Скверная жизнь дракона. Книга восьмая

Глава 3 Часть 1

Каждая грунтовая дорога за несколько километров перед городом превращается в мощённую камнем мостовую. Уже несколько минут я идут по такой дороге, ботинки шлёпают по лужам, вода потоками стекает с дороги, а дождь тарабанит по плащу. Ветер задувает струйки ливня под капюшон, ежеминутно приходится утирать лицо и гневно сплёвывать.

— Хозяин, — позвала меня девочка. Я шёл позади одной из повозок, крытых полукруглым тентом. Из аккуратно приоткрытого полога тента на меня с тревогой смотрели два красных как рубины глаза.

— Спрячься в повозку. Простынешь, и лечи потом тебя, — сказал я интонацией, не терпящей пререканий. Девочка кивнула и исчезла за тканью тента.

— А вы, добрый господин, всё же, нянька, — с ехидцой промурлыкала женщина, шедшая рядом.

— Не смешно.

— Да будет вам, сколько… — начала говорить жена начальника охраны каравана, да её прервал грубый выкрик со стороны первой повозки.

— Стены города, госока. Трайск. Прибыли, мать его, — перекрикивая ливень орал мужик с гладковыбритой головой и вечным волчьим оскалом. Ему ответил разрозненный хор радостных выкриков, кои даже ливень не смог заглушить.

— Хозяин, город, — радостно прощебетала девочка, высунув мордашку.

— Мелкое наказание моей скверной жизни. Спрячься, кому сказал? — я гневно посмотрел на девочку. Та ойкнула и мышкой скрылась в повозке.

— Нянька, добродушный господин, — мурлыкнула женщина.

— Не смешно, — недовольно огрызнулся я, на что женщина залилась хохотом.

Чуть меньше месяца назад, после логова гоблинов и двух скверных мест, мы с девочкой вышли к долгожданному городу. Стража удивилась ксату, путешествовавшему без каравана и охраны, и уже хотела не впустить меня в город — но их образумили две эмблемы на моём гримуаре. Ожидавший в городе караван от Ганзейской торговой лиги рванул на севере уже на следующий день, и весь месяц только и двигался между городами без задержек. В каждом городе караван предусмотрительно ждал провиант и прочая снедь в дорогу, по приезде охранникам оставалось перетаскать припасы, чтобы следующим утром выехать из города.

Весь месяц я шёл рядом с одной из повозок, а девочка сидела в ней, у края. В первую неделю она доучивала алфавит, после — читала вслух книгу с рассказами. К концу пути знакомые слова она читала практически без запинки, а новые сперва проговаривала про себя несколько раз. В этот момент брови на маленьком лбу практически сливались от напряжения, но каждое следующее новое слово давалось девочке всё легче и легче. Позавчера так вообще, на вечернем привале я сказал ей открыть ещё не читанный последний рассказ, и девочка практически без запинок прочитала его вслух, лишь разок прокашлявшись от пересохшего рта.

Весь месяц охранники и караванщики Ганзы старались не замечать присутствия девочки, а на привалах дожидались, пока та отойдёт в сторону, прежде чем подготавливать лагерь. А если девочку и замечали, то смотрели на неё как на нестерпимо зловонную кучу, которую бы неплохо хотя бы закопать.

Весь месяц я разговаривал с девочкой, объясняя ей всякое: почему при въезде в новый город каждый раз приходится доказывать свою личность; почему мы нигде не останавливаемся; и почему я иду пешком, а девочка сидит в повозке. Последнее очевидно — она идёт много медленней. Даже сегодня, когда колёса въехали на мостовую и повозки перестало раскачивать от ухабов накатанных грунтовок — девочка всё никак не могла вытащить шило из причинного места.

— Будет вам, добродушный господин, — мурлыкнула женщина, поправив капюшон. — Вы с этим существом спали вместе в одной палатке. Всё рассказывали, даже рот утирали. Может быть, вы вместе моетесь и спинку трёте?

Я раздражённо посмотрел женщине в глаза, но ответить ничего не смог. А что ответить на правду?

— Не серчайте, добродушный господин. Все ж помнят, как оно выглядело… тогда, около леса скверного. Сейчас, не знай я о второй паре рук, и посчитала бы это простой девчонкой из тёмных эльфов. Что вы сделали?

— Холил и лелеял, — ответил я, на что женщина скептически посмотрела на меня. — А вот не надо. Или хочешь сказать, что не расцветёшь, если твой муж не будет тебя всячески баловать?

Впереди раздалось громогласное чихание, женщина тихонько захихикала.

— Мой муженёк меня любит, — кокетливо улыбнулась женщина, проведя ладонями по стёганной броне, плотно прижимая их к груди и талии. — И, сами судите, насколько я отвечаю ему.

— Вот и ответ. Простая забота.

— А, зачем? Ведь не просто так вы с этим существом нянчитесь. У вас есть что-то для него, господин. Какая-то задача. Вы ведь не для утех откармливаете, — мурлыкнула женщина, глазками стрельнув мне на промежность. — Зачем же вы о ней так заботитесь?

— Хотел бы я знать ответ на этот вопрос.

— Неужели вы из этих? Из чертил.

— Кого? — я от оторопи чуть не замер на месте.

