Сельский стражник

Глава 9

Глава девятая.

Выстрел.

Сентябрь 1994 года.

Председателя избирательной комиссии в помещение я запустил за десять минут до открытия избирательного участка, когда подошли другие члены комиссии. На его пламенные взгляды я не реагировал, по большому счету он был мне никем. Мое дело — охрана урн, бюллетеней и прочей наглядной агитации, с чем я и справлялся. Правда этот вредный человек попытался показать мне мое место в этом мире…

Сменщик мой прибыл около десяти часов утра, да не один, а с господином полковником, начальником Городского Сельского РУВД, а значит и моим нынешним руководителем.

— Здравия желаю, товарищ полковник!

Я стоял в теньке у крыльца школы, уже умытый и полностью проснувшийся, у моей ноги сидел большой черный пес, и своим видом мы олицетворяли торжество законности и порядка на этом участке местности.

— Здравствуй, Громов. — мне сунули начальственную длань, после чего началось разбирательство: — Жалуются на тебя тут, говорят, ты председателя комиссии на его рабочее место не пустил. Ты понимаешь, что ты своим поведением…

— А я его, товарищ полковник и в следующий раз не пущу. — невежливо прервал я обличительную речь начальника: — И я не понимаю, что этому гражданину потребовалось делать на избирательном участке в шесть часов утра? Я помещение под охрану принял вечером, утром я его обязан сдать членам комиссии или своему сменщику, что я и сделал. А следить за этим типом два часа, чтобы он не напакостил, я не подписывался. Он сам испортит бюллетени или на плакате усы кандидатам в депутаты пририсует, а потом скажет, что это я не досмотрел? Нет, товарищ полковник, я так не согласен.

Начальник РУВД смерил меня тяжелым взором, потом молча махнул рукой, отпуская домой. Я, конечно, допускал продолжение скандала, но его не было. Не стал полковник усугублять наши разногласия, не стал давить на меня авторитетом. То ли сам понимал, что я в своем праве, то ли устал, а разборки со мной решил оставить на потом, после окончания избирательной компании — не знаю, да и некогда было мне об этом размышлять, я торопился…

По дороге успел заскочить домой, прихватил старый военный бинокль с затертой надписью «Цейс». Переодеваться не стал — сунусь в «гражданке», просто затопчут, а милицейская форма давала какую-то зыбкую надежду, что меня не будут рвать на части обезумевшая толпа иностранцев.

Машину поставил через дорогу от площадки, где отстаивались и грузились потрепанные автобусы, увозившие бывших соотечественников на родину. Не знаю, как этот автохлам преодолевал тысячи километров по степям, где дороги трудно было назвать дорогами, но, тем не менее, автобусы пользовались спросом, приезжали и уезжали заполненные.

Своих фигурантов я узнал в самый последний момент — три парня, один из которых был заметнее выше своих товарищей, остановились у двери в автобус, прикурили, чтобы через пару минут нырнуть в салон.

Со стоянки автобус ушел не в полдень, а гораздо позже — я дождался, когда закроются двери и бело-красная махина «Магирус», чадя черным жирным выхлопом, вырулила на трассу.

У меня оставалось пять минут, чтобы обогнать тушу автобуса, доехать до виднеющегося вдали поста ГАИ, договориться со старшим, чтобы автобус остановили…

На посту ГАИ, прикрывающем Город с юго-запада, как всегда, царила нездоровая суета. Десяток людей в серой форме тормозили крадущиеся мимо машины, подходили к кабинам, проверяли кипы документов, досматривали груз. Отличить сотрудников ГАИ от работников транспортной инспекции было сложно, все были одеты примерно одинаково, при этом вторые усиленно маскировались под первых.

Я с трудом нашел место где припарковать свой «Ниссан», бросился к ближайшему гаишнику с погонами лейтенанта:

— Братан, срочно надо остановить бело –красный автобус «Магирус», что на юг идет…

— Кому надо? — гаишник лишь на секунду оторвал взгляд от доверенности, которую протягивал ему владелец «Жигулей», после чего снова уткнулся в документы.

