Шоу продолжается

Глава 37 Новые детали

Когда Хару ехал в общежитие после фотосессии, менеджер Пён вручил ему лирику новой песни — нужно хорошо ее запомнить до вечера. На демо-записи два спокойных голоса, которые знакомы Хару еще со времен шоу. Он впервые подумал, что где-то в студии «Encore» сидят два очень хороших вокалиста и записывают пробные версии треков для Роуна.

Песня была… немного неожиданной. Она называлась «Backbone». Дословно — хребет. Но значение ближе к «Докажи, что у тебя есть стержень». Прояви характер, сражайся за свою мечту, не унывай даже в самые сложные времена.

Учитывая название группы и обещанный соблазнительный концепт, Хару ожидал чего-то… про любовь.

Хотя песня ему понравилась.

«Упал — поднимайся, покажи всем, что ты достоин своей победы. Прояви характер, потому что только сильные люди получают все, о чем мечтали.»

И музыка красивая. При том, что сам Хару не фанат поп-музыки (еще один повод задаваться вопросом — куда полез, спрашивается?), он бы этот трек слушал с удовольствием.

Но, перед тем, как отправиться в студию, ему пришлось выдержать работу со стилистом.

Во время разбора гардероба, стилист отобрал у Хару почти все. Даже джинсы признал неподходящими, а из пяти футболок «выжила» только одна, белая. Хару пришлось перемерить такое количество одежды, что это можно уже было расценивать как физическую нагрузку.

Радовало, что его новый стиль не вызывал отторжения. Он… достаточно обыденный. Просто теперь у него в гардеробе больше брюк и рубашек, но все они свободных фасонов, из немнущихся тканей. Появились свитера и кардиганы. А еще его отругали за то, что он не носит свитер и кроссовки от Dior.

Большая часть новой одежды была не особо дорогой: местные бренды либо предметы известных марок. Корейские бренды одежду, преимущественно, дарили, но были и позиции, которые агентство выкупит и запишет ему в счет долга. Несмотря на то, что это лишние траты, Хару не был против. Он за полгода подрос и набрал мышечную массу. Гардероб все равно пришлось бы обновлять.

Из общежития Хару пошел в агентство пешком, но сразу на входе его перехватил менеджер Квон, повел ужинать вместе с группой. Менеджеры завели всех семерых чуть ли не в первое попавшееся заведение и оплатили корпоративной картой. Просили не объедаться — расписание плотное, петь им предстоит сразу после ужина.

До «Encore» дошли пешком, весело болтая по дороге.

Внутри их встретил уже знакомый менеджер, провел в студию. То, что Роуну не терпится начать работу, чувствовалось — очень уж воодушевленным он выглядел. Еще и ждал их буквально на пороге студии.

— Давайте начнем работу над песней! — весело сказал он.

Здороваться он не стал, сразу упал в кресло на колесиках и подъехал ближе к дивану, где все и сидели.

— Тесно? — уточнил он. — Хару, возьми кресло, подъезжай сюда.

Хару послушно взял второй стул на колесиках и подвез его ближе к дивану.

— Что по требованиям? — словно сам с собой говорил Роун, — Минсо хочет, чтобы первый и последний припев исполнял Хару. Мне хотелось бы, чтобы акцентные строчки вы исполняли хором… хотя нет, всемером будет слишком шумно. Скажем — втроем. Ноа, умеешь петь с фраем? Смотри, первая строчка твоя, исполняй ниже и с фраем. Вторая строчка, которая совсем маленькая — Хару. Третья снова Ноа, четвертую поете вдвоем, но Ноа потише, пятую заканчивает Ноа. Окей? Пробуем.

[*Vocal fry, фрай-фонация, или просто фрай — манера исполнения с расщеплением, то есть — с легким хрипом в начале фразы. Часто используется для большей драматичности.*]

Хару и Ноа удивленно переглянулись, немного разогрели голоса — буквально минутная распевка, а потом начали пробовать. Роуна не сразу все устроило — тут нужно выше, тут ниже, тут громче, нужно больше четкости. Провозились с первыми строками минут десять. Потом перешли к следующим. Немного досталось Сухёну: Роун хотел, чтобы тот исполнил строку прехоруса, но парню никак не удавалось найти такое звучание, которое бы устроило их немного странного продюсера.

На совместный разбор песни ушло больше часа. До слез Роун никого не довел, но пару раз переходил на крик. Хару в полной мере ощутил, насколько странно с Роуном работать. Такой добрый и понимающий человек, все объясняет, все показывает, а потом — бац! — и начинает громко ругать за что-то.