— Из чертей. Черти, чёрт. Такая группа разумных, — женщина кинула задумчивый взгляд на тент повозки, за которым скрывалась девочка. — Я их не видела, но чудики те ещё. Они больные, добродушный господин. Говорят, будто те считают этих существ равными нам, высшим разумным.

— Девочка говорит как мы, и мысли у неё движутся как у нас.

— Нет, добродушный господин. И гоблины говорить умеют, и думают дебильно, но думают. Черти считают, что такие существа — как мы, имеют право жить свободно, и всё остальное.

— Какая крамола, — я едва сдержал в себе сарказм. — Но ведь, напомню, ещё несколько десятков лет троптосов только убивали.

— А, может, и к лучшему?

Я ничего не ответил. Не хотел. Понятно, что ненависть к топтосам культивируется церковью примерно на уровне ненависти к ксатам — но неожиданно, что даже в таком мире могут появиться подобные разумные. Но удивляться нечему, за последние года я иногда встречал редкие зачатки гуманизма. «Назови цену жизнии получи свои гроши» — отличная фраза, хоть за жизни крылатых разумных я даже кулька песка не дам.

Вдалеке вспыхнула молния, гром волной пронёсся по верхушкам деревьев. В повозке раздалось шебуршание и в отогнутом пологе опять появилось маленькое личико со светло-фиолетовой кожей. Девочка несколько взволнованно смотрела на меня. Я тяжело вздохнул и покачал головой, не найдя слов в очередной раз сказать малышке укрыться в повозке. Шедшая рядом женщина по-своему истолковала мой вздох, и ещё сильнее саркастично заулыбалась.

Прошедший месяц сказался на девочке положительно, как и два съеденных микла — угловатость в теле и лице чуть сгладилась, а под скулами и рядом с губами проступили мягкие подушечки небольших щёчек. Да и рёбра на боках практически скрылись под тонким слоем жирка. Девочка больше не росла, но взрывной рост в княжестве всяко скомпенсирован.

И если девочке помогли два съеденных микла, то того же нельзя сказать обо мне. Руки всё ещё дрожат, с каждым днём тремор будто усиливается. Несколько дней назад, на очередном привале, я получил свой ужин и несколько минут не мог приступить к нему: ложка в руке мотылялась пьяным матросом во время шторма. Я тогда кое-как совладал с распалёнными нервами, но пообещал самому себе по первой же возможности напиться.

У городских ворот стража пряталась под навесом. Вечерело, из-за ливня никто из города не выходил и не входил, и стражники многозначительно поглядывали на вереницу повозок. На тенте каждой из них вышита эмблема колеса на чаше весов. Асилик, ратон с густыми бакенбардами, работник Ганзейской торговой лиги и главный караванщик — он нехотя слез с первой повозки и показал стражнику особенный амулет. Этого хватило, чтобы стража немедля приступила к заверению личностей через небольшой кристалл.

Когда до меня добрались двое стражников, то молодо выглядящий оскалился и только открыл рот что-то сказать, но страж в года тут же наступил ему на ногу. И максимально учтиво поприветствовал господина городского магоса, пожелав скорейшего и приятного отдыха не только сегодня, но и на ближайшем празднике. Жена начальника охраны едко заметила, что добродушного господина в городе знают и любят, но я пропустил это мимо ушей.

Пройдя через городские ворота — я почувствовал небольшое облегчение и посасывающее под ложечкой ожидание ближайшего отдыха.

Караван направился не к гильдии свободных торговцев, а в юго-восточную часть города. Там несколько улиц с домами семей среднего достатка, а одна из улиц переходит в небольшую площадь с рыночными лотками. Площадь обрамляют здания, одно из них трёхэтажное и полностью каменное, к его задней части ведёт широкий заезд, а стоящее рядом двухэтажное здание отдано под склад.

Около ворот склада ждал паренёк лет четырнадцати, ища спасение от ливня в плотном плаще с глубоким капюшоном. Он запустил караван в склад и умчался в каменное здание. Над ним нет вывески, но им который месяц пользуются. Граф города выдал разрешение на открытие представительства ещё весной, и Ганза всё подготовила, но с открытием не спешит. Это связано с внутренними делами лиги, да и ситуация с переездом свободной школы рун как-то да влияет.

Телеги въехали в просторный склад, их закатили по стояночным местам, и караванщики принялись отводить лошадей в сторону и ухаживать за ними. Девочка выпрыгнула из повозки и тут же оказалась подле меня, с интересом посматривая на происходящее вокруг. Извозчик вытащил из нашей повозки два рюкзака и толстую связку из десятка кож.

— Какие планы? — процедил начальник охраны с человеческими ушами и вечным волчьим оскалом на лице. — Говорят, тебя здесь любят.

— Их бы любовь да в топку печную, — парировал я, закинув на плечи полупустой рюкзак и связку кожи. — Поеду дальше по первой возможности.

— После праздника?

— На нём напьюсь. Протрезвею, и поеду.

Нутон хотел что-то добавить, но в дверях склада показался остроухий разумный с чуть выпирающим животом и круглым лицом. Илур увидел меня и приветливо улыбнулся, но приблизился несколько робко, посматривая себе под ноги и едва заметно пожимая плечами.

— С приездом в добрый город, Ликус, — максимально приветливой интонацией говорил Илур, скрывая неловкость. Чтобы там ни случилось со мной в прошлом, но в моих интересах не разбазариваться полезными знакомствами. Особенно, если они помогут работать с тайными аукционами.