— Там три типа, что вчера убили участкового, и у них оружие…

— Кого остановить, где остановить? — обозлился гаишник: — Иди на пост, к старшему, с ним вопросы решай. Нам здесь запретили автобусы тормозить…

А красно-белый «Магирус» уже приближался к посту, по одному их разделенных отбойниками, коридору.

— Дай сюда! — я сорвал с руки гаишника черно-белую пластиковую палку и шагнул навстречу автобусу, показывая удивленному водителю, чтобы он прижимался вправо.

— Ты что делаешь⁈ — меня попытались ухватить за рукав куртки, но Демон, что двигался у моей левой ноги недовольно зарычал и меня отпустили…

— На, не плачь. — я убедился, что автобус остановился, заблокировав своей тушей две фуры, не глядя сунул палку инспектору ГАИ и двинулся к открывающейся двери «Магируса»

— Доброе утро граждане, готовим документы на проверку и вещи для осмотра. — на нас с Демоном смотрели десятки враждебных глаз, еле возвышающиеся над нагромождениями баулов и сумок, наваленных в проходе и стоящих на коленях пассажиров.

— Эй, начальник, у нас договор есть с Геннадий Федорович! — приподнялся над креслом водитель.

— Кто такой Геннадий Федорович? — я оттолкнул бумаги, которые мне протягивал смуглый водитель автобуса — мне его лицензии и путевые листы были неинтересны.

— Он начальник, очень большой начальник. Он тебя потом порвет и вые…

— Сейчас я тебя здесь вые…- оборвал я говорливого водителя: — У меня свой начальник. Выходим с вещами на выход.

Водитель что-то сказал на тюркском языке и весь автобус заулыбался издевательски. Понимаю. Дебилу — менту, с его дебильной собакой, дебильный начальник сказал проверять вещи выезжающих мигрантов на предмет провоза наркотиков. Вот только русские направление перепутали. Наркота, привезенная в этом автобусе, давно уже выгружена и передана оптовикам, никто обратно в Среднюю Азию ее не повезет.

— Каждый берет свои вещи и выходит из автобуса! Давайте быстрее, раньше выйдете — раньше обратно сядете. — подгонял я возмущающихся иностранцев.

Наконец в салоне автобуса стало свободнее, и я разглядел в самом конце своих фигурантов. Три парня сидели на заднем диване, напротив центрального прохода и о чем-то тревожно переговаривались, бросая на меня короткие взгляды.

Я выглянул наружу. Мигранты кучковались напротив автобума, складывая свои баулы в большие кучи, а у кабины стояли трое мрачных гаишников, во главе с майором и сверлили меня сердитыми взглядами.

— Мужики, в самом конце трое сидят…- я наклонился к «продавцам полосатых палочек»: — Главный — высокий, в зеленом спортивном костюме, они вчера участкового завалили и пистолет забрали. Я их сейчас из автобуса выведу, и надо брать по жесткому…

— Кто? — майор тут-же сунул любопытную морду в салон, и задние пассажиры поняли, что покидать нагретые сиденья им не стоит.

Я до последнего надеялся, что фигуранты не будут рисковать и выйдут из автобуса «на досмотр», предварительно спрятав пистолет за подушки сидений, но любопытный майор все испортил. Закричав что-то непонятное, высокий парень с зеленом «спортике» выдернул из-под себя потертый пистолет и схватил за шею вставшего с переднего сидения невысокого худощавого парня, почти ребенка.

Как высокий фигурант умудрился спрятаться за низкорослым пацаном, что, не дыша, стоял посреди прохода, прижав к живому огромную спортивную сумку, но он спрятался, я видел только смуглую руку с пистолетом, прижатым к голове заложника, и часть заросшей черными волосами головы с бешено выпученным глазом.

— Уходи, бросай оружие! — орал высокий террорист, старательно укрываясь за своим живым щитом: — Уходи из автобуса, не то я его убью!

Его подельников я не видел, видимо, они укрылись за высокими спинками боковых сидений.