Казалось бы — они разобрали вокал, теперь будет проще записать. Но нет, в вокальной кабине Хару провел минут сорок. Переписывал партии снова и снова, потому что Роуна не все устраивало.

— Можешь петь припев ниже? Так твой голос звучит сексуальнее, — говорил Роун в микрофон.

Хару тяжело вздыхал. Раньше он так пел на Мёндоне, это действительно выигрышно звучит, он и сам это знает. Но во время шоу стало понятно, что такая манера исполнения требует больше воздуха, поэтому будет тяжелее дышать во время танца, он может начать хрипеть и проглатывать слова. Однако Роун был неумолим — отрепетируешь позднее, у тебя больше двух месяцев. Главное — красивое звучание трека. Причем, Роун так относился ко всем. Можешь в спокойном состоянии? Научишься делать это в танце!

Потом, когда Хару уже закончил работу над своими партиями и ждал, пока запишутся остальные, он понял, что песня действительно приобретает очень интересное звучание. Смены регистров, сложные вокальные техники, звук объемный, очень… брутальный. Как будто рок-звезды решили уйти в к-поп.

Чанмин, правда, был немного недоволен. На демо у песни был бридж с рэпом. Чанмин его записал, но Роуну не нравился итоговый вариант. Он что-то переделал в музыке и заставил Чанмина прочитать эти же строки, только медленнее, более низким и спокойным голосом. Из-за этого свои умения как рэпера Чанмин в этой песне продемонстрировать не сможет. Зато, стоит отдать должное, потом контраст с прехорусом был изумительным — от низкого почти-шепота Чанмина — к чистому и высокому вокалу Юнбина.

За время записи Хару сильно устал, но домой они не пошли. Начали записывать сначала «Must be nice», а потом и «Lose control». Все — долго, вдумчиво и с проработкой деталей. Некоторая робость перед Роуном прошла, они начали разминаться в студии — устали сидеть на одном месте. А Тэюн, который эту ночь почти не спал, вообще уснул на диване. Менеджер Квон был с ними все это время, принес всем кофе где-то часов в девять вечера, когда они только начали записывать старые песни.

Хару начал замечать что-то интересное. Песни претерпели заметные изменения в звучании. Роун делал сильный акцент на разнице голосов и узнаваемой манере исполнения. Хару, например, приходилось очень нелегко. У него широкий диапазон, но на шоу, например, он обычно брал высокие ноты, потому что ему они даются легко, а остальным для этого приходится постараться. И эта обязанность никуда не делась — он все еще сам исполнял все самые высокие партии. Но Роун хотел слышать еще и природный тембр Хару, то есть более низкий голос. Он все повторял что это очень сексуально звучит.

У Роуна вообще многое описывалось словом «sexy». Ноа должен чаще демонстрировать свой джазовый вокал, потому что это «sexy». Тэюн — петь ниже, потому что «sexy». Юнбин становится «sexy», если добавляет побольше эмоций в голос. А Шэню достается большинство двусмысленных фраз, потому что он весь «sexy». Про то, сколько всего «sexy» у Хару, даже вспоминать неловко.

Оказывается, во время записей треков для шоу Роун сдерживал себя, на деле он… ну, немного пошляк. И совсем не-немного матерщинник. Он не особо креативен в этом, поэтому чаще всего в студии звучало его коронное «сэкс-сии» и тихие «щибаль», «чэнг-чанг» и «ттонъ».

Из студии они всемером вышли в половине двенадцатого. Машина развезла всех по домам, причем тут Юнбину и Чанмину повезло меньше всех — они живут далековато от студии.

У Хару дома все спали, кроме бабули. Она сидела на кухне и вышла его встречать.

— Почему не спишь? — обеспокоенно спросил Хару. — Я же написал, что буду поздно.

— Как я могу заснуть, когда мой любимый внук еще не вернулся. Голоден?

— Нет, — отрицательно покачал головой Хару, — Во мне плещется три кружки крепкого кофе, но я все равно безумно хочу спать.

— Снимай верх. Руки у меня, конечно, уже не такие сильные, но хоть немного напряжение сниму.

Хару пришлось прямо в гостиной стянуть не только пальто, но и новенький кардиган с футболкой. Лег на диван, бабуля промяла ему какие-то точки на спине и, действительно, усталость стала ощущаться иначе — слабость есть, но напряжение отступило.

