза, прислонившись к стене, закрыв глаза и мерно дыша, на дощатом полу сидела девочка лет пяти со светло-фиолетовой кожей. Её серовато-жёлтые волосы лежали на угловатых плечах грязными и скомканным толстым валиком. Если прочие рабы носили обувь и одежду из юбок, штанов и рубах, то на девочке лишь измазанная в навозе и земле туника с прорехами на боках и животе. И привычный для раба кожаный ошейник.

— Встань, тварь, — торгаш ударил кулаком по стене около маленькой головы.

Девочка от гулкого удара вздрогнула, подскочила, уставилась на нас потухшим взглядом красных как рубины глаз. Она поклонилась, потеряла равновесие и рухнула вперёд головой, распластавшись на земле. Троптос не сразу смогла встать, её шатало, но она справилась, распрямилась и ещё раз поклонилась. В этот раз не упала. Она опустила голову, смотря потухшим взглядом мёртвой рыбы в пол.

— Вы не волнуйтесь. Говорить не обучена, но нас понимает, — сказал торгаш и приказал девочке снять робу. На её лице не дрогнул и мускул, выражение всё так же осталось безэмоциональным, она лишь поклонилась и послушно исполнила команду.

— Иронично, — процедил я сквозь ухмылку. Валик из грязных волос на плечах скрывал, что они несколько приподняты из-за второй пары рук. Лопатки на спине продублированы, одни под другими, а одна из пар рёбер утолщена в боковой дуге и со второй парой лопаток соединена дополнительной ключицей, проходящая между верхней и нижней рукой.

Вторая пара рук девочки связана за спиной, а на её светло-фиолетовой коже россыпь свежих тёмно-фиолетовых и старых зелёных синяков и кровоподтёков. Рёбра выпирают, мяса под кожей почти нет и кости торчат, щёки впалые, а ростом она едва дотягивает до пояса среднестатистического разумного.

— Она же издохнет. Ты за помощь мня труп сбагрить собрался? — гневно спросил я у торгаша. Тот со злости зарядил девочке размашистую оплеуху. Та упала и стукнулась верхним плечом о косяк стойла, получив ещё один синяк. И тут же встала, смотря себе под ноги и ожидая команды.

— Да вы не подумайте, что она дохлая. Кормлю как всех её, порцию обычную, а ей плевать. Десять ей. Я получил её такой год назад. Её, говорят, такой и продавали. Выписка у меня есть, от самой Всеобщей Церкви, — торгаш покосился на мой гримуар с двумя символами. — Могу дать, почитаете. Может, что больше поймёте.

— А зачем купил?

— Да не покупал я, — обиженно надулся торгаш. — Мне её в довесок дали. Таких же тварей, бывает, покупают благородные и богачи, на потеху ставят против собак. Думал откормить и продать, да кто ж вообще такую купит. Сколько ни ела, всё плевать. А ведь её основа… ну, эта, суть скверны в ней — она открыта.

— Минос?

— Да, минотавр. По рукам поняли, да?

— Допустим, я согласился помочь тебе с лечением рабов, — начал говорить я, игнорируя вопрос торгаша. — Что я получу? Кроме неё, сегодня же.

— Так, вот, её, — мужик недоумённо показал руками на девочку, всё так и стоявшую голой с опущенной головой. — Не, вы не подумайте, я куплю все ингредиенты, что скажете.

— То есть выпускник Настрайской магической академии и первый за две сотни лет магос, будет работать забесплатно? — спросил я, на что торгаш растерянно захлопал ртом, так и не находя слов ответа. — Вино. Хорошее. Каждый вечер. И ровно столько, сколько я захочу. Даже в пути.

— Но они должны выжить, — утверждающе выпалил нутон, показав на загоны с больными рабами.

— Это зависит от приходившего лекаря. Твои помощники будут ухаживать за рабами. Я лишь варю зелья. Зато варю даже в дороге, — я потряс выпиской от лекаря, с рецептом необходимого зелья.

Торгаш ещё несколько минут сопротивлялся, но сдался и согласился. Он вместе с рабами ехал практически до столицы Яхоновского княжества, так что за проезд волноваться не стоило.

Принесли статуэтку Тона, мы заключили контракт. Заодно достали листок бумаги и грифель. Я взял свою книгу у помощника Асилика и переписал на листок ингредиенты для «Обычного не настоянного неконцентрированного среднего зелья лечения». Оно восстанавливает двести «жизней», основа изготовления из микла, но нужно ещё несколько прочих ингредиентов.

