Сельский стражник

Глава 7

Глава седьмая.

Зов тела.

Сентябрь 1994 года.

«Доярку из Журавлевки», что, с завидной регулярностью, «доил» моих жильцов, я поджидал вечером у поворота на Журавлевку.

Напротив, меня остановился потрепанный «УАЗик», из которого выглянуло смуглое, усатое лицо.

— Сдохла таратайка? — усатый милиционер мотнул головой в сторону моего мотоцикла, на сиденье которого я демонстративно разложил пару гаечных ключей.

— Сейчас, наверное, заведу…- я встал в полный рост: — Что-то бензин с перебоями поступает…

— Ну ковыряйся, ковыряйся… — равнодушно кивнул коллега.

— А ты как здесь оказался?

— Так Судаков же пропал с концами. — напомнил «старлей» о пропавшем местном участковом инспекторе: — На меня его участок «повесили», а там оказалось столько нарушений, просто каждый день нарушают массово нарушают паспортный режим…

Я смотрел на усатое лицо участкового, волей судьбы оказавшегося при власти и погонах, в отличие от своих единоверцев, одномоментно ставших гражданами другого государства.

— Не боишься, что сдадут? — я усмехнулся: — Ты, как я понимаю, их по жесткому прессуешь, могут не выдержать.

— Да куда они денутся. — участковый махнул рукой: — Их дело — платить, а наше дело — доить. Я что, виноват, что мне второй месяц зарплату не платят, а у меня три дочери, пора старшую замуж выдавать.

Я сочувственно покивал головой, усатый участковый махнул мне рукой и со скрежетом включил передачу. Вездеход фыркнул и неторопливо свернул с асфальта на проселок, ведущий к Журавлевке.

Н-да, с отцом трех дочерей разговаривать бесполезно. Он инстинктивно будет хватать все деньги, до которых может дотянуться, и не отступит ни на шаг.

Наверное, я сделал глупость, но глядя на удаляющуюся корму машины участкового (поехавшего в мою деревню, за моими деньгами!), я не смог сдержать свои эмоции и начал делать глупости — сначала пнул носком по здоровенному булыжнику, после чего долго прыгал на месте, оглашая окрестные кусты злобными воплями… Ну, а затем, бормоча под нос проклятья, принялся бродить по кювету вдоль дороги в поисках орудия мести.

Тут вам было не тут, в те времена любой пустырь представлял собой просто Клондайк всяких металлических предметов и других полезных приспособлений.

Обратно участковый возвращался той-же дорогой, в опустившихся на землю, густых сумерках. Сильно задержался отец трех дочерей, видимо нарушители паспортного режима сильно не хотели отдавать кровные.

Звук двигателя милицейского «УАЗика» ни с чем невозможно спутать, поэтому я принялся торопливо закреплять второй конец натянутого стального троса вокруг ствола придорожной акации.

Я не собирался вредить лично жадному милиционеру, лишь нанести ущерб его машине, поэтому трос был натянут на уровне фар вездехода.

Удар по металлу, оборвавший короткий скрип тормозов, раздавшийся у меня за спиной недвусмысленно подсказал, что моя месть свершилась — участковый поздно заметил натянутый поперек дороги, серый от пыли, трос. Я прошел вдоль дороги метров пятьсот, оседлал спрятанный в кустах служебный мотоцикл и спокойно поехал домой — завывание троллейбусов, стремящихся поскорее вернуться в Левобережное депо маскировало характерное тарахтение двигателя «Урала» и я не боялся, что пострадавший участковый что-то заподозрит.

Городской Сельский РУВД

Результат своих усилий я увидел на следующий день — у ворот милицейского гаража стоял, зияя развороченной «мордой», давешний вездеход, а из полумрака бокса раздавались гневные выкрики участкового, старшего лейтенанта Кобоева, который густыми красками живоописывал всем, желающим его слушать, как он вчера чуть не лишился жизни. Зная жадность Кобоева, я сомневался, что он готов дать механикам деньги на ускорение ремонта и запасные части, а значит, как минимум неделю, он не появится в Журавлевке, больно далеко туда добираться без своих «колес».

— Громов! — я не успел вовремя смыться, и начальник службы участковых призывно махал мне с крыльца.

— Николай Владимирович, что-то хотели? — изобразил я любезную улыбку.

— Ты про выборы слышал? — ткнул в меня пальцем подполковник.

— Ну так…- замялся я: — Что-то такое слышал.

— Что-то слышал! — передразнил меня начальник: — Больше политикой надо интересоваться, Громов, а то в голове одна извилина, да и то от фуражки. Кроме пива и баб, ничто вам, молодежи, не интересно.