Попутно бабуля задавала ему вопросы и Хару рассказал все, что с ним произошло за день — и про разговор с Сон Анки, и про Им Минхёка с его милой родственницей, и про стилиста, и про долгую работу в студии.

— Им Минхёк тебя не узнал?

— Нет. А должен был? — удивился Хару.

— Твой прадедушка помог его отцу, — с улыбкой ответила бабуля. — Твой дедушка уважал господина Им, тот умер лет десять назад. Минсо к нам не ходила, а вот с Минхёком лично я знакома, хотя он мог меня и забыть — он подростком тогда был.

Хару удивленно захлопал глазами:

— То есть, когда Им Минсо сказала, что дедуля кажется ей знакомым, он решил сделать вид, что ее не знает? — скептически уточнил Хару.

Бабуля расхохоталась:

— Он мог. Он не показывает этого, но, на самом деле, ему не очень нравится, когда его узнают те, кто был знаком с ним… раньше. Кроме того… он действительно не знаком с Им Минсо. Возможно, она видела его на старых фотографиях, поэтому он и кажется ей знакомым. Но ты от дедушки в плане внешности унаследовал только телосложение, так что вы не особо похожи. Ты же не единственный Нам на весь Сеул.

Хару с улыбкой кивнул. Нам — не самая распространенная фамилия. Но и не редкая, их таких по Корее точно больше тысячи человек ходит. Подозревать каждого в том, что он — знакомый твоего отца…

— Как, оказывается, тесен мир, — удивленно покачал головой Хару. — Я и не подумал бы, что вы могли их знать. Тогда кто такая Наён?

Бабуля пожала плечами:

— Не знаю. Я даже не знаю — есть ли дети у Минхёка и Минсо. Возможно, чья-то дочь. Минхёк в молодости жутким повесой был, она может быть его внебрачной дочерью. Да и какая разница? Или… тебе понравилась девочка?

Хару недовольно фыркнул, уходя от ответа. Но, на самом деле, понравилась. Не так, конечно, чтобы грезить о ней ночами, но… у него в последнее время из-за стресса и напряжения отношение к женскому полу несколько негативное. И так все плохо, еще они тут ходят… в мини-юбках. При этом ведь даже флиртовать ни с кем нельзя — агентство бдит, фанатки внимательно наблюдают, так что Хару пока и думать страшно о нормальных отношениях. Но, если бы всех этих проблем не было, он бы точно взял номер у Наён. Но… сначала карьера, потом девчонки.

Хару лег поздно, но на пробежку все равно встал. Настроение, правда, было просто отвратительным. А еще он едва не упал. По утрам становилось слишком холодно, ветви деревьев покрывались инеем, дороги — тонкой корочкой льда. Так и шею себе свернуть можно. Нужно либо искать какую-нибудь специальную обувь, либо переходить в помещение, либо отказываться от пробежек до весны.

Из-за неудавшейся пробежки Хару из дома вышел в не самом хорошем расположении духа. Тэюн, увидев его, внезапно улыбнулся:

— Кто так раздраконил тебя с утра пораньше?

Хару сначала нервно дернулся, но увидел веселый взгляд друга и как-то сдулся.

— Мне кажется, я так скоро на людей кидаться начну, — признался он.

— Я тоже уже устал, хотя мы начали работать только позавчера, — признался Тэюн. — И мне в понедельник тоже к Сон Анки идти. Что вы с ней обсуждали? К чему мне быть морально готовым?

— К отчету на пятьдесят страниц А4, где будет перечислено, что тебе можно делать, а что — нельзя, — вздохнул Хару. — Мне нужно еще успеть эту методичку где-нибудь отредактировать, чтобы шрифт сделать покрупнее, и распечатать… И не спалить перед людьми, которым это видеть нельзя.

— Своим старшим хочешь показать? — уточнил Тэюн.

Хару кивнул.

— И что, все настолько серьезно, что ты теперь все делаешь по сценарию⁇ — спросил Тэюн. — Сухёну вчера дали такую же меточку, он даже расстроился. У него еще в контракте было прописано, что он должен вести себя мило, а теперь выкатили огромный список требований. Ему даже в спортзале заниматься нельзя, он должен оставаться субтильным.