— Здравствуй, Илур. Спасибо Ганзе и тебе лично, что откликнулись на просьбу, — я протянул остроухому руку. Тот истуканом уставился на мою раскрытую ладонь, но быстро ответил рукопожатием.

— Тебе спасибо. Весной я ж думал… Ай, чего прошлое воротить. Всё ж хорошо? — с надеждой спросил ратон, на что я кивнул. — Вот и замечательно. У тебя ведь дом здесь, ты как-то говорил. Местный магос. Не буду тебя задерживать.

Илур мельком глянул на девочку, и сразу сделал вид, что её не существует. Торговец жестом подозвал к нам паренька лет четырнадцати, аккуратно положил ему руку на плечо и с намёком глянул на кожаный свёрток на моём плече. Паренёк намёк понял, да и я от помощи не отказывался, так что вскоре пацан запыхтел, придерживая тяжёлую ношу у груди и ковыляя к выходу под смешки караванщиков.

— Для твоих задач в академии? Ты у меня книги спрашивал, про кожу.

— Я не часть академии, хоть и ношу её эмблему. Кожа для одежды. Понадобится скоро.

— А, просто в гильдии… Да неважно, чего…

— Что там в гильдии? — я настороженно перебил остроухого, чувствуя скорые проблемы. Стоявший недалеко начальник охраны, говоривший до этого с подчинённым, жестом прервал разговор и прислушался.

— Я подумал, что тебе может быть интересна кожа монстров. В гильдии, говорят, уже вторую неделю висит задание. Миграция циклопов, зимняя. И, говорят, детская.

— Вот это дерьмо точно без нас, — гневно выпалил начальник охраны.

— Лига охранников на зачистку логов не отправляет, — сухо и несколько властно возразил тому Илур. Робость моментально пропала, своим несколько колючим взглядом ратон строго смотрел в глаза лысого начальника.

— А я предупреждаю. Знаю я, как ты, — нутон показал на меня, — важен лиге. Захочешь, и нас с тобой пошлют. Ты ж собрался туда, да? По глазам вижу.

— Может, и собрался, — я наигранно пожал плечами. — Сначала узнаю, куда мигрировали циклопы. Это полезное стечение обстоятельств.

— А нас не втягивай. Только налаживаться всё стало, — начальник покосился на свою жену, в другой части склада обсуждавшую расписание дежурств с подошедшими из главного здания охранниками. — Нас сюда переводят. Дай пожить в тихом месте.

— Ваш перевод ещё не утверждён, — отрезал Илур.

— Брось. Нам, что…

— Да никто вас никуда не потащит, — я раздражённо потёр переносицу. — Даже если я пойду куда, то один. Мне лишние головы помешают.

Повисла пауза, Илур и начальник охраны многозначительно переглядывались, со всех сторон на нас косились прочие охранники и караванщики. Начальник охраны поднял руки и принёс извинения за вспыльчивость, с долгой дороги притомился. Илур извинения принял, я тоже — конфликт был улажен.

— Праздник назначен на завтра, — с вежливыми нотками в голосе обратился ко мне Илур. — Примешь приглашение на обед? Всё веселье в городе начнётся после.

— Я приду, — ответил я, чувствуя заинтересованный взгляд двух красных как рубины глаз.

За время, проведённое на складе, ливень ослаб и ветер стих, в лицо уже не задували крупные капли. Больше не надо прятать голову глубоко в капюшон. Дождь мелко барабанил по лужам мостовой, они собирались ручейками и стекали к краям дороги, потоком несясь по городу и ныряя в специально отведённые подворотни для сбора дождевой воды, где в центре крохотной площадки небольшой лючок с широкими прорезями. Под ним канализация, настолько естественная для всех городов, насколько и древняя.

Вечерело, солнце не пробивалось из-за плотных туч и народ с неохотой выходил на улицу. Меня никто не замечал, или же делал вид, что не замечает. Шедшая рядом девочка иной раз не замечала лужи и шлёпала по ней со всем знанием дела, под конец пути её ботинки чавкали от набранной воды, а девочка шмыгала носом.

Я забрал у парня свёртки кожи, тот немедля побежал к зданию лиги. Девочка посмотрела ему вслед, но уже через секунду потеряла интерес и привычно переключилась на меня. Она аккуратно поднялась на второй этаж по ступенькам просторной деревянной лестницы с боку дома. Там, за массивной дверью на крытой площадке, переданная мне городом двухэтажная квартира. Но дверь закрыта, да и ключей к тройной замочной скважине у меня с собой нет.

Глухой звук размашистых ударов в дверь утопал в мерном постукивании капель по крыше навеса.

— Там кто-то есть? — спросила девочка и тут же чихнула, вздрогнув.

— Я убью её, если там никого нет, — ответил я и, подождав немного, ударил ещё раз.

— Нас ждут? — девочка глянула на замочные скважины и только начала пригибаться, чтобы заглянуть в них, как изнутри лязгнул засов. Массивная дверь открылась с противным скрежетом старых петель.

— Простите, господин, я задремала, — стоявшая за дверью остроухая девушка поклонилась.