— Николай Владимирович, меня последние шесть лет учили, что милиция вне политики. Что-то изменилось? — я недоуменно развел руки.

— Иди, Громов. — буркнул Макаров: — А, стой! Короче, с сегодняшнего вечера, с восьми часов и до семи утра, три ночи дежуришь в избирательном участке поселка Садовый. Сегодня приедешь пораньше, познакомишься с главой избирательной комиссии, и приступай. И смотри мне, за все отвечаешь головой. Не дай бог, кто-то похитит избирательные бюллетени…

Я улыбнулся, представив, как ночью коммунисты или «зеленые» из партии «Кедр» проникают в помещение избирательного участка, взламывают сейф, а потом…дальше моя фантазия дала сбой. Я не мог представить, зачем коммунистам, которые в прошлом варианте моей жизни чуть не победили на выборах девяносто шестого года, будут похищать бюллетени.

Начальник как-то неправильно истолковал мою улыбку, очень грозно нахмурил брови и отправил меня на участок.

Частный дом в Тихом Центре Города.

Чем хороша работа милиционера — твоему начальству очень трудно тебя контролировать, особенно в период, когда сотовая связь отсутствует даже, как понятие. Естественно, я не поехал в поселок, а двинулся домой — Ирина должна была заехать на обед после встречи с избирателями. Передвигалась по Городу Ирина на машине, представленной областным отделением партии, да еще парочка молодых помощников ее сопровождала, но, когда я, услышав знакомый звук двигателя, выскакивал из калитки навстречу Ире, по лицу девушки я видел огромное облегчение — Ира продолжала бояться.

— Как наши дела? — я запер калитку, обернулся к замершей за моей спиной девушке и мое хорошее настроение камнем рухнуло вниз. Обычно зеленые глаза Ирины были темны, как ночь, губы подрагивали, но, не от страха, а от злости.

— Что случилось, милая? — я ухватил девушку за талию, преодолев ее попытку вырваться, прижал к себе.

Ира еще пару раз напряглась, но я не выпускал горячее тело, и тогда мне сунули в руку цветную листовку.

На качественной картинке была изображена кандидат в депутаты Городского собрания, доктор Ирина Михайловна Кросовская, запечатленная топлес, с аппетитом поедающая большой тортик с высокой кремовой шапкой, на которой было написано «Медицинский бюджет».

Я пару минут растерянно хлопал глазами, не веря, что оппоненты опустились до такого низкого черного пиара.

— Это еще не все. — Из сумочки появился еще один небольшой плакатик, на котором доктор Кросовская уже не ела. Она призывно улыбалась, а над головой девушки белел жирный заголовок «Встретимся на выборах». Естественно, что форма одежды Ирины не изменилась, красовалась аппетитной грудью честного третьего размера…

Что?

— Погоди, так это же не ты? — я потыкал в район шеи красотки с фотоагитки: — Тут твою голову просто присобачили!

— А мне от этого стало легче? — Ира пару раз стукнула меня маленькими кулачками по плечам, сминая зажатые в руках листовки: — Кто теперь за меня проголосует? Господи, какой позор!

— Да стой ты, не мни. — я аккуратно извлек из рук Ирины плод чьей-то больной фантазии: — Еще пригодятся…

Взглядом, которым посмотрела на меня Ирина после этой, крайне неосмотрительной фразы, можно было и убить, но я стал слишком толстокожим.

— Ты меня позже убьешь, а пока дай, пожалуйста подумать. — я так и застыл посреди двора, бережно сжимая в руке пасквильные листки и уставившись, ничего не видящими глазами, в серое небо.

Первым моим желанием было срочно заказать партию листовок против нашего главного конкурента, в которой…

Десятки разнообразных образов главного врача из провластной партии чередой промчались в моем воображении, потом я увидел картинку, как я, темной ночью, воровато оглядываясь, клею фотографии нашего противника в неглиже на фасады зданий, а рядом сидит Демон, сжимая в зубах ручку ведерка с клеем…

Нет, так дело не пойдет, да и не успею я заказать в типографии наш ответный удар, после чего разместить тираж.

Я помотал головой, разгоняя из головы многочисленные изображения пожилого доктора с лишним весом и без трусов, после чего вошел в дом, и поцеловал сзади в шею, тоскливо сидящую за обеденным столом, Ирину.

— Солнышко, мне надо уйти ненадолго…

— Паша! — девушка порывисто повернулась и схватила меня за руку: — Не уходи, пожалуйста, я боюсь одна оставаться в доме. Подожди, я переоденусь, и меня довези, пожалуйста, в избирательную комиссию, я заявление напишу, что снимаюсь с выборов.