— Зачем оно? — спросил торгаш, смотря на список.

— Любая лихорадка сжирает «жизненные силы» или как ты их называешь. Раз в день надо поить таким зельем, чтобы наверняка выжили. В походной лаборатории содержимое микла у меня есть, — последнюю фразу я добавил, заметив прищур у торгаша. Тот меня услышал и повеселел, пообещал всё подготовить в нужном количестве. Я показал на девочку-троптос. — Отмой её, от неё воняет. И дай ей новую тряпку прикрыться. Через час приходи, пойдём в ратушу оформлять. И не забудь выписку из церкви.

Торгаш покивал, пообещал всё исполнить и тут же дал подзатыльник девочке, чтобы та мне поклонилась. Я на это всё не обращал внимания и отправился из конюшни.

— Господин Ликус, вы уверены, что это удачная идея сейчас её получать? — спросил Асилик, когда мы отошли от конюшни.

— Смысл беспокоиться о чём-то кратковременном? — спросил я, на что ратон непонимающе уставился на меня. — Она не замедлит нашего движения. Но кое-что потребуется докупить.

Мне нужна стеклянная банка с плотной крышкой, потому что микла у меня нет, а добыть придётся. Как и разбить, а разбитый микл для прочих разумным пахнет перебродившим конским дерьмом.

Вскоре принесли выписку от церковников: небольшой листок без единого намёка на причины прекращения роста. Девочка попала в церковь спустя несколько месяцев после рождения, до пяти лет росла как обычные дети. Церковники пытались откармливать и нагружали физическими упражнениями, но ничего не возобновило её рост, как и отпаивание молоком. В записке указывалось, что троптос не доживёт до двенадцати лет. И как бы ни было противно, но именно в этом моменте я с церковниками согласен.

Где-то через час пришёл торгаш с девочкой. Скомкавшиеся и грязные патлы отрезали, коротко стриженные серовато-жёлтые волосы едва касались длинных ушей тёмных эльфов с закрученным книзу кончиком. На чистой светло-фиолетовой коже синяки выделялись ещё больше, но меня это не волновало. От чистой серой туники пахло залежалыми тряпками, но и это меня не волновало, как и не волновала связанная вторая пара рук, за спиной под туникой.

Мы провели в ратуше не больше пяти минут, оформляя передачу девчонки. Клерк администрации ничего не уточнял, лишь единожды спросил об имени девочки: таким существам обычно никто имён не даёт до совершеннолетия, если вообще доживут. Клерк поинтересовался, хочу ли я дать его девочке — но какой смысл давать имя той, кто не доживёт до двенадцати лет?

Я отказался и попросил быстрее заканчивать со всей бюрократией. Вскоре мы с торгашом прислонили наши пальцы к углублениям в статуэтке с Тоном, она моргнула синим.

Внимание, приобретён безымянный раб

Свободных ячеек рабов: 2 из 4

— Наконец-то. Столько мучался с ней, — выдохнул торгаш, выйдя из ратуши. — Я всё куплю из списка.

— Мы будем ждать в обозначенном месте, не переживайте, — сказал Асилик торгашу, выпроваживая того.

До гостиницы мы добирались очень медленно. Всё из-за мелкой девочки, она не успевала переставлять худющие ноги и постоянно отставала. И молчала. Она даже не издала тихого скулежа, когда после приказа торопиться девочка побежала трусцой и вскоре упала, распластавшись на каменной мостовой и содрав кожу с коленки. Она лишь встала и продолжила бежать следом.

В небольшой гостинице наш караван от Ганзейской торговой лиги занял все восемь комнат на втором этаже. Я спал в одноместной, остальные делили между собой восемь охранников, четыре извозчика и Асилик с помощником. В коридоре второго этажа постоянно дежурил охранник, не пуская посторонних.

Я провёл девочку в дальний угол коридора, едва освещавшийся магическими светильниками на стенах.

— Сиди здесь, — я показал девочке на угол. Та поклонилась мне, присела на колени в углу, прислонила голову к стене, закрыла глаза и мерно задышала. Всё время она действовала даже не как кукла или робот, а просто как почему-то до сих пор живой кусок мяса.