Я легонько подтолкнул девочку входить в помещения. Внутри воздух нагрет, в гостиной затоплен камин, а на магической плите в кухне чайник пускает ниточки пара. На меня накатила грусть, на сердце защемило от пасторального благолепия, что кто-то где-то меня ждёт. Стало так противно, что я аж замер и несколько долгих секунд только и делал, что смотрел в пол. Но грусть не поможет, лишь сердце разбередит. А и это мне не нужно. Оно, как и прежде, должно бить ровно, чётко, монотонно, с единственной целью и задачей.

— Так, знакомьтесь, — я показал девочке на девушку с короткими чёрными волосами и острыми ушами, с тускло мерцающей татуировкой на шее. — Это Утара, но в моём доме её зовут Консерва. Такая же моя раба, как и ты. Поздоровайся.

— Здравствуй, Консерва, — девочка поклонилась, с её плаща на пол падали крупные капли, собираясь небольшой лужицей.

— Это… — я показал на девочку, та широко раскрыла глазки, в них засиял огонёк вожделения и ожидания. — Это мелкое наказание моей скверной жизни. Коротко — Соя.

Девочка широко раскрыла рот, что-то невнятно пропищала и полезла обниматься, причитая, что она где-то здесь. Я аккуратно отодвинул девочку. Дел ещё много, а времени не очень.

— Всё исполнила? — спросил я у Консервы.

— Да, господин, — поклонилась та. — В ресторане ждут приказа, приготовят ужин за час. Банщик ожидает вас в любое время.

Баня в конце улицы, идти минут пять. Дождь постепенно заканчивается, через час так и вовсе стихнет. Самое оно отправится греться в пару и тёплой воде, а после вернуться в дом и дожидаться ужина — но идти в баню в мокром не хотелось. Я сказал девочке снимать одежду и переодеваться в сухое, всё равно ботинки со штанами нещадно промокли — так малышка начала раздеваться прям во входной. Пришлось сказать Консерве взять малышку под руку и отвести в пустую комнату для слуг, пусть там переоденется. Да и мне следовало скинуть мокрое.

Из комнаты раздался сдавленный визг, но остроухая не выскочила из неё. Она лишь смиренно взяла мокрую одежду девочки и сложила в корзину, чтобы отнести к прачкам. Руки у девушки в этот момент подрагивали от отвращения.

— Это же… — начала говорить Консерва, косясь на девочку. Та какой-то послушной собачкой встала рядом и радостно глядела на меня.

— Да, троптос. Вопросы?

— Нет, господин. Простите, не ожидала.

— Возьмёшь и мою одежду, отнесёшь вместе. Прачки у банщика? — на мой вопрос девушка ответила утвердительно. — Завтра праздник, работать никто не будет, но послезавтра забрать надо. Скажешь, что господин местный магос после праздника торопится уехать, они всё сделают быстро, — я закончил отдавать приказ Консерве и посмотрел на девочку. — Пошли мыться, пока окончательно не простыла.

— Все? — девочка перевела взгляд на Консерву. — Мы с хозяином всегда моемся вместе. Все же будем, да?

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — только и смог прошептать я, привычно потянувшись к переносице. Нет у меня сил пререкаться с девочкой, нет сил объяснять разницу между двумя рабынями. Я забрал у Консервы корзинку с одеждой, чтобы отнести её к прачкам, а девка пусть предупредит ресторан о еде навынос и подходит к нам.

— Простите, господин, но я…

— Мне повторить? — устало спросил я, глядя в карие глаза остроухой. Та испуганно замотала головой.

— Консерва хорошая, — пролепетала девочка уже на улице, аккуратно обходя лужи.

Мне хотел ответить, что «хорошие разумные рабами не становятся», учитывая, как именно Консерва получила мерцающую татуировку на шею — но я промолчал. Да, Консерва свою участь заслужила, но в чём виновна малышка? Она просто родилась не такой, как все.

— Консерва помогает мне по дому.

— Она хорошая. Она за руку взяла, — девочка сжала и разжала кулачки верхней пары рук. Нижнюю пару она привычно прятала под курткой. — Там, далеко, Нона не трогала меня.

— Где, далеко?

— Где я… Где я долго одна, а хозяин уходил. Там, — девочка махнула рукой куда-то в сторону, намекая на Яхоновское княжество. — Нона меня не трогала. Она учила, но… моё… — девочка потеребила руками края куртки. — Моё платье, вот! Я не знала, как надеть. Нона объясняла, но не трогала. Консерва трогала, сняла куртку, и всякое. Она хорошая.

— Она полезная. Больше от неё ничего не надо, — сказал я, стараясь прервать этот противный мне разговор.

— Соя — полезная, — протараторила девочка, взяв меня за руку, а вторую руку она положила себе на грудь. — Соя насыщает.

— Только что же использовала «я», а теперь опять по имени?

— Но Соя — это Соя!

Я не хотел пререкаться, просто опустил свою руку и дал лёгкого щелбана девочке. Та ойкнула и обиженно потёрла лоб. Она насупилась, шмыгнув носом и чуть отстав, но спустя секунды подбежала и схватила меня за руку.

— Что такое праздник?

— Только не опять, — с мольбой прошептал я, пока мелкое наказание с интересом ротвейлера разглядывала меня.

Когда мы соединились с караваном Ганзы — девочка вела себя обычно, не интересуясь прочими разумными и липнув ко мне. Наверно, именно поэтому на привалах она слушала мои разговоры с Асиликом да с начальником охраны и его супругой, о всяких отвлечённых темах. Слушала внимательно, не перебивала, но информацию впитывала как губка.