— Не вздумай. — я прижал девушку к себе и зашептал в ухо: — Просто ты выигрываешь эти выборы, а они панически бояться этого. Осталось три дня, после чего все изменится, надо только это перетерпеть.

— Паша, если ты считаешь, что этими словами ты меня успокоил, то нет, не успокоил. Я эти три дня вообще от тебя не отойду ни на шаг…

— Ира, тут такое дело…- я боялся встретится с девушкой взглядом: — Нас, всю милицию, перед выборами, на избирательные участки дежурить отправляют… На три ночи.

Не знаю, каким образом мне удалось купировать истерику кандидата в депутаты — наверное чудом. Пришлось пообещать, что эти три ночи Ира будет ночевать у моих родителей, а папе я дам свою винтовку, чтобы в случае опасности… Да, и Герда будет с родителями ночевать, я договорюсь. Хорошо, я дам тебе пистолет и покажу, как им пользоваться, но в дом моих родителей, где живет моя дочь, ты его не возьмешь. Договор?

— Это что?

— Это пистолет.

— Громов, ты меня за дуру держишь? Я что, не видела пистолеты?

— Ира. Это однозарядный пистолет, замаскированный под авторучку. Видишь, она даже писать может. — я провел кончиком стержня по клочку бумаги и на нем осталась красная тонкая линия: — Но лучше не писать лишний раз, там стержень очень короткий. Если надо выстрелить, снимаешь этот колпачок…

Я ткнул пальцем в пластиковую нашлепку надетую на металлический стержень, после чего продолжил инструктаж: — Но, в принципе, можешь не снимать, только тогда вылетит не только пуля, но и стержень, а также брызги чернил во все стороны полетят. Сбросила колпачок, вот эту загогулину оттягиваешь назад до упора и заводишь ее в этот фиксатор. Стреляешь в упор, с одного-двух метров, направив конец ручки в туловище противника. Для производства выстрела надо вытащить эту фиговину из щели фиксатора. Попробуй смело, он не заряжен.

Я показал разобранную на три части ручку-пистолет и патрон от «мелкашки».

— Давай, попробуй освобождать эту фиговину из фиксатора, чтобы рука не отклонялась.

Двадцать минут моя подруга тренировалась использовать «ручку», подбадриваемая армейскими афоризмами, типа «На людей не направляй», «Считай всегда заряженным», после чего, согласилась отпустить меня ненадолго.

Областное отделение Либеральной партии.

Войдя в помещение, занимаемое Ириниными «партайгеноссе», я понял, что поступил очень правильно, оставив ее дома. Каждый второй присутствующий рассматривал листовку с изображением моей подруги, а каждый первый заглядывал каждому второму через плечо.

— Я что-то не понял, бойцы! — с порога рявкнул я, с трудом сдерживаясь, чтобы не засунуть листовку в рот, сидящему рядом со входом, пареньку из числа волонтеров, что особенно похотливо рассматривал Ирины прелести:

— Вы что, выборы уже слили и теперь руки тренируете? Быстро все листовки сюда покидали!

Я подхватил корзинку для бумаг и пошел по офису, требовательно тряся корзиной перед смущенными молодыми людьми. Один юноша попытался спрятать листовку в карман, что-то бормоча о каких-то правах, вернее, отсутствие оного у меня, на что я больно пнул «декадента» по голени и все-же отобрал образчик вражеской агитации.

На вопли обиженного волонтера распахнулась дверь, ведущая в кабинет областного партийного бонзы и меня поманили туда, где за столом собрались политическая верхушка регионального отделения партии.

— А я считаю надо снять эту сомнительную девицу с выборов! — тряся щеками, разорялся плотный мужчина из числа спонсоров партии, который выдвигался кандидатом в Степном районе области, но по непонятным причинам снял свою кандидатуру с выборов, видимо, из-за белых пятен в биографии. Тем не менее, спонсором партии он остался. Теперь этот кошелек на ножках тихо ненавидел своих, более удачливых коллег по выборам и давал дурацкие советы партийным боссам.

— Ты рот свой закрой, пока я его не закрыл…- меня накрыла черная пелена злобы, я представил. Что он говорил о Ирине до моего прихода, если осмелился в моем присутствии назвать девушку «сомнительной девицей»?

Я сделал несколько шагов в сторону «спонсора», но на мне повисли и не дали сделать дальше ни шагу.

