Сельский стражник

Глава 15

Глава пятнадцатая.

Зять — не хрен взять.

Ноябрь 1994 года.

Территория поселка Клубничного. Опорный пункт милиции.

— Ну что, Дима, будем заканчивать. Подписывай протокол и на сегодня все.

Я, преодолев брезгливость, просунул через прутья решетки папку с протоколом явки с повинной, дождался, когда Дима распишется сам, растолкает вновь задремавшую Таню, и заставит расписаться ее во второй «явке», после чего забрал бумаги и полез в пакет, висящий на вешалке. Сейчас БОМЖи получат свою вечернюю пайку — две четушки водки, половину буханки хлеба и половину «палки» копченой колбасы, которую я лично порезал, после чего, выпив и закусив, гражданин и гражданка завалятся спать и проспят до самого утра, а завтра я вызову наряд и отправлю голубчиков в спецприемник, где их отмоют, постригут, выведут живность и попробуют полечить, в меру наличия медикаментов и желания местного фельдшера, ну а потом я в темпе займусь второй парочкой, что сейчас лежит в больнице. Мне от них, по большому счету, нужны только подписи на, уже готовых протоколах. Лишь бы эти доходяги не успели помереть до того, как ими займется следователь, а тот там с «ливером» у одного из болезных очень плохо. Скажете, что я рассуждаю, как последняя сволочь и вообще, держу людей в клетке, позабыв о их базовых правах, ежеминутно совершая тяжкие преступления? Да плевать мне на ваше мнение, граждане. Я в режиме, что каждый мой шаг может быть расценен как состав статьи уголовного кодекса живу уже шесть лет, как, впрочем, и любой мент в нашем государстве. Жалко вам эту парочку, что ссорится за решеткой, обвиняя друг друга в каких-то старых обидах? Ну да, лучше, если бы они не сидели в моей, совершенно незаконной камере, а топили печь на чьей-то вскрытой даче, причем сжигая в печи хозяйскую мебель, так как искать дрова им тяжело и лениво. А потом бы спалили бы эту дачу, как и предыдущую, в прошлом году… Но, зато права человека, предусмотренные «Всемирной декларацией…» были бы соблюдены. А самое смешное, что мне за мою работу не скажут спасибо ни эти БОМЖи, которых я пою и кормлю за собственный счет, но и бабки, кражи с дач которых я раскрыл. Сейчас этих бабок начнет вызывать на допросы следователь, потом придет повестка из суда, что надо явиться в судебное заседание, дать показания, а заседание, скорее всего, перенесут, и хорошо, что кто-то из бомжей доедет живым до колонии, и пойдет на местное производство, займется там хоть какой-то работой. Тогда старухи получат переводом из колонии в возмещение материального ущерба, рублей триста… на всех.

Я внимательно осмотрел опорный пункт, все ли в порядке, проверил наличие в «камере» «параши» в виде мятого ведра и канистры воды из мягкого пластика, закрыл форточку и отключил один из электрических нагревателей. Да, ночью в помещении станет прохладней, но мои «гости», облеченные в многочисленные тряпки, вполне себе проспят до утра, а там я их и отправлю, после чего приступлю к дезинфекции помещения в общем и «камеры» особенно…

Где-то в Городе.

Гражданина Чебрикова Антона Алексеевича, проходившего у меня под псевдонимом «Зять» я взял под скрытое (и совершенно незаконное) наблюдение у областного отделения Либеральной партии, которое он покинул в конце рабочего дня.

Попрощавшись на крыльце с каким-то «товарищем по партии», месье Чебриков, в сопровождении здоровенного телохранителя, одетого в черное просторное пальто из толстой кожи, проследовал в большой, темно-зеленый джип, который самодовольно рыкнув двигателем, выкатился со стоянки, не обращая внимание на поток автомобилей, мчащийся по главной дороге. Мой «Ниссан» стоял на обочине главной дороги, поэтому я без проблем пристроился за громоздким «японцем», держась через две машины за транспортом объекта.

