Лучший мир: Книга 1. Шестерни песочных часов

Глава 7

— То есть, ты не умеешь плавать? — удивленно спросил у Эйрика Чад.

— Я море то только позавчера впервые увидел.

— Как это, тебя родители никуда не возили что-ли?

— Нет, вся моя жизнь — это пустыня.

— Ну ты даёшь. Я в твоём возрасте уже многих взрослых обплывал, а ты… С завтрашнего дня теперь и плаванию учится будем. Позорище! Чтоб через неделю мог километр проплыть.

— Но…

— Никаких “но”. Не сможешь — будешь тысячу раз отжиматься и так каждый день, пока не получится.

— Это много? — поинтересовался Эйрик.

— Вот как, значит… Тогда две. Ерничать он вздумал, мало видите ли ему, — с азартом в голосе произнес Чад.

— Я не об этом, просто я не знаю такого числа. До этого, самое большое количество повторений было восемьдесят пять.

— Погоди, ты и считать не умеешь что-ли?

— Умею конечно, но не такие большие числа.

— Сколько будет 156 плюс 242?

— Так… Ну…Пятьсот где-то.

— Ну шкет, так не годится. Кто тебя считать то учил?

— Мама, но иногда папа. Правда, очень редко. Он вообще с нами мало времени проводил. Постоянно уходил куда-то. Как говорила мама, он зарабатывал на возвращение домой.

— Возвращение? — вдруг неожиданно спросил Эзоп.

— Да. Мы уехали от цивилизации, из-за проблем с деньгами. Папа был кому-то должен. Как я понял, ему угрожали. Мне это Эймунд рассказал. Мама старалась избегать этой темы, а если мы спрашивали, то всячески отнекивалась, а потом, бывало, начинала плакать. Странно это все.

— И чем же твой папа зарабатывал на жизнь, как ты думаешь? — снова спросил Эзоп.

— Я не знаю. Мне никогда об этом не рассказывали. Наоборот, хотел у вас спросить. Кем он мог работать? Я тоже так хочу, потому что деньги, вроде, хорошие платили.

Чад с Эзоп переглянулись. Они догадывались, чем мог зарабатывать его отец. В пустыни делать деньги можно было лишь одним способом — торговлей людьми. В Центре и в других частях мира работорговля была запрещена, но здесь… Здесь дела обстояли совсем иначе. В пустыне человеческую жизнь могли продать за мешок кокосов или бурдюк воды.

Поэтому, на вопрос мальчика никто отвечать не спешил.

— Понятно, вы тоже не знаете.

— Думаю, он тоже торговцем был, прям как мы. Покупал подешевле у проходящих мимо караванов, продавал подороже, но уже другим караванам. Как звали хоть твоего отца? — перевел тему Чад.

— Отца звали Флоки, мать — Далия, — при этих словах Эйрик отвернулся, пытаясь скрыть слезы.

— Я уверен, они были хорошими людьми, — иронично сказал Эзоп.

— Да, самыми лучшими, — громко подтвердил Эйрик.

В караване воцарилась тишина. Все чувствовали некую неловкость после случившегося диалога, который, правда, дал ответ на многие вопросы, мучившие путников. Каждый был занят своими мыслями.

Эзоп просто наслаждался моментом. Он был весь в предвкушении приближающегося счастья. “До моря пару дней, а там уже и до Фиаза рукой подать. И все. Хватит с меня этих путешествий” — думал про себя торговец. Хотя и понимал, что по приезде про свои размышления он, как всегда, забудет. Стоило ему неделю пожить нормальной жизнью, как охватывала смертная тоска. И тогда месяца скитаний в пустыне ему казались райским сном.

Эзоп намеренно старался гнать от себя любые мысли, связанные с их новым попутчиком. Правда, получалось это далеко не всегда, не получилось и в этот раз. Мысли тянут за собой эмоции, а эмоции чувства. С появлением Эйрика, поведения мискарца сильно изменилось. То он весело рассказывал только что придуманную шутку, то спустя минуту сидел с отрешенным видом без какой-либо на то причины. Не то чтобы присутствие нового человека его сильно смущало, но пошлые анекдоты и рассказы про свои любовные похождения в публичных домах казались ему неуместными, а потому их он стал избегать. В разговорах теперь он тоже участвовал редко. Эзопа как будто подменили. Может он просто боялся привязаться к мальчику? Нет, причина лежала гораздо глубже.

