Глава двадцать один.
Декабрь 1994 года.
— Привет…- в меня сзади ткнулось что-то теплое и сонное: — Сколько время? Ты сегодня на работу не пойдешь? Не смотри на меня, я страшная…
Мою попытку повернуться и поцеловать оклемавшуюся Ирину пресекли, из всех сил вцепившись в меня цепкими руками, поэтому я вернулся к прерванному занятию — жарке чего-то мучного и вредного, то ли оладушек, толи лепешек.
— А с работой, наверное, все, придется распрощаться. — пожал я плечами: — Ты вчера не видела, тобой медики занимались, а я успел с ответственным от руководства подраться.
— Громов, это точно ты? — Ира от такой новости даже забыла, что не хотела, чтобы я смотрел на нее: — И что теперь будет?
— Да что тут может быть? С кем иным, может быть, и прокатило, а про этого зама мне сказали, что редкостный говнюк, и не даст все это замять. — я пожал плечами: — Это сто процентов увольнение по дискредитации, теперь только на «гражданку» устраиваться… Хотя что там устраиваться, я же итак устроен, так что все хорошо, полет нормальный.
— А ты не хочешь увольняться, я правильно понимаю? — Ира заглянула мне в глаза.
— Да я сам не знаю…Ай! — раскаленное масло от сковороды густо брызнуло на руку, и я затряс кистью: — Твою… наверное, я пока не готов. Не знаю, короче.
— Поедим, отвезешь меня в салон? — Ирина, уже забыв о моих проблемах, внимательно рассматривала себя в большом зеркале, что меня немного покоробило — я тут собрался открыться, о своих мыслях и чаяньях рассказать, а она…
К моему удивлению, Ирина попросила довезти ее до моей «альма матер», поцеловав на прощание в щеку, попросила подождать и скрылась во дворах. Странные существа эти женщины — думал я, едут в парикмахерскую через половину города, влекомые непонятными отзывами и непроверенной информацией. Ну что, ей здесь новые волосы в голову вклеют, вместо вырванной бандитом пряди? Никогда нам их не понять, мы, реально, существа с разных планет. Я натянул пониже вязаную шапку, поднял воротник куртки и, откинув кресло, выключил двигатель — пусть поскорее окна затянет влажной изморозью. Здесь, на территории небольшого квартала в центре Города были сконцентрировано слишком много объектов, с которыми я был тесно связан. Мой бывший университет, Областная энергосистема и Городской Сельский РУВД примыкали практически к одному двору, а я не хотел сейчас встречаться с кем-то из знакомых и отвечать на их вопросы…
— Скучал? — запорошенная снегом дверь распахнулась внезапно и, свежая и радостная с мороза, Ирина плюхнулась на сиденье рядом: — Что у тебя так холодно? Включай, скорее печку и поехали быстрее, а то у меня запись в салон пропадет…
— Не понял? — я завел двигатель и разогнал дворниками, засыпавший лобовое стекло, снег: — Ты где сейчас была почти два часа?
— И когда ты мне собирался сказать, что меня ваш ответственный от руководства блядью и шлюхой назвал? — ответила вопросом на вопрос Ирина, уставившись мне в глаза злющими глазищами.
— Кхе! Кхе! — от неожиданности я подавился и долго пытался откашляться, пока маленький, но жесткий кулачок девушки не начал колотить мена по хребту.
— Спасибо! — я вытер рот: — И откуда ты узнала?
— Ну, вообще-то, он меня именно этими словами сегодня встретил. Ты давай двигай в «Три орешка», я насчет салона не шутила…- Ирина назвала знакомую мне женскую парикмахерскую, что располагалась рядом с моим общежитием, на Левом Берегу.
В дороге Ира, скрипя зубами от злости, призналась, что решила, в тайне от меня, зайти в РУВД и переговорить с начальником следствия, который в прошлую ночь был ответственным от руководства, выезжал на убийство в поселок Клубничный, а потом получил от меня в нос за неосторожный комментарий относительно моральных качество моей подруги. Но, стоило ей перешагнуть порог начальственного кабинета, где сидел помятый товарищ подполковник, как тот ее мгновенно узнал и поприветствовал нецензурной бранью.
— И что дальше произошло? — осторожно спросил я.
— Да, почти ничего. Я вышла и дошла до кабинета начальника управления, показала удостоверение и сказала, что я депутат Совета, потом мы с начальником управления вернулись в кабинет этого придурка, и я ему пощечину дала, а он ответить побоялся. А потом я пошла к начальнику РУВД договариваться относительно тебя. Ты что, обиделся?