Через пять минут джип припарковался на тесную стоянку при ресторане «Гуру». Выскочивший из будки охранник натянул цепь, отсекая территорию, захваченную рестораном в центре Города, наплевав на все «красные линии», предусмотренные градостроительными правилами. Из джипа выбрался телохранитель, покрутил маленькой головой на бычьей шее, после чего открыл заднюю дверь машины и помог вылезти Зятю, после чего оба проследовали в ресторан, дверь которого услужливо распахнул швейцар с бордовом пальто с золотыми позументами.

В принципе, в реалиях нового времени мне следовало пройти через черный вход и кухню ресторана, надев предварительно черную маску с дырами для глаз, завалить из пистолета телохранителя, а потом и Зятя, после чего уйти, но я задавил в себе это желание.

Припарковавшись у кабинета нотариуса, расположившегося напротив ресторана, я разложил сиденье и приготовился к длительному ожиданию. Чтобы не уснуть, выключил двигатель и через десять минут в салоне похолодало.

Зять вышел из ресторана примерно через час, залез в машину, принял от здоровяка –телохранителя небольшой чемоданчик… Уже стемнело, и «дипломат» я смог разглядеть только благодаря, блеснувшим в свете фонаря, металлическим уголкам.

В ресторан мой объект и его телохранитель заходили, не имея ничего в руках, и вряд ли в дорогом ресторане располагается лавка по продаже кожгалантереи. Логичнее предположить, что депутат Чебриков получил взятку, уже начав торговать возможностями, вытекающими из его должности.

Ладно, самое дорогое в наше время — это информация, поэтому я пристроился в хвост джипу и покатился по улице в сторону «Колизея». Судя по всему, жил объект в обычной девятиэтажке, правда кирпичной.

Телохранитель зашел в подъезд перед своим подопечным, и я, припарковавшийся у соседнего дома, бросился через заснеженный двор, матерясь на, мгновенно промокшие, ноги.

Я заскочил в подъезд (эпоха домофонов еще не наступила), прислушался к звукам жилого дома. Кабина подъемника гудела где-то наверху, быстро приближаясь. Я шагнул за угол, прижавшись спиной к, крашеной темно-зеленой краской, стене.

Из приехавшего лифта шагнул массивный гражданин в кожаном пальто, и не глядя по сторонам, шагнул к выходу из подъезда, а через пару секунд на лестничной площадке появилась сгорбленная старушка в теплом платке и поношенной мутоновой шубе.

Старушка на ходу плюнула в спину удаляющегося мужика, вполголоса выругалась матом и тут-же перекрестила свой рот… Почувствовав мой взгляд, пенсионерка резко повернулась и…покраснела, прям, как молодая девица.

— Бандит у нас в двадцать пятой квартире живет, и дружки у него, как есть, бандиты, спаси Господь. — после этого бабуля засеменила в сторону улицы, ну и я не стал задерживаться. Выглянул из подъезда, заметив удаляющуюся корму джипа, и старушку, «сцепившуюся языками» с какой-то сверстницей. Я пошел в противоположную от женщин сторону, обошел по большому кругу двор и сел в машину, после чего поехал в сторону поселка Клубничный — у меня оставалось еще пара часов для приема населения.

Поселок Клубничный. Крыльцо опорного пункта.

— Ты оху…л? Я таких чертей не повезу. — водитель «дежурки», присланной из РУВД просто встал грудью перед распахнутой дверцей «собачника», прямо, как в сорок первом году под Москвой, разглядев выведенных на крыльцо пассажиров.

Ну да, выглядели БОМЖи мягко говоря, непрезентабельно, даже для своей социальной группы, а уж несло от них, несмотря на уличную свежесть…

— Даже не уговаривай! — продолжал блажить водитель, удивленно глядя на меня, раскрывающего папку со служебными бумагами: — Вон, на своей их и вези… Эй, ты что делаешь?