Эзоп чувствовал себя одиноко, как и Чад. Только ярко выраженному экстраверту переживать кромешное одиночество удавалось гораздо сложнее. Он пытался заводить новые знакомства с торговками, местными, аюльскими женщинами, бывало, даже снимал шлюх просто чтобы поговорить, пытался завести новых друзей, но все это не давало удовлетворения. Вернее, эффект был, но своеобразный. Его можно было сравнить с длительной голодовкой, когда питаясь сухарями и водой, ты уже начал забывать вкус нормальной еды, и вдруг тебе дают понюхать или даже укусить жаренного цыпленка. Тогда чувство голода становится просто невыносимым. Именно так и складывалось общение Эзопа. Только вот разговоры по душам с торговцами или шлюхами не были жаренным цыпленком, они не приносили какого-либо наслаждения, старику было скучно с ними, и он быстро терял интерес. Подобные разговоры создавали лишь иллюзию того, что мужчина кому-то еще нужен. Однако впоследствии Эзоп ощущал еще большую пустоту, особенно когда оставался наедине с самим собой и пустыней. Именно в такие моменты он начинал пить и разводить свою демагогию, доводя Чада до белого каления.

Эзоп не был глупым человеком. Наоборот, он много читал, изучал некоторые науки, в особенности философию. Именно из книжек великих психологов он черпал ответы на мучавшие его вопросы о своей тяге к коммуникации, но безразличию к людям. Книгами он успокаивал себя и утверждал что все нормально, что так и должно быть. Все эти причуды Эзоп смахивал на свой необычный психотип и говорливый темперамент. Только вот не мог он понять главного. Не мог или не хотел.

Эзопу не хватало совсем маленькой детали — семьи. Той самой, после потери которой, он ударился в скитания и торговлю, после потери которой он потерял интерес к женщинам, но получил неутолимую жажду к их вниманию. Вторую половинку Эзопа звали Ализа. Она была его ровесницей. Их первое знакомство случилось в ранней юности, а после окончания службы Эзопа они обручились. Вскоре у них появился сын Томас. Причиной странного поведения торговца был именно он. Эйрик каждым своим словом, каждым движением напоминал Тома. Каждый раз, глядя на мальчика, Эзоп видел своего сына, а вместе с ним и Ализу.

Вот уже несколько недель, когда все ложились спать, торговец просто сидел и смотрел в лицо спящего мальчика. Как-то раз это заметил Чад. Но на все расспросы, Эзоп отвечать отказался.

После решения оставить мальчика в Фиазе, в караван вернулся прежний Эзоп. Однако после отъезда из Сан-Ди все стало только хуже. Мискарец совсем притих и перестал пить.

Разбив лагерь и разведя костер, Эзоп подошел к одному из жеребцов. Это был его любимец. Черный, как сама ночь, красавец замотал головой и охотно подставил свою шею. Мужчина потрепал его за густую гриву и лихо запрыгнул на спину.

— Но! Но! — скомандовал торговец, и конь изо всех сил помчался вперед.

Метрах в пятидесяти от них упражнялись Чад с Эйриком. Эзоп пронесся мимо них и скрылся за горизонтом. Давно он не катался верхом, и сейчас сильно об этом жалел. Эта процедура действовала на Эзопа лучше любого вина. Все скверные мысли будто не успевали за скоростью жеребца и оставались где-то там, сзади. И с каждой секундой они отставали все сильнее и сильнее. В голове торговца была лишь скорость, а ощущение одиночества сменилось чувством свободы.

Стемнело окончательно, довольный Эзоп вернулся в лагерь. Спутники ждали его возвращения и ужинать не начинали.

Во время трапезы наездник вел себя развязнее обычного. Он был более разговорчив и много шутил. Изменения в поведении Эзопа заметил даже Эйрик, а Чад решил не откладывать и поговорить с ним по душам сегодня, пока настроение друга располагает к этому.

Как только малькик лег спать, Чад взял бутылку спирта и сел рядом с напарником.

— Последний раз ты так мчался по пустыне, когда мы по глупости купили полугнилые фрукты у того чернокожего.

— Даа, выбесил он меня тогда. Чтобы так клясться в том, что его “первосортные” кокосы были сорваны сегодня утром, надо не обладать ни совестью, ни страхом. Но ничего, при обратной поездке я вбил в его глупую голову и одно и второе.

Чад улыбнулся и протянул бутылку напарнику. Эзоп отрицательно покрутил головой.