— Выходи, к мастеру опоздаешь. — я припарковался напротив большого салона красоты, что соседствовал с Левобережным колхозным рынком, проводил взглядом Ирину, пока она не скрылась за стеклянными дверями парикмахерской.
Ну вот за что мне вот это? Мне же еще рапорт писать, дела сдавать, а тут все встречные –поперечные будут улыбаться в лицо, мол, маленький мальчик, подружку привел заступаться. Наверное, хуже, это если привести маму.
Я прошвырнулся по территории рынка, полюбовался на бандитский патруль, что неспешно прогуливались мимо рядов, собирая мзду, потом двинулся к ряду, где торговали всякой живностью. Свой товар хитрые продавцы размещали в больших ящиках, с деревянной крышкой, сверху укутанный какой-нибудь старой шалью. Для тепла в ящике продавцы зажигали пару свечей и вполне себе торговали на улице, так как в крытые корпуса рынка их не пускали. Не знаю, каково было сирийским хомякам, но рыбки в аквариумах плавали вполне бодро. В себя я пришел, когда понял, что еще пара секунд, и я уйду с рынка, держа за пазухой очаровательного рыжего котенка, которого вместе с разноцветными братьями-сестрами, почти «за так» раздавала помятая тетка со следами различных пороков на лице. Я сунул, обиженно мяукнувший, рыжий комок обратно в ящик и быстрым шагом двинулся подальше от птичьих рядов. Тут не знаешь, что с тобой завтра будет, а берешь на себя ответственность за беспомощное живое существо. Ирина ждала меня возле машины, замерзшая и злая, поэтому вечером мы не разговаривали. Каждый злился на вторую сторону, искренне не понимая, что он сделал не так.
Городской Сельский РОВД. Кабинет начальника.
— Разрешите, товарищ полковник? — себя я считал почти уволенным сотрудником, которому терять особо нечего, поэтому в районное управление я приехал около десяти часов утра, удачно просочившись мимо секретаря, которая сосредоточенно набивала какой-то приказ.
— А! Паша! Заходи, заходи, присаживайся.
Честное слово, от такого радушия начальника я немного прифигел, на стул у длинного стола для совещаний присаживался осторожно, на краешек, не понимая реакции начальника РУВД.
— Павел, а почему ты не сказал, что твоя гражданская жена депутат? Ведь можно было вопрос порешать, не привлекая ее. Я понимаю, что они там…- полковник потыкал пальцем куда-то в потолок: — Привыкли решать вопросы кардинально, но ты меня тоже пойми. Я не могу начальника следственного отдела уволить, без него все там встанет, хрен соберешь потом. Давай ограничимся тем, что она Никитичу вчера по мордасам дала, и на этом все. Поговори с ней, пожалуйста.
Пока товарищ полковник, как большой сытый кот, громко мурлыкал, уламывая меня не рубить с плеча и сохранить для Сельского РУВД такого выдающегося специалиста, как начальник следствия, который, действительно, редкостный чудак на букву «М», но без него все развалиться, ну и так далее, я стал подозревать, что мою «гражданскую жену» приняли не за того, кто она есть.
Возможно, моя «гражданская жена», дубася по мордасам товарища подполковника, грозя всеми карами и размахивая депутатским удостоверением, забыла сообщить, что она депутат городского, а не областного законодательного собрания? Нет, городской депутат — это конечно тоже политическая фигура, но, только к сельской местности они отношения не имеют, в отличие от областных народных избранников.
— Товарищ полковник! — мне удалось вклиниться в паузу в речи начальника РУВД, когда он затребовал секретаря чаю «нам с Павлом Николаевичем»: — Да я даже не думал, чтобы кого-то увольнять, и Ирина Михайловна к Евгению Никитичу зашла совершенно случайно. Она в кабинет его заглянула, потому как меня искала, думала, вдруг я там, а он ее с порога шлюхой и блядью назвал, вместо «здрасьте». Я вообще ей ничего про скандал не говорил, пока она к товарищу подполковнику не заглянула…
Я откровенно изображал дурака, а полковник старательно делал вид, что он мне верит, после чего сделал мне предложение закончить досрочно моё прикомандирование к их управлению, и, отдохнув пару дней, отправляться восвояси, в Дорожный РОВД, обещая прекрасную характеристику и премию в размере двух месячных окладов за последнее задержание.
Вышел из начальственного кабинета я в некотором обалдении, не ожидая, что устроив скандал и выставив меня в роли подкаблучника и маменькиного сынка, Ирина решила мою проблему наилучшим образом. Лишь бы за эти пару дней, что готовиться приказ, товарищ полковник не восхотел поинтересоваться местной политикой, в частности, списком областных депутатов, а то будет мне счастье ознакомиться с разъяренным товарищем полковником, который таких, как я, кушает на завтрак, обед и ужин.