Из-за моего решения сходить к рабам Асилик с помощником и сопровождавшие нас начальник охраны с женой не успели пообедать. Они хотели наверстать упущенное. Я присоедился, чтобы обговорить дальнейшее. Постояльцы и посетители гостиницы давно пообедали, зал пустовал, так что мы не боялись быть подслушанными. Асилик развернул карту ближайших к городу земель. Я показал на скверное место с фласкарцами, от него до ближайшей дороги чуть больше трёх километров.

— Приедем к скверне послезавтра к обеду. Выезжаем оттуда когда?

— Лучше, конечно, утром, — сказал Асилик, пригладив подушечкой большого пальца бакенбарды. — Мы договорились, что встретимся уже вечером на общей стоянке.

— И не надо им знать о нашей остановке у скверны, — добавил я, на что Асилик согласно закивал. — Что с добытчиками?

— Да не должно быть их, — ответил начальник охраны с извечным волчьим оскалом и гладковыбритой головой. — Ребята ходили в гильдию авантюристов, спрашивали. Никто не стартовал туда.

— Вы не переживайте, господин, — промурлыкала жена охранника, стрельнув карими глазками. — Земли там дикие, никто вам не помешает. Только эта… — она взглядом показала сквозь потолок в угол, где сидела девочка. — Это существо… Оно же, господин, ходить не умеет.

— Место в повозке есть, не замедлит.

— Да речь не об этом сейчас, — пояснил начальник. — Оно ж вообще дохлое, плетётся медленно. Мешать будет. Никто из нас не будет за этой присматривать.

— Вам, что, два дня потерпеть сложно? — на мой вопрос сидевшие за столом разумные недвусмысленно переглянулись, и заверили, что с двумя днями проблем не будет.

— А вы, господин, расшевелились, — промурлыкала женщина. — Мы как встретились в Магнаре, так вы ничего не говорили толком. Ели в комнатах, ничего не обсуждали, в лагерях молча уходили на работу.

— Не обижайся, — сказал начальник, — но за сегодня ты сказал больше слов, чем за все дни с Магнара. Оно… эта тварь. Она ж по вашей части, — мужик взглядом показал сквозь стол на мой пояс, намекая на эмблему Всеобщей Церкви и академии.

— Этот троптос — слишком удачный шанс, чтобы его упускать. Не больше, и не меньше.

После обеда я сел на кровать в комнате, опёрся на посох и привычно уставился в одну точку, ожидая, когда кончится этот день и начнётся следующий. Чтобы повторить, и ещё повторить, и ещё. Мне нет дела до происходящего вокруг, нет дела до каких-то мелочей — в этом всём нет смысла. Я лишь хочу добраться до Яхоновского княжества, потом исполнить поручения церкви, а дальше… Я не знаю, что будет дальше, после церкви у меня нет никаких задач. Мне нужно их придумать, понять, что делать дальше. И я надеюсь найти подсказки в скверном саду эльфов и у церковников. Но любая моя задача должна преследовать исполнение одной конкретной клятвы.

Про еду для девчонки я вспомнил, когда уже сам поужинал и помылся в бане перед дальней дорогой. Поднявшись в коридор и подойдя к двери в свою комнату — до меня донеслось неявное урчание из глубины коридора. Девочка всё так же сидела в углу с закрытыми глазами и прислонив голову к стене, и лишь легонько поёрзала в ответ на урчание. Ни единый мускул на её лице не дрогнул.

Передавший девочку торгаш говорил, что кормил её из общего рабского котла, так что я купил у хозяина гостиницы миску наваристого супа с овощами и мясом, увесистый кусок хлеба и кружку воды. Но девочка даже не пошевелилась, когда я подошёл к ней.

— Ты, — позвал я девочку. Она отстранила голову от стены и посмотрела на меня взглядом пустым от малейшего налёта осознанности. Я поставил на пол кружку, миску и хлеб. — Ужин. Ешь.

Девочка поклонилась мне, сидя на коленях. Не обращая внимания на ложку в миске, девочка медленно, спокойно, и абсолютно безэмоционально вылавливала куски овощей и мяса пальцами, и каждый раз облизывала их. Я не смог спокойно смотреть на это и приказал пользоваться ложкой, но девочка лишь недоумённо уставилась на меня.

— Хрен с тобой. Съешь ужин, отнесёшь посуду на первый этаж мужику за стойкой, и сиди в этом углу дальше, — сказал я, показав на угол. Девочка поклонилась и продолжила вылавливать кусочки.