— Нет, спасибо.

— Первый раз вижу чтобы ты отказывался от выпивки. Где мой старый приятель? Когда его успели подменить?

— Не хочу. К тому же говорят, что алкоголь вредит здоровью. Так что, здоровее буду.

— Не увиливай. Что с тобой происходит?

— Ты о чем?

— Не строй из себя дурня. Твое поведение, молчаливость, поездки на черном, отказ от выпивки. Что случилось?

— Да говорю же — ничего.

— Кому как не мне знать, что ты сейчас врёшь? — твердо спросил Чад.

Эзоп ничего не ответил и лишь покачал головой.

— Ладно. Раз уж ты сам спросил, я тебе отвечу, — немного помолчав, сказал он. — Но для начала, ответь на мой вопрос.

— Ну давай.

— Для чего мы живем?

Чад молчал и вопросительно смотрел на друга. Он понимал, что бы он не ответил — это будет не верно, поэтому просто ожидал правильного ответа.

— Не знаешь, вот и я не знаю. Кто-то завоевывает земли, кто-то открывает новые, кто-то создаёт свою семью и просто живёт нормальной жизнью, — при этих словах Эзоп машинально потянулся за бутылкой, взял её в правую руку и только собирался поднести ко рту, как замер. — Черт, я же не пью, — с досадой в голосе сказал он и поставил бутыль обратно.

Его собеседник молча наблюдал за этой сценой. На протяжении всего диалога с него не сходила односторонняя улыбка. Чад уже давно привык к тому, что Эзоп любит все драматизировать, но сегодняшний перфоманс был в новинку даже для него. После последних действий друга он уже еле сдерживал смех.

— Смешно тебе? Зачем тогда спрашивал? — обиженно спросил Эзоп и сам рассмеялся.

Вскоре он снова принял серьезный вид и продолжил свои рассуждения:

— А мы? А что мы? Пол жизни в войнушки играли, а сейчас по пустыням шатаемся. Вот ты хотел прославиться?

— Нет, не хотел, — небрежно ответил Чад.

— А я хотел, и сейчас хочу. Все свое детство побираясь и клянча, я хотел разбогатеть и прославиться. А потом вернуться в свои трущобы и просто рассыпать мешок монет на дороге. Да, я знаю, ты скажешь деньги не главное, и так далее, но ты ничего не знаешь о бедности. Каждый раз просыпаясь в вонючей канаве, мокрый и замерзший, я грел себя мечтой о великом будущем. Эта мечта — все, что у меня было. И знаешь что? Я предал ее, забыл про свои амбиции ради Ализы. Я поставил все на эту женщину, но и она меня скоро покинула. Теперь я сижу здесь — бедный, одинокий и старый. — Эзоп снова замолчал.

Он косо посмотрел на бутылку, однако быстро отвел взгляд и продолжил, при этом его голос заметно изменился, будто торговец скинул все маски и принял настоящий облик:

— Последнее, что я пообещал Ализе — уберечь сына и прожить достойную жизнь в будущем, не застревая в прошлом. Томас мертв, а забыть её я так и не смог. Что ж я за человек такой? Ни одно обещание любимой жены так и не выполнил, — он снова сделал перерыв в несколько минут и продолжил. — Раньше я как-то тушил боль пьянками и девками, но с появлением Эйрика все изменилось. Он копия Тома, пришедшая из моих страшных снов. Посланная мне в наказание за мои грехи. Глядя на него, я вспоминаю те времена. Они придавали смысл моей никчемный и пустой жизни. Но я все потерял.

— Ты же понимаешь, что ты не мог ничего сделать? Чума не лечиться.

— Мог. Я мог отвести их к лучшим лекарям, мог увезти на запад, — уже чуть ли не кричал Эзоп. — Мог…

— Это бы не помогло, ты знаешь и сам. У тебя было слишком мало времени.

— А я просто пил и молился, — не слыша друга, продолжал сетовать вдовец. — Пил и молился.

Он обхватил голову руками и зажал волосы между пальцев. С каждой секундой напряжение в суставах становилось все сильнее. Складывалось ощущение, что совсем скоро приличная часть волосяного покрова торговца так и останется в его кулаках. Воцарилась тишина, резкая и неожиданная. В этот момент, казалось, что она была громче самых громких барабанов и острее самых острых пик.

