Шоу продолжается

Глава 17 Раздвоение

Встать в четыре часа было сложновато. На пробежку Хару выходил практически во сне. Пробегал он, на самом деле, немного — приложение для бега утверждало, что протяженность его маршрута меньше трех километров. Тэюн и Шэнь, когда все же удается уговорить себя встать так рано, бегают быстрее и на большие расстояния. Но Хару пока казалось, что лучше немного, но каждый день.

После пробежки — отжимания, приседания, но тоже немного, всего по двадцать раз. Легкая растяжка и прохладный душ. Обычно он будит парней, когда сушит голову феном, но сегодня было как-то неловко, поэтому он решил, что волосы высохнут сами. Несмотря на то, что нуна в такую рань к нему не пришла, Хару в полутьме нанес все уходовые средства. Хотелось бы отвязаться от надзора, это ведь, и правда, неловко, что ему не доверяют в вопросах ухода за собой.

Он спустился в танцевальный зал даже с небольшим опозданием — в пять десять только вышел из комнаты. Но, к своему удивлению, в зале увидел только Юнбина.

— Доброе утро, — поприветствовал его Хару. — А где остальные?

— Был еще Дэхви, но он пошел проверять, все ли встали, — улыбнулся Юнбин. — Я живу рядом с комнатой Минки и он точно еще спал, когда я выходил.

Хару тоже улыбнулся: Минки вчера несколько раз подчеркнул, что все должны встать в четыре утра, иначе будут плохо петь. А в итоге сам и проспал.

Хару начал разогреваться. Сначала ходил по кругу и выполнял простые вокальные упражнения, потом начал разминать отдельные части тела и понемногу петь. Юнбин незаметно присоединился к нему, просто повторяя все следом. На разминку уходит около пятнадцати минут. Они закончили, а остальные так и не пришли.

— Ну что, начнем разучивать танец вдвоем? — задумчиво спросил Хару.

Ему, на самом деле, будет очень сложно без помощи Юнбина, но просить было немного неудобно.

— Можно. Но… можешь сначала помочь мне с вокальной частью?

— А что там не так? — удивился Хару.

— Отсутствие чего-то интересного, — как-то нерешительно улыбнулся Юнбин. — Я читал в интернете: многие хвалили вас за то, что вы любую песню делаете своей. Женскую — более мужской, хулиганскую — более элегантной. Вчера Минки-щи не дал тебе сделать так же со своей партией. Но мне кажется, что ты был прав: в низкой тональности это звучит лучше. Поможешь мне разобраться и с моей партией?

Хару улыбнулся и кивнул.

— Давай тогда… сбежим. Дэхви скоро всех разбудит и притащит сюда, а Минки начнет нас критиковать.

Юнбин согласно кивнул. Хару написал сообщение Дэхви, что они скоро будут, и вышел с Юнбином на улицу.

Они уселись на лавку возле главного входа. Октябрь в Корее не особо холодный, последние несколько дней не было дождей, так что погода казалась просто замечательной: редкие облака на небе, солнце вроде уже встало, но в городе его пока не видно, птички поют, машины где-то вдалеке гудят. Красота!

Начали разбирать партии. У Юнбина уже были идеи, но он как будто боялся их выражать, ему непременно нужна была поддержка со стороны. Вместе они за полчаса все обсудили, добавили немного индивидуальности в свои партии. Это не особо меняло звучание, просто добавляло объема. Хару казалось, что так и должно быть. Голос в демо-записи — это ведь чья-то чужая манера пения, чужие привычки. Каждый вокалист может исполнить это по-своему. Но почему-то Минки считал иначе. Возможно, неправ будет именно Хару. Все же айдол — скорее, инструмент для заработка денег, а не творческая единица.

В танцевальном классе все уже ждали их — заканчивали разминку.

Процесс разучивания нового танца сложно назвать интересным занятием. Смотришь на видео и повторяешь, вот и весь секрет. Есть, конечно, нюансы. Например, нужно учитывать, что все движения нужно «отзеркалить». Некоторые элементы делаются так быстро, что даже профессиональным танцорам нужно замедлять видео. Ну, а самое мучительное для Хару — когда идут одновременно сложные движения и рук, и ног. У Хару на этих моментах начинают отчаянно скрипеть шестеренки в голове и ему требуется много времени на то, чтобы синхронизировать движения всех четырех конечностей — они отказываются двигаться одновременно.

Обычно в первый день работы над танцем к трейни приходит один из хореографов проекта и помогает с изучением, разбирает самые сложные момент. Но… не в шесть утра, по всей видимости.