— У меня по внешности ничего нового, — ответил Хару, — Заниматься спортом можно, но набирать массу нельзя… ну, типа чуть подкачаться могу, но самым мускулистым в группе должен оставаться Чанмин…

— Да, Чанмин говорил, что у него накачанные мышцы в контракте прописаны, он не может терять массу, — сказал Тэюн. — Но с ним более-менее понятно, а Сухён…

— Должен оставаться милым макнэ еще три года, — немного печально ответил Хару. — Это предсказуемо. Тебе, наверняка, тоже запретят выглядеть грустным на камеру, ты должен всегда быть бодр, счастлив и готов веселить своего ворчливого лучшего друга.

Тэюн расхохотался, а потом спросил:

— А что еще тебе сказали про внешность?

— Поддерживать кожу в хорошем состоянии, не загорать, не пользоваться автозагарами, носить только ту одежду, которую выбрали стилисты… ну, мне разрешили дома ходить в любом рваном тряпье, если мне так нравится, но не сниматься в этом для социальных сетей.

Тэюн понимающе кивнул. А потом неожиданно сказал то, что Хару еще не сообщили:

— Когда ты был с Сон Анки, нам тоже прочитали короткую лекцию по групповому взаимодействию. Тебе уже сказали про систему штрафов и наказаний?

— Эм… нет. А что там?

— В большей степени — озвучили суммы штрафов за те нарушения, которые прописаны в контракте.

Хару кивнул. Это он помнит — в самом контракте не указаны суммы штрафов за мелкие нарушения правил группы и агентства. Написано было, что сумма будет меняться в зависимости от заработка каждого отдельного мембера. Там все адекватно, пусть соблюдать эти правила и будет сложно. Им нельзя материться, нельзя говорить о политике, плохо отзываться о коллегах и работниках, ни в коем случае не демонстрировать на камеру выпивку и не говорить напрямую о том, что они пили алкоголь. За все эти нарушения «образа хорошего айдола» полагается денежный штраф. За крупные нарушения условий контракта — демонстрация отношений, скандалы, нарушение закона, курение, употребление запрещенных веществ — исключение и выплата крупной неустойки.

— Что-то новое? Добавили другие наказания? — спросил Хару.

— А вот тут все интереснее. Ты — центр и лицо группы. И на всех выходах к прессе ты должен быть в центре. Если это правило нарушено, то ты снимаешь тик-ток челлендж, а тот, кто случайно занял твое место — проводит прямой эфир.

— Чего? — обалдело переспросил Хару. — Тик-ток челлендж?

— Это когда на камеру кривляются… или танцуют. Короче, короткое видео под музыку.

— Я знаю, что такое челленджи в Тик-токе. Но… всегда в центре? Что за бред?

— Все претензии к Им Минсо, — развел руками Тэюн. — Тоже кажутся странным такие жесткие условия, но они есть. Так что… постарайся не подставляться сам и не давать лишней работы остальным. Стой посередине.

Хару раздраженно цокнул языком. Мало ему проблем, еще и этот бред.

Они прошли еще немного в тишине, и тут Хару вспомнил слова Сон Анки про то, что первое время его могут сильно хейтить за центральную позицию. Она еще сказала, что это будет контролируемый хейт. Получается, они целенаправленно выставляют его вперед, чтобы вызвать раздражение фанатов? Пока в сети будут обсуждать это, о группе будут много говорить.

Обидно, что жить с этим не Им Минсо или Сон Анки, а самому Хару.

— Нам завтра еще переезжать, — вздохнул Тэюн. — Будешь брать что-то, кроме одежды?

— Канцелярию придется — в школу же с понедельника. Подушку. У меня еще пакет с книгами. Интересно, можно будет выпросить машину агентства?

Тэюн тихо засмеялся. Они немного шли молча, а потом Тэюн внезапно сказал:

— Знаешь, когда только узнал, что мы будем жить в общаге, я расстроился. Так близко к дому, зачем общага? А сейчас… мама все эти дни меня ночами ждет. А ей с утра на работу.

Хару кивнул:

— А меня бабуля ждала. Маму она принудительно укладывает, но сама сидит. Да и менеджерам, наверное, неудобно нас вечером по разным адресам развозить.

Тэюн согласно кивнул.

— Одно плохо — так-то я хотя бы на завтрак бабушкины вкусняшки уплетаю, — сказал Хару.

— Ох, это огромный минус переезда! — согласился Тэюн.

Они переглянулись и расхохотались. Настроение, прежде просто отвратительное, поползло вверх. По крайней мере, во всех этих передрягах у Хару рядом есть лучший друг.