— Все же немного выпить тебе придётся, — разбавил обстановку Чад. — Иначе я с тобой дальше не поеду — боюсь. Пырнешь ещё ножом с пылу.

— У вас все хорошо? — раздался детский голос.

— Все отлично. Не лезь не в свое дело, малой. — грубо ответил Чад.

— Эзоп, ты что плачешь?

— И без тебя разберёмся, шкет, — злобно фыркнул фиазец.

Эйрик подошел и сел рядом с Эзопом.

— У тебя что-то случилось? — спросил он, глядя прямо торговцу в глаза.

— Все хорошо, просто немного перепил. — ответил тот, используя соответствующую интонацию.

При этих словах он взял бутылку и сделал несколько глотков. После чего потрепал мальчишку по голове.

— Хороший ты парень, Эйрик, ик. Хороший! — последнее слово он неестественно протянул.

— Так, все — спать! — поднимаясь на ноги, скомандовал Чад.

После безупречной актерской игры Эзопа, совместными усилиями его все таки удалось поднять на ноги. Взяв пьяного под руки, друзья довели его до спального места и уложили на мягкое одеяло.

— Спасибо вам, ребята! — не выходя из роли, пробубнил пьяный. — Спасибо! — последнее слово он сказал особенно чётко, многозначительно глядя на друга.

— Пожалуйста, пьяница… Так, а ты чего не спишь? — вдруг вспомнил про малого Чад. — А ну быстро… — он отвесил Эйрику лёгкий подзатыльник и тот смеясь побежал к себе.

Все разошлись спать. Чад погрузился в сон моментально, как и всегда, но Эзоп спать и не думал. Он еще долго смотрел в звездное небо. Звезды в этих широтах создавали невероятные пейзажи. Правда думал он совсем не о них. В его голове вертелись мысли такой важности, из-за которых он уже забыл про море и Фиаз, а вся его жизнь будто потеряла какой-либо смысл. Вдруг торговца осенило, он вскочил, и побежал к тележке. Найдя факел, он тут же поджег его и начал рыться в своих вещах. Хлама у него было действительно много. В повозке лежало около десятка книг, Эзоп открывал одну за одной, судорожно перелистывал страницы, но никак не мог найти нужную. Его одолевало волнение и чувство предвкушения. Он все время бормотал под нос бессвязные слова, пытаясь вспомнить предложение полностью, но у него это никак не получалось. “Каждому воздасться и каждый получит по заслугам… Разве так там было?”. Вдруг его рука нащупала, что-то очень массивное и тяжелое. Эзоп радостно вскрикнул. “Ну, конечно”. Это была его самая большая книжка. Он нетерпеливо открыл ее, перелистывал страницу за страницей в поисках нужного фрагмента и безустанно бормоча себе под нос. Вдруг он замер. “Нашел”. Он жадно вчитывался в каждое слово, каждую букву, казалось он был готов съесть их глазами. Это продолжалось около пяти минут. После чего пыл начал спадать. Мужчина с силой протер глаза, потушил факел и развалился прямо на тележке, укутавшись в льняную накидку.

— Я понял, теперь я понял, — умиротворенно прошептал торговец.

Боль, от которой он пытался избавиться вот уже семь лет, вмиг прошла сама собой. В этот момент он будто бы простил себя. Эзоп смотрел в небо. Только взгляд этот был уже совсем не тот, что двадцать минут назад. Он любовался небом, рассматривал изящные узоры созвездий, а на сердце был покой. Глаза закрылись сами собой, и он уснул. Уснул крепким сном младенца, каким не засыпал уже очень давно.

Рядом с ним лежала книга. Открыта она была на сорок четвертой странице, которая начиналась со слов:

“Он — это весь мир, но мир — лишь часть Его. Он — это люди, звери, деревья, птицы.

Каждый лишь частичка Его великого и непостижимого людскому уму плана. Вся его суть, каждое действие, направлено во благо нас, и ни во что другое. Мы сотворили Его дабы уберечь мир от огня и разрухи. Сотворили его, чтобы помочь себе найти истинный смысл.

Он справедлив. А потому, каждый, кто содеял зло, сотворил несправедливость, будет наказан за это. Он милосерден. А посему, осознав свою вину и признав ее, каждый имеет и шанс второй. Не упусти же ты свой шанс, блуждающий в пустыне забытия и вечности странник, а найди его по яркой путеводной звезде истинны в ночном небе. Не пойди же по пути разрухи — следуй пути спасения и блага…”.