Если после соединения с караваном девочка всё время жалась ко мне, то заметно оживилась спустя четвёрку оставленных позади городов. На привалах она робко отходила в сторону и поглядывала то на лошадей, то как караванщики за ними ухаживали, то с опаской разглядывала уходивших на дежурства охранников. А после шестого города передо мной встал выбор: отрезать себе уши ржавым серпом и отскоблить мозг гнилой веткой, или просто отрезать девочке язык, чтобы та прекратила донимать меня вопросами. Хотя последнее малышку уж точно бы не остановило.

Девочка с каким-то упоением задавала мне вопросы обо всём, что только видела нового. И старого тоже. Она спрашивала про лошадиную упряжь и как вообще у повозки поворачивается первая колёсная ось. Спрашивала, почему охранники носят разную броню, а после долго донимала меня вопросами о разнице кольчуги и кожаной брони, и как они делаются, и зачем они носятся, и прочее.

Однажды девочка спросила меня про хлеб, почему у белого и чёрного такой разный вкус. Не знаю, кто меня тогда дёрнул ответить, что это из-за разного зерна, пшеницы и ржи. Я ещё несколько дней сожалел о своём решении, объясняя девочке про всякие злаки, овощи, и что они не появляются на столе из кухни или с рынка, а сначала выращиваются на полях.

Где-то после десятого города девочка к вопросам начала примешивать свою оценку всего увиденного, и не только. Она в подробностях рассказывала, как ей на вкус съеденный завтрак, и что ветер какой-то влажный, и что солнце сильно светит и прочее.

Но самое паршивое то, что всё это девочка делала при прочих разумных из каравана. Я уже в первый день игры в «почемучку» ловил насмешливые взгляды, а на второй день жена начальника охраны мурлыкнула, что я в няньки записался, и от вездесущих шуток и подколок уже было не спрятаться. Я бы нахер поубивал всех в караване, если бы не скорый провоз до Трайска, но благо спустя неделю смешки сошли на нет, и только жена начальника постоянно мурлыкала издёвки. Но её одну я мог вытерпеть.

— Что такое праздник? — нетерпеливо переспросила девочка, аккуратно дёрнув меня за руку.

— Это когда всем весело.

— Это как?

— Вот тебе весело сейчас?

— Не знаю. А как это, весело?

— Ты завтра сама посмотришь, — бросил я, надеясь, что девочка отвяжется, и тут же осёкся. Но поздно. Девочка расплылась в широкой улыбке, в рубиновых глазках загорелся азартный огонёк.

— Мы пойдём на праздник? А что там будет? А когда пойдём? А…

— Помолчи, — отрезал я. Сам себя загнал в ловушку, а что-то возразить уже сил нет. — Ты посмотришь на праздник. Сама увидишь. А будешь доставать меня вопросами — не увидишь. Поняла?

— Поняла. Я не буду, — прощебетала девочка и чуть сильнее сжала мне ладонь.

В бане нас ждал хозяин бани и его супруга с двумя сыновьями. Вид маленькой девочки с кожаным ошейником сильно озадачивал, но малышка держала меня за руку и смотрела на разумных с ребяческим интересом. Это успокоило семью банщика и те поклонились мне, распинаясь, что вот прям рады видеть у себя местного магоса, это большая честь для них. Хотя я и в прошлые разы заходил к ним, но в титуле магессора.

— Этого хватит? — я аккуратно достал два золотых кругляшка с отчеканенной башней, символом Арнурского королевства и, собственно, Арнурской магической академии. Других монет я не держал, бессмысленно.

— Да вы что, господин, конечно ж хватит, — с придыханием выпалил банщик, аккуратно передал монеты супруге и натянул на лицо подобострастную маску. — Пройдёмте, пройдёмте. Для вас с самого обеда подготовили парилочку.

Мужик проводил нас по небольшом коридору в баню для избранных, с отдельной раздевалкой и парилкой с купальней. Вода натаскана, печь разогрета. Банщик предложил помощь в купании, обходить нас веником — но с этим поможет Консерва, если потребуется. Мужик всё понял и поторопился уйти, но клятвенно уверял прибежать по первому зову.

Когда в дверь в парилку аккуратно постучали, а следом раздался голос Консервы — я наслаждался горячим паром на верхней полке, согреваясь от долгих часов под промозглым ливнем. Девочка по моему настоянию перебегала с нижней на верхнюю полку, в меру сил терпя жар и отгоняя возможную простуду.

Консерва вошла в парилку робко, с заблаговременно красным от стыда лицом, прикрывая наготу полотенцем.

— Здравствуй, Консерва, — девочка любознательно глядела на девушку.

— Здра… Здравствуй, Соя, — взгляд Консервы метался, девушка не знала, на что ей смотреть. На троптоса с четырьмя руками она смотреть не хотела, как и на голого ксата, держащего посох неподалёку.

— Никто тебя насиловать не будет, не позорься, — я показал Консерве на небольшой таз. Девочке неплохо было бы обмыться и долго посидеть на верхней полке, а оставшееся время отдыхать.

Консерва приказ поняла, но потянулась к ведру и остановилась. Она всё ещё придерживала полотенце, а одной рукой работать неудобно. Девушку пробила дрожь, она через открытый рот медленно выдохнула — и убрала полотенце. Её лицо окончательно стало пунцовым, а кончики острых ушей, казалось, чуть подвернулись внутрь.

