В воскресенье Хару общался с семьей и получал подарки в агентстве. В понедельник справлял свой день рождения. Во вторник отмечали Чхусок. Проснувшись утром среды, Хару отчетливо понял, что пора возвращаться к тренировкам. Если он сегодня не начнет заниматься сам, то завтра после обеда вернется Шэнь и покажет на деле, как ужасно Хару поступил, пролежав на диване все выходные.
Не особо надеясь на успех, Хару написал Тэюну. Удивительно, но тот сразу ответил и согласился пойти на пробежку. Вдвоем они дошли до сквера, пробежали несколько кругов вокруг пруда, позанимались на турниках. Тэюн заставил Хару еще и растяжку сделать. Дома Хару распелся и немного потанцевал. Тело двигалось лениво, после трех дней обжорства-то.
Но именно благодаря этим занятиям в четверг он был не таким увальнем, как некоторые другие парни. Самыми бодрыми были Шэнь и Тэюн. Они с легкостью выполняли все танцевальные движения и даже умудрились за время, проведенное дома, хорошо натренировать вокал.
Хару немного корил себя за то, что не выходил на пробежку целых три дня. Сорок минут — это немного, зато сейчас было бы не так тяжело танцевать.
Но даже с учетом долгого перерыва они хорошо справились. В пятницу, на первой полноценной проверке после праздников, учителя хвалили Шэня и Тэюна, которые заметно улучшились в плане вокала, и снова ругали Нобу, который так и не научился брать высокие ноты припева.
Еще в первый день после возвращение в общежитие была примерка. Разные части костюмов были черного, белого, серого и синего цветов, а выступать они будут на красном фоне, для контраста. Хару «достались» серые узкие брюки и шелковая рубашка синего цвета, расстегнутая едва ли не до ремня брюк. И толстая цепь на шею. По его собственному мнению, выглядел он как сутенер. Только шубы поверх не хватало. О чем он и сказал вслух. Стилисты в ответ сурово пообещали, что в следующий раз придумают, как интегрировать в его образ шубу. Парни потом ржали над тем, что Хару «довыступался».
Возвращаясь из дома в общежитие, Хару думал, что все будет хорошо. Жить там он привык, а теперь у них еще и телефоны забирать не стали. Сам для себя он все решил и больше нет причин для постоянной саморефлексии по поводу приближающегося дебюта… но его умудрились взбесить всего за несколько дней. Стилисты, липучка-Нобу, еще и из агентства… достали.
Началось все с косметики. Хару не редактировал свои фотографии и на портретных фото были видны — о боже мой! — поры на лице. Агентство посчитало, что поры — это не то, что должно быть заметно на его коже и его начали доставать ежедневным контролем в плане ухода за собой. Без лишних шуток утром и вечером к нему приходила девушка из стаффа с проверкой. Она буквально считала, сколько раз он нанес тонер — нужно, видите ли, семь раз. О том, что все это безобразие творится из-за контрактов, которые уже активно обсуждают, Хару сказали только через три дня моральных… унижений. Ну, не настолько все плохо, конечно, но надзор за процессом умывания — это, конечно, перебор.
Еще у него отобрали пижаму. Вручили другую, шелковую, которую Хару сразу люто возненавидел. На его взгляд, обмен не равноценный. У него забрали мягкую, дышащую футболку, а вручили холодную рубашку на пуговицах. В качестве протеста Хару начал спать без рубашки. Разбираться с ним пришла сама госпожа Хван, пристыдила, рубашку пришлось носить. На его взгляд, в шелковой пижаме спят либо престарелые аристократы, либо те, кто косит под аристократов. Увы, он действительно не имел права отказываться от рекламной одежды — в контракте был такой пункт.
И фото для инсты. Первоначально разговор шел о трех фотографиях в месяц, Хару вроде, норму уже выполнил… но ему и Тэюну вручили стаканчики с мороженым и заставили фоткаться.