Ночью меня разбудил стук в дверь. Кошмара мне не снилось, я не кричал, и стук расценил как предупреждение о нападении. Но «Чувство магии» и активированное «Обнаружение жизни» показали, что никто не толпился в гостинице или рядом с ней.

— Она обмочилась, — сказал стоявший за дверью охранник, показав на сидящую в углу девочку. В коридоре противно пахло мочой.

— Надо немного потерпеть, — пробубнил я и раздражённо потёр переносицу.

Пришлось разбудить Асилика, чтобы тот сходил к хозяину гостиницы и уладил вопрос. Пол протёрли, а девочку отвели на улицу и окатили с ведра. Асилик привёл её на второй этаж подрагивающую от холодной воды.

— Ты вообще умеешь туалетом пользоваться? — спросил я у девчонки. Та поклонилась. — Почему тогда не пошла? — на мой вопрос та показала на дальний угол коридора.

— Приказы абсолютны, — сказал Асилик и зевнул. Я поблагодарил его за помощь и отправил спать, ещё оставалось несколько ночных часов.

— В следующий раз, захочешь в туалет, то подойди и скажи, — девочка в ответ уставилась на меня пустым взглядом.

— Как ты показывала прошлому владельцу, что хочешь в туалет? — девочка похлопала себя ладошками по паху и прижала руки к животу. — Вот так и мне показывай. А теперь дуй в угол.

Полтора дня пути до природного места с фласкарцами можно назвать наказанием моей и без того скверной жизни. Девчонка какая-то то ли пришибленная, то ли отбитая, то ли просто сознанием и самосознанием не обладает, как и адекватностью.

Утром перед отъездом мы начали собираться к выходу, я приказал девочке быть рядом, так она попёрлась вместе со мной в уборную. Потом мы пришли к повозкам с уже запряжёнными лошадьми, я приказал девочке залезть в кузов, а она залезла и истуканом встав около борта, так ещё едва не свалилась, когда повозка дёрнулась.

Мы выехали из города, я шёл около головной повозки, а девчонка сидела в третьей. Ближе к обеду эта придурошная выскочила из кузова, перепугав лошадей, и прибежала ко мне. Чтобы похлопать себя по паху и приложить руки к животу. Я едва не выругался, пришлось пропустить повозки вперёд, а самому ждать около обочины, пока девочка справит нужду, а потом ещё ускоренно догонять караван.

На обеде она сидела поодаль, я передал ей миску горячей нажористой каши, только с костра — так девочка держала миску в руках и не притрагивалась к еде, пока не получила приказ обедать. Девочка зачерпывала кашу пальцами, как черпалом, и они закономерно покраснели. Пришлось отдать ей приказ дождаться, пока каша остынет, а то она могла пальцы ошпарить аж до волдырей. Меня пугало не это, но чистота эксперимента.

Я сел к костру, обратно к охранникам и караванщикам, и устало вздохнул.

— А вы, добродушный господин, нянькой стали? — мурлыкнула жена начальника охраны, протянув мне миску каши.

— Не смешно, — отрезал я, на что остальные прыснули и тут же сделали вид, что наш разговор они не слышали и, вообще, они листики на дороге.

— Будет вам. Вы с этим существом как наседка. Плюнули бы, зачем всё, раз… ну, вы сами намекали на всякое.

— А можно нам будет посмотреть, а? — спросил начальник охраны. — Ну, вы ж её у этих тварей, того, да? Посмотреть бы.

— Ты бы ещё громче орал, — процедил я, боясь, что девочка услышит нас и начнёт сопротивляться. Но она всё сидела поодаль от лагеря на земле, смотря строго на миску каши в руках. — Зачем вам это видеть?

— Ну так тварь же. Четыре руки, это не нормально.

— А ваши боги, господин Ликус, о ней что-то говорят? — спросил у меня Асилик. И добавил, что спрашивает о её состоянии и как именно скверна приняла форму в её душе.

— Не спрашивал и не узнавал. Это мне вообще ни к чему.

Меня действительно не интересовал лог-лист девочки. Чтобы там не значилось — это не повлияет на будущий результат. Тем более что результат я получу уже очень скоро.

Мы прибыли к нужному месту в послеобеденное время. Все бросились организовывать лагерь, а я, прихватив перекус — двинул через лес в сторону макиры, приказав девочке идти следом. Я торопился, девочке приходилось бежать за мной, она частенько спотыкалась о коряги и падала. В какой-то момент она упала и дальше бежать не смогла, чуть похрамывая на левую ногу, оставаясь всё так же безразличной к происходящему.