— Акт составляю, что ты отказался забрать жуликов…

— Да ты гонишь! Скажу, что никаких жуликов я в глаза не видел…

— А вон у меня активисты-комсомолочки сидят, они в акте распишутся и при любой проверке подтвердят, что ты отказался задержанных доставить в отдел милиции…- я махнул в сторону крыльца магазина, где нахохлившись сидели несколько местных бабушек и внимательно наблюдали за нами.

— В общем, там следователь ждет задержанных, я при свидетелях тебе их передал. А если ты сейчас отпустишь людей, что за два года половину поселка обнесли, то я тебе не завидую — эти бабки тебя хоть где достанут и с живого не слезут. А бомжи, если сейчас уйдут, ты их не найдешь никогда. Так что решай.

Я прошел мимо тупо стоящих у крыльца бомжей и зашел «опорник», плотно прикрыв за собой дверь.

Пять минут с улицы, несмотря на двойные рамы, доносился сочный, отборный мат, потом грохнула дверь «УАЗика», взревел двигатель и мимо крыльца проскрипела по снегу машина. Я вышел на крыльцо. Вдалеке сердито рыча движком, удалялась милицейская «дежурка», бомжей нигде не было видно, на крыльце, уже занесенные снегом, сидели и сердито поглядывали на меня, мои активистки.

— Забрал он их?

— Забрал.

— Ну тогда прошу ко мне, чаю попьем, я из города свежий рулетик прихватил.

Пока старушки пили чай с клубничным рулетом, недовольно морща носы на повисший в помещении, густую вонь, и обсуждали, что в поселковом магазине сроду не было таких свежих рулетов, и, кроме «просрочки», тут ничем не торгуют, я заливал и засыпал пол в металлической клетке всей бытовой химией, которая только обнаружилась у меня дома. Вечером Иринка устроит мне выволочку — из чистящих и моющих средств дома осталось только кусок хозяйственного мыла и зубная паста. Пусть пару дней постоит эта убойная смесь, а потом я смою все большим количеством воды. Если даже пол после этого сгниет, мне по большому счету все равно, я всерьез рассчитываю после Нового года навсегда распрощаться с поселком Клубничный, тем более, что до весны жизнь в нем замирает, пока окрестности вновь не заселят многочисленные дачники. Сегодня заеду в РУВД, узнаю у следователя, нужно ли мое участие в расследовании всех этих многочисленных краж, а потом у меня будет, по моим расчётам, пара дней, чтобы продолжить слежку за Зятем. Мне необходимо было до декабря установить его слабые места и скомпрометировать его, чтобы от него, как от чумного, шарахались все знакомые и незнакомые.

Сегодня, после праведных трудов на ниве политической борьбы, Антон Алексеевич по вечернему времени посещал баньку. Сауна, перед которой припарковались десяток машин, находилась в одном здании с Общественными банями номер шесть, третий год находящимися в состоянии капитального ремонта, завершение которого входило в наказы избирателя депутата Дорожного района, от которого и избрался Зять. Я об этом случайно в газете прочитал и долго смеялся. Среди наказов избирателей разных округов ремонт общественных бань занимал значительное место. Но у господ, что собрались сегодня в заведении под вывеской «Сауна», был отдельный вход, и очевидно, неустроенность и разруха общественной бани его касались мало. Я припарковал свою «копейку» возле зарослей молодого клена и пробежался глазами по стоянке. Интересно, если забить чем-нибудь вон ту трубу, из которой валил черный дым, через сколько минут посетители бани полезут на улицу, как тараканы?

От активных действий меня при удерживали огоньки сигарет,

Что периодически вспыхивали возле машин, видимо, большинство посетителей приехало со своими водителями-телохранителями, в присутствии которых, лезть на крышу сауны с замасленной фуфайкой из багажника, что заткнуть оной фуфайкой трубу, было неудобно. Поэтому пока я ограничился фиксацией государственных автомобильных знаков, которые мог разглядеть в темноте, не вылезая из салона и не привлекая ничьего внимания. Будем завтра «пробивать» машины, выяснять данные владельцев и устанавливать связи Зятя.