Мимо меня, чуть не снеся своими огромными баулами, пробежали к двери два задержавшихся пассажира и наконец мы остались в салоне вшестером — мы с Демоном и четверо преступников. Почему четверо? Мне проще считать, что длинный душегуб держит пистолет у виска своего приятеля, судьба которого мне безразлична. Я отпихнул Демона, который сунул любопытный нос между моих ног и пытался прошмыгнуть вперед, подхватил с сиденья чью-то огромную сумку «мечта оккупанта», накинув синтетическую петлю себе на плечо, и двинулся вперед, сокращая дистанцию. Сумка была откровенно неподъемная, но я старательно держал ее у себя на животе — больше, прячась за ней так же, как мой противник прятался за пацана — метр плотно упакованных тряпок вряд ли пробьет пуля милицейского «макарова».

Двигаясь приставными шагами, с трудом протискиваясь по узкому проходу с громоздкой клетчатой сумкой на животе, я неумолимо приближался к замершему заложнику и прячущемуся за ним душегубу.

Орали все. За окном хором, на непонятном мне языке, орали бывшие пассажиры автобуса, тыча в меня пальцами, впереди рыдал заложник и что-то орал убийца. Я не знаю, что он орал, наверное, как и положено в детективах, что я должен бросить оружие или выйти из автобуса, и ожидать спецназ, вертолет и мешок с долларами… Я не люблю детективы, они меня всегда подбешивают, особенно в сценах, когда десяток полицейских-милиционеров-жандармов дружно кидают оружие на пол, стоило какому- нибудь дрыщу приставить ствол к голове случайного прохожего и начать истерично выдвигать свои безумные требования. С какого хрена я должен бросать оружие. Сейчас у террориста в руках одна жертва и очень мало патронов, но стоит мне положить свое оружие, как количество жертв примется расти в геометрической прогрессии…

Мне осталось пройти всего два шага, и я смогу просто приставить ствол к голове высокого парня и нажать курок. По его вытаращенному глазу шоколадного цвета, я вижу, что он уже осознал, что приставлять ствол оружия к голове своего соседа по автобусу была плохой идеей, наличие в автобусе заложника меня абсолютно не волнует, а вот оторвать ствол от головы паренька и направить на меня он не решается, считая, что не успеет… А где там не успеть, у меня перед глазами только круглые глаза заложника, с крупными слезами, соскальзывавшим по гладким, почти детским, щекам, а преступника я, к примеру, совсем не вижу. Часть кисти с зажатым пистолетом, часть небритой щеки, с кучерявыми волосами небольших бачков — все это постоянно перемещается, скачет перед глазами, не давая прицелиться наверняка.

Мне оставалось всего сделать только шаг до точки принятия решения, когда в наш психологический поединок с душегубом вмешались другие участники. Демон, которому надоело пассивно вертеться у меня за спиной, попытался обогнуть меня, запрыгнул на спинки левого ряда кресел и… с грохотом сорвался вниз, провалившись вниз головой между сидений. Не успел террорист осознать куда делась прыгнувшая на спинки кресел, выглядевшая опасной, крупная собака, как сзади раздались отчаянные маты и тяжелые удары — гаишники вовремя решили отвлечь внимание преступника на себя. Капитан вскарабкался на плечи лейтенанта и принялся, со всей дури, молотить по огромному заднему стеклу автобуса металлическим прикладом табельной «ксюхи». Услышав грохот за спиной, парень с пистолетом лишь на мгновение повернул голову назад, пытаясь понять, что за новая напасть свалилась ему на голову, но этой секунды мне хватило — я сделал шаг вперед, одновременно приставляя ствол пистолета к его голове и нажал на курок. В облаке частичек сгорающего пороха, голову человека с пистолетом отбросило назад, после чего он мгновенно обмяк, свесив голову. Пистолет выпал из его руки на линолеум, постеленного на пол автобуса. Я схватил заложника за плечо и вытолкал его себе за спину, где он и осел на пол — ноги парня совсем не держали. Два приятеля убийцы, спрятавшиеся за креслами, смотрели на меня широко раскрытыми глазами, потом, тот что слева неуверенно потянулся к лежащему на полу пистолету, на что я сбросил на него огромную сумку, что последние пару минут служила мне бронежилетом и упал сверху, чтобы у паренька даже мыслей дурных в голове больше не было. Второй же сообщник покойника с ужасом глядел на простреленную голову своего товарища, из которой вяло стекала на пол густая вишневая кровь.