Каким-то образом она умудрилась наступить на острый камень и рассечь ступню, из раны текла тонкая алая струйка. Теперь к скверне девочка доковыляет только к ночи. Я выругался и закинул её себе на плечо, как мешок с зерном. Очень лёгкий мешок, в лучшем случае весивший килограмм пятнадцать.

— Держишься? — спросил я у девочки. Она лежала на плече животом, голова свершилась за моей спиной, а впереди болтались её ноги. Увидеть ответа я не мог. — Помаши правой ногой если держишься, — в ответ правая нога чуть поднялась и опустилась.

С девочкой на плечах я чувствовал себя маньяком, укравшим ребёнка и тащившим его в лес для всяких непотребств. И ведь сравнение-то практически точное, кроме кражи из дома: родители сами сдали её в ближайшую церковь.

Девочку я отпустил за пятьдесят метров до начала безжизненной земли, но та не отреагировала на редкие красные травинки, искажённые скверной деревья или широкий ствол древня, Фласкарского ивового энта скверны в десяти метрах от начала порчи. В скверном лесу есть и другие порождения, но сегодня я в последний раз добываю для лиги заллаи, по крайней мере, в этом году. Сейчас нужны только миклы.

На приказ стоять на месте девочка поклонилась, смотря опустошённым от мыслей взглядом строго на меня. На девочку не подействовал мой заход в скверну. Она даже не вздрогнула, когда фласкарец вытащился из земли и на извивающихся корнях прополз пятёрку метров и окопался в другом месте. Добытый микл я отложил в сторону, отдельно, чтобы со следующими добытыми не смешался. И вернулся в скверну, к недавно добытому фласкарцу.

— Подойди сюда, — скомандовал я девочке, показав на место около древня. Та поклонилась и заковыляла вперёд, прихрамывая на левую ногу, оставляя на земле крохотные мокрые пятнышки.

Девочка шла неуклонно, приближаясь к скверне без всякого сопротивления и эмоций, всё время держа в фокусе зрения показанное место около широкого ствола с закрытыми вертикальным зевом.

— Ты издеваешься, — прошептал я, когда древень никак не отреагировал на приблизившуюся девочку. Ничего не произошло, даже когда крохотная ладонь дотронулась до шершавой коры.

Роем бешеных пчёл пронеслись догадки в голове, но сперва я потащил девочку к другому фласкарцу. Затем вообще притащил её на одну из тропинок, где поодиночке прыгали серо-оранжевые Цумногские тушканчики скверны. Но и они игнорировали и меня, и девочку.

Всё произошедшее меня настолько ошеломило, что я вывел девочку из скверны, посадил на землю в десяти метрах от искривлённых деревьев. И призадумался.

Ещё в городе, впервые увидев девочку, «Чувство магии» показало отходящие от неё ровные и чуть волнистые белёсые ниточки. Они, как и мои, изредка закручивались и тревожили пространство шипастыми волнами. Теперь понятно, что порождения скверны не воспринимают меня именно из-за моего необычного внутреннего источника маны. И хоть несколько часов назад я рассчитывал узнать, какой из девочки получится микл — но теперь это абсолютно незначительно.

В мои руки попал наилучший инструмент. Если девочку вырастить, обучить сражаться и добывать порождения, то это всяко поможет мне в исполнении клятвы. Если получится хоть что-то решить с её состоянием, а то этот ссохшийся скелет действительно может не дожить до двенадцати лет. Лог…

— Нет, ты точно издеваешься, — прошептал я, впервые увидев лог-файл девочки.

Раса у неё троптос, из тёмного эльфа и основа скверны от минотавров. Десять лет, а «уровень» только третий, но даже у меня в прошлом мире в таком возрасте был шестой уровень. Все характеристики по нулям, кроме «Удачи», там тринадцать очков. В «достижениях» какая-то «Могучесть». В «навыках» и «умениях» пусто, что не удивительно, как и не удивительны не тронутые свободные очки от трёх уровней и за прожитые года — ей явно никто не объяснял, как пользоваться лог-файлом. Тем более что прочие разумные должны вознести молитву своим богам, а какие могут быть боги у ребёнка скверны?