Девочек в баню привезли примерно через час, и я понял, что смысла оставаться дальше нет, никакого толка не будет.

Территория Завода. Здание заводоуправления.

У кабинета директора я сидел уже сорок минут, прислушиваясь к ругани, время от времени доносившейся через плотно закрытые двери.

Неожиданно двери распахнулась, и на пороге кабинета появился растрепанный и вспотевший Антон Владимирович Рохальский, заместитель генерального директора Завода по экономике.

Он шагнул из двери, но, что-то вспомнив, обернулся, но из глубины кабинета прозвучало:

— Владимирович, если не тянешь, то лучше уходи сам, я все сказал.

Покрасневший зам по экономике сдержавшись, осторожно прикрыл двери и, не глядя на посетителей, замерших, как соляные столбы, пошагал к выходу, да так шустро, то я догнал его только у лестничной площадки.

— Антон Владимирович, что случилось?

Заместитель было отмахнулся, но, видимо желание сбросить напряжение было слишком сильным, он спустился на площадку между этажами, подрагивающей рукой достал пачку «Интера», со второй попытки вытащил сигарету и вставил ее в рот.

— Андреевич КТУ режет всем цехам…

— Понятно.

КТУ или «Коэффициент трудового участия» составлял практически половину заработка работника Завода и был, в отличие от оклада, подвластен директору. Формально, конечно, это было не так. Каждый цех или участок получал, функционируя на условиях хозяйственного расчета, «зарабатывал» ежемесячно определенную сумму денег, из которых вычислялись расходы на материалы и оборудование, общецеховые и прочие расходы, а оставшуюся сумму, за минусом окладной части, индивидуально распределял совет бригадиров, определяя степень участия каждого работника в достижении результатов, после чего все эти расчеты утверждались подписью генерального. Ожидаемо, что став директором акционерного общества и немножко совладельцем, Григорий Андреевич приступил к увеличению своего пакета акций, первый этап которого предполагал ухудшение материального положения сотрудников. Мало того, что задержка заработной платы увеличилась с шести месяцев до семи, так директор принялся правдами и неправдами резать размер КТУ, требуя от заместителя по экономике увеличения коэффициента общезаводских расходов, а вот Антон Владимирович, будучи человеком честным, насколько может быть честным человек на такой высокой должности, этому, экономически обоснованному, грабежу пытался вяло сопротивляться.

Постояв с нервно курящим заместителем по экономике и искренне ему посочувствовав, я решил встречи с генеральным сегодня не добиваться, а подойти к нему попозже, когда его настроение будет более позитивным.

Бумаги, требующие подписи были, конечно, в пользу Завода, но были нюансы, а вот захочет ли генеральный услышать и принять эти нюансы — оставалось большим вопросом.

Наскоро «накидавшись» в столовой завода жареным минтаем с водянистой картошкой, я как раз успел в началу обеденного перерыва в областном отделении Либерально партии, и теперь наблюдал, как из распахнутых дверей выходили местные партийные чиновники. Зять появился в числе последних, подошел к своему джипу, тарахтящему на холостом ходу. С водительского места выскочил давешний телохранитель, попытался открыть хозяину заднюю дверь, но Зять помахал рукой, сел на водительское сидение, а охранника отправил куда-то, сунув ему в руку какую-то купюру, как бы не десять долларов, после чего, человеческая громада в кожаном плаще двинулась прочь, одновременно рассматривая вывески, попадающихся на его пути, заведений. Не думаю, что Антон Алексеевич был искренне озабочен соблюдением режима труда и отдыха своего бодигарда. Напрашивается мысль, что Чебриков собрался ехать туда, где лишние глаза совсем не нужны.