Парни около часа разбирали движения до второго куплета, но это все еще не было танцем. Так, намеки. Потом начали готовиться к записи, и уже здесь руководил всем Минки. Нужно хорошо выучить текст, записать свой голос на диктофон и прослушать его в наушниках, определить все проблемные места, хорошенько над ними поработать. Все часто расходились по разным концам комнаты, отрабатывая свои партии. В восемь утра их пригласили на завтрак, а в девять рассадили по авто и повезли на запись.

Волноваться Хару начал только в машине. Это не было паникой или чем-то вроде. Обычное, вполне понятное волнение из-за предстоящего нового занятия, ведь новое всегда немного пугает. Но так себя чувствовали все, кто сидел в в машине, поэтому волнение стало практически осязаемым, что повышало градус нервозности.

Студия располагалась в Каннам-гу, буквально в квартале от агентства «New Wave». Это было небольшое коммерческое здание, где студии принадлежало два этажа. На дверях значилось «Звукозаписывающая компания „Encore“». Стажеров встретил менеджер, он же проводил до самой студии.

В помещении был приятный полумрак, а еще пахло свежим ремонтом и деревом. Возможно, потому что стены обиты деревянными панелями — где-то полностью, где-то до середины. Несколько пустых книжных шкафов тоже, на первый взгляд, неприлично новых. В комнате стоял большой кожаный диван, весьма вычурный, к слову — спинка с «каретной стяжкой», резные ножки. А еще было два окна, оба смотрели на соседние помещения, а не на улицу. У одного из окон стояло оборудование, которое уже работало, создавая в комнате легкий гул. Мониторы, колонки, всякие кнопочки — выглядело это как рубка космического корабля

— Это большая, многопрофильная звукозаписывающая студия, — начал менеджер, — Так как многие здесь в первый раз, я проведу вам короткую инструкцию. Это помещение называется контрольной комнатой. Вот на этом диване вы будете ждать своей очереди, пока продюсеры работают. Это — консоль, их главный рабочий инструмент в данной комнате. За стеклом — вокальная кабина, именно там вы будете записывать свой вокал. Вот за этим стеклом — «живой» зал, там делается запись музыкальных инструментов и, при необходимости, там можно записать живое выступление нескольких вокалистов сразу. Но в «живом» зале вы сегодня работать не будете, поэтому мы там ничего и не включали. Садитесь на диван, продюсеры скоро будут. А, и последнее. Вот тут можно выпить воды. Не стесняйтесь, пейте столько, сколько нужно. Туалет ровно напротив студии, просто выходите из этой двери и та, которая напротив, — туалет.

Менеджер смерил их внимательным взглядом, словно пытаясь по внешнему виду определить уровень интеллекта — поняли ли они, куда ходить по нужде — а потом вышел из комнаты. Семь стажеров остались в помещении с мужчиной, который сидел за контрольной панелью. Мужчина молчал, только щелкал мышкой, проводя какие-то манипуляции на компьютере. Хару уселся первым, остальные нерешительно присели рядом. Диван длинный, поэтому они уместились всемером, пусть и было тесновато. Молчали. Тэмин начал нервно стучать ногой, на него тут же кто-то шикнул, требуя прекратить. Хару продолжал с любопытством разглядывать обстановку. Здесь все очень темное, свет приглушенный, есть яркие акценты — те же подушки на диване, большая картина на стене. Картина интересная. Не в плане оценки художественного мастерства, а именно тем, сколько на ней всего изображено. Это что-то вроде панорамы американского бара двадцатых годов. Есть сцена с музыкантами и певцом, танцующие пары, столики по краям танцпола, гости за столами, официанты с подносами. Много людей, объектов, деталей — есть, чем занять мозг, чтобы не думать о записи.

Вскоре дверь студии открылась и внутрь вошла Им Минсо в сопровождении мужчины лет сорока. Он широко улыбался и выглядел очень воодушевленным. Его представили — Ан Роун, музыкальный продюсер, работал над всеми четырьмя треками для шоу. Сидящего за консолью мужчину тоже представили — Ли Джунхён, звукорежиссер.

Стажеры тоже представились.

— Какой красавчик, — удивленно покачал головой Ан Роун, обращаясь к Хару. — Я думал, что его камера таким красивым сделала, но он в жизни нисколько не хуже.

Хару смущенно поклонился.

— Может, он запишется первым? — Ан Роун обратился к Им Минсо, но та отрицательно покачала головой:

— У него нет опыта. Ким Дэхви, ты вроде уже что-то записывал ранее?

Тот поспешно кивнул. Насколько Хару знает, Дэхви и сам пишет песни, но сейчас он это сообщать не стал.

— Рэпер? — догадался Роун, — Хорошо, пусть будет рэпер. Давайте начнем!

Продюсеры расселись у консоли, спиной к стажерам. Дэхви вошел в вокальный кабинет. Минут пять, наверное, все готовились к записи. Дэхви за стеклом устанавливал на пюпитре листы с лирикой, продюсеры перешептывались, настраивая звук. Минсо сидела чуть в стороне, словно пришла просто понаблюдать.