Я сидел на ступеньках крылечка КПП и смотрел, сощурившись на бледно-желтое, сентябрьское солнце. Вокруг здания поста шла нервная суета, от которой я старательно абстрагировался. Высаженные пассажиры иммигрантского автобуса, стоически сидели на своих пешках и баулах за ограждением площадки досмотра транспорта, с восточной терпеливостью дожидаясь, когда их транспорту, украшенному растрескивавшимся задним стеклом, разрешат двигаться дальше. Вполне вероятно, что сегодня их никуда не отпустят, да и завтра тоже — машина следствия и правосудия в России разгоняется очень медленно.

Водитель автобуса явно затаил на меня зло, когда его допрашивал следователь прокуратуры, он что-то зло кричал в мою сторону, но мне было все равно на его крики. Я его уже простил, а до его эмоций мне было все равно. Подумаешь, разбили прикладом здоровенное кормовое стекло и изъяли заднее трехместное кресло, в котором застряла моя пуля, пробив моей жертве голову насквозь и выйдя через шею. Он за один рейс столько денег поднимает, что покроит свои убытки. Мне, честно говоря, не до этого. Наш начальник службы участковых Николай Владимирович Макаров, дождавшись, когда съехавшее начальство не смотрело в мою сторону, сунул мне на подпись ориентировку о найденном в сгоревшей машине теле старшего лейтенанта Кобоева, и пропавшем пистолете, и теперь я пытался построить безупречную версию о том, как я здесь, вообще, оказался, и какого рожна я полез в этот автобус… Если что, то это цитата вопроса, который мне задал один из штабистов, в немалом числе, слетевшихся на громкое чрезвычайное происшествие. Двух подельников убитого уже увезли, я сказал, что они были в одной компании с моей жертвой, пистолет участкового изъяли, мой пистолет, естественно, тоже забрали.

Я скосился на, уныло лежащего рядом со мной, Демона и опять уставился на солнце. В голове не было ни одной мысли, которая бы логично объяснила, как я вляпался в эту ситуацию. Хорошо было Штирлицу — ехал по Берлину, поднес чемодан несчастной фрау и о-ля-ля, отпечатками пальчиков на чемодане русской радистки папаша Мюллер может подтереться, а мне то что говорить?

Октябрь 1994 года.

Зал администрации Городского Сельского района.

— Ну что товарищи… — начальник Городского Сельского РУВД доброжелательно улыбнулся залу, заполненному людьми в форме цвета маренго: — Могу вам доложить, что избирательную компанию мы прошли без существенных замечаний. Никто из сотрудников, привлеченных к охране общественного порядка на избирательных участках, не допустил нарушений дисциплины со своей стороны, так и провокаций или иных нарушений общественного порядка со стороны граждан. Не обошлось, к сожалению, товарищи, без горестных потерь. Наш товарищ, участковый инспектор, старший лейтенант милиции Кобоев героически погиб на боевом посту. Прошу почтить его память минутой молчания…

С грохотом откидывающихся сидений, начали подниматься коллеги погибшего, я тоже встал и скорбно склонил голову. Погибший не был мне ни другом, ни приятелем, скорее наоборот, но я такого конца ему не желал, да сделал все, что мог, дабы его убийцы не ушли от ответа. А сегодня, после совещания по итогам второго квартала, мне в очередной раз ехать в прокуратуру на допрос. На фоне этих событий победа Ирины на выборах прошла как-то буднично — к нам домой приехали руководство отделения Либеральной партии, потом была развеселая гулянка в ресторане, на которую я не поехал, только встретил пьяненькую депутатку после одиннадцати часов, когда публику попросили на выход, и не дал ей участвовать в продолжении «банкета», ибо для ночного клуба Ирина слишком плохо держалась на ногах. А через два дня в областной избирательной комиссии моей девушке должны были выдать удостоверение городского депутата, и на этом я мог считать свою миссию по заходу в политическую систему области законченной.