Я завел двигатель, выжал сцепление и…подскочил от неожиданности, чуть не пробив головой потолок салона «копейки». В тот момент, когда я собирался стартовать вслед за удаляющимся джипом, в боковое окошко вежливо постучали.

Я, обмирая обернулся — у машины стояла Ирина.

— Бля! Прыгай скорее, а то уйдет! — в азарте крикнул я и «копейка» забуксовала по снегу раньше, чем Ирина закрыла дверь.

— Ты что тут делаешь?

— Не мешай, а то упустим! — я вертел головой, одновременно бросая машину вперед, чтобы успеть проскочить светофор, держать заднюю полусферу через зеркальце и не упустить темно-зеленый силуэт впереди.

Ирина пыталась дуться, но через несколько минут поняла, что меня это не особо волнует — движение на городских дорогах сегодня было сложным и рваным, и мне было не до обид оскорбленной женщины.

— Мы за кем гонимся? — Ирина сменила гнев на милость.

— За твоим другом — Чебриковым.

— Зачем?

— Надеюсь, сейчас увидим…

— То есть ты едешь, не зная, зачем едешь?

— Да, такая работа, так бывает. — я прижался в бордюру, не веря в свою удачу. Джип притормозил перед нами, и молодая девушка в коротенькой кожаной курточке с лисьим воротником, что ловко, видимо не в первый раз, заскочила в высокий салон дорогого автомобиля.

— А это кто? — потребовала у меня ответа Ира.

— Я откуда знаю, но, надеюсь, что не жена.

— Не, точно не жена. Я ее три раза видела, она на три размера толще и вообще, крашеная блондинка… Я их, с Чебриковым, на приемах видела.

Четырьмя часами позднее. Сердце Города.

— Ну скоро? — Ирина раздраженно ткнула меня в бок пальцем. По ее мнению, это было нежное тактильное прикосновение, но если это происходит в тридцатый раз подряд, то ощущения становятся несколько неприятными. Я в десятый раз поклялся себе не брать больше подругу с собой при выполнении милицейских задач, и молча отодвинулся на максимально возможную в тесном салоне «копейки» дистанцию. Вообще-то я тоже уже устал, что уж говорить о молодой женщине. Сначала мы два часа сидели под окнами какой-то панельной «хрущовки», то есть, как мужчина Зять выступил молодцом, а потом сладкая парочка переместилась в самую модную пиццерию Города — «Открытый дворик», и мы, мучаясь спазмами в желудках, голодными глазами наблюдали за любовниками через широкие окна. Наконец, Чериков рассчитался, молодые люди вышли, жарко поцеловались, мужчина влез в машину и укатил, а девушка пошла по проспекту в сторону входа в метро.

— Ты что сидишь, он же уезжает? — Ирина эмоционально подпрыгнув на сидении, попыталась ткнуть меня в бок, но я был наготове и подставил бок.

— Посиди, я сейчас…- я выскочил из машины и побежал вслед стройной фигурке.

— Девушка, подождите, милиция…- я догнал хорошенькую брюнеточку и заступил ей дорогу.

— Какая милиция? — девушка напряглась.

— Я просто заметил, что у вас деньги выпали. — в моей руке появилась пятитысячная купюра.

— Ой, правда! — изящная ручка в красными коготками цепко вцепилась в бумажку: — Спасибо!

— Одну минуточку, вы мне должны расписочку написать, что я вам деньги вернул. Какой — нибудь документик с собой у вас имеется?

Красотка колебалась ровно три секунды, потом из изящной кожаной сумочки извлекли паспорт.

— Я быстро переписал в блокнот данные девицы.

— Вы где проживаете?

— Вам прописку или фактический адрес? — девушка, предвкушая конец процедуры, очаровательно улыбнулась.

— Лучше фактический. — я превратился в одно, сплошное ухо.

— Отлично. — я заскочил в салон, зябко потер ладони и взялся за руль.

— Ты что, ей деньги дал? — на меня в упор смотрели темно-зеленые, сердитые глазища.