Я лично не знаю, чего Консерва смущается. Я вижу не девушку с небольшой аккуратной грудью, чуть мускулистыми плечами от махания мечом и крепкими бёдрами с упругой задницей — я вижу лишь высшего разумного. И какого-то влечения не испытываю.

— Городские слухи знаешь? — спросил я у Консервы, когда та зачерпнула горячей воды из чана над печкой. Девушка двигалась заторможенно, стараясь быть повёрнутой ко мне боком или задом.

— Да, господин, — ответила Консерва. Она отвлеклась на разговор и не заметила, как повернулась ко мне передом. Она вздрогнула и едва удержала в себе слёзы.

— Прекращай позориться. Ты где-нибудь видела, чтобы караванщик свою лошадь… — я прервался, поняв, что меня внимательно слушало одно мелкое наказание. — Не трону я тебя. Прекращай портить мне настроение. Рассказывай слухи, которые знаешь. И что там с заданием в гильдии на циклопов?

Циклопы заняли бывшее логово оруков, до этого бывшее логовом гоблинов, до него полтора дня в повозке на запад от города, и ещё половину суток пешком. Две недели как мигрировали, с молодым выводком, а в такое логово никто в здравом уме не сунется.

— Раний Шалский, граф города, — продолжала Консерва, робко сидя на нижней полке поодаль от меня, — он хочет подать объявление о помощи. В соседние города. Весной циклопы…

Девушку перебило писклявое ойканье. Девочка сидела в тазике и мылась, но дёрнулась и чуть не подпрыгнула на месте. Она замерла, смотря опустевшим взглядом куда-то в пустоту. Через несколько секунд девочка просияла.

— Я выросла! Мне сказали, на год с… старше стала. Мне одиннадцать, — с чувством собственной важности прощебетала девочка.

— Кто сказал? — спросил я. Интересно, кем именно воспринимает «систему» это дитя.

— Всебоги, — голос девочки звучал предельно чисто, но сама она погрустнела. — Мне объясняли, в церкви. Меня про… прокляли. Я плохая. Но Всебоги и с такими говорят. И, сейчас, говорили. Я выросла. Соя ведь здесь? — жалобно пролепетала девочка, всеми четырьмя руками показав на место около меня.

— Да здесь ты, здесь, мелкое наказание моей скверной жизни. Прекращай. Лучше запомни, что теперь с тобой говорю я и… мои боги.

— В церкви говорили, что…

— Да плевать мне, что тебе говорили. Ты кому веришь, мне или церкви?

— Хозяину, хозяину, — выпалила девочка, кивая головой как деревянный болванчик.

Я успокоил девочку, что пускай и дальше меня слушает. Малышка поклонилась с радостной улыбкой и продолжила намыливаться, но уже гораздо быстрее. Ей не терпелось как можно быстрее оказаться рядом со мной на верхней полке. Я же вызвал лог-файл и открыл вкладку с личным имуществом.

Стало быть, день рождения девочки через два дня после моего нарождения. Надо будет разузнать, что именно рассказывали ей в церкви, и обучили ли её пользоваться лог-файлом или «взывать к воле богов, прося раскрыть душу», как бы сказали разумные. Но вряд ли её учили этому, учитывая нулевые «характеристики» и уже двадцать шесть свободных «очков характеристик».

Меня больше напрягает, что за прошедшие полгода Консерва взяла только один «уровень». У неё всего лишь тридцать очков в характеристике «Магии», а этого мало. Моя чуйка подсказывает, что ситуация с миграцией циклопов ещё сыграет. Вот и возьму с собой Консерву, пускай поднимет ещё пару «уровней».

— С циклопами всё понятно. Остальное в гильдии узнаю. Что со слухами? — спросил я у Консервы.

— О каком именно слухе вы хотите узнать, господин? — настороженно посмотрела на меня девушка. Я ответил ей взглядом усталым, ясно дающим понять, что о всех и самых важных. — Неделю назад слышала, что церковный караван пропал. Ехал сюда с Мальска, с города на западе. Подозревают нападение циклопов. Говорят, там был кто-то важный, в караване. Там же паладины были, а циклопы их всех убили. Дорогу и часть леса осматривали, я участвовала в разведке. Похоже, никого из циклопов не убили.

— Быть того не может. Хоть одного монстра, но должны были забрать.

— Миграция ведь детская, господин, — Консерва поёжилась. — Там ведь не только циклопы. Верлиоки есть. Это…

— Я помню. Циклоп — мужчина, верлиока — женщина. Живут раздельными стаями. Обмениваются членами стай на короткий период, пока потомство растят. Потом верлиоки с девками уходят в своё племя, а циклопы с пацанами возвращаются в своё.

— Верлиок меньше, чем циклопов, но все шаманы. Сильные маги.

— И это удачно, — вслух пробубнил я, на что Консерва ошалело раскрыла глаза, посмотрев на меня как на досрочного выпускника психушки. Но я лишь отмахнулся. Я слишком хорошо знаю свою судьбу и самого себя и, в какой-то степени, прекрасно понимаю дальнейшее.