Тихий центр. Частный дом.
— Ирина, а когда ты собиралась мне сказать, что ты старшего офицера МВД, целого подполковника избила? — на пороге дома я стоял мрачным, как туча.
Ирина бросила на меня мрачный взгляд, разглядела суровое выражение лица и решила, что лучше прервать режим презрительного молчания.
— А подполковник — это много? — осторожно поинтересовалась девушка.
— Достаточно много, чтобы дело уголовное возбудить.
— Он первый начал обзываться, и вообще, у меня неприкосновенность. — выпалила Ира, и уткнулась в книжку.
— Доказательств, что он тебя обозвал нет, а вот у товарища подполковника вчера на лице твоя ладонь хорошо отпечаталась. — Ради мира в семье, немного преувеличил я: — И если он пойдет в судебно-медицинскую экспертизу… А твоя неприкосновенность по решению твоих коллег-депутатов очень просто снимается. У тебя же там, в депутатском Собрании, пока друзей нет?
— Пока нет. — вздохнула Ирина и отложила книжку: — И что теперь делать?
— Да я все порешал. — небрежно бросил я, снимая куртку и переобуваясь: — Но ты в следующий раз сдерживай себя, пожалуйста. Тебе вот такие скандалы точно не нужны.
— Я постараюсь. — девушка улыбнулась.
Мир в семье вроде был восстановлен, и можно не бояться за свои тылы, а значит, у меня есть несколько свободных дней, чтобы разобраться с самыми насущными проблемами.
Контора по аренде строительной техники.
На территорию конторы я прошел легко. Сейчас времена такие, что люди рады любому клиенту, потому что даже самый замухрышечный дядька может быть тем, кто принесет в кассу «наличку», которой бухгалтерия может закрыть долги по зарплате за неделю, а то и за месяц, чем черт не шутит. Потолкавшись по конторе, я дождался, когда секретарша покинет приемную и шагнул в кабинет директора.
— Здравствуйте, вы по какому вопросу? — по мере осознания, кто вошел в кабинет, с лица Плотниковой Мириам Степановны, владелицы и директора сползала дежурная улыбка.
— Ты зачем пришел? — женщина встала: — Мне кажется, я тебе предельно понятно все объяснила, но ты сказал, что оплата бартером тебя не интересует. Что, передумал? Так поезд уже ушел. Люди, с которыми ты меня познакомил, кстати, спасибо тебе, сказали, что по всем моим долгам, кто бы и от кого не пришел, отправлять к ним. Телефон, кому звонить, ты знаешь. А теперь прости, но мне надо работать. Деньги будут — заходи.
Да, а тетенька изменилась. Еще совсем недавно она скакала от бандюков через сугробы, когда те встретили ее возле дома, а сегодня она, не моргнув глазом, посылает меня.
— Слушай меня внимательно. — я прилагаю все силы, чтобы говорить размеренно и спокойно: — Завтра все деньги, что мне должна, ты перегонишь на этот счет…
На полированное дерево стола класса «Президент» ложиться, написанная от руки, бумажка с номером сберегательного счета в обычной сберкассе, где у меня лежит четыре рубля двадцать три копейки.
Мириам, искривив губы в презрительной улыбке смахнула клочок с реквизитами на пол, покрытый серым ковролином промышленного класса.
— За просрочку подгонишь кран и трубы к дому, ну ты знаешь, какому, я тебе рассказывал. Уложишь трубы в траншею, она там одна. Найдешь хорошего сварщика и подсоединишь их, лотки с трубами накроешь сверху плитами, ну и как ты говорила, трактора «Беларусь» с отвалом достаточно, чтобы яму заровнять? Значит и это сделаешь, аккуратно. Срок тебе три дня…
— Ты идиот, Громов? Да ты знаешь, что с тобой сейчас сделают? Я вот позвоню и…
— Я не закончил. — я придержал рукой трубку, за которую схватилась женщина: — Завтра денег не будет — ты обосрешься. Через пять дней не выполнишь то, что я сказал — ты умрешь.
— Ты что, мне угрожаешь? Ха-ха! — смех, правда, у Мириам был вымученный, но я больше слушать не собирался, сразу прошел на выход. Когда, вежливо, закрывал за собой дверь, женщина торопливо набирала чей-то номер на кнопочном «Панасонике», бросая на меня торжествующие взгляды.
Двор дома Мириам Плотниковой.