Больше всего напрягает количество действующих приказов. Их семьдесят шесть, все постоянные, и «Молчи, грязное отродье» — самый безобидный среди них.

Я решил отложить разборы с лог-листом девочки и с ней самой на потом, сейчас у меня были другие заботы. Но перед уходом я расстелил на земле плащ, чтобы девочка не сидела на голой земле. Но даже так её безэмоциональное лицо никак не изменилось.

Где-то через час я уже работал в сотнях метров от девочки, спокойно расковыривая безжизненную почву рядом с корнями очередного фласкарца. Я удивился, «Чувством магии» заприметив приближавшийся белёсый овал. Девочка прошла всё это расстояние только чтобы похлопать ладонями верхней пары рук около паха и прислонить их к животу.

Я махнул рукой на соседнее обычное дерево, скрюченное скверной. Девочка поклонилась и сняла тунику, полностью раздеваясь. Бездушным роботом она справила нужду и начала одеваться обратно.

— Стой, — скомандовал я. Девочка замерла. Её вторая пара рук связана за спиной, но ей надо постепенно привыкать ими пользоваться. Вскоре разрезанная верёвка упала на землю, но нижняя пара рук привычно закинулась за спину.

— Иди, — махнул я, понимая, что с этим ещё не скоро разбираться. Девочка поклонилась, держа в руках тунику, и голышом отправилась к расстеленному плащу.

Мне пришлось командой остановить девочку и приказать одеться, только после этого я отправил её на место. А в голове у меня в этот момент крутилась мысль, что я ещё намучаюсь с этим куском кожи и костей. Мяса в ней нет, как и сознания. И то и другое придётся наращивать с огромным трудом.

На следующее утро, когда солнце робко выглянуло из-за горизонта, лесные птицы перекрикивались сонной трелью, а от ночной прохлады проступила роса на траве — из обычного леса вышли восемь охранников каравана. Они не удивились горке из миклов и усталому выражению моего лица. Но они настороженно косились на небольшой кожаный свёрток из моего плаща.

Я похлопал по свёртку и приказал вставать. На холодную землю выползла девочка, поклонилась мне и истуканом встала рядом, смотря точно мне в глаза.

— Вы ж, господин… — начала мурлыкать жена начальника охраны, но к разговорам я не расположен.

— Планы изменились. Она послужит в другом деле.

Охранники связывали миклы по восемь штук, закидывая себе на плечи: два микла останется у меня, остальное уходит Ганзе. Пока все занимались добычей — женщина передала мне сложенную вдвое хлебную лепёшку, с начинкой из мяса, сыра и квашеной капусты.

— Возьми, — я показал девочке на лепёшку. Та послушно исполнила приказ и застыла, держа вторую пару рук за спиной под туникой.

— Ешь, — девочка в ответ поклонилась и начала откусывать от лепёшки по маленькому кусочку. Один из ломтиков капусты упал на землю. Девочка перехватила лепёшку в одну руку и села на корточки.

— Не трогай, — процедил я, успев остановить девочку. — Упавшую на землю еду есть нельзя. Понятно? — девочка в ответ поклонилась и продолжила безэмоционально жевать лепёшку, игнорируя выпадавшие кусочки мяса и мягкого сыра.

— А вы, добродушный господин, в няньки записались? Или решили удочерить это? — с усмешкой мурлыкнула женщина, и протянула мне кусочек ткани. — Вот, возьмите, рот ей утереть.

— Не смешно, — раздосадовано процедил я, чем вызвал ещё большую улыбку у женщины и сдавленные смешки прочих охранников. Но кусочек ткани я, всё же, взял.

Заняться лог-листом девочки и ей самой я смог только к следующему вечеру.

После добычи миклов я отсыпался, а на обеде сонно выслушивал от охранников подколки. Девочка сидела поодаль безжизненной куклой, привычно держа вторую пару рук за спиной. Она ей не пользовалась, даже забиралась и спускалась с повозки используя только верхнюю пару.

Не сказать, что меня не волновала вся эта ситуация с нижней парой рук и психическим состоянием девочки — но только у места общих стоянок караванов до меня начало доходить, в какой именно скверный блудняк я вписался по собственной глупости.

Если всё пройдёт без происшествий, то в столицу Яхоновского княжества я прибуду к концу первого летнего месяца. Чуть меньше трёх недель, чтобы пробудить сознание девочки или же, на худой конец, заставить её проявлять зачатки осознанности.