Все это отвлекало от репетиций, но, главное — раздражало отношением. Словно он не личность, а просто инструмент. Рекламодатель хочет, чтобы все верили, что у Хару идеальная кожа даже в жизни, поэтому он должен тратить кучу времени на то, чтобы сделать ее идеальной. Другой рекламодатель хочет фото мороженого, поэтому Хару и Тэюна выдергивают с тренировки. Третий, по всей видимости, хочет нарядить всю Корею в старомодные шелковые пижамы, поэтому Хару даже спать не может в том, что ему нравится.
К понедельнику Хару вошел в уже привычное ему состояние, когда раздражает абсолютно все. С утра настроение еще было хорошим — он отдал Тэюну подарок, потом был завтрак, начало репетиций… Но перед обедом его увели снимать интервью и продержали на записи полтора часа — и интервью дай, и написанное озвучь, и еще нужно фото… в столовую он бежал, но обед все равно остыл. Хорошо хоть Тэюн заранее набрал ему все самое вкусное, а то вообще бы голодным остался.
Вечером парни собрались в комнате, поболтать. Хару за время репетиций немного отошел и на людей больше не рычал, но все равно последние дни ощущались неприятно. Еще и дебюта не было, а его уже во всем ограничивают. Куда он лезет? В индустрию, где даже спать нужно в рекламной одежде?
— Обычно мы справляли наши дни рождения вместе, — рассказывал Тэюн. — Я имею в виду — без семьи. Ходили куда-нибудь поесть, справляя сразу два праздника.
— Я бы сейчас не отказался от жареных ребрышек, — мечтательно вздохнул Хару. — А тебе, вообще-то, полагается миекгук. Нормальный, мясной… а не то, что сегодня в столовой на завтрак давали.
Тэюн расхохотался:
— Да ладно. Меня мама заранее накормила. Жаль, конечно, что не получилось дома справить… ну и ладно.
— А давайте сходим в кафе! — внезапно предложил Чанмин.
— В кафе? — удивился Тэюн.
— Ну да. Попросим нас потом запустить, а сами посидим пару часиков, вкусно поедим, отпразднуем…
Хару осознал, что абсолютно все посмотрели на него, будто его решение — определяющее. Это было немного странно, потому что обычно Чанмин и Шэнь выполняют роли лидеров. Но тут, кажется, посчитали его самым осторожным.
Зря.
Возможно, будь для него карьера айдола по-настоящему важна, он не стал бы рисковать. И, наверное, не будь позади этих нескольких раздражающих дней, он бы остался на «светлой стороне» пай-мальчиков. Но он так от всего устал, что идея выбраться из общежития казалась лучшим решением за последнее время.
— Пошли. Кого будем посвящать в наш план побега?
Побег — это, конечно, громко сказано. Всю территорию отеля, кроме небольшого отрезка напротив главного входа, защищает высокий каменный забор. В нем, разумеется, далеко не одна калитка — есть еще несколько с разных сторон здания. Все они оснащены магнитными замками. Изнутри открываются простым нажатием на кнопку, снаружи — каким-то кодом. Стафф код от замков не разглашал, поэтому сложилась ситуация, когда выйти легко, а для входа нужно позвонить кому-нибудь внутри, чтобы тебе открыли.
Хару договорился с Ёнмином — парнем из их текущей группы — чтобы тот запустил их обратно по звонку. Они оделись в собственную одежду, взяли с собой бейсболки, маски и наличку, а потом тихонечко выскользнули на улицу. Сейчас не очень жарко и воздух нормальный, поэтому в те дни, когда нет дождей, все много времени проводили на улице — отдыхали от танцевальных залов. Так что тот факт, что они покидают здание, не вызвал лишних вопросов.
Пересекли небольшой парк, вышли через калитку на улицу. Снаружи надели свою маскировку и двинулись к ближайшему кафе. Когда они оказались в более оживленном месте, стало понятно, что в их случае маскировка работала так себе. Они слишком выделялись в толпе — четверо высоких парней, все в бейсболках и масках… По отдельности они еще могли сойти за случайных людей на улице, но вместе… на них смотрели с любопытством, поэтому пришлось ускорить шаг, чтобы побыстрее скрыться в ресторане чонголь.