Пока оскорбленная дама вызванивала свою «красную крышу», пока решительные парни ехали к ней, сочувственно выясняли подробности моего визита и отпаивали сладкой настойкой «Рябина на коньяке», которая была в небольшом баре у хозяйки кабинета, я время не терял, а отправился во двор к строптивой директрисе, заехав по дороге в кондитерскую.
— Здравствуйте, бабушка! — я состроил самую милую мордаху, наивно глядящую на мир через толстые стекла очков с простыми стеклами.
— Что хотел? — из небольшой щели, чуть приоткрыв дверь, не снимая алюминиевую цепочку, на меня сурово смотрела женщина лет семидесяти, с покрытыми серой шалью плечами: — Риелтор? Квартиру будешь предлагать продать?
— Да нет, я студент, и влюблен в женщину, которая живет в доме напротив вашего.
— И чаво? Зачем ко мне приперся? — бабулю историю о влюбленном юноше не разжалобила.
— Видите ли, она очень богатая, но я люблю ее не за это…
— Богатая? — бабуля заинтересовалась: — Это кто такая?
— Мириам, знаете такую? Черненькая такая…
— Это Плотникова? Машка? Которая сейчас на здоровенной машине приезжает? И чего?
— Понимаете, у Мириам сейчас ухажер появился, очень крутой, он все время с большой охраной ездит, а мне надо к ней подойти и рассказать о своих чувствах.
— Ну так подойди, кто тебе не дает. — Бабка недоуменно пожала полными плечами: — Чего от меня хочешь то, малахольный?
— Да меня охрана не подпустила. — я тяжело вздохнул: — Видите, даже торт не дали передать, сказали, что еще раз увидят, то изобьют.
Бабуля ставилась на коробку с тортом в моей руке, после чего покрутила головой. Да, торт был облит шоколадной глазурью, но относился к категории вафельных, самых бюджетных.
— Это кстати вам? — я протянул торт, начал запихивать его через узкую щель, но бабуля откинула цепочку и распахнула дверь, правда, дальше порога не пустила.
— За тортик конечно, спасибо, но ты скажи, что ты от меня хотел, а то я помру, пока ты разродишься.
— Я бы хотел, чтобы вы завтра утром в окошко поглядывали с семи до половины восьмого, а когда Мириам из подъезда выйдет и пойдет к машине, то включили бы в совей квартире свет…
— Да зачем тебе это надо?
Так вы поймите! — начал горячится я, чуть не уронив очки с носа: — Если я буду здесь заранее стоять, меня охрана заметит и побьёт, и я к своей любимой не пробьюсь, а вот если я в подъезде соседнем буду прятаться, и увижу свет в вашей комнате, то выскочу из подъезда, когда она к машине по улице будет идти, и она тогда меня точно заметит и, возможно, позволит объясниться.
— Тьфу ты, ну ты, ножки гнуты, объясниться он собрался…
— Это вам за хлопоты. — я положил на тумбочку пятитысячную купюру: — А если завтра все сложиться, то я вам еще столько же дам. Да, может быть еще обращусь, не бесплатно, конечно.
— А ты, я вижу, не совсем дурак. — бабуля погрозила мне пальцем и сунула купюру в карман теплого халата: — Соображаешь, к кому клинья подбивать. Ну, считай, мы с тобой договорились. Только я не в комнате свет зажигать буду, а на кухне, мне там удобнее в окошко глядеть. И денежку бабушке не забудь занести, уважь старость.
Двор дома Мириам Плотниковой.
Утро следующего дня.
Я даже не стал проверять наличие денег на сберкнижке. Уверен, что счет за вчерашний день не пополнился ни на одну копейку, зато, так же уверен, что возле сберкассы меня ждали несколько крепких ребят.
В подъезде во дворе Мириам, с утра, я тоже не прятался, а сидел в старенькой «копейке» на примыкающей улице, откуда мне было видно окно бабкиной кухни. Подъезд Мириам с моей точки тоже не было видно, поэтому мне оставалось только надеяться, что корыстная бабуля меня не подведет.
Свет в кухонном окне зажегся, как всегда, неожиданно и я нажал кнопку пульта автомобильной сигнализации. Во дворе что-то грохнуло, раздался пронзительный женский визг, мужские крики.
Я улыбнулся и выкатил из парковочного кармана. Получив сигнал с пульта, электродетонатор, вставленный в взрыв пакет, сработал штатно –уверен, когда рядом с машиной, куда. В сопровождении пары оперов, спешила Мириам, взрывом разметало сугроб, и на поверхность выбросило четыре изломанные, замершие каллы, в обрывках целлофановой упаковки, как символ скорби, гордая хозяйка тракторов и кранов жидко обгадилась, трижды пожалев, что решила ругаться со мной.