Запись началась. Сделали несколько дублей. Со стороны не было ничего сложного: Дэхви просто зачитывал свои строчки в микрофон. Но вот после того, как его рэп-партия была записана, Минсо встала со своего места и указала на Хару:

— Пойдем, ты следующий.

Хару надеялся, что вторым пойдет Минки, но не устраивать же здесь сцену поэтому он просто вошел вслед за Минсо в вокальную кабину. Она решила сама ему все объяснить.

— Наушники наденешь позднее, — сказала она. — У тебя будет минут пять на то, чтобы осмотреться, привыкнуть к окружению. Хоть стены щупай — главное, чтобы тебе здесь было комфортно. Положение микрофона нужно отрегулировать под твой рост. Встань прямо, шею немного вытяни, чтобы открыть диафрагму. Сам отрегулируй микрофон по себе.

Минсо указала ему на стойку. Хару, положив листы с лирикой на пюпитр, поправил микрофон, настраивая нужную высоту.

— Наушники, — напомнила Минсо, — Бумаги положи, как тебе угодно. Сначала проверим звук, только потом будет запись.

И она вышла из вокальной кабины. Когда закрылась дверь стало очень тихо. Хару решил воспользоваться разрешением Минсо и подошел пощупать стены вокальной кабины. Они были обиты чем-то вроде плотного поролона, еще и с рельефом. Хару присел на корточки, пощупал пол — войлок. На потолке, кажется, тоже поролоновые панели. Ими же обита дверь. Забавно. Во всем помещении всего несколько «жестких» предметов — микрофон, пюпитр, окно в контрольную комнату и ручка двери. Не хватает только смирительной рубашки для самого Хару.

Наушники висели на стойке пюпитра. Хару надел их, тут же услышав голос Роуна:

— А ты любопытный: даже пол пощупал. Давай проверим расположение микрофона. Можешь распеться немного?

— Сейчас, — ответил Хару, вставая прямо.

Он разложил на пюпитре листы с лирикой, немного размял плечи, покрутил головой, даже чуть попрыгал, сбрасывая напряжение. Удивительно, но он больше не волновался. Ему действительно было интересно все вокруг — и эта комната, и процесс записи, столько всего нового. Немного распелся в микрофон, поправил его положение, подняв чуть выше. Отрегулировал и пюпитр.

— Готов? — спросил у него Роун.

— Да.

— Начнем с вступления.

— Я ведь могу петь не так, как в демо-записи? — уточнил Хару.

— Собственный стиль приветствуется, — ответил Роун.

Хару стало еще спокойнее: как минимум, сейчас от него никто не требует копирования демо. Поэтому спел чуть ниже, последнюю строчку практически прошептав.

— Шикарно! — радостно воскликнул Роун в наушниках. — Мне очень нравится, особенно шепот в конце. Молодец. Если выиграешь — так и запишешь итоговый вариант. Но для выступления на сцене шепот… это сложно для новичка. Поэтому, давай точно так, но допой эту строчку в низкой тональности, окей?

— Хорошо, — согласился Хару.

В танце, скорее всего, громко шептать и правда будет сложновато. Он сделал несколько глубоких вздохов, дождался начала музыки и запел. Потом сделал еще один дубль, на всякий случай, чтобы потом перейти к записи остальной песни.

Роун его часто хвалил. Но больше давал советы и просил что-то переделать. Иногда Хару сам предлагал что-то, потому что он так умеет. В какой-то момент вышел обратно в контрольную комнату, чтобы попить воды — нельзя допустить сухости голосовых связок, так они теряют эластичность.

В итоге, он один простоял в вокальной кабине около получаса. Зато на выходе получил приятную характеристику от Роуна.

— Он мне нравится, — обратился тот к Минсо. — Он ведь будет в группе?

— Первый номер в зрительском голосовании, — улыбнулась Минсо. — Это его называют «звездным мальчиком».

— Да? Неужели зрители голосуют за кого-то нормального? Я удивлен… Ну, кто следующий?

Минсо отправила на запись Юнбина. И тоже зашла вместе с ним, что-то объясняя. Хару в это время. налил себе еще водички и стоял у кулера с водой., поэтому через окно увидел, как Юнбин тоже щупает стену. Нет, ну вот правда, интересно же… Странными выглядят, скорее, те, кто делает вид, что им все равно…

Юнбина записали быстрее. У него и партий меньше, да и предложений он делал не так много. Но то, что они выбрали с утра с Хару, он озвучил и записал.

За ним пригласили Минки — и вот тут все уже было не так радужно. Роун, который прежде казался милейшим мужиком, ироничным и немного взбалмошным, орал на Минки так, что довел парня до слез. Роуну не нравилось вообще все. Первое и самое главное — недостаточная эмоциональность пения.