Девка рассказала ещё о некоторых слухах, но ничего интересного. В городе ходит народная молва о возможной связи между представительством Ганзы и вернувшейся в конце весны свободной школой рун Русира. Народ шепчется, что руководители сговорились сбагривать товар в обход графа, и именно поэтому школа вернулась, и Ганза выпросила себе представительство. Подобное слушать смешно. Мало кто знает, как именно вернулась школа, как Ганза получила разрешение, и что именно граф поимеет больше всего гешефта с продажи Ганзе готовых свитков с заклинаниями и некоторых магических предметов. Ведь война на северном материке, говорят, только набирает обороты.

Консерва рассказала о своей жизни за прошедшие полгода, и что мои указы исполнила в точности. Дополнительный магический шкафчик, защищающий содержимое от маны в воздухе, стоит в кабинете, а столяр ждёт оплаты. Все высланные мною предметы девка забрала из гильдии свободных торговцев. Единственное, что не успело прийти — это последняя купленная книга, огромная, про историю развития языка нутонов и ратонов. Обидно, но ожидаемо.

Я объяснил Консерве, что через несколько месяцев придёт посылка с подготовленной кожей гоблина-царя. Она придёт в защитной магической бумаге, надо её получить и сразу спрятать в новый магический шкафчик.

— Будут доставлять с особой ценностью. И ты кожу не испорть. Она мне пригодится. Нескоро, но пригодится.

— Не посмею, господин, не волнуйтесь, — Консерва несколько боязно, но с интересом зыркнула в мою сторону. — А, дорогая? Кожа. Никогда не видела в продаже трофеев от таких монстров.

— Хозяин не покупал, — сидевшая рядом девочка с гордостью уткнула все четыре кулачка в бока. — Я видела… Не видела, темно было. Но хозяин сам убил. Он взял меня в логово. Было страшно, ничего не видно. Хозяин оставил меня, а потом вернулся. Он был с кожей, зелёной, такой, — девочка раскинула руки, показывая объёмный прямоугольник.

— Гоблина-царя? — ошеломлённо прошептала Консерва, с ужасом посмотрев мне в глаза.

— Удивительно, не правда ли. И на что только некоторые рассчитывали? — я усмехнулся, на что девушка поджала губы, удерживая чувства от нахлынувших воспоминаний.

По возвращении в дом я сказал Консерве заниматься привычными делами, а девочке показал на кухню. Малышку после бани разморило, она едва переставляла ноги и зевала через каждый шаг, так что послушно села за стол и подпёрла голову руками. Я же отправился на второй этаж, в рабочий кабинет.

Полки стеллажей пополнились всякими книгами, но знаний недостаточно. Нужно продолжить собирать книги по структурной магии, чтобы наверняка понимать принцип создания блокирующих ману перчаток, а там недалеко и до вопроса с избавлением от «Осквернения». Стоявшие на высоких ножках два защитных шкафчика мерцали рунами и печатями. В одном пусто, а в другом всякое, что уж точно пригодится мне когда-нибудь.

Сейчас меня интересовали не шкафы, а лежащий на полке стеллажа внешне обычный ножик, с обмотанной полосками кожи деревянной рукоятью. Подарок Налдаса, оставленный им в сумке перед академией. В него вписаны «Воздушный удар» и «Огненное лезвие». И недавно выяснилось, что последнее может убить нежить с первого применения, главное в мозг лезвие воткнуть. Неужели Налдас предусмотрел и такое, что мне может прийтись сражаться с нежитью? Или он таким образом рассчитывал, что я заинтересуюсь выбором «умений» и разузнаю о них? К сожалению, но теперь от ксата я ничего не узнаю.

Знай я заранее о таком способе убийства нежити, то обязательно бы вплёл в посох «Ледяную корку». Столько сил и времени я потратил на все эти тычки и закалывания, когда можно было просто одним точным ударом пробить твари голову и активировать «умение».

Закончу все дела в церкви и с длинноухими, и всенепременнейше создам посохи под убийство нежити. Надо только решить вопрос с искусственным камнем маны и использованием лаборатории тёмного эльфа, но это малые заботы. И тогда же поговорю с тёмным эльфом насчёт умения «Жёлоб жертвенника». Может быть, воспользуюсь добытым в осквернённом саду кинжалом с рукоятью из рогового отростка дракона.

— Хозяин? — робко произнесла девочка, стоя в коридоре перед открытой дверью. Я разрешил ей войти, но с условием ничего не трогать. Девочка встала рядом со мной.

— Чего тебе?

— Нет, ни… ничего, — ответила девочка и взглядом пробежалась по полкам с книгами. — Много книг.

— Они тебе сложные будут. Ты же ту прочитала? — на мой вопрос девочка закивала. Конечно, можно использовать прочитанную книгу как практический учебник, но в этом смысла мало. — Придумаем тебе что-нибудь для занятий.

— Хорошо, — прощебетала малышка. Её внимание привлекла стопка золотых монет, лежавших на одной из полок. — Малый золотой, но… странный.

— Это не монеты Арнурского королевства.

— А чьи?

— Не знаю, но выясню.

Эти необычные монеты я добыл на материке скверны. Они застали мир до прихода скверны, и отчеканенные на них непонятные буквы принадлежат языку нутонов и ратонов. А книга ещё не пришла. Может быть, получится хоть что-то прояснить о времени прихода скверны. Втягивающая в себя ману перчатка создана задолго до прихода скверны, притом создана ксатами — так может дата чеканки или наречие на монете чуть прояснит историю двухтысячелетней давности. Неплохо бы выяснить, что такого произошло между прочими разумными и ксатами, что последних начали ненавидеть. И ставлю свой хвостик на отсечение, что Куатая — не основная причина.