Чонголь — это не совсем блюдо, скорее, способ приготовления. Один стол, жаровня, общий котелок с бульоном, в котором варятся или тушатся мясо и овощи. Чанмин заявил, что он их всех накормит, и заказал говядину и острый бульон. Кажется, он действительно из достаточно обеспеченной семьи. Вообще, старший в Корее нередко платит за всех, но еще чаще счет в ресторане попросту делят поровну, независимо от того, кто сколько съел и выпил. Это что-то вроде… смены поколений — понятия нормы со временем стали немного иными. То, что Чанмин постоянно платит за них, выглядит немного старомодно.
Пока ждали заказ, говорили о еде. Тэюн пошутил, что больше всего в жизни Хару любит поесть, раньше его только этим можно было гарантированно отвлечь от интересной книжки.
— А почему ты стал меньше читать? — внезапно спросил Шэнь. — По рассказам Тэюна, он постоянно воевал с тобой, чтобы отнять книгу, а сейчас…
Хару неуверенно улыбнулся. На самом деле, мелочей, которые отличают его от прежнего Хару, полно. Повезло, что слияние личностей произошло в подростковый период и все странности приписали смене характера в пубертат. Поумнел с возрастом, так сказать. Но книги действительно выбивались. Хару же в этом плане был как наркоман, его от книги было сложно отодрать, он гулять с Тэюном ходил примерно как на работу: нужно уделять дружбе время, потому что это важно. Во время прогулки он, конечно, входил во вкус, но вот сам процесс закрытия книги и выхода из дома — это огромное волевое усилие. А тут… в медленном темпе читает одну, максимум — две главы — «Мастера и Маргариты» за вечер. А иногда и не читает вовсе.
И, хотя Тэюн не задавал вопросов, нужно все же как-то объяснить этот феномен.
— Тэюн не рассказывал, что в этом году на меня налетел одноклассник, я ударился затылком об пол и три недели лечил тяжелое сотрясение? — спросил Хару.
Шэнь и Чанмин одинаково удивленно вытаращили глаза:
— Не-е-ет… этого смертника девчонки в твоем классе потом не прибили? — уточнил Чанмин.
Тэюн прыснул со смеху. Хару цокнул языком и закатил глаза: ну сколько можно?
— Прости, рассказывай дальше, — примирительно улыбнулся Чанмин.
— Да особо-то нечего рассказывать. После того случая… мне начало казаться, что я напрасно теряю время и те ресурсы, которые у меня еще есть. Ни к чему особо не стремился, жил на автомате. Тут же понял, что я… хочу большего. Хочу красивый дом, хочу путешествовать, хочу видеть своих близких здоровыми и счастливыми, хочу ходить в крутые рестораны, хочу… много чего хочу, на самом деле. Я стал жадным, пожалуй. И почти все это так или иначе связано с деньгами. На фоне всего этого книги словно стали… не такими интересными. Вот и все.
За столом на короткий миг повисла тишина. Хару даже немного смутился: не слишком ли странно звучала его речь? Тэюн, правда, улыбался ему — словно мысленно, через стол, похлопывал по плечу.
— То есть, ты решил стать айдолом ради денег? — удивленно уточнил Чанмин.
— Технически, ради денег я решил стать актером, — поправил его Хару. — В айдолы меня случайно занесло.
Чанмин покачал головой:
— Тяжело тебе будет. Нет, правда, без обид. Я трейни так давно, что нормальной жизни толком-то и не знал. Для меня самое важное — сцена, слава. Я ради этого все это время старался.
Хару пожал плечами:
— Какая разница? Если так подумать, то любая мотивация здесь может расцениваться как странная. Ты хочешь славы, я денег, Шэнь, как мне временами кажется, готов танцевать за еду…
Шэнь недовольно ткнул его локтем в бок, а Хару невозмутимо продолжил:
— Это ведь не какая-то социально значимая профессия. Быть врачом, когда ты ненавидишь людей — странно. Учитель, который терпеть не может детей — это тоже опасный для социума индивид. Но мы не спасаем жизни, поэтому, разве может быть важно, что тебя привело в это индустрию? Это такая же профессия, как менеджер, повар или инженер. Повезло, если ты всей душой любишь свою работу. Но это ведь редкость. Меня от многих других трейни отличает лишь то, что я вхожу в профессию без особых ожиданий.