Не знаю, как всё пройдёт у лесных эльфов с допуском к саду, но возможны только два вариант: я буду жить в городе и в Тамливийский сад скверны доезжать на лошади, или расположусь в лагере около сада. Во втором случае оставлять девочку в лагере нельзя, из-за диких зверей, и с собой к нежити водить не стану — но и в городе её не оставить, потому что троптоса разорвёт толпа с радостным улюлюканьем.

Эта скверная дилемма обдумывалась, пока охранники и извозчики подготавливали стоянку, а я подготавливал походную лабораторию к скорому использованию. Заодно провёл важный эксперимент.

Я взял из припасов небольшой кусок сыра, якобы подкрепится перед ужином. Девочка сидела в повозке, прислонившись к борту с закрытыми глазами и мерно дыша. Рана на ступне не гноила, ещё утром я перевязал её с припаркой. Один из добытых миклов я разбил и до краёв заполнил стеклянную банку половиной содержимого. Ноздри девочки в это время широко расширялись.

— Подойди, — скомандовал я девочке. Та резко открыла рубиново-красные глаза, встала и поклонилась, прежде чем приблизиться. Я жестом показал ей сесть рядом, но та не поняла. Пришлось отдать команду голосом.

Сначала я отломил кусочек от сыра и сказал девочек его съесть. Использовать ложку я не решился, боясь, что девочка вообще попытается её грызть, так что я пальцем зачерпнул немного студенистого содержимого микла и поднёс ко рту девочки. Та послушно засунула палец в рот и без остатка слизала студень, пахнущий сливочным мороженым. Её зрачки в этот момент невольно расширились.

Я зачерпнул студень уже двумя пальцами, а в другой руке держал крупный кусок сыра.

— Выбери, — сказал я девочке. Та посмотрела на сыр, его по объёму в три раза больше студня, но именно на мои два пальца показала девочка. А дальше со всем почтением слизала студень.

Стоявшие в стороне лошади заржали, одна из кобыл приподняла хвост. Я показал девочке на свежее дерьмо, потом на остатки студня в микле и спросил про запах. Покачивание головой красноречиво говорило обо всём.

Я положил ложку в маленькую ладошку и начал объяснять, как ей пользоваться — но вскоре сдался. Девочка глупо таращилась на ложку и не могла повторить даже простые черпательные движения. Я пододвинул к ней половинку микла с остатками студня и разрешил съесть полностью. Уже через несколько минут девочка облизывала пальцы, сидя напротив меня с лицом, перемазанным фиолетовым студнем.

— Вроде я в няньки не нанимался, — раздосадовано прошептал я, вытирая недавним кусочком тряпки лицо девочки. Та всё пустым взглядом смотрела сквозь меня.

Вечером прибыла вторая часть каравана, с больными рабами, и до следующего вечера я только и варил в походной лаборатории микстуры и зелья, разливал по склянкам и отдавал помощникам торговца. Вечером объединённый караван встал на ночной привал, вокруг костров расселись охранники, караванщики, авантюристы и торгаши, травили байки и подшучивали друг над другом. Я сел чуть поодаль, вместе с девочкой, и только тогда нашёл время заняться ей.

«Не смей есть как разумные» — эта строчка нашлась в длиннющем списке постоянно действующих приказов. Я убрал её, вложил в крохотные ладошки ложку и приказал девочке показать, как она ест с помощью ложки — но та продолжила таращиться на неё пустым взглядом. В огромном списке приказов нашёлся другой, «Руками жри, тварь». После отмены этого приказа у девочки внезапно обнаружились зачатки культурных навыков, хоть она и взяла ложку как малое дитё, черпалом к себе.

В списке постоянно действующих приказов нашлось всякое другое: «Не смей плакать», «Молчи, сука», «Спрячь свою ухмылку, животное» и прочие. Приказы не только полностью перекрывали девочке попытки к выражению чувств и эмоций, но даже заставляли держать вторую пару рук за спиной.

Я отменил абсолютно все приказы, но ничего не изменилось. Сухая и потрескавшаяся светло-фиолетовая кожа на щеках всё также осталась впалой, уголки губ никак не пошевелились, а пустой взгляд рубиновых глаз всё смотрел на меня, но как будто сквозь меня.

— Намучаюсь я с тобой, — раздосадовано прошептал я, и приказал девочке снять повязку с повреждённой ступни. Спустя сутки рана пропала.