— Да я к стулу свободному иду, сесть хотел…- я отбросил со своих плеч чужие руки и правда, сел на свободный стул: — Этот дядька вредные советы дает, видимо, уже переметнулся. Нам надо уже сегодня…

— Да ты, щенок! — неудачливый кандидат неубедительно рванулся ко мне, старательно делая вид, что ему не дают пробиться в мою сторону коллеги по партии.

— Погоди, Илья Павлович! — отмахнулся от «спонсора» заместитель председателя регионального отделения: — Говори, что ты хотел сказать?

«Спонсор» обиженно хрюкнул и рваться в бой совсем перестал, видимо, на новые транши от него партия уже не рассчитывала, поэтому он перестал быть «неприкасаемым ценным голосом».

— Надо звонить на одиннадцатый коммерческий телеканал и сказать, что кандидат в депутаты Ирина Михайловна Кросовская готова дать свои эксклюзивные комментарии по поводу вот этого. — я потряс в воздухе корзинкой для бумаг, заполненной наполовину помятыми листами. Это реально?

Политбоссы переглянулись.

— Да, это реально сегодня организовать. Сегодня нам уже звонили со всех телевизионных каналов и из десятка газет. А Ирина Михайловна способна…

— Ирина Михайловна способна на многое, в том числе и на беседу с журналистам под камеру. — я обнаружил на подоконнике пакет и стал перекладывать в него изъятые листовки с изображением тела неизвестной девушки и Ирининой головы. Надо уничтожить эти картинки самому, а то партийные помощники все картинки обратно растащат, уж не знаю, с какой целью.

Студия одиннадцатого (коммерческого) канала Городского телевиденья.

— Ирина Михайловна…- глаза популярной излучали блеск и азарт: — Я с моими коллегами очень благодарны вам, что вы нашли в себе силы прийти к нам в студию и дать свой комментарий к этому вопиющему случаю, доселе неизвестному в политической жизни нашего Города. Скажите, какие чувства испытываете вы, глядя на эти фотографии — стыд, боль, досаду. Собираетесь ли вы снимать свою кандидатуру с выборов и что вы на прощание скажете своим бывшим сторонникам из числа избирателей.

— Спасибо за ваш вопрос. — Ира коротко кивнула, даже не посмотрев на ведущую, не отрывая спокойных глаз от объектива камеры.

Не знаю, какой ценой она сохраняла видимое спокойствие, но, пока это ей удавалось.

— Как кандидат в депутаты я испытываю недоумение и стыд. Недоумение от того, что кандидаты в депутаты городского Собрания нашего замечательного Города, в гонке за кресло муниципального депутата опустились до уровня какой-то средневековой Италии, где зарезать или отравить более удачливого конкурента было нормой, подсунуть своему противнику сифилисную куртизанку, а сифилис в те времена, поистине, был смертельным заболеванием… Так вот, подсунуть больную куртизанку своему коллеге считалось высоким искусством, а обвинить соперника на выборах в колдовстве, с последующей казнью последнего, было доблестью. Так вот, я испытываю стыд от того, что мои соперники по выборам так топорно работают, просто на уровне ученика первого класса.

— Обратите ваше внимание! — Ирина подняла руки с зажатыми в них, слегка помятыми, листами агиток, повернув их прямо в объективы камер: — Как видите, на этих изображениях, между моим лицом, и телом неизвестной мне девушки с замечательной фигурой, на месте, где должна быть шея, какое-то темное пятно. Оттенки кожи неизвестной девушки и моим лицом совершенно разные, что видно невооруженным глазом и говорит о низком уровне изготовления этих подделок. В качестве исходного материала этого, так сказать, коллажа послужила часть фотографии со стенда «Лучший по профессии», что весел в фойе подстанции Скорой помощи центрального района, где я последние годы работала.

Ира вытащила из сумочки фотографию, где она была одета в синюю куртку врача «скорой помощи».

— Это моя фотография, а фотография со стенда, я уверена, со стенда исчезла и стала частью вот этих вот листовок. Где недобросовестные конкуренты взяли фотографию этой девушки, я не знаю, скорее всего, со станиц тех самых журналов, что не принято рассматривать в присутствии кого-то. Кто это мог сделать? — Ира повернулась к ведущей: — Древние римляне говорили «cui prodest» — Ищи, кому выгодно. Я думаю, что любой избиратель нашего города прекрасно понимает, кому могла быть выгодна эта провокация. И вероятно, она бы удалась, если бы не топорный уровень исполнения этих листовок.

Ирина развернулась, направив свой взгляд прямо в объектив камеры:

— На этом я хотела бы закончить свое выступление. В конце которого хочу обратится к телезрителям. Милые, родные земляки! Жду вас всех на выборах и призываю голосовать сердцем.