С первого этажа донёсся стук во входную дверь, настойчивый, но не грубый.

— Ужин? — девочка нетерпеливо вышла в коридор.

— От графа, — с какой-то потаённой уверенностью ответил я. — До ужина ещё минут десять.

— Что такое граф?

— Он смотрит, чтобы никто в городе не хулиганил.

Во входной стоял остроухий слуга с вышитой на груди камзола эмблемой города и графа, раскидистым деревом. В руках слуга держал прикрытую белой тканью корзинку. Граф поздравлял с окончанием академии, желал успехов на пути магоса, передавал наилучшие пожелания и всякое такое. Раний понимал, что я только что приехал и не смогу посетить банкет, организованный им по случаю праздника.

— Граф хотел поинтересоваться, — с максимально услужливой интонацией говорил слуга. — Не настроены ли одобрительно к небольшому, но выгодному приключению?

— От этого слова веет неприятностями, как дерьмом от отхожей ямы. Циклопы?

— Совершенно верно. Граф предлагает оплатить ваш недавний заказ у местного плотника, некий шкаф. Граф хотел спросить, не сможете ли вы услужить городу и одолжить свои силы группе, которая, как граф надеется, в ближайшие недели соберётся на зачистку логова.

— У меня нет лишних недель на ожидание. Но предложение мне нравится. Я хочу поехать в Мальск через несколько дней после праздника, и не ждать сбора каравана.

— Прошу меня простить, но группа не успеет собраться…

— Она мне помешает, — сказал я серьёзным, не терпящим пререкания голосом.

— Конечно, я так и передам графу.

— Я завтра обедаю с Илуром, Раний должен знать его. Через Илура передам информацию, если такая будет.

— Конечно, — слуга поклонился и стянул ткань с корзинки. Там три объёмных бутылки чего-то явно приятного. — Небольшой подарок от графа. Он просит вас наслаждаться днями отдыха.

Минут через десять после принесли ужин. На кухню заносили десятки накрытых блюд, а я негодующе смотрел на остроухую рабыню и подумывал как минимум надрать ей задницу. Принесли несколько салатов из свежих овощей, противень тушёных овощей, мочёные грибы в сливках, на закуску фрукты в меду и сладкие ягодные пюре, а основными блюдами была утка с яблоками и огромная запечённая рыба. Так ещё пришедший с разносчиками повар настаивал не стесняться и просить добавки.

— Эта такая шутка? — спросил я у Консервы, глядя на забитый едою стол.

— Нет, господин. Я сказала, чтобы подготовили ужин для городского магоса.

— Это не ужин, а откорм на убой, — я раздосадовано покачал головой. Половину придётся выбросить, стухнет к завтрашнему вечеру. Это какое-то гнусное расточительство — готовить горы, а съедать крохи.

— Вкусно пахнет, — девочка жадно принюхивалась к ароматам. Она хотела ещё что-то сказать, но живот предательски заурчал, девочка тихонько ойкнула и потупила взгляд. Я махнул рукой в сторону стола, намекая, что можно приступать к еде. Малышка тут же взметнулась на один из стульев, но к еде не притронулась, уставившись на меня с ожиданием.

Если бы не постоянные комментарии девочки, то за ужином никто бы и слова не сказал. Сначала ей понравились овощи, потом грибы, а когда та получила кусочек утки, так вообще чуть не зачавкала от удовольствия.

— Курица вкусная, — девочка вцепилась в ножку.

— Это утка.

— Это как?

— Коровка делает «му-му». Собачка делает «гав-гав». А утка делает… — я с намёком покосился на Консерву. Та сперва не поняла, но догадалась и пару раз крякнула. Девочка хихикнула. Консерва поёжилась.

За ужином я не притронулся к подарку графа. Жидкость в бутылках не бордовая, а тёмно-янтарная и всяко крепче вина, да и у меня завтра много важных дел. Именно поэтому я в скверном расположении духа поднялся в свою комнату и рухнул на кровать, сжимая и разжимая кулаки в тщетной попытке отогнать тремор. Я мечтал напиться сегодня, но попойку до заворота кишок придётся отложить на завтра.

— Хозяин? — раздался писклявый голосок из дверного проёма.

— Я сказал, что ты спишь с Консервой в её комнате.

— Пожалуйста, здесь, — девочка на цыпочках подобралась к кровати и аккуратно похлопала по её краю.

— Да какой тебе вообще кайф спать со мной, а?

— Хочу с хозяином. Пожалуйста, — протянула девочка, глядя жалобным щенячьим взглядом.

Я устало вздохнул и, не в силах ругаться, сказал девочке делать что ей хочется. Та радостно согнула спину в глубоком поклоне и побежала на первый этаж за ночной рубашкой, звонко шлёпая по ступенькам лестницы. Наверно, я что-то делаю с девочкой не так. Разбаловал, скорее всего. Это ненормально, спать маленькой девочке с драконом в одной постели, даже если он в теле ксата — но где найти сил бороться с её жалобной мордашкой и едва ли не щенячьим поскуливанием?