— Это песня про секс, понимаешь меня⁈ — громко выговаривал Роун в микрофон. — Про секс, а не про список покупок в супермаркете! Где соблазн, где двусмысленность в голосе? Почему ты поешь. как робот? Вытирай слезы, перечитывай текст и говори, когда будешь готов!

Чтобы разговаривать с тем, кто внутри кабины, Роун нажимал большую красную кнопку на панели. В остальное время внутри вокальной кабины не слышно, о чем говорят снаружи.

— Я уже подумал, что мне понравится работать в Корее, — сказал Роун, отжав кнопку. — Но сейчас вспомнил, почему меня раздражают айдолы.

— Не бесись, — беззлобно ответила Минсо, — В этом наборе много интересных ребят.

Роун обернулся в сторону стажеров, усмехнулся и сказал:

— Ну да, всегда можно заняться продвижением трио.

Это он, кажется, про Дэхви, Хару и Юнбина.

Минки доставалось и позднее. Снова, и снова, и снова. Он проторчал в кабине сорок минут, но Роун все равно остался недоволен записью. Как понял Хару, Роуна раздражали две вещи. Первая — малая эмоциональность голоса. Вторая — отсутствие личности в манере исполнения. Минки — тот самый «идеальный инструмент»: он сделает все, что от него требуется… ну, если от него не требуют сделать это по-своему, потому что Минки не знает, что такое «по-своему». Ему нужен пример, образец, которому он будет подражать. Придумать что-то самостоятельно он не смог.

Хару ввел имя Ан Роун в поисковике. Ссылок немного, все на новостные статьи. Ан Роун — не самый известный продюсер в плане популярности, но все же весьма плодовитый. Он писал музыку и для корейских сольных исполнителей, и для японских, и даже для американцев. Но, главное, чем он знаменит — саундтреки. Он писал музыку для множества фильмов, сериалов и аниме. В статье было мало точных примеров и вообще не говорилось, работал ли он когда-нибудь с айдол-группой. Наверное, работал, раз сейчас сказал, что его раздражают айдолы.

К концу записи у Хару сложилось двойственное впечатление о Роуне. С одной стороны — он очень хорошо обращался с ним, Юнбином и Дэхви. С другой — Минки вышел из вокальной кабины в слезах, ушел в туалет и не возвращался минут пятнадцать, наверное, глушил истерику после такого нервного прессинга. Состояние Тэмина и Мухёна было немногим лучше: они хотя бы смогли выдать Роуну требуемый «секс» в голосе. А вот Тан свою небольшую партию записал легко и быстро. Пел он пусть и слабо, но с эмоциональностью у него проблем не было, плюс сам предложил несколько фишечек. Поэтому обошлось без криков и слез. Правда, ничего хорошего о нем Роун тоже не сказал, даже не похвалил.

В коридоре своей очереди ждала вторая группа, там был Шэнь. Хару слегка приобнял его и быстро заговорил:

— Пой эмоционально, если есть какие-то идеи по улучшению трека — говори продюсеру.

— Почему ты говоришь это так, будто это спасет мне жизнь? — хихикнул Шэнь.

— Потому что это спасет твои нервы, — просто ответил Хару. — Скорее всего, тебя позовут в первых рядах. Ан Роун кажется милейшим человеком с теми, кто эмоционален и инициативен, кто проявляет себя в песне. Но для остальных…

Договаривать Хару не стал, просто кивнул в сторону Минки. Тот рассказывал остальным, что запись была ужасной, продюсер очень строгий и многое требует.

— Это ему так за отсутствие эмоций досталось? — шепотом уточнил Шэнь.

— Да, — ответил Хару.

Сообщить Шэню что-то еще он не успел. Вторую группу пригласили в студию.

Впоследствии Шэнь рассказал, что зашел записываться третьим, к этому моменту все были уже уверены, что Роун — дьявол, который хочет их всех свести с ума. Но Шэнь собрался, сразу начал с предложения по манере исполнения, после чего дьявол внезапно превратился в милейшего человека, который с энтузиазмом поддерживал всего его предложения, хотя не всё в итоге вошло в песню.

— Возможно, он гений, я этого не знаю, — закончил свой рассказ Шэнь, — Но, простите, с психикой у него что-то не так. Это что, раздвоение личности или биполярка? Что это за Джекил и Хайд? Сунан рыдал так, что его в коридоре отпаивали успокоительным. А этот сидит за пультом и доводит до истерики следующего стажера. Но со мной он был таким добрым и понимающим, будто я — его любимый сын.

Хару тихо захихикал. Роун и правда странный. Но удивляло еще и то, что Минсо и слова ему не сказала, пока он орал на стажеров. Видимо, она знала, как все будет. Скорее всего, сама же его и наняла.