— Зато с огромным потенциалом, — покачал головой Чанмин. — Красивый, хорошо поешь, умеешь связно выражать свои мысли и, что уж скрывать, как танцор прогрессируешь очень быстро.
— Подтверждаю, — кивнул Шэнь. — За два месяца вы сделали огромные успехи. И у Тэюна хотя бы хорошая подготовка, все же тхэквондо — высококоординационный вид спорта, ты же пришел вообще нулевым… А сейчас танцуешь вполне достойно. Да, в группе с упором на сложную хореографию тебе было бы тяжко, но это пока… годик в трейни…
Хару недовольно поежился. Годик в трейни? За год трейни он бы точно решил, что завод — достойная альтернатива этому безобразию. Все же, обучение актерскому мастерству — это немного другое, да и работать они начинают быстро. Но год жить в танцевальных классах и постоянно терпеть придирки стаффа… еще и бесплатно… нет, он бы точно не выдержал.
Принесли заказ. Сначала на стол выставили закуски в маленьких тарелках, потом в специальной нише установили котелок с бульоном, затем уже на стол выставили блюда со свежими овощами и мясом, рис, напитки. В последний момент на столе появились две бутылки соджу.
— Это что? — уточнил Хару.
Чанмин сам делал заказ, поэтому Хару не знал, что там был и алкоголь.
— Вам же по восемнадцать, — напомнил Чанмин. — По бутылке на двоих — это немного.
— Меня на семейном застолье развезло от стопки рисового вина, — неуверенно произнес Хару. — Не думаю, что вам удастся незаметно пронести мое бренное тело по улице и уложить на кровать.
Парни разом начали ржать. Но после, когда отсмеялись, Шэнь заметил:
— Я тоже не привык к выпивке, пьянею быстро.
Чанмин печально вздохнул.
— Но хотя бы одну на четверых выпьем? В честь двух дней рождений?
Парни согласились, Хару вынужденно смирился. В такой бутылке соджу четыреста миллилитров. То есть, по сто на брата. Наверное, ничего плохого не случится — алкоголь-то некрепкий.
Правда, Чанмин в итоге уговорил их и на вторую бутылку. Как раз бульон закипел, они начали есть.
Алкоголь больше на заказывали, но легкий туман в голове все же присутствовал. Скорее всего, дело не только в отсутствии тренировки, но и в расовых особенностях — насколько знал Хару, азиаты не особенно хорошо переносят спиртные напитки… что даже удивительно, учитывая, как активно бухает Корея.
Вкусная еда, разговоры ни о чем, приятная обстановка — вечер получался действительно хорошим. Внезапно у Хару зазвонил телефон. Ноа.
— Слушаю, — неуверенно произнес он в трубку.
— Вы из общежития вышли? — без лишних вступлений уточнил Ноа.
Он говорил достаточно тихо, словно не хотел, чтобы его услышали.
— Ну… типа да…
— Возвращайтесь. Нобу ходит по общаге и пристает к стаффу с вопросами: говорит, что не может тебя найти. Ты его знаешь. Выглядит это… Он не звонил тебе?
— Нет, — сухо ответил Хару. — Спасибо, Ноа, я твой должник. Мы сейчас вернемся.
Он положил трубку. Все за столом смотрели на него.
— Нобу — маленький интриган. — сказал Хару. — Судя по всему, он хочет сделать так, чтобы о нашем «побеге» узнали. Закрывай счет и бегом в общежитие.
Чанмин и кивнул и вскочил с места. Хару, печально смотря на недоеденный ужин — хорошо хоть мясо уже закончилось — набрал номер Нобу. Не отвечает. Позвонил еще, и еще, и еще — нет ответа. Набрал Ёнмина. Тот сказал, что сидит в беседке во дворе, Нобу к ним заходил.
— Я не стал говорить ему прямо, что вы ушли, — признался Ёнмин, — Но он и так все понял. Я сказал, кажется, «они скоро придут», или что-то вроде.
— Спасибо. Мы реально скоро будем. Наберу, когда свернем на улицу у калитки.
— Нобу сказать, чтобы не искал вас?
— Толку-то? Черт с ним…
Как только Чанмин расплатился, они побежали в общежитие. Вряд ли их за отлучку исключат, но… какой-нибудь штраф назначить могут. Когда подошли к забору, Хару набрал Ёнмина. Тот встретил их, придерживая открытую калитку. И, когда они вчетвером уже зашли на территорию общежития, у Хару зазвонил телефон.
— Щибаль! — выругался он.
— Кто это? — спросил Тэюн.
— Госпожа Хван, — тяжело вздохнул Хару.
На улице уже почти стемнело. Половина десятого. Хару поднял трубку. Госпожа Хван холодным тоном поинтересовалась, с каких это пор трейни начали нарушать правила общежития… Ее голос услышали все и печально вздохнули.
— Мы просто гуляли во дворе, — попытался оправдаться Хару.
— Я стою в холле общежития, — ответила госпожа Хван. — Если через пять минут вы не появитесь передо мной, у вас будут крупные неприятности.
Ощущение у Хару были реально как у школьника, который сбежал с последнего урока. Хотелось бунтовать, пафосно бурчать «и че такого», требовать свободы… но он понимал, что в данной ситуации у госпожи Хван есть причины считать их поступок чем-то вроде должностного преступления. Они подписывали контракт, к которому прилагались правила общежития. Отлучаться с территории без разрешения стаффа нельзя. Они это правило нарушили, их поймали. И пытаться сейчас говорить «Остальные тоже сбегали — и ничего» — это просто ребячество. Позиция взрослого человека: накосячил — принимай наказание.
Поэтому Хару, заходя в здание общежития, понимал, что юлить бесполезно.
Госпожа Хван стояла напротив главных дверей. Холл был пуст, но Хару отчетливо слышал тихое перешептывание самых любопытных за углом коридора. Тот еще детский сад, конечно — подслушивать через щель дверного проема.
Они вчетвером выстроились в линию напротив госпожи Хван. Хару она макушкой доставала до кончика носа, наверное. Рядом с Шэнем большинство женщин вообще казались крошечными. Но сейчас все как-то скукожились под ее суровым взглядом. Она внимательно осмотрела их всех, потом демонстративно понюхала воздух и пальцем поманила Хару:
— Ну-ка, дыхни! — потребовала она.
— Может, не надо? — спросил Хару.
Бульон с острым перцем, закуски с чесноком… вряд ли в этом можно уловить запах алкоголя, но все равно как-то… неудобно.
— Нужно! — приказала госпожа Хван.
Хару послушно дыхнул. Госпожа Хван сделала шаг назад и демонстративно помахала рукой перед носом.
— Ресторанчик чонголь в этом районе, по всей видимости, действительно хорош, — вынесла вердикт она.
Она еще раз внимательно осмотрела их строй, сощурилась, подошла ближе к Тэюну.
— Вы что, пили⁈ — возмутилась она.
— Никак нет! — соврал Хару.
— Как это нет, если у него глаза пьянущие⁈ Еще и закон нарушили⁈
— Мне восемнадцать! — возмутился Тэюн.
Чем, собственно, окончательно их сдал. Госпожа Хван посмотрела на Хару так, будто он ее очень сильно разочаровал. Он виновато опустил голову. Перед этой женщиной действительно неудобно — она всегда хорошо к ним относилась, помогала…
— Продюсерский состав непременно узнает об этом инциденте, — холодно заметила она. — А в вас двоих я особенно разочарована. Думала, что вы достаточно здравомыслящие молодые люди… была неприятно удивлена. Свободны.
Хару поклонился, извиняясь, но госпожа Хван уже прошла мимо них, направляясь к выходу. Она часто бывает в общежитии, потому что даже на шоу отвечает за процесс обучения трейни, плюс у нее здесь есть еще какие-то продюсерские обязанности. Но с трейни она почти не взаимодействует, это для парней из New Wave она — как школьный воспитатель, остальные воспринимают ее как начальницу учителей танца и вокала. Теперь же Хару было стыдно перед ней.
А еще — он был зол на Нобу. Но с этим он разберется уже завтра